ЖЕНСКИЙ КАПРИЗ.
- Опять в меня будешь стрелять? – спросил Василий, глядя в воронённый ствол Стечкина.
- Я этого хочу меньше всего, - ответила ему Алла.
- Тогда, может быть, тебе лучше убрать от меня пистолет? – спокойно предложил Иволга.
- Хорошо, но если пообещаешь, что не будешь и ты против меня ничего предпринимать.
- А разве я когда-нибудь против тебе давал повод во мне усомниться?
- Не знаю, но ты всегда с ним, - и Алла показала головой на санузел, где остался Левитин.
- А разве тебе Матроцкий ничего не объяснил?
- В самых общих чертах, но я никому из вас полностью не верю. Такое впечатление, что под столом, втайне от других, друг другу карты передаёте.
- Алла, я на сто процентов свой. Поверь мне. Позволь мне, пожалуйста, пройти в ванную.
- Ладно, иди, но только без эксцессов.
Иволга увидел Левитина, лежавшего изогнутым у стены. Его серые широко раскрытые глаза неподвижно смотрели в потолок, у головы белой ладонью вверх лежала рука, застывшая в приветственном жесте какого-то там наверху. Возможно, он подавал знак тем, кто его уже встречал.
«То же выражение вы читаете и на лице этого офицера, который в безукоризненно белых перчатках проходит мимо» - вспомнил Иволга цитату из «Севастопольских рассказов» Толстого, которые он знал почти наизусть.
Василий сразу понял, что доктор мёртв, даже не щупая его пульс на шее. Неожиданно!
- Никак не ожидал он такого вот конца, - процитировал Иволга песню о кузнечике.
- М-да. ****ец подкрался незаметно, - цинично и подчёркнуто холодным тоном согласилась с ним Алла.
Василию даже стало немного жаль Левитина, хотя, конечно, он был врагом и так или иначе повинен в смерти десятков людей и всего того бардака, что творится сейчас на подлодке, но тем не менее его стало по-человечески жаль. Ещё пять минут назад они с ним, как будто ни в чём не бывало, болтали, а теперь он с Богом уже говорит или ещё не говорит, а рядышком с Василием стоит и, глядя на себя самого со стороны, не может понять, что тут происходит и почему его никто не слышит? Такую картину Иволга видел в фильме «Призрак» с Патриком Суэйзи. Да и к Василию он, как ни крути, относился в общем-то хорошо. «Волк - зубами щёлк!» - вдруг ему вспомнилась левитинская шутка. Василий непроизвольно слегка улыбнулся краем губы.
- Ты его убила?
- Да.
- Как?
- Я одновременно надавила на две жизненно важные точки у него на лице и шее,- пояснила Алла.
- Ого! Это любого так можешь запросто?
- Нет, это совсем не просто. Надо в совершенстве знать боевое шиацу – тайную технику ниндзюцу – убийство кончиками пальцев. Точки ци – жизненной энергии - у человека в разное время суток и в разном возрасте расположены по-разному. Что смертельно одному, то не причинит никакого вреда другому.
- Ого! А откуда ты всё это знаешь?
- Кружок диверсантов-подводников во Дворце пионеров в Североледовинске. Мы, подводницы, по сути те же ниндзя. Только покруче даже.
- Ты так спокойна сейчас. У тебя это уже не первое убийство? – с едва скрываемой тревогой в голосе спросил Василий.
- Конечно, нет. Как я сказала, нас начали тренировать ещё в подростковом возрасте. Тренировались ночью на маньяках. Мы их ловили на живца. Стоишь такая одна на полустанке в коротком платьице, как будто ждёшь последнюю электричку. И подходит к тебе он – маньяк, насильник и убийца.
- Девочка, - говорит этот гад, подсвечивая сигареткой свою морду. – А чего ты тут стоишь, зая?
А я ему так и отвечаю прямо, стало быть:
- Тебя, дядя, жду.
Его рожа расплывается в улыбке и он радостным голосом спрашивает:
- Да-а? А зачем?
А ему говорю:
- А вот зачем!
И мои две руки, два пальчика кобрами всего лишь на мгновение его касаются – главное страх побороть и точно всё рассчитать, а там – дело техники. Тыць – и с прилипшей к нижней губе сигаретой он, тихо ойкнув, как сноп валится на землю. Патологоанатом диагностирует инфаркт миокарда.
- И многих ты так вот «тыць»?
Алла оценивающе взглянула на Иволгу, соображая стоит ли ему открываться сейчас до конца, и ответила:
- С десяток наберётся.
- Ого! А с виду в первый раз ты мне показалась такой милой и хрупкой девушкой.
Алла улыбнулась.
- Да, вот такая я, но а что ты хотел? Прежде, чем нас выпускать в дело, где нет права на ошибку, нужно натаскать на всяких гадах. Правда, один раз произошла промашка – вместо маньяка ко мне подошёл участковый мент в штатском, но я ж не знала, что он мент, и потом от него разило перегаром. Он делал вечерний обход своей территории по пути домой, но так и не дошёл – сердце схватило от водки, выпил лишнюю рюмку на обмывке сына своего коллеги.
- И что тебе за него было?
- А ничего. Нас же морская разведка прикрывала всегда в подобных случаях – как говорили, и на войне арта бывает своих же накрывает.
- Ты сюда проникла специально, чтобы убить Левитина?
- Да.
- Зачем?
- За Марину и Юру месть.
- Другого места и времени не нашла?
- Нет.
- Как ты узнала, что мы здесь?
- Матроцкий сообщил, что вы отправились на встречу с кем-то. Обычно наши в этом отеле останавливаются. Я ведь город уже знаю.
- Он в курсе о твоей вылазке?
- Нет.
- А как ты мимо охраны подлодки прошла в порт, а там службы внешнего контроля?
- Левитинских упырей на десятом я перебила с помощью моих подруг. Теперь там вообще власть поменяется – они с Матроцким во главе восстание устроить должны. А мимо портовых инспекторов я просто прошмыгнула, точнее проплыла, - нырнула в воду у подлодки и доплыла до оболочки. Там есть сквозные поры – «кротовые норы» - сквозь которые можно, изловчившись, такой малышке как я пролезть. А дальше – техника скалолазанья и ты на земле.
- М-да, но что мне теперь делать? Левитин должен был меня вывести на одну тайную организацию. Внедриться туда и всё о ней разузнать – вот моё задание от старпома. Понятно?
- Да.
- Почему же ты тогда не дождалась нашего возвращения на подлодку? Там могли бы преспокойно его арестовать и передать следствию на базе.
- Есть риск. Там реально много за него. И потом, многие боятся возвращения на базу после участия в межусобице. Не хотят отвечать за мокруху. Вышак им светит.
- Эх, милая, наделала ж ты мне проблем! – вздыхая, вымолвил Василий. – Вот что, лучше, чтобы тебя здесь никто не видел. Тебе надо уходить.
- Это запросто – с балкона сигану. Вам же антигравитаторы на ресепшене выдали?
- Это вот эти приборы? – и Василий указал на них
- Да, они самые.
- Так, это с их помощью люди могут летать?
- Да.
- И как же, интересно, они работают?
- Просто: нажимаешь красную кнопку – он включается, нажимаешь чёрную и он выключился. А этим регулятором настраивается сила действия относительно массе груза, если надо, скажем, плавно приземлиться.
- Понятно, спасибо, а на каком принципе основана его работа, не знаешь?
- Представь себе знаю. Ты в курсе, что в этом месте магнитный полюс планеты?
- Да.
- Вот, значит, здесь мощность магнитного поля намного выше, чем везде, а следовательно, если сгенерировать однополярно заряженное поле, то произойдёт взаимоотталкивание этих полей. Взлёт на отталкивании, а когда понижаешь мощность прибора, то можно и приземлиться. Ну как-то так, в общем. Понятно?
- Да, спасибо, Алла.
