Солдат. Роальд Даль

Это был один из тех вечеров, когда он мог понять, как чувствуют себя слепые: его глаза не могли различить ни одного силуэта, даже форм деревьев на фоне неба.
В темноте он услышал какой-то шорох в живой изгороди, лошадиное фыркание в поле и мягкий стук копыт, а один раз у него почти над самой головой пролетела птица.
“Джок, - сказал он громко, - мы возвращаемся”. Он повернулся и начал идти вверх по травянистому склону, а собака бежала впереди и указывала дорогу.
Он подумал, что уже около полуночи. Это означало, что скоро наступит завтра. Завтра было хуже, чем сегодня. Завтра было худшим из всех дней, потому что превращалось в сегодня, а сегодня – это сейчас.
Сегодняшний день был не слишком хорошим, особенно с этой занозой.
Прекрати, сказал он себе. Бессмысленно думать об этом. Мысли о таких вещах никому не приносят пользы. Подумай о чём-нибудь другом. Ты можешь отбросить опасную мысль, если вытеснишь её какой-нибудь другой. Покопайся в воспоминаниях как можно глубже. Давай вспомним о давних приятных днях. Морское побережье летом, влажный песок, красные ведёрки, сети, скользкие зелёные скалы, лужицы, анемоны, змеи, мидии и серая просвечивающая креветка глубоко под водой.
Но как же эта заноза могла попасть ему в пятку, а он даже не почувствовал?
Это неважно. Помнишь, как ты ловил моллюсков-каури вдоль кромки прибоя, и каждый был красивым, как драгоценный камень, и ты сжимал его в руке всю дорогу домой? А маленькие оранжевые гребешки, жемчужные раковины, кусочки изумрудного стекла, живой краб-отшельник, сердцевидка, позвоночник ската, а однажды – о, этого никогда не забыть! - человеческая челюсть с зубами, удивительно белая среди раковин и гальки. Мамочка, посмотри, что я нашёл! Посмотри, мамочка!
Но вернёмся к занозе. Женщине это не понравилось.
“Что ты хочешь сказать: не почувствовал?” - спросила она презрительно.
“Не почувствовал, и всё”.
“То есть, ты хочешь сказать, что если я воткну булавку тебе в ногу, ты не почувствуешь?”
“Я этого не говорил”.
Она внезапно всадила ему в лодыжку булавку, которой выковыривала занозу, а он не видел и не знал об этом, пока она не вскрикнула в ужасе. А когда он посмотрел вниз, булавка торчала в ноге, всаженная почти наполовину. “Вынь её, - сказал он. - Так можно занести заражение”.
“Ты хочешь сказать, что не чувствуешь?”
“Вынь её”.
“Ты хочешь сказать, что тебе не больно?”
“Боль страшная. Вынь её”.
“Да что с тобой творится?”
“Я сказал, что боль страшная. Ты не слышала?”
Почему они проделывали с ним такие вещи?
Когда я пришёл к морской волне, лопатку из дерева дали мне, чтоб я берег песчаный копал. Мои ямки пустыми быть не могли, и каждый раз начинался прилив, пока он совсем не устал.
Год назад врач сказал: “Закройте глаза. А теперь скажите, я тяну ваш палец вверх или вниз?”
“Вверх”, - ответил он.
“А сейчас?”
“Вниз. Нет, вверх. Ввверх”.
Было забавно, что нейрохирург захотел поиграть с его пальцами ног.
“Я правильно ответил?”
“Вы ответили прекрасно”.
Но это было в прошлом году. В прошлом году он чувствовал себя хорошо. Тогда с ним никогда не случалось такого, как сейчас. Взять, например, хотя бы кран в ванной.
Почему сегодня утром кран с горячей водой оказался с другой стороны? Это было новостью.
Конечно, это совсем не важно, но было бы интересно понять.
Ты думаешь, она могла переменить его, взяв гаечный ключ и пробравшись в ванную ночью?
