Двое

Они были очень странной парой - ему далеко за пятьдесят, ей чуть больше двадцати. Парой, странной до невозможности - но они почему-то были вдвоем. Редкие люди, видевшие их вместе, недоуменно пожимали плечами: на его лице выделялись только цепкие глаза, подмечавшие каждую мелочь, а она смотрела на встречных мужчин, моментально оценивая их сущность - и, как правило, никогда не ошибалась.

Они любили гулять по городу по ночам - потом она моментально засыпала на его плече в такси по дороге домой и просыпалась уже у подъезда. Она не помнила, как оказалась в его квартире, просто однажды это произошло само собой, а потом стерлось из памяти. Как ни странно, он тоже не помнил этого, да и не хотел вспоминать. Пока она была рядом, он вообще не хотел вспоминать свое прошлое, хотя прошлое иногда прорывалось из старых фотографий, звуков и запахов - но так же быстро отступало в тень, почти не оставляя следов в настоящем.

Для него дни сливались в калейдоскоп мыслей, вечного городского шума и встреч с другими людьми, - даже дорога домой была еще одним мазком дня, состоящим из вечных салонов такси и вагонов метро - и он понимал, что этот день закончен, только когда поворачивал ключ в замке квартиры.
Для нее это тоже был калейдоскоп музыки, людей, магазинов, чужих взглядов и вечного шума, но она всегда спешила вернуться туда, где вечером почти неслышно щелкнет дверной замок. Она всегда боялась опоздать, - вдруг он вернется, а ее не будет - боялась до боли в сердце, до тошноты и слабости в коленях.

Мужские взгляды, привычно оценивавшие ее точеную хрупкую фигурку, ее не интересовали. Она привыкла к таким взглядам там, в прошлой жизни - и они почти всегда вели ее к пустоте, боли и злому бессилию, в котором были бесполезны даже ее слезы.
Но сейчас, в этой жизни, она могла испытать моментальный оргазм даже от звука открывающегося замка - он наконец-то возвращался домой. Уставший, с черными кругами под глазами - и от этого его глаза становились льдинками, которые она тут же старалась растопить своим смехом, щебетанием, поцелуями и почти невесомыми прикосновениями - пока он снимал одежду, умывался и ужинал, она вилась вокруг него, словно боялась отпустить дальше вытянутой руки.
Она любила засыпать на его груди - иногда его сердце невыносимо грохотало под ее ухом и она начинала тихонько напевать что-то свое и гладить его грудь. Сердце постепенно успокаивалось и затихало, слушая ее голос.

Она боялась с ним только одного. Боялась проснуться и не услышать дыхания рядом - и этот кошмар постоянно выдергивал ее из сна перед самым рассветом, она лежала и слушала его, представляя новый день и вечер, когда он вернется домой. Когда за окном уже светало, она начинала почти неслышно целовать его тело под простынею, - он почти никогда не замерзал - и каждое утро опять заканчивалось хриплым дыханием и растрепанной копной ее волос на подушке. Она вершила над ним свою власть, подчиняясь любым его желаниям - а когда все заканчивалось, падала в бессильное полузабытье, в котором цветными всполохами все еще горело ее тело - она сворачивалась калачиком под простыней и ждала его поцелуев между острых лопаток. Каждый из них в это время был жгучим почти до боли - и она ждала и желала их так, словно от этого зависела вся ее жизнь.

Она любила смотреть, как он работает над новыми статьями - как только он находил новую идею, его взгляд тут же становился цепким и очень живым - она угадывала эти моменты и затихала неподалеку, боясь спугнуть его неловким движением или звуком. Она вообще любила смотреть на него, угадывая мысли и желания - и хотя ей почти никогда это не удавалось, ей просто нравилось смотреть на его лицо, пока мысли бушевали у него внутри. Иногда его лицо становилось почти непроницаемым и жестким, как камень, - она понимала, что именно сейчас он действует подобно компьютеру, складывая и оценивая внутри себя вероятности событий - как ни странно, но в своих статьях он почти не ошибался, а выводы иногда были даже излишне обоснованы. Он напоминал ей хищного зверя, сидящего в засаде - и она почти физически ощущала его силу и бесконечное терпение перед финальным броском.

Она втайне ликовала, глядя на тысячи его подписчиков, с нетерпением ждавших его статьи каждый день - он по-настоящему принадлежал только ей, хотя это тоже было немного странным для нее. Она просто не понимала, что он в ней нашел - она считала себя ничем не лучше тех женщин, что ежедневно отмечались в комментариях под его статьями.

Она любила смотреть на него в душе, когда он смывал с себя прошедший день. Впрочем, он тоже очень любил смотреть на нее в ванной - и тогда она, почти насмешливо глядя ему прямо в глаза, раскидывала ноги по бортикам ванны, словно приглашая его к себе.

Это был один из тех редких дней, когда ему не нужно было уезжать на деловые встречи. Он лежал на животе на кровати, читая что-то в планшете. Его спина была размечена полосками свежей кожи, которую она сдирала с него каждый раз - как ни странно, его спина заживала почти за день, оставляя эти полоски светиться на смуглой коже. Впрочем, когда она в близости причиняла особенно сильную боль, он рывком переворачивал ее на живот, прижимая ее плечи к постели - и она билась под ним, словно рыба на песке, задыхаясь от желания опять впиться ногтями в его тело.

- Интересно, почему мы с тобой до сих пор не перешли последнюю грань? - спросил он с усмешкой.
Она вздрогнула от его голоса - они действительно все еще не перешли на "ты", это казалось ей немыслимым и неправильным. Это с другими она переходила эту грань, почти не замечая ее - а вот с ним никак не получалось.
Он вообще любил ее дразнить, ему очень нравился мгновенный переход ее взгляда от полного спокойствия к крайнему возмущению - но он никогда не переходил границу, за которой возмущение превращалось в обиду и ярость. Он больше всего боялся ее слез - и они почти никогда не появлялись, он всегда умел останавливать эту внезапную обиду одним прикосновением.

- Знаешь, я заказал роллы, курьер скоро будет. - произнес он, вставая и накидывая рубашку - Роллы и твое любимое вино.
В этот момент в дверь позвонили и он ушел в прихожую встречать гостя. Глядя на уставшее лицо курьера с почти черными губами на лице, он властно увлек того на кухню, налил чай и поставил на стол тарелку с бутербродами: - Пять минут у Вас все равно есть, а в таком состоянии я Вас просто не отпущу.
Пока курьер пил чай, благодарно и немного виновато поглядывая на хозяина, она замерла в дверях кухни, прислонившись к косяку - странным образом курьер напоминал ей кого-то давнего, но вот кого именно, она так и не вспомнила.

Наконец они остались вдвоем в квартире - на кухне уютно горел свет, хотя за окном был почти полдень, она пила вино и болтала ногой на стуле, он с удовольствием ел свои любимые роллы, запивая их крепким чаем. Их взгляды то и дело встречались, они болтали о всяких пустяках.

Курьер вышел из подъезда, взглянул в бездонное от синевы июльское небо, чему-то улыбнулся у себя внутри. Вокруг царила тишина, которую невозможно представить в огромном городе - не было слышно ни машин, ни людей.
Курьер снова взглянул в небо и за его спиной неслышно развернулись огромные белоснежные крылья - ему опять было пора по своим делам, здесь он уже сделал все, что мог. Небо отозвалось в ответ почти неощутимым стеклянным звоном - курьер исчез и в мир снова вернулись привычные звуки.

А высоко над тем местом, где только что стоял курьер, на кухне уютно горел свет - женщина пила вино, мужчина ел роллы и им больше никто не был нужен.