В глазах Аллы появилась прежняя нежность к Василию. Она была рада тому, что он не стал предателем и вместе с тем она сожалела, что доставляет ему постоянно неприятности в последнее время. Алла подошла к Василию, улыбнулась, положила ему на плечи руки и поцеловала в губы. Василий крепко обнял её.
- Тебе пора, Аллочка. Сможешь обратно на подлодку попасть?
- Пробраться смогу, но никто же мне дверь в рубку не откроет.
- А как ты вообще собиралась вернуться?
- Не знаю. По факту. А вы как?
- Это у Левитина надо бы спросить. Но уже увы…
- М-да. Ситуация.
- Вот-вот. Это тебе не на полустанке маньяков морить. Здесь вначале думать надо наперёд.
- Ну извини, дорогой. Это был мой женский каприз. А хочешь, я с тобой останусь? Я ведь тебе реально могу пригодиться.
- Даже не знаю. Пойми, я здесь ничего и никого не знаю. Что я могу тебе ответить?
- А я тебе, Вася, вообще зачем нужна?
- Хороший вопрос, даже не знаю, что тебе на него ответить, но уж точно, не для того, чтобы ты кого-то ещё прихлопнула, - ответил ей Василий. – Нужна потому, что люблю тебя.
- И я тебя тоже люблю.
- Но это я должен тебе защищать. Но мне надо, похоже, других от тебя защищать?
- Ты рассуждаешь как обыватель, а ведь мы с тобою соратники, в одном строю плечом к плечу.
- Аллочка, ты пойми мне нужна женщина хрупкая и нежная. Я ведь в тебя влюбился там, в лазарете, когда ты лежала больная и беспомощная. Глядя на тебя, у меня в груди сердце сжалось от жалости. И я был страшно зол на себя, что из-за меня такая чудесная девушка теперь должна страдать.
- Понятно. У тебя просто комплекс вины передо мною – как честный человек теперь обязан и тому подобное.
- Нет. Вовсе нет. То есть да – совесть меня гложет до сих пор, но не это главное. Главное то, что я хочу быть нужным тебе. Я хочу о тебе заботиться. Я хочу, чтобы ты была за мною, как за каменной стеной. Понимаешь?
- Вася, это ты не понимаешь. Не понимаешь, кто я. А я не смазливая дурочка. Я не обуза. Я – не просто могу быть твоей половинкой, а частью тебя. Одним целым с тобой. Что тут не понятно?
- Алла ..- но в этот момент в дверь постучали. – Вот, пришли. Ты уходишь?
- Ладно, на время. Я внизу буду, - и Алла, выйдя на балкон, включила антигравитатор и спрыгнула вниз.
ПАСЬЯНС.
В дверях стояли двое. Один невысокого роста худощавый старичок в поношенном кримпленовом коричневом костюме и высокий худой – Василий сразу его про себя нарёк Шпалой - средних лет в больших квадратных очках и с длинными засмоктанными волосами.
- Приносим свои извинения, - заговорил старичок голосом дьяка. – Но мы предполагали здесь найти одного нашего приятеля. Кроме вас в этом номере ещё кто-нибудь проживает?
- Да ответил, - Василий. – А кто вам, собственно, нужен?
- Майор Левитин, - пробасил Шпала.
- А-а, Рувим Львович?
- Да-да, он самый . Но он в номере? – спросил старичок.
- Нет, он вышел. Кажется, кто-то из департамента охраны здоровья ему позвонил и просил с ним срочно встретиться. Но Рувим Львович меня предупредил о вашем визите и попросил вас его подождать в случае, если он задержится. Если хотите, можете пройти в номер.
- М-да? Вот как! Досадно. – промямлил старичок. – А как долго его не будет?
«Целую вечность» - подумал Василий.
- Точно я вам, разумеется, сказать не могу – это даже не совсем от Рувима Львовича зависит, но он обещал, что постарается как можно быстрее освободиться и сразу сюда на встречу с вами. Но справедливости ради хочу сказать, что он прождал вас почти час, хотя, вначале, после звонка вам из порта сильно сюда торопился и предполагал, что встреча состоится довольно скоро, а потом, вероятно, ему предстояло нанести деловой визит – по его профилю работы.
- Да? Понимаем, - ответил старичок, который и был, судя по всему среди них главным.
- Да, уж такой он человек, Рувим Львович, - у него всегда так жизнь расписана по минутам.
- Хорошо, мы его, пожалуй, подождём на низу - в баре. Как только он поднимется, пусть сразу же нас там найдёт, - озвучил решение Шпала, чем поставил под сомнение версию Иволги о лидерстве обладателя кримпленового костюма.
На повестке дня перед Иволгой стояло два вопроса – он прямо так взял и написал в блокноте:
1) Установление личного тесного контакта с гостями из «Ледяной розы».
2) По-умному избавиться от трупа. И надо ли вообще о нём куда-то сообщать? И здесь время играет не на меня – чем позже сообщу о нём, тем более это будет выглядеть подозрительно.
Интересно, есть в этом городе своя милиция или полиция? Надо сперва найти эти ногти, за которыми сюда и припёрлись те двое.
Василий открыл дорожный чёрный чемодан из АБС- пластика с вещами Левитина. В полиэтиленовом пакете он сразу обнаружил те самые ладанки Адамов. Весил этот пакет около килограмма. Что же ему за них предложили или предложат? И здесь Иволгу осенила блестящая догадка – надо сообщить визитёрам, что это он убил Левитина из корыстных побуждений. А чё? Вот покусился на его барыш – бес попутал. Судя по всему, эта «Ледяная роза» - сборище подонков и мерзавцев типа Левитина, а может быть, ещё похлеще. И такой бандитский сюжет им должен быть симпатичен. Но как бы и они его не кокнули, зная, что Иволга теперь сам преступник или просто сдадут его, куда следует как убийцу, а ногти заберут себе? Народец этот ещё тот, особенно Шпала – на рожу чистый уголовник… Алла! Алла может его подстраховать. Да, конечно, не гоже офицеру прятаться за женскую спину. Но, во-первых, Алла – совсем не слабый пол. Из неё сделали настоящую машину, способную преодолеть любую преграду и устранить любого врага. Объективно боеспособностью она превосходит Василия, и не только боеспособностью – быстро принимать правильные решения в экстремальных ситуациях. Да, хладнокровию у неё можно только поучиться. Вот, кто настоящая торпеда – сверхточное оружие. И так – решено: если Алла ещё на месте у отеля, надо её позвать обратно.
А во-вторых, он, конечно не станет ею рисковать – ещё один, пусть и пассивный, участник переговоров придаст значительность Иволге: ведь не случайно же его с собой прихватил Левитин – значит и он не до конца доверял своим сообщникам. А уж Василию – совершенно чужому здесь человеку и подавно осторожность не помешает.
Иволга вышел на балкон и принялся высматривать Аллу. Она стояла внизу и разговаривала с каким-то капитаном-лейтенантом. Василий не позвал её, чтобы не привлекать к себе внимание. Решил дождаться, когда Алла сама обратит на него своё внимание. Он закурил и стал неотрывно на неё смотреть. Алла продолжала беседовать с офицером, периодически ему премило улыбаясь, и, не смотря на то, что стояла лицом к Василию, она за пять минут о нём так ни разу и не вспомнила.
У него зародилась нехорошая догадка, а что если этот капитан-лейтенант её сейчас клеит, а потом уведёт с собой. Допустим, тот ей поможет вернуться домой в считаные дни. Но зачем ей всех здесь бросать? Что она скажет там в своё оправдание? Нет, этот вариант отпадает. А что, если он её сейчас убалтывает просто разделить с ним сегодняшний вечер без всякого продолжения?
