письма с северного фронта

(или маленькая бездарная поэма)




                Вовке Таблеру,
                Сереже Слепухину и
                еще одному человеку


* * *

под старость страсть как хочется любить
не столько быть любимым сколько быть
тем донором что отдает избыток
но кровь уже тверда а разум жидок
янтарная но все-таки смола
страдаешь как шпион – из-за угла
и смотришься как страшный пережиток
как перечень ненужного добра


три дня в феврале

третий день не раздвигаю шторы
это утро ль вечер вечность что ли?
снова говорят: пришел инфаркт
как за февралем приходит март

я спокоен... значит пешеход
этот ваш летательный исход?
значит никуда мы не летим
даже если очень захотим?
а потом за тридевять земель
унесет меня к себе апрель
там сирень сиренью зацветет
там песок прогреется до скал
там в иголках сосен запах вод

и портной мне что-нибудь сошьет
с помощью естественных лекал –
берег это тоже горизонт
море это тоже вертикаль


с чукотского

моя люби твоя
твоя люби другого
китовый ус в корсет
в запас херовый жир
два чума на краю
отечества земного
и между ними свет
а между нами мир

два чума на краю
обрыв судьбы и связи
машина для житья
во льдах погрязший рим
и черен на корню
но серебрист как завязь
но я люблю тебя
но ледовитый дым...


* * *

денег осталось на хлеб и на воду
лучше б – на водку
лучше бы спиться

снова влюбиться
и радовать бога – это работа
для тех кому 20 а мне – прибавь 30

так уж сложилось
бычок так качался
танечка в луже
мячик – не нужен

сказки кончаются пиром с усами
пишем их – сами
люди кончаются кожей и рожей
так решил боже

я не кончаюсь останусь природой
капелькой – в воду

море приветственно встретит
капустой с селедкой...

лучше бы водкой


кабинет

вот  –  кот
желудок одетый в серебряный пух
глаза азиата чей дух
бессмертен

cидит в коридоре и метит
не в будды  –  следы траекторий
сожженных калорий
ведут в ресторан на буфете

соседи –
старушки (которая слева глуха
которую справа не видел пока
но из-за стены гремит музыка
она и сейчас на концерте –
трясутся вокалы в буфете)

хозяин
заходит раз в месяц когда меня нет
подходит к буфету и там под тарелкой
находит квартплату и плату за свет

вот  –  таблер и нэлька
мы с ними не виделись тысячу лет
зато  –  интернет

а Та Кто на фотке...

вот соль и щепотка
рассыпана на пол  –  оставила дочка
когда навещала любимого папу

вот телеведущий малахов и ну его наху

вот томик прелестных стихов пастернака  –  кумир
и место пустое в буфете на полке где некогда высился кушнер...

интересно

кто первым из них догадается о том что я умер?


в треуголке

. .... .....
....


рыжее письмо

говорил громко – вполголоса
спал тихо – вполсна
а на северном полюсе
наступала весна

таял снег
из-под него рыжие
как веснушки росли стихи...

ты меня никогда не слышала
и не знала таким?

представляла седым и маленьким
и поэтом по долгу лет
но слова – это лишь проталины
а любви без веснушек – нет


про любовь (белым по белому)

даже если наизнанку вывернусь я
не заметишь и подумаешь:
 – дерево...

все медведи у тебя – ливерные
все сиянье у тебя – северное

...написал и – ручку отбросил
надо ль еще каких-нибудь слов?
дальше не я пишу

пишет про осень
мой борзописец и сторож орлов

"этот ноябрь пережить невозможно
будет поскольку и холод и злой
гном суицида забрался в сторожку
и не покинет пока я живой
мылит веревки мои бельевые
без одной ножки принес табурет
снял с крюка люстру и шарит на вые
маленький шар вырубающий свет
в общем – нет выхода!" пишет орлов

все что хотела ты знать про любовь?