Ты думаешь? Ну… если хочешь знать… да. Судя по тому, как она ведёт себя в последнее время, это было возможно.
Странная и трудная женщина. Помни, раньше она не была такой, но нет никаких сомнений в том, что теперь она стала странной и трудной. Особенно ночью.
Да, ночью. Ночь была хуже всего.
Почему, когда он вытянул правую руку ночью, его пальцы ничего не почувствовали? Он опрокинул лампу, она проснулась и села на кровати, пока он шарил по полу в темноте.
“Что ты делаешь?”
“Я опрокинул лампу. Извини”.
“О, Господи! - сказала она. - Вчера ты опрокинул стакан. Что с тобой творится?”
Однажды врач погладил его руку пёрышком, и он этого не почувствовал. Он почувствовал только тогда, когда врач царапнул его кожу булавкой.
“Закройте глаза. Нет, не подглядывайте. Закройте их плотно. Теперь скажите, холодно или горячо?”
“Горячо”.
“А сейчас?”
“Холодно”.
“А сейчас?”
“Холодно. То есть, горячо. Да, горячо, правильно?”
“Правильно, - ответил доктор. - Вы прекрасно справились”.
Но это было год назад.
Почему выключатели на стене теперь оказывались не на тех местах, на которых должны были быть, когда он нащупывал их в темноте?
Не думай об этом, сказал он себе. Это единственное, что ты должен делать.
Но если уж мы начали, то почему стены в гостиной каждый день были другого цвета?
Зелёные, сине-зелёные и синие… а иногда они медленно плыли, словно цвета, на которые смотришь сквозь жар костра.
Один за другим, как карточки из аппарата, возникали вопросы.
Чьё лицо на секунду появилось в окне во время обеда? Чьи глаза?
“На что ты смотришь?”
“Ни на что, - ответил он. - Но было бы хорошо задёрнуть занавески, как по-твоему?”
“Роберт, на что ты смотрел?”
“Ни на что?”
“Но почему ты так смотрел на окно?”
“Было бы хорошо задёрнуть занавески, как ты думаешь?” - ответил он.
Теперь он проходил через луг, где слышал лошадь, и услышал её вновь: дыхание, мягкий стук копыт и звук, когда она щипала траву, словно человек жевал сельдерей.
“Привет, старушка, - громко сказал он в темноте. - Привет, старая лошадь”.
Внезапно он услышал сзади человеческие шаги, очень близко, и остановился. Шаги остановились тоже. Он обернулся, всматриваясь во тьму.
“Добрый вечер, - сказал он. - Вы опять здесь?”
В наступившей тишине он слышал, как ветер пробегает по листьям изгороди.
“Вам по пути со мной?” - спросил он.
Затем повернулся и продолжил идти, и собака всё так же трусила впереди, а шаги зазвучали вновь, но уже мягче, словно человек шёл на цыпочках.
Он остановился и обернулся опять.
“Я вас не вижу, - сказал он. - Слишком темно. Я вас знаю?”
Опять тишина и прохладный летний ветер на щеках, и собака, натягивающая поводок.
“Хорошо, - сказал он, - можете не отвечать. Но помните: я знаю, что вы там”.
Кто-то пытается быть умным.
Где-то очень далеко и высоко на западе он услышал слабое жужжание аэроплана. Он вновь остановился и поднял голову, прислушиваясь.
“Это за несколько миль, - сказал он. - Сюда не долетит”. Но почему, когда один из них пролетел над домом, всё остановилось у него внутри, он замолчал и застыл, словно в параличе, ожидая взрыва бомбы? Сегодня вечером, после ужина?
“Почему ты так пригнулся?” - спросила она.
“Пригнулся?”
“Почему ты пригнулся? Что с тобой?”
“Пригнулся? - повторил он. - Не понимаю, что ты имеешь в виду”.