И в душе Василия заиграли нотки ревности. А в сущности, кто она ему? Ведь отношения между ними до сих пор носили чисто платонический характер. Она ему не жена и не любовница. У них даже не было до сих пор ни одного нормального свидания. А когда? И где? В роще на седьмом этаже, где весь экипаж водит своих баб на шашлыки? Зато пулю от Аллы он уже успел поймать – начало многообещающее с девушкой, за плечами у которой уже целый взвод трупов. А ведь он о ней ничего, в общем-то, не знает – как она раньше жила, кто её родители и даже её фамилию не знает. И что самое замечательное – его до сих пор это никак не волновало. Он воспринимал Аллу исключительно как важнейшую часть его настоящего. Её не было в его прошлом и поэтому её прошлое Василия не интересовало. Оно стало его интересовать только лишь, раскрываясь в его настоящем. Точнее Алла перед ним раскрывалась. Каждый раз Алла вносила свои коррективы в его настоящее. И не всегда меняла его жизнь к лучшему. Как и сейчас, впрочем. И теперь, учитывая её непредсказуемость и её боевой потенциал, даже не известно, как к ней вообще относиться – возлагать на неё надежды или лучше опасаться её и держаться от неё подальше как от плохо прирученной тигрицы? Здесь поможет найти правильный ответ только сердце Василия – если Алла ему действительно дорога и нужна, то надо ей дать шанс, а если это просто мимолётное увлечение человека, подвергавшегося постоянно в последнее время испытаниям и стрессам, что не могло не вызвать расшатанность нервов, то это уже совсем другое.
В этот момент Алла взглянула в его сторону. Василий сразу же махнул ей рукой. Она в ответ едва заметно кивнула. Потом, широко улыбаясь, что-стала говорить капитан-лейтенанту и пожала ему руку. После чего они распрощались друг с другом. Но офицер, отойдя, крикнул Алле:
- Мы будем ждать. Позвони!
- Да-да, обязательно! – ответила ему Алла.
И только когда он скрылся из вида, она подошла под балкон и, включив антигравитатор, взлетела к Василию.
- Надо будет обязательно и саму попробовать как это летать, - улыбаясь, сказал он ей. – Аллочка, заходи в комнату – надо обсудить нам кое-что.
Они прошли во внутрь. «А ведь я так и не разобрался в своих чувствах к ней. Как-то всё сумбурно получается» - про себя заметил Василий.
Расположившись в креслах, они какое-то время просто молча смотрели друг на друга. Василий собирался с мыслями, а она терпеливо ждала, когда он с нею заговорит.
- Мне нужна твоя помощь, - нарушил молчание Иволга.
- Вот видишь, я же говорила, что самому тебе без меня будет сложно, - снисходительно сказала Алла.
- Да-да. «Без меня тебе, любимой мой, не просто» - это мы уже слышали. Но ты мне нужна скорее как свидетель. Статист что ли.
- Чего? Я для тебя просто статист? – обиженно спросила Алла.
- Нет, ты меня, дорогая моя, не так поняла. Просто твоя функция сейчас – быть лишними глазами и ушами на моих переговорах с эмиссарами одной тайной и очень нехорошей организации.
- Что ещё за организация такая? Мафия что ли?
- Хуже. Что-то типа ордена плохих и опасных людей. Им нужна одна хрень, которую для них и притянул сюда Левитин. Но его уже благодаря кое-кому – не будем тыкать пальцем – нет. А мне непременно надо проникнуть в эту организацию
А не скинув этим ублюдкам ту хрень, я туда не смогу попасть. Так вот, у меня созрел такой план: я им скажу, что это я грохнул доктора, чтобы заграбастать всё себе одному. Они в общем-то должны отнестись к такому моему поступку с пониманием – сами с усами. Им похрен в общем-то, кто им сбудет те ногти, лишь бы они была у них в итоге.
- Подожди, Вася. Ты возьмёшь на себя убийство? Да?
- Именно так.
- Но ведь сейчас Левитин с медицинской точки зрения мёртв естественной смертью, а не насильственной. Сейчас формально нет убийства – в этом-то и вся прелесть моего способа устранения. А ты хочешь всё испортить?
- А что мне ещё остаётся? Сказать им: извините, мол, что я вам морочил голову, когда доктор уже кони двинул, говоря что он вышел по делам? Они сразу сами же решат, что я неудачно пытаюсь что-то скрыть. За идиота меня примут. А если я им скажу, что это я сам своими руками устранил своего, можно сказать, конкурента, то это у них не вызовет дополнительных вопросов – экая невидаль. Но есть в этом случае определённый риск – эти двое могут или сдать меня как убийцу… Здесь есть милиция или полиция?
- Полиция.
- Значит полиции. И заберут сами преспокойно себе, то что им нужно, но уже совершенно бесплатно или же просто и от меня избавятся как-то. А в твоём присутствии должны повести себя более благоразумно. Понятно?
- Это понятно, но как ты собираешься инсценировать насильственную смерть? Ножичком его потыкаешь или пулю ему всадишь, нашумев на весь отель.
- Лучше как-то без крови. Например, подушкой придушил – скажу им. Ударом вырубил и подушку ему на морду.
- Не поверят.
- Ладно. Тогда скажу, что Львович прилёг отдохнуть…
- И ты его бритвой по горлу как Киса Воробьянинов Остапа? – пошутила Алла.
- Нет! Подушкой его придушил.
- Можно как вариант, сказать, что ты его траванул.
- Надо, чтобы моя версия совпадала с результатом вскрытия. Ведь наверняка они всё узнают.
- Тогда инфаркт.
- Нет. Поздно.
- Но и асфиксия тоже не подтвердится. Что тогда?
- Я тогда им скажу всю правду о тебе, но представлю так, что ты выполняла мой заказ. Так пойдёт?
- Хорошо, я подтвержу, - ответила Алла, радуясь тому, что это обстоятельство ещё теснее их свяжет вместе, как только может людей сплотить совместная ложь или преступление.
- Остановимся на подушке. Помоги мне его перенести на кровать. Я возьму туловище, а ты ноги. Пойдём, а то и так много времени потеряли.
Иволга найдя в баре Шпалу и его товарища, и сообщил им, что Левитин уже вернулся.
- Наконец-то, - проворчал старичок и поднялся из-за стола.
Как только они вернулись в номер, Иволга в коридоре их предупредил, что ситуация приняла неожиданный поворот, а поэтому просит гостей проявить понимание.
- О чём вы говорите? Где Левитин? Рувим Львович! – крикнул в зал Шпала, но оттуда вместо доктора вышла Алла и попросила не нервничать и пригласила пройти в зал, чтобы самим всё увидеть.
У визитёров появились нехорошие догадки ещё в коридоре, но увидев мёртвого Левитина, убедились, что интуиция их не подвела.
Левитин лежал на скомканной постели в одежде и обуви с полуоткрытым ртом и остекленевшим взглядом.
- Что с ним? – спросил старичок.
- Я его удушил подушкой, - ответил Иволга, глядя в глаза Левитину, словно прося его не выдавать тайну.
- Зачем же вы это сделали? – поинтересовался шпала и потрогал пульс на шее доктора, желая убедиться, в том, что Иволга не врёт.
- Как вам сказать? Из корыстных побуждений, желая завладеть его имуществом – так, кажется, в приговоре формулируют подобные действия? – ухмыльнувшись, ответил Василий, стараясь себе придать как можно более развязанный и циничный вид. – Давайте присядем и всё спокойно обсудим.
Иволга показал гостям на кресла, а они, вдвоём с Аллой, присели на его кровать.
- О каком имуществе вы говорите? На его часы, что ли позарилась? – недоумевал Шпала.
- Причём тут часы? Они на месте – на руку гляньте, - обиделся вопросу Василий. - Я имею ввиду – ногти с тёмной материей.
Эмиссары сделали вид, что не понимают о чём речь?
- Вы какую-то чушь говорите. Какие ещё ногти? – спросил старичок.
- Ну раз чушь говорю, то не смею вас более задерживать, - и Василий прошёл к дверям, намереваясь выпустить гостей.
Шпала глянул на своего напарника и сказал, не сдвигаясь с места:
- Откуда вам известно про тёмную материю под ногтями?
- От Левитина, разумеется, - ответил Василий.
- Так, а что вам он ещё такого говорил? – подключился к допросу старичок и бросил взгляд на Аллу.
- То что вы из «Ледяной Розы».
- Ага, и что ещё?
