Не психи...

           Штабная М-ка медленно катила по просёлочной дороге в сторону реки. Слева шелестела на ветру пожухлыми листьями неубранная колхозная кукуруза. Некому, да и незачем. А справа, до самого леса зеленел луг. Частые дожди в августе не давали ему шанса изменить свой природный цвет. Луг «буянил» разноцветьем однолетних трав, отвлекая от тяжёлых мыслей. Неожиданно Чайка увидел довольно большую группу людей в белых одеждах. Подъехав поближе он понял, что перед ним люди не совсем обычные. Мужчины были одеты в белые летние кальсоны и рубашки с завязочками, а большинство женщин в длинные лёгкие ночные рубашки. На некоторых были толстые больничные халаты, белые чепчики или платки. Часть из них бесцельно бродили по полю, сбивая босыми ногами одуванчики, но далеко не уходили и держались группой. Молодой мужчина лежал на спине, плавно забрасывая себе за голову руки и, не синхронно отталкиваясь ногами… Он плыл. Плыл, среди белых ромашек, жёлтого зверобоя и нежно голубых васильков. Один старичок подпрыгивал на одной ноге, весело смеялся и падал, подпрыгивал, смеялся и падал…

                - Останови, сержант, - попросил Чайка и вышел из машины.

             Его внимание привлекла одна молодая женщина в длинной до пят рубашке с зелёными пятнами на коленях и спине. Она изображала балерину… И это у неё хорошо получалось. Осанка, постановка рук и ног говорили о её хореографическом прошлом. Она грациозно поднимала и опускала руки, имитируя крылья нездешней птицы. Становилась на цыпочки и описывала круги вокруг пожилого седовласого мужчины. А мужчина, с давно не чёсанной седой шевелюрой, одетый только в одни кальсоны желтоватого цвета, эмоционально жестикулировал, изображая дирижёра. Он был худ и бледен, глаза закрыты, лицо нервно напряжено, а в его руках, вместо дирижёрской палочки, матово поблёскивала обычная алюминиевая столовая ложка.
 
             Сержант тоже вышел из машины, закурил и, улыбаясь, смотрел на этот бесплатный концерт "поломанных" жизнью артистов. Майор не улыбался... он как-то растерянно наблюдал за этими людьми с безмятежными лицами, и только плотно сжатые губы и желваки, булыжниками перекатывающиеся по скулам, говорили о его внутреннем состоянии.

                - Это психи из дурдома, товарищ майор. Их из Воронежа привезли и поселили в местном санатории. Персонал разбежался, но они так тут и живут. Комдив распорядился всех на довольствие поставить. Вот… кормим, - шумно выпуская дым, снисходительно объяснил шофёр штабной машины.

                - Они не психи, сержант. Они – больные люди. Психи это мы, если допустили такое, - жёстко ответил майор, - поехали.

               До расположения 22-й отдельной штрафной роты ехали молча.

 (Отрывок из романа "АНГЕЛЫ ШТРАФНОЙ РОТЫ")