“По тебе так и скажешь”, - ответила она, твёрдо глядя на него бело-голубыми глазами и плотно сжав губы от презрения. В том, как она прикрыла глаза, ему показалось что-то красивое – она наполовину прикрыла их веками, когда презрение в них стало слишком очевидным.
Вчера утром, когда он лежал в кровати, а ружейные выстрелы в долине только начинались, он вытянул левую руку и коснулся её тела, чтобы успокоиться.
“Что ты делаешь, ради всего святого?”
“Ничего, дорогая”.
“Ты меня разбудил”.
“Прости”.
Ему помогло бы, если бы она разрешила ему лечь поближе к себе утром, когда начались ружейные выстрелы.
Скоро он будет дома. За последним поворотом он уже видел розовое свечение за занавеской в окне гостиной и поспешил по дорожке к входной двери, следуя за собакой.
Он стоял на крыльце и нащупывал ручку в темноте.
Когда он выходил, она была справа. Он отчётливо помнил, что полчаса назад она была справа.
Не могло ли быть, что она поменяла и ручку? Просто, чтобы разыграть его? Взяла сумку с инструментами и быстро прикрутила ручку с другой стороны, пока он выгуливал собаку?
Он подвинул руку влево, и в тот момент, как его пальцы нащупали ручку, что-то маленькое, но мощное взорвалось в его голове с гневом и яростью. Он открыл дверь, быстро закрыл её за собой и позвал: “Эдна, ты там?”
Ответа не было, поэтому он позвал вновь, и на этот раз она услышала его.
“Что тебе надо ещё? Ты меня разбудил”.
“Спустись на минутку. Я хочу с тобой поговорить”.
“О, ради Бога! - сказала она. - Замолчи и поднимайся”.
“Иди сюда! - закричал он. - Сейчас же иди сюда!”
“Как же, разбежалась. Иди сюда сам”.
Мужчина помолчал, всматриваясь вверх по лестнице на второй этаж. Он видел, как перила поворачивают влево и уходят из поля зрения в черноту лестничной площадки, и если перейти через неё, попадёшь в спальню, и там тоже черным-черно.
“Эдна! - закричал он. - Эдна!”
“О, иди к чёрту”.
Он начал медленно подниматься по лестнице, ступая тихо и держась за перила, поворачивая налево в темноту. Наверху он сделал лишний шаг, но был готов к этому, поэтому не споткнулся. Он немного подождал, прислушиваясь, и, может быть, ему показалось, но он опять услышал ружейные залпы в долине и, кажется, мортиры вдалеке.
Теперь через лестничную площадку и в дверной проём… в темноте было легко попасть в него, потому что путь был ему знаком… и на пушистый ковёр, мягкий и светло-серый, хотя он не видел и не чувствовал его.
В центре комнаты он помедлил, прислушиваясь. Она опять уснула и дышала довольно тяжело, слегка свистя сквозь зубы при выдохе. Занавеска мягко колыхалась на открытом окне, возле кровати тикал будильник.
Теперь, когда его глаза привыкли к темноте, он смог различить край кровати, белое одеяло, подоткнутое под матрас, и её ноги; внезапно, словно осознав, что она не одна в комнате, женщина пошевелилась. Он слышал, как она поворачивается с боку на бок. Свист дыхания прекратился. Затем в темноте громко скипнули пружины.
“Это ты, Роберт?”
Он не шевельнулся и не ответил.
“Роберт, ты там?”
Голос был странным и довольно неприятным.
“Роберт! - теперь она совсем проснулась. - Где ты?”
Где он раньше слышал этот голос? В нём был резкий диссонанс, словно две ноты соединились в секунде. И этот голос не выговаривал букву “Р”. Кто же называл его “Вобертом”?
“Воберт, - вновь сказала она. - Что ты делаешь?”
Это был голос той высокой светловолосой медсестры из больницы? Нет, ещё раньше. Такой ужасный голос он должен был запомнить. Дайте ему немного времени, и он вспомнит.