- Да всё, практически, что знал – ведь я был его правой рукой на подлодке и он мне доверял как самому себе. Он и сам собирался меня вам представить и ввести в ваш круг.
- А кто эта прелестная особа? – спросил Шпала, указав на Аллу и галантно ей улыбнувшись.
- Эта девушка из нашей команды. Рувим Львович ей доверял. Алла принесла сюда ещё одну партию ногтей. После того, как я…устранил его. В общем, она тоже в деле.
- Странные вы вещи говорите, - заметил Шпала. – Левитин, насколько я о нём могу судить, никому обычно не доверял. И потом, зачем же вы умертвили того, кто был единственным связующим звеном с нами? Где здесь логика?
- Я же говорю – захотел всё себе заполучить. А контакт – вот мы с вами сейчас и делаем.
- А вот мы вас в полицию сейчас сдадим, - пригрозил старичок.
- И что? Товар тогда не получите. И потом, я скажу что это вы доктора и удавили сами, а вот она подтвердит, - и показал на Аллу.
Взгляд Аллы выражал одобрение находчивостью Василия.
- Полиция в это не поверит, - парировал Шпала. – Мы весьма уважаемые люди с безупречной репутацией. Но не будем спорить. Сдавать мы вас не станем – это правда. Но и сделку с вами мы сейчас не сможем провернуть. Нам необходима для пробы лишь малая толика товара. Надеюсь, он при вас?
- Да, при мне.
- Хорошо. Как я сказал, мы, в случае положительного теста опытной партии, возьмём и остальную часть, за которую, разумеется, рассчитаемся только тогда.
- Это понятно,- ответил Василий. – Но когда вы дадите ответ?
- Завтра утром, - сказал старичок. – Мы можем взглянуть на товар?
Василий достал и развернул пакет с ногтями.
Оба гостя проявили сдержанное любопытство к ним.
- Нам нужна произвольная выборка – всего лишь несколько экземпляров. Позволите?
- Да, пожалуйста.
И шпала пинцетом в контейнер переложил с десяток экземпляров.
- А что же вы скажете полиции? Ведь они вас обязаны задержать. В этом случае, как же мы с вами завтра встретимся? – спросил старичок.
Василий на несколько секунд задумался и ответил:
- Менты – это моя забота. Найду, что им для отмазки убедительное сморозить. Тут другие вопросы возникают. Первое: мы с вами уже вступили в деловые конспиративные отношения. Не находите ли, что нам уже пора друг другу представиться или продолжим наше сотрудничество анонимным образом?
- Подождём с именами, паролями и явками, - попытался отшутится старичок. – Вот если завтра мы с вами благополучно наш гешефт обстряпаем, то тогда, конечно, так сказать, и обменяемся визитками. А сейчас эта формальность пока преждевременна в целях нашей обоюдной безопасности. Вы с нами согласны?
- Спорить не стану, - ответил Василий.
- Тогда обозначьте второй вопрос.
- Второй, что менты меня закрыть-то, скорее всего, не закроют, но могут установить за мною слежку. Как в этом случае быть?
- Хорошая мысль,- поддержал старичок. – Думаю, что в таком случае вам следует около девяти утра завтра выйти на прогулку и побродить по окрестностям. Будет ли за вами хвост, сможете увидеть. Если нет, то мы с вами сами свяжемся. Ещё вопросы будут?
- Да. Самый главный – в случае положительного теста, на какую сумму я смогу рассчитывать?
Они оба оценивающе ещё раз глянули на содержимое пакета, обменялись заговорщицкими взглядами, как бы безмолвно договариваясь друг с другом стартануть с минимальной цены.
- Тысяч на пятьдесят потянет, - улыбаясь, ответил Шпала.
«Из-за такой суммы Левитин бы не стал заморачиваться даже» - подумал Иволга.
- Вот мои условия, - твёрдо и спокойно произнёс он. – Деньги мне пригодятся, конечно, но ровно столько, чтобы нам с ней, - и Василий показал на Аллу,- хватило на несколько дней здесь пожить. Скажем, тысяч пять в рублёвом эквиваленте в местной валюте и в мелких купюрах. Пятьдесят тысяч – это, я так понимаю, вы для пробы мне назвали: в теме ли я? Так вот – я в теме. И прекрасно знаю, какого качества товар здесь и на что можно за него рассчитывать.
Алла, слушая, как её мужчина при ней ведёт переговоры с этими прохвостами, всё больше и больше проникалась к нему уважением и была довольна тем, что не ошиблась пока в нём.
- Но я не на денежное вознаграждение рассчитываю, - продолжал Василий. Двое после этих слов насторожились. – Мне надо контакт с вашим руководством. Товар я передам только непосредственно ему. Вот такой мой третий вопрос.
- Зачем вам нужен контакт? – спросил Шпала, изучающе глядя в глаза Василия.
- Ответ очевиден, - непринуждённо ответил Иволга, - Левитина нет. С кем вам ещё работать? И потом, деньгами я обеспечен в принципе – на моём борту золотой запас Арктики. Что тоже не может не представлять для вас повышенного интереса к нему, а, значит, и к моей персоне.
Они опять переглянусь.
- Угу, тогда нам нужны ваши данные. У вас с собою есть какое-нибудь удостоверение? – спросил старичок.
- Да, разумеется, - ответил Иволга и протянул им военник.
Старичок сменил очки, переписал в блокнотик данные Василия и вернул ему документ обратно. На том и порешив, гости покинули номер. Василий остался вдвоём с Аллой – труп, конечно же, не в счёт.
- Как позвонить здесь в скорую, не знаешь? – спросил Василий у Аллы.
- Надо у администратора спросить. Оттуда и позвонить можно.
Администратор не только дала телефон скорой, но ещё и сама пришла в номер зарегистрировать смерть постояльца. Алла перед этим покинула номер и зашла в бар отеля, где Иволга после всех необходимых формальностей с трупом, должен был её отыскать.
- Василий Алексеевич, поскольку вы теперь один, то вам следует или перебраться в трёхместный номер – там есть одно свободное койко-место или доплатить за одноместный,- заявила администратор Иволге, убедившись, что Левитин более не жилец.
Василию не очень хотелось перебираться к незнакомым людям, оставляя Аллу на улице, но и доплачивать за одноместный он не считал правильно да и нечем было. Прочитав на бейджике имя администратора, он ответил:
- Простите, Роза Платоновна, но мне не совсем понятна причина моего выселения из этого номера. Номер нами оплачен. Почему я должен переезжать в менее комфортабельные условия?
- Тогда я вам подселю кого-то
Ведь место у вас освободилось, - не сдавалась Роза Платоновна.
- С чего это вдруг? Если пассажир выкупает целое купе, то едет в нём один – как ему хочется. Что в этом странного?
- И так вы отказываетесь проявить социальную солидарность и позволить нуждающимся получить возможность отдохнуть? – уже пафосным тоном спросила администратор.
- Мне кажется, что вопрос исчерпан, - холодно ответил Иволга.
В этот момент горничная привела бригаду скорой помощи, которая убедившись, что признаков насильственной смерти на первый взгляд нет, не стала вызывать полицию. Администратор, поняв, что дальнейшее нахождение здесь для неё лишено всяческого смысла вышла вон. Санитары привязали ремнями труп к носилкам, вынесли на балкон, включили антигравитаторы и взлетели с трупом к карете скорой помощи. Врач записал данные Левитина и заявителя – Иволги. После необходимых формальностей бригада медиков тоже покинула номер через балкон.
Василий поинтересовался у Аллы не проголодалась ли она?
- Ты предлагаешь где-то поужинать? – спросила Алла.
- Я ничего здесь не знаю, да и потом у меня сейчас в карманах пусто, если честно. Меня ведь Левитин буксировал, я вообще не предвидел, что события примут такой вот оборот, - с виноватой ухмылкой признался Иволга.
- Это и понятно, не стоит оправдываться, - ответила Алла. – Приносить свои извинения не стану – не перед кем да и сделано то, что я считала правильным сделать. Поэтому лучше давай обмозгуем, как быть дальше? Пойдём в бар что ли?