...реют алея младенцы нагие
словно амуры
на реях


с финского

у меня под сердцем финка
у меня на сердце камень
камень свалится на финку
финка охнет и умрет
чтобы это не случилось
камень я держу руками
пусть сидит под сердцем финка
я живой – покуда жжет


из бальмонта

она читает бальмонта коту
и кот урчит от каждого бальмонта
ремонт житья отложен? ну и пусть
да и не надо этого ремонта

"Когда луна сверкнет во мгле ночной
Своим серпом, блистательным и нежным,
Моя душа стремится в мир иной,
Пленяясь всем далеким, всем безбрежным..."

в ее квартире жил когда-то – он
не бальмонт нет не байрон не вергилий
простой мужик каких не миллион
а миллиона три или четыре

"...К лесам, к горам, к вершинам белоснежным
Я мчусь в мечтах; как будто дух больной,
Я бодрствую над миром безмятежным,
И сладко плачу, и дышу – луной..."

теперь здесь кот живет девятый год
он был ничей – теперь ничей но сытый
да и она ничья (ведь кот – не в счет?)
и жизнь – ничья как следствие гамбита

"...Впиваю это бледное сиянье,
Как эльф, качаюсь в сетке из лучей,
Я слушаю, как говорит молчанье..."

она судьбой довольна – хоть убей
но ежели и впрямь невмоготу
зачем ему об этом знать – коту?

"...Людей родных мне далеко страданье,
Чужда мне вся земля с борьбой своей,
Я – облачко, я – ветерка дыханье..."

она умрет сегодня и бог с ней


* * *

на реке рассвет веет ранней весной холодом
да и летом та же вода не желает хранить тепло рук
я не друг тебе правда если долго морить врага голодом
может враг оказаться намного вернее чем преданный друг
разбежались враз разошлись как баржа и сволочи
неподъемный для сердца груз по реке пошел беглым мертвецом
ты могла бы быть мне ну очень плохой но безумно любимой дочерью
я бы мог тебе стать очень дряхлым но очень твоим отцом



непрощенное воскресение

в общем-то я виноват что жив
точнее – тогда не умер
письма пишу – надо же!
и в трубке еще зуммер

я не смеюсь – есть вина
в каждой такой детали:
вмещаю тебя как особняк на
улице антакальнио
но это лишь по рабочим дням
а по вечерам и прочее –
я виноват – живу как атом
всюду где ты...

(точка здесь)

в общем-то – да моя вина
полное тут согласие
только прости – мертвым я
был бы тебе опасней

в общем-то – да моя вина
маюсь с шипом в шее...
только прости – мертвый я
был бы тебе страшнее



берег солнца

из тех медуз что сохли на песке
мой выбор пал на самую сухую
едва напоминвшую медуз
скорее – только контур и лучи
внутри его (как шрамы на виске
адепта фехтовального искусства
на день второй в гробу) ее скелет
напомнил иероглиф или слог
системной фразы yi wang chyng shern
которую я выучил не зная
к чему приводит знание ее
зато теперь мне ведомо откуда
(и что сказать дотошливым славянам)
ведет свой род и племя мой скелет
 – из тех медуз

*

и это песок? что за влажное слово: песок
и это волна? повторяю: вольна – не вольна...
такая вот гладь – хочешь смейся а хочешь погладь
ту сосну ту скамейку ту лодку ту нервную клетку
в которой живет обожженное сердце улитки
(чур в домике – здесь не проходит)
да здесь и ничто не проходит
здесь все остается таким каким больше не будет
здесь все остается – сосна и скамейка и лодка
и два человека один из которых улитка
второй из которых чур в домике и не вернется
здесь все остается таким каким меньше не будет


любовь

так щенок не глядит да и женщина так не смеется
а на солнце нет пятен я сколько искал не заметил
и вообще что за дикость любое сравнение с солнцем?

светит так шелковица когда ее трогает ветер
и откроется плод черным блеском пьянящий и резко
я хмелею и млею от этого страшного блеска...