В этот момент он услышал щелчок выключателя на тумбочке и в снопе света увидел женщину, полусидящую на кровати в розовой ночной рубашке. Её глаза широко открылись от удивления. Щёки и подбородок блестели от крема.
“Тебе лучше положить его, - говорила она, - пока ты не порезался”.
“Где Эдна?” - он пристально смотрел на неё.
Женщина тоже не сводила с него глаз. Он стоял в ногах кровати, высокий и широкоплечий, выпрямив спину и сведя пятки вместе, одетый в тёплый коричневый шерстяной костюм.
“Давай, - приказала она, - положи его”.
“Где Эдна?”
“Что с тобой, Воберт?”
“Ничего со мной. Я просто спрашиваю, где моя жена”.
Женщина постепенно расслабилась, полностью села на кровати и спустила ноги. “Ну, - сказала она изменившимся голосом, хитро поблёскивая глазами, - если хочешь знать, Эдна ушла. Она вышла только что, пока ты гулял”.
“Куда она пошла?”
“Она не сказала”.
“А ты кто?”
“Я её подруга”.
“Не надо кричать на меня, - сказал он. - С чего весь этот шум?”
“Я просто хочу, чтобы ты знал, что я – не Эдна”.
Мужчина обдумывал эту информацию секунду, затем спросил: “Откуда ты узнала, как меня зовут?”
“Эдна мне сказала”.
Он помолчал, пристально изучая её, немного озадаченный, но как-то успокоившись. “Я думаю, мне больше нравится Эдна”.
В последовавшей тишине никто из них не шелохнулся. Женщина сидела, напрягшись, слегка согнув руки в локтях и вцепившись в край кровати, прижимая ладони к матрасу.
“Я люблю Эдну, знай. Она когда-нибудь тебе об этом говорила?”
Женщина не ответила.
“Я думаю, она сука. Но я всё равно её люблю”.
Женщина не смотрела ему в лицо, она смотрела на его правую руку.
“Ужасная жестокая сучка, моя Эдна”.
Вновь – долгое молчание; мужчина стоит неподвижно, а женщина неподвижно сидит на кровати, и в комнате так тихо, что слышен плеск водяной мельницы далеко в долине, на ферме.
Затем мужчина вновь заговорил – медленно и почти без выражения: “На самом деле, я думаю, она меня больше не любит”.
Женщина скользнула ближе к краю кровати. “Положи нож, пока ты не порезался”, - сказала она.
“Не кричи, пожалуйста. Ты что, не можешь говорить спокойно? - внезапно мужчина нагнулся вперёд, внимательно посмотрел в лицо женщины и поднял брови. - Странно. Очень странно”.
Он сделал шаг вперёд, и его колени коснулись кровати. “Ты немного похожа на Эдну”.
“Эдна ушла. Я тебе сказала”.
Он продолжал смотреть на неё, а женщина сидела неподвижно, вцепившись в матрас.
“Интересно”, - сказал он.
“Я сказала тебе, Эдна ушла. Я её подруга. Меня зовут Мария”.
“У моей жены есть маленькая родинка за левым ухом, - сказал мужчина. - У тебя нет такой, не так ли?”
“Конечно, нет”.
“Поверни голову и дай мне посмотреть”.
“Я сказала тебе, у меня её нет”.
“Всё равно, я хочу убедиться”.
Мужчина начал медленно обходить кровать. “Оставайся на месте, - сказал он. - Не двигайся”. Он медленно подошёл, не спуская с неё глаз, и его губы кривила странная усмешка.
Женщина подождала, пока он подошёл совсем близко, а затем очень быстро, не дав ему времени опомниться, ударила кулаком в лицо. Когда он упал на кровать и начал плакать, она вырвала нож из его руки и побежала в холл, где стоял телефон.

(Переведено 9 июня 2020)