МОЦИОН.
Бармен Иволге сообщил, что поскольку их заведение - часть отельного комплекса, то возможен взаимозачёт – администратор должна дать справку сколько ещё уплаченных за номер Василием денег на его балансе. Этот остаток вполне спокойно можно использовать и для расчёта за ужин. Получив такую справку у администратора и ознакомившись с прейскурантом бара, Василий и Алла решили, что вполне могут себе позволить две порции жаренной яичницы с беконом, салат из морской капусты и два чая с лимоном – меню, вполне достаточное для того чтобы насытиться. Ещё на счету останутся деньги для аренды номера до послезавтра.
В баре стояло десять столов, половина из них была свободна. Василий выбрал место у окна. Через пять минут принесли заказ. Яичница и бекон были вполне съедобны, а вот чай Иволге показался слабоват, но зато сахара не пожалели.
За ужином Василий предложил Алле пройтись и прогуляться по городу. Всё равно ещё рановато было спать да и в голове всякие разные мысли путались от пережитого – всё равно бы долго не уснул. Алла не возражала – ей было вообще безразлично, чем заниматься, главное, чтобы быть рядом с любимым.
- И под солнцем, и под градом – только быть с тобою рядом. Это очень, очень хорошо! – пропела припев модной песенки, держась с Василием за ручку.
- Нет. Подо льдом и океаном, - поправил её он.
- И не склад, и не склад, - смеясь подразнила его она. – А куда мы идём?
- Откуда ж мне знать? Я ведь впервые здесь. Вот куда нам сейчас интересно пойти,на ночь глядя,без гроша в кармане?
- На удивление, дорогой мой, в Северной Полмире немало мест, где можно, не расставаясь с деньгами, скоротать вечерок, помимо прогулки по улицам города.
- Ну например?
- Например, здесь в каждом районе есть свой бесплатный планетарий – там люди любуются ночным небом. Это очень важно, чтобы не терять связь в душе с землёю, точнее – с окружающим Землю мирозданием. А днём там светит яркое солнце и люди загорают как в солярии.
- Здорово. А что ещё?
- Ещё здесь есть спортивные клубы, куда люди ходят заниматься после работы спортом.
- Ещё.
- Есть просто клубы по интересам – там действую различного рода кружки – народной самодеятельности, литературные, научные, авторской песни, драматические, даже свои газеты выпускают различной направленности. Граждане Северной Полмиры вообще не любят сидеть по вечерам без дела – там у телевизора или скучать. Многие активно участвуют сразу в спортивных секциях и каких-нибудь кружках.
- А как же дети?
- А что дети?
- Ну ими же надо заниматься, уроки с ними готовить, там просто поиграть с ними, накормить, спать уложить вовремя.
- Так здесь нет в семьях детей.
- Как этот так?- удивился Иволга.
- Всё это обусловлено спецификой этого города. Вот посмотри как он устроен – здесь всё на сваях, земли не касается. Там внизу – трубы всякие, электрические кабеля, почтовые пневмокоммуникации. Здесь детей самих бросать нельзя. За ними глаз да глаз нужен и надо повсюду за ручку водить. Вот как мы сейчас с тобою идём. Родители целыми днями на работе. Нянек на каждого ребёнка где ж набраться? Соответственно и детских площадок здесь нет. Вот дети и живут в интернатах. Их здесь три. По возрастным категориям – младшие, средние и старшие.
- М-да, однако. Что ж прямо с роддома детей у матерей забирают?
- Нет, почему же с роддома? Дети до двух лет живут с матерями. А потом их определяют в интернат. А на выходные можно брать их домой. Не знаю, мне кажется, нормально – и дети и взрослые от такой системы только в выигрыше.
- Не знаю, спорить не буду, но я нисколько не жалею, что вырос в семье с отцом и с матерью. И сам тоже хочу своих детей воспитывать в семье, а не в каком-нибудь интернате, пусть и в самом лучшем и элитном.
- На земле-то оно конечно. А вот здесь – на дне, всё по-другому.
- А ты откуда так хорошо знаешь местную жизнь?
- Я здесь бывала часто с группой своих товарищей по секции. На экскурсии и на обследовании – в Северной Полмире медицина очень хорошая…Так куда пойдём-то, будущий отец большого дружного семейства?
Алла сама же и рассмеялась над своею шуткой.
- Да не знаю даже. Тем более, что мы с тобой уже идём-гуляем и обо всём непринуждённо болтаем. Отвлекаемся от всего того плохого, что произошло с нами сегодня и раньше. Мне это сейчас очень нужно.
Алла остановилась, посмотрела на Василия и сказала ему тихим голоском:
- Давай вернёмся в номер.
- Чего так вдруг?- не понял Иволга смысла предложения.
- Помогу отвлечься от плохого, - просто ответила она, как будто предлагала сварить суп или пригладить брюки.
И только теперь до Василия дошёл смысл её предложения. Он, конечно, понимал, что это между ними случится и случится, скорее всего, сегодня ночью. Он только не ожидал, что инициатива в этом будет исходить от неё. Но, учитывая боевой и самостоятельный характер Аллы, это можно было вполне ожидать.
Обрадовался ли он её предложению? И да, и нет. Обрадовался, что уже через несколько минут самая желанная девушка станет его, и не обрадовался, то вот так вот – почти в походных условиях, в перерыве между боями, можно сказать. А с другой стороны – когда ж ещё военным людям вспомнить о себе? И он ей ответил так же тихо и кратко:
- Пойдём.
Пока Алла принимала душ, Василий курил на балконе, глядя на город и предвкушая ночь, стараясь сейчас не думать ни о чём, кроме как о ней. Да и вообще стараясь не думать, а просто ощущать - ощущать папиросный дым, тихий монотонный шум города и ту блаженную истому счастья любви, что наполняла его каждую клетку и каждый нерв заставляла играть серенаду радостной долины.
- Я уже готова, -услышал он голос Аллы из комнаты.
Она уже лежала в его кровати, натянув одеяло до подбородка и задорно улыбаясь ему.
- Хорошо, - ответил ей Василий и, беря свои вещи для душа из сумки, добавил. - Я сейчас, ты только не усни, пожалуйста, а то я тебя не осмелюсь будить.
- Не переживай, - успокоила его Алла. - Я совсем не хочу спать. Иди, очищайся.
В ванной Василий увидел на полотенцесушителе развешенное постиранное нижнее белье Аллы – без претензий на эротику и даже заметил, что бюстгальтер был с пришитой вручную бретелькой.
Контрастный душ освежил Иволгу и вернул ему жажду приключений.
В комнате горела только бра над пустовавшей кроватью Левитина, словно поминальный огонь по нём, а вовсе не как источник интимного освещения. «А вдруг его душа здесь находится и он наблюдает за нами»-подумал Василий, выйдя из душа совершенно голым. Алла окинула его тело оценочным взглядом и не нашла причин для разочарования.
- Тебе холодно?- спросил её Василий.
- Нет, ответила она, немного откинув одеяло.
Василий закрыл и зашторил балкон. Потом, не отрывая взгляда от глаз Аллы, подошёл и стянул с неё одеяло. Она лежала обнажённая, скрестив ноги и заложив руки за голову, иронично глядя на него. На её теле Иволга не заметил каких-либо шрамов или отметин, не смотря на её опасный образ жизни. Перед ними лежала просто молодая красавица, желавшая разделить с ним сладость телесных утех.
«Интересно, - подумал Василий, - это у неё первый раз или как? Что я такое себе вообразил? В её-то возрасте!»
И они сплелись и слились в одно целое, неразделимое стонущее, глубоко дышащее существо.
Когда настал миг именно соития, Василий неожиданно столкнулся с препятствием, делавшим невозможным его проникновение в её лоно. Ему уже приходилось, будучи курсантом, имеете дело с девственницами, точнее с девственницей, но без таких осложнений. Он попробовал усилить нажим, но тщетно. Василий вопросительно смотрел на Аллу – она лежала с каменным лицом.
