Бог и библиотекарь 6 - Смена кадра

Разговор закончился. Его темы не исчерпались, даже дна не видно, но где-то есть кнопка «стоп», и она сработала вовремя: Францишек еще не пытался себя убить. Как сказали бы в редакции Psychologies, на этом можно строить. Так бы и сказали. Точняк.

Согласен, впрочем, беседа человека с потусторонним ящером выглядит экстравагантно. Даже с сюсторонним, если честно. Встречаются, конечно, ребята, которые и не такое откалывают. Если долго находиться в пустыни… В общем, разное бывает, не нам судить.

Мы-то и застали только конец:

– Это правда? – спросил Францишек.

– Лучше тебе не знать.

– Да ладно!

– Потеря иллюзий ведет к отчаянию, – назидательно молвил «ящер».

– (Непечатное.)

Слово растворилось в тенях. Волс даже не повел ухом[1]. Слова тем и хороши, что не оставляет следов. Разве что, в душе какого-нибудь паршивца, не умеющего притвориться бесчувственным. Полжизни нас учат придавать им значение, а другую половину – их игнорировать. Как тут не запутаться?

Волс продолжил молча парить. От телевизора – к гладильной доске, от нее – к кровати… Словно тощий воздушный шарик, оставшийся от детского праздника.

Францишек взъерошил пальцами волосы, вздохнул и встал, чтобы приготовить ужин. Не включая свет, он вышел из единственной комнаты, оставив визитера в одиночестве. Впрочем, он вовсе не был уверен, что «одиночество» в привычном человеческом смысле слова для него возможно. Мир глазами Волса определенно выглядел иначе – в том числе, гораздо более населенным.

Поставив на голубой цветок кастрюльку с тремя залитыми водой яйцами, Францишек щелкнул чайником, достал чашку, хлеб и банку жидковатого майонеза с ярким «Густой и Нежный». Подумал, не предложить ли что-нибудь Волсу, но решил, что тот сам даст знать, если что-то нужно. Оставалось надеяться, что он питается не человеческой плотью. И не чувством страха. Судя по тому, что Францишек успел узнать, в таком случае Волс имел широкие возможности для обжорства.

Вода быстро закипела. Кальциевые сферы с двумя унциями питательной массы в каждой глухо застучали о дно кастрюльки, разжигая аппетит холостого библиотекаря. Когда природа изобрела яйцо, должны были раздаться овации. Небогатый холостяк знает об этом все! Францишек мог бы написать диссертацию, исследуя методы и тонкости варки, поджаривания и… варки. Это была бы короткая диссертация, но самая достоверная из написанных.

Утолив голод[2], он помыл посуду, как всегда мыл ее сразу после использования, что, во-первых, позволяло обходиться одним комплектом, а во-вторых, избавляло от муки возиться после с горой перепачканных черепков. Францишек был практичным мужчиной, я не сказал. У него даже туфли были начищены! Хотя пиджак давно просился в утиль.

Затем там же на кухне почистил зубы, стер мокрым полотенцем с шеи дневную пыль и, освеженный и раскрасневшийся, пошел обратно, проверив напоследок, выключены ли газ, вода и плотно ли закрыт холодильник. Еще нужно было обязательно прикоснуться к полотенечному крюку у двери, иначе не жди удачи[3].

Щелкнув выключателем, он вернулся в комнату – обнаружив, что ее нет.

– Я уже не часть человечества, – подумал Францишек, падая вдоль широкой шахты, стены которой были сплошь уставлены шкафчиками и полками с невообразимым разнообразием содержимого.

Множество разных банок, статуэток и сундучков. Книги, пироги, чучела животных, оружие всех эпох, утюги, кофейники, абажуры, стопки свитеров, разложенных по цветам. На одну кто-то взгромоздил концертный рояль с мумией роялиста на желтом пуфе. Францишека передернуло от его улыбки.

Ветер шумел в ушах и халат развевался колоколом, будто сквозь сумрачное хранилище барахла падал не сытый библиотекарь среднего возраста, а девица в викторианском платье.

Он падал настолько долго, что от страха и любопытства перешел к раздражению, снова вернулся к страху, а затем откровенно заскучал, думая о пасущихся лошадях.

Вдруг на его пути возник стог сена…

…оказавшийся лишь транзитной станцией – с громким хлопком он пролетел сквозь него, оставшись без халата и оглушенный.

Зато второй стал конечной точкой.

Францишек долго из него выбирался, извиваясь и прокладывая руками путь, словно норное животное, переусердствовавшее после вечеринки, зарывшись в архейский слой. В какую-то секунду ему показалось, что он уже никогда не выберется наружу. (Таких секунд, если честно, было навалом.)

Наконец он увидел свет, расчерченный сухими травинками, и только в этот момент на радостях ощутил, какое благоухание его окружает.

___________________

[1] Фразеологизм. Ушных раковин у Волса был ноль без палки.

[2] Замечали, как построена эта идиома? Будто голод – некий жилец нутра, которого нужно урезонить. Человек и голод в ней предстают заботливыми симбиотами, иногда выясняющими отношения.

[3] Ждать удачу и дожидаться – не вовсе одно и то же, но надежда тоже награда.

Далее http://proza.ru/2020/06/12/791