креативно сказал? вот и ладно – оставим потомкам
остальные сравнения чтоб не зарылись в верлибрах
в рифме все же есть краски которых в природе не сыщешь

рассыпаюсь на серое
и не могу возродиться
гасну как апельсин в холодильнике после надреза

и щенок мой истерзан
настойка горчит шелковицей
а на женщине – осень и мнется и трется и длится...

*

так улитки хрустят только женщина так и не плачет
а на солнце нет нищих – они бы сгорели и только
я наверное слишком несладкий подсолнечный зайчик

креативно сказал? вот и ладно – положим на полку
остальные слова ты и этим сыта до отрыжки
вельми слишком

рассыпаюсь на плоское
и направляюсь на паперть
говорят что отрекшись туда направлялись монахи

и блаженство на взмахе
на первое времечко хватит
а на женщине – платье и нет ничего кроме платья



с вулкана

ах мой милый августин
что же ты опять один
все прошло  –  все?

твой вулкан Эйяфьятлайокудль
отстрелялся и заснул –
спекся

вновь растить исландский мох
блох ловить в своем паху
лав иссяк

эх мой милый августин
все пустяк лишь наверху
пепел в облак

ах


* * *

когда освободишься от любви
поэзия окажется ненужной
вот банка с одиночеством внутри
вот бабочка с усердием натужным
в нее переместится и умрет
заполнив пустоту своею массой
и так легко что слов не достает
из некогда словарного запаса


видимо жизнь

таблер рулит
увозя на седле и себя и чужую зарядку
от телефона –

вчера мы как бабы ругались
наверно решил отомстить

ну и пожалуйста!

жить в темноте тишины
мне не скушно и очень знакомо
думать наощупь наощупь общаться и видимо жить

таблер увозит зарядку так взял бы с собой и гантели и гирю!

взял бы ту фотку
и ношу написанных прежним орловым стихов

взял бы орлова с собой! потому что в оставленном мире
видимо жить в темноте без зарядки не сможет орлов

таблер оставил подушку и снес на ковер двадцать центов
тоже мне курица! всюду где квохчет  –  снесет

радует то что к старушке соседке не снес своим храпом несущую стенку
а ведь пытался но вовремя сник и наверно оставил попытку на следущий год

снова приедет?

мы выпьем за то и конечно же выпьем за это
морду зарядке набьем чтобы впредь оставалась со мной и не шастала в таблера кожаный черный от блеска тяжелый и нудный портфель

где-то рулит он теперь да и я теперь видимо где-то

видимо как-то живу...


маленькая бездарная поэма

в нагано сушь
в рейкьявике тоска
в милане сара б. играет тоску
начало века – новый пьедестал
и новая игра в систему роста
едва ль ты собираешься к одру
скорее в разлюли на тарантасе
на голову растоптанный картуз
и тройка лет как минимум в запасе
куда ж нам плыть? японская война
россия так близка что не видна
сойти с ума от ни конца ни края
но все равно закончится китаем
чадит вулкан от скандинавских стран
как скушно коль на всех один вулкан

в нагано сушь
в америке не ждут
зато есть шанс быть нищим но счастливым
в испании и собирать оливы
для тех парней что те оливы жрут
ходить полуголодным но в реале
болеть на стадионах за реалы
а не херней как я stradaju тут
за кров и жрачку предлагая труд
улыбчивым потомкам калевалы
испания! благослови маршрут
отпетому поэту маргиналу

(в мадриде я увял за пять минут
мне тошно знать что я тебя не встречу
любимая)

начало века
вечер

я снова жду заветного звонка
в том месте где собор заметен – вот он
где тощая фригидная река
облизывает эти берега
с неторопливой явной неохотой
где солнце утомленное зевотой
являет символ моего мирка
где центр вселенной всех кто ждет
к тому ж
заряжена стеклянная повозка
яичной скорлупой...
в нагано сушь
в рейкьявике тоска
в милане тоска