- Тебе не больно? – спросил он её.
- Нет,- ответила она.
- Ничего не понимаю. Я, как ты, милая, можешь предложить, уже далеко не мальчик неопытный. Нет, ты только не подумай, пожалуйста, обо мне, что я какой-нибудь там развратник, плейбой. Но женщины у меня уже были и даже ранее не тронутые. Мы же ещё такие юные были. Но такое, как с тобой, у меня впервые. Ничего не получается. И ты даже ничего не чувствуешь. Может, ты знаешь, в чём дело? – и Василий нервно сел и закурил, отвернувшись от неё.
- Успокойся, Васенька, дело вовсе не в тебе, - сказала ласково Алла погладив Иволгу по спине.
- Да? А в ком, с тобой что-то не так?
- Да, это со мной что-то не так, - спокойно ответила Алла.
Иволга затушил папиросу и прилёг к Алле.
- И ты готова со мной поделиться ещё одной страшною тайной?
- Всё дело в том же, о чём я тебе сегодня уже говорила – в нашей подготовке к диверсионной деятельности.
- Секс мешает плавать?
- Нет, не в этом дело. Просто нас вполне могут захватить в плен и подвергнуть пыткам. Многие женщины из всех видов истязания хуже всего переносят изнасилование. И вот для того, чтобы нас не могли подвергнуть изнасилованию, нам помогли в этой самой секции во Дворце пионеров наши целки сделать непробиваемыми.
- Это каким же образом удалось такого добиться?
- Исключительно усилием воли, аутотренингом. Нет, мы специально на девственных плевах не концентрировались. Мы просто наращивали нашу силу воли. Делали её стальной, несгибаемой, бронебойной! Вот целки у нас и получились такими стальными.
- М-да, ситуация, - произнёс несколько ошарашенно Василий. – И что же теперь? Как нам быть? Я к платонический отношениям как-то не очень готов.
- Я думаю, любимый, что когда отпадёт необходимость мне быть бронебойной торпедой, а я стану простою домашнею бабой в бигудях и с поварёшкой, тогда и там проблема исчезнет сама собой.
- Бытие определяет сознание, а сознание материю, то есть природу? – изрёк Иволга.
- Может быть и так. Я не философ, а практик, - улыбнулась Алла.
- Ну что ж, раз так, значит…А ты готова переквалифицироваться в верную жену и домохозяйку? Забыть то, чему тебя учили почти всю твою недолгую жизнь, предать то к чему тебя готовили ради мужа, детей и щей?
- Если честно, то, наверное уже да. Просто раньше у меня не было того, ради кого бы имело смысл жертвовать своим статусом.
- Статусом?
- Да, мой статус – и есть жертвенность, Вася.
- Жертвенность? А ты, милая, значения понятий жертва и…- у Василия на языке вертелось палач, но в отношении своей подруги он избегал его применять, а чем сходу заменить это слово не находился.
- …палач? – Алла сама догадалась о смысловой связке, спросив резким голосом.
- Нет, что ты я вовсе не это хотел сказать,- виновато возразил Иволга. – Скажем так – исполнитель. Исполнитель чего-то приказа.
- Это сути не меняет,- холодно ответила Алла. – Но я с тобой не спорю. Нет, я ничего не путаю. Мы же одноразовые изделия, какими и есть торпеды, снаряды, гранаты, гондоны…Вот ты почему сейчас без гондона?
И она рассмеялась.
- Во даёшь! – удивился и даже немного обиделся вопросу Василий. – Где же я тебе его здесь сейчас найду. Да и потом, я вообще не предвидел наше свидание. Сама прекрасно знаешь, как всё получилось…
- Ладно-ладно, я же пошутила, - улыбнулась Алла и сразу сменила тему разговора, вернувшись к прежнему вопросу. – И чтобы наладить свою личную жизнь, мне опять надо будет собой жертвовать, где-то, может, и физически, но главное – своею сутью.
- Я тебе понял, родная, дай только время – вернёмся на базу и тогда всё наладится, - сказал Василий поцеловав Аллу в лоб.
- Ты сам-то в это веришь, - спросила она, рассматривая выключенное бра над головою.
- Не век же нам в глубинах пропадать. Ладно, давай спать, а то завтра нам понадобятся силы и ясность ума.
- Спокойной ночи, милый, - тихо произнесла Алла и положила ему на грудь свою голову.
Василий ещё какое-то время лежал с открытыми глазами и вдыхал полевой аромат её волос, думая о том, когда же им удастся вернуться домой. Потом незаметно уснул.
ЧТО ДЕНЬ ГРЯДУЩИЙ ПРИГОТОВИЛ.
Открыв глаза, первое, что увидел Василий – Аллу, отжимавшуюся на полу. Она была всё так же голой. Василий рассмотрел, что на её теле не было ни грамма жира – нежно-розовая кожа плотно облегала бугорки мышц и кости. Алла закончила отжиматься и встала. Она знметила, что Василий уже проснулся и глядела на него иронично улыбаясь. Пот катился со лба по её лицу, плоский живот был покрыт испаринами. Иволга впервые рассматривал её обнажённое тело при свете дня и восхищался им. Восхищался и возбуждался.
- Это я так должен был ночью отжиматься на тебе, исходя семью потами, - с досадой и лёгким упрёком в голосе он сказал Алле. – Вот ты меня опять завела и я понимаю, что зря.
- А ты, Василий Алексеевич, последуй моему примеру – утренняя гимнастика, холодный бодрящий душ и будешь думать о другом, о более важном.
Он махнул рукой и спросил:
- А сколько уже время?
- Половина восьмого.
- Да, пора уже вставать, - согласился Иволга. – Ну, иди в душ, а потом я.
Душ зашумел в ванной, а Василий вместо гимнастики закурил папироску. Курево ему помогало привести голову в рабочее состояние, а голова ему сегодня была нужнее крепких мышц. И вообще, Иволга заметил, что в их тандеме с Аллой он играет роль мозгового центра, а девушка выполняла силовую поддержку. Уяснив это, он мотнул головой, выражая окружавшему ему пространству таким образом своё недовольство. Конечно же, правильнее использовать её прекрасное молодое тело иным образом, но пока это было неосуществимо по объективным обстоятельствам. Но и её боевые навыки сейчас для Василия не были лишними. «Что ж, с паршивой овцы хоть шерсти клок» - вдруг почему-то у него в голове всплыла эта поговорка. И сам на себя рассердился – какая же Алла овца? Скорее, волк – зубами щёлк!
Позавтракав в баре, Василий и Алла выбрались пошататься по городу, как им и велели вчера Шпала и старичок.
Они пошли по проспекту, который тянулся от порта Енисейский до центра города – Красной площади и назывался соответственно Енисейский. Застроен был домами не выше пятого этажа в основном советской типовой планировки. По проезжей части ездили редкие грузовые и легковые автомобили, а также рейсовые автобусы. Но в основном население города передвигалось на велосипедах по специальным для этого оборудованным дорожкам. Василий обратил внимание на то, что автотранспорт не выделял выхлопные газы. Он поинтересовался у Аллы, не знает ли она, в чём тут секрет. Алла ответила, что двигатели работают либо на воде, точнее водороде, либо на электричестве. Василию этот факт понравился – не загрязняют окружающий воздух. Ещё он обратил в внимание на то, что Алла часто останавливалась и, глядя на себя в зеркало, поправляла причёску или подкашивала губы.
- Что-то, ты, Аллочка, стала проявлять повышенный интерес к своей внешности, - иронично заметил он. – Хочешь мне ещё больше понравиться?
- При чём здесь ты? – холодно вопросом на вопрос ответила она. – Я так хвоста высматриваю. Забыл, для чего мы гуляем.
- Да-да, правильно. И что, есть хвост?
- Пока я определённо никого не засекла, правда, они могут работать бригадой, передавая нас друг другу, чтобы не привлекать наше внимание к постоянному хвосту.
- И как нам убедиться, что наверняка нет никого?
- Вот дойдём до ближайшего перекрёстка и резко рванём влево, а потом посмотрим – одни ли мы только побежали.
Так и сделали. Пробежав метров сто, резко остановились и обернулись – никто за ними не бежал, редкие прохожие спокойно шли по своим делам, иногда крутили педали или летали вверх и вниз со своих балконов.
- Они сказали, что сами нас найдут, - напомнил Василий. – Но как? Значит, они должны за нами следить?
- По идее, да. Странно всё это, - заметила Алла, уйдя в свои мысли.- А если вообще с нами больше не выйдут на контакт?
- Это почему ещё? – насторожился Василий такому вопросу.
- Мало ли – товар твой не такого качества или из осторожности. Может быть, твои условия покажутся им неприемлемыми.
- Почему это? – Алла всё больше и больше своими вопросами заставляла его начинать нервничать.
- Ты вызвал у них недоверие, - объяснила спокойно девушка.
- Чем?
- Ну, посуди сам, Вася, ты убил Левитина и вместо денег хочешь открыто, почти внаглую, пролезть в их организацию. Если это действительно серьёзная глубоко законсперированная структура, то они не только не будут продолжать с тобой отношения, но даже попытаются от тебя как-то избавиться, при этом всё же заполучив твой товар.
«А она не такая уж и простушка. Плохо это или хорошо? Торпеда с аналитическими способностями. Пока ясно одно – с нею надо мне быть максимально осторожным»- подумал Иволга, выслушав доводы Аллы.
- Да, в твоих рассуждениях есть зерно истины, - начал было с нею соглашаться Иволга. – Но это всё только предположения. Пусть и пессимистичные. Но остающаяся пока неопределённость не лишает нас права и на оптимизм. Короче говоря, поживём – увидим. Чего раньше времени поднимать панику?
- Я не паникую. Так, показала тебе ещё одну сторону медали, но с тобой целиком согласна: ещё рано делать какие-то выводы. Время покажет, что выпадет – орёл или решка.
- Скажи, Алла, здесь есть какие-нибудь лавочки или скверики с беседками, где можно присесть и спокойно покурить, обдумать всё?
- Есть, на крышах. Сам понимаешь, где ж им тут, внизу, быть?
- На любой крыше?
- Практически да.
- Ну, тогда полетели?
- Да.
И они, как голуби, взлетели на крышу.
На крыше простого пятиэтажного дома в семь подъездов располагались: клумба с разнообразными цветами, кустарники сирени и роз, просто аккуратная лужайка с зелёной травой, на которой двое мужчин и две женщины в купальных костюмах играли в карты на покрывале, как на пляже. Стояли столы для настольного тенниса, стол со скамьями за ним для настольных игр. Была и детская площадка с горкой, качелями и каруселью. И как же без лавочек для соседских посиделок? Подобная картина наблюдалась и на других крышах. Но поскольку сейчас было будничное утро рабочего дня, то людей, за редким исключением, на крышах почти не было видно. Это факт тоже обрадовал Иволгу – можно было, не вступая в ненужный ему контакт с посторонними, спокойно наедине с Аллой, посидеть, подышать свежим воздухом и слегка загрязнить его табачным дымом.
- Здорово! Прямо как дома – сидишь на лавочке и нихрена не делаешь, - поделился своими впечатлениями Василий, закурив папироску и закинув ногу за ногу. – А сколько мы уже в походе, Алла?
- Две недели, Вася.
- Две недели, а кажется, что год!
- Это потому, что эти дни были очень насыщены событиями и слишком много тебе довелось пережить, - высказала свою версию субъективности восприятия пространственно-временного континуума Алла.
- Да уж, с этим поспорить трудно, милая, - согласился Иволга, обняв подругу за плечи. – А что нас ещё ждёт? Здесь всё такое незнакомое и непредсказуемое!
- Мне, кажется, нам надо вернуться в отель. Если захотят нас они отыскать, там-то уж точно отыщут.
- И с этим трудно поспорить, - с улыбкой сказал Василий и поцеловал Аллу в губы. – Надо где-то спрятать пакет с товаром. А то мало ли что?
- Надо.
- Не подскажешь, где?
- Можно…на чердаке, хоть этого дома. А можно в куполе за светильниками, но не стоит – можем привлечь постороннее внимание, когда туда полетим. Туда летают только электрики Горсвета чинить светильники и они в специальных комбезах, а если полетит морской офицер с девушкой, то, понятное дело, на это обратят внимание и даже могут в полицию сообщить.
- Ясно, тогда остаётся чердак?
- Да, пойдём.
Они через будку входа на крышу по железной лестнице с перилами спустились на технический этаж. На сколоченной из досок двери на чердак висел навесной замок.
- Эх, закрыто! Так и знал, - произнёс с досадой Василий.
- А ну-ка, подожди, сказала Алла и принялась заколкой ковырять в замочной скважине.
Через минуту замок открылся и они прошли на полутёмный чердак. Он, как и многие чердаки был превращён жильцами в склад всякого ненужного хлама, который было или жаль выкинуть, или просто лень с ним возиться и нанимать транспорт. На полу, недалеко от входа, лежал дверцами вверх платяной фанерный шкаф весь в наклейках и вырезках из журналов. Иволга осторожно открыл одну из его дверок и увидел, что он был наполовину завален всякими тряпками и старой обувью. Сюда он и решил положить пакет с ногтями. Дрянь к дряни. Затем они осторожно вышли, чтобы не наткнуться ни на кого из случайно поднимавшихся на крышу жильцов. Алле также заколкой удалось и закрыть замок. Так, одно дело было сделано.
- Теперь надо запомнить номер дома и подъезда, - сказал Василий.
На крыше он увидел, что подъезд был третьим, а когда они спустились на тротуар на углу дома прочитал и его номер – улица Дарвина, дом 15. Потом направились сразу в отель.
У отеля стояли какие-то фургоны, из которых то продукты в бар заносили, то чистое бельё из прачечной привозили, а грязное забирали, то новые стулья и кресла заносили в отель. Словом, было оживлённое движение, связанное с работой отеля, что можно видеть всегда и на земле. Ничего особенного.
Алла и Василий залетели на балкон своего номера. Но Иволга ещё не успел закрыть за собой дверь, как за ними следом в комнату вломились трое, а в это же время из коридора ещё двое зашли. Все они были одеты в тёмно-синию униформу с фуражками, на которых была та же эмблема, что и на инспекторах внешнего контроля в порту, - два пронзавших друг друга треугольника.
Упреждая вопрос Василия один из них тыкнул ему под нос красное развёрнутое удостоверение.
- Городская полиция. Капитан Шапиро, - представился он.
«Так и есть – сдали меня гады» - промелькнуло в голове Иволги.
- Лейтенант Иволга, - сказал он. – В чём дело?
- Вы-то нам и нужны. Вы обвиняетесь в преднамеренном убийстве майора Левитина. Вы арестованы. Сдать оружие! - приказал капитан.
- У меня нет с собой оружия, - ответил обиженно Василий.
- Обыскать его! - приказал капитан подчинённым.
И два полицейских дружно в четыре руки стали обхлопывать и ощупывать Василия. Первое впечатление от столкновения с полицией было не из приятных. Оно усугубилось и тем, что ему на руки одели наручники.
- А вы кто будете, гражданочка? – спросил Аллу Шапиро.
- Как вам сказать? Просто его знакомая.
- А что вы делаете в этом номере?
- Как что? Пришла к нему в гости.
- В гости? У вас при себе есть какие-нибудь документики?
- Да, вот, - и Алла извлекла из сумочки капитану паспорт, но не серпасто-молоткастый, а с двумя пронзающими друг друга треугольниками.
Василий изумлённо посмотрел на Аллу, будто она на его глазах превратилась в другого человека. Полицейский внимательно изучив паспорт и сравнив соответствие фото оригиналу, постучал им по своей ладони и спросил Аллу:
- Алла Андреевна, вы и вчера вечером присутствовали в этом номере?
- Да, и вчера, - спокойно ответила она.
- Ага, в котором времени вы здесь появились?
- Даже точно не скажу. А что?
- А то что здесь вчера вечером произошло убийство, в котором сейчас и подозревается ваш приятель. Вот следствию и интересно, вы появились до совершения преступления или после?
Алла, по-прежнему не теряя самообладания, совершенно спокойно с немигающим взглядом ответила:
- Капитан, во-первых, когда я вчера сюда пришла, Василий Алексеевич был один. А во-вторых, с чего вы взяли, что это было убийство. Ведь, насколько мне со слов Василия известно, приезжавшие забирать труп медики не диагностировали насильственную причину смерти Левитина. Или за ночь что-то поменялось?
Шапиро несколько опешил от такой борзости девицы.
- А с чего вы взяли, что у вас есть право задавать полицейскому при исполнении служебных обязанностей подобного рода вопросы да и вообще хоть о чём-то спрашивать? Вопросы здесь задаю я.
- Будем считать тогда, капитан, что этот вопрос озвучил я. Я же ведь имею право знать на основании чего мне предъявлено столь тяжкое обвинение или таким образом вы можете любой труп в этом городе на меня повесить?
- Сейчас проедем в отделение и там во всём разберёмся.
- А у вас есть на руках постановление о моём аресте?
- Ну, скажем так, пока вы не арестованы, а задержаны.
- Но вы же сами пару минут назад сказали, что я арестован, - спорил Иволга.
- Это была оговорка по-Фрейду, - улыбнулся Шапиро.
- А вы мне мой паспорт вернёте? – спросила Алла.
- А вам, гражданочка, тоже предстоит проехать с нами в отделение.
- Это ещё зачем?
- Для дачи свидетельских показаний комиссару.
- Свидетельских чего? – Алла на капитана смотрела широко раскрытыми глазами прямо в его переносицу, как смотрят перед нанесением удара или выстрела в упор.
Мент чувствовал, что перед ним стоит не простая шалава, а человек уже где-то прошедший серьёзную подготовку, уверенный в себе, не привыкший пасовать перед кем-то и знающий себе цену. А поэтому её личность для него приобретала особый интерес – её роль в этой мутной истории может быть самой непредсказуемой.
- Свидетель преступления, - выпалил капитан.
- Ещё раз повторяю: я ничего не видела. Это во-первых. Если для дачи свидетельских показаний, то вызывайте меня официальным образом повесткой и допрос только в присутствии моего адвоката. Это во-вторых.
- У нас нет времени на формальности и препинания, поэтому предлагаю вам проявить гражданскую сознательность и добрую волю и поехать с нами. Мы только оформим протокол, зададим вам пару вопросов и отпустим.
- А если не поеду добровольно, то что? – в голосе Алла стали звучать агрессивные нотки.
- Куда ж вы денетесь? – презрительно ухмыльнулся мент, у которого категорическое нежелание Аллы с ними ехать ещё больше вызывало подозрение в отношении её.
- Куда-то денусь, - огрызнулась грубо Алла, обводя взглядом остальных копов.
Василий, не желая обострения ситуации и тем более её выхода из-под контроля, сказал примерительным тоном:
- Алла, прошу, не надо. Всё решится.
Она посмотрела на него пронзительным взглядом и, чтобы своему любимому не осложнять жизнь ещё больше, согласилась:
- Ладно, как скажешь.
- Вот и правильно, - тут же обрадовался капитан и дал команду остальным. – Приведите двоих из персонала отеля в качестве понятых и дождитесь приезда следственно-экспертной группы для проведения обыска и обследования места преступления.
Алла знала, что будут повсюду снимать «пальчики». И в ванной тоже, где были её отпечатки. Ну и что? Скажет, что принимала душ.
ДОПРОС.
Довезли до райотдела в одном из тех глухих фургонов, что стояли около отеля. Поэтому Василий не видел, куда его везут и вообще был лишён возможности продолжить ознакомление с Северной Полмирой через смотровое окно. Пока его везли, тысячи мыслей мелькали у него в голове, словно его стремительно провозили по улице, засаженной его мыслями, вместо тополей, каштанов и вязов. Он понимал, что опять сейчас что-то предвидеть или угадать совершенно бессмысленно, поскольку на этом пространстве теория вероятностей слабо работала, как и остальные законы из толстых учебников. Но ничего поделать со своим возбуждённым адреналином мозгом он не мог. Хотя, точно знал, что сейчас он переживал больше не за себя, а за Аллу. Ведь это она – убийца. Из опасения быть разоблачённой и привлечённой к ответственности, она вполне могла пойти на радикальные шаги. А что это за шаги могли быть Иволга прекрасно представлял. Он больше всего не хотел опять бессмысленных жертв. Тогда сюжет боевика «Рэмбо. Первая кровь» покажется неудачной пародией на то, что вполне может произойти. А учитывая практически замкнутое пространство, где они сейчас обитают, то …лучше не представлять. Но пока она в зоне его внимания, он ещё способен хоть как-то на неё влиять, а когда их разлучат…А их обязательно разлучат – тогда вся надежда на госпожу Удачу. Плохо, что её везли в другом фургоне. Иначе б он хотя бы мог видеть её и по глазам понимать, на что она настроена.
Иволгу вывели наружу из машины во дворе райотдела. Двухэтажное белое здание, с трёх сторон охватывавшее пространство в каре, и металлические автоматические ворота, какие он видел много раз в различных воинских частях и какие есть в тюрьмах и на зонах. Если не брать во внимание мелкую декорацию, то подобие советским реалиям позволяли ему хоть как-то ориентироваться в настоящем моменте. Но фургона с Аллой здесь не было и это вызывало у Василия новый приступ тревоги.
- А где Алла?- спросил он у капитана.
- Где надо, - нарочито грубо тот ответил Василию, чтобы сразу показать ему его место – он здесь затравленный зверь.
Шапиро в отделении Иволгу передал комиссару. Это был одетый в хороший серый костюм с синим в белый горошек галстуком с аккуратным пробором шатен лет сорока. По его хрустальному взгляду с оттенком печали можно было догадаться, что он был бездушным винтиком в карательной системе, приказ – главнее истины.
Почти все стены в кабинете комиссара были заставлены книжными шкафами, за стеклянными дверцами которых Василий разглядел десятки томов разного рода кодексов. В шкафу справа от стола комиссара был аж в сорока томах Уголовный кодекс. В двадцати двух Уголовно-Процессуальный. В другом шкафу в двенадцати томах стоял Административный кодекс, а Гражданский кодекс уместился всего-то в восьми томах. Скромненько в двух ютился томах Семейный кодекс. Остальное пространство было занято поправками, комментариями и пояснениями к кодексам, а также постановлениями, указами и инструкциями, собранными в толстые пластиковые папки с наклейками на корешках.
«Интересно, зачем менту Семейный кодекс? Здесь и за супружескую измену в тюрьму отправляют, а может быть, камнями закидывают как в странах Шариата?» - терялся в догадках Василий, из увиденного делая для себя вывод, что в законодательстве Северная Полмира уже не модель совка.
Но даже в кабинете с Василия не сняли наручники, что уже само по себе говорило об особенно пристрастном к нему отношении со стороны ментов, возможно, предполагаются и пытки в случае его несознанки.
«М-да, влип на пустом месте», - с печалью подумал Василий.
Комиссар специально долго не обращал на Иволгу внимания, а всё время что-то писал - строчка за строчкой, страница за страницей. Перечитывал, что-то исправлял и опять дальше писал. Таким образом давая задержанному понять, что он для него пустое место, а вот эта бумажка, покрытая каллиграфическим убористым почерком рукою следователя – это документ! Основа процессуальных действий. Всё чтобы кто ни натворил и что бы потом не рассказал на допросе, всё это – лишь повод для оформление вот этого документа.
Закончив писать, комиссар все бумаги аккуратно и даже с нежностью сложил в картонную папку и завязал шнуровку на бантик, а потом эту папку положил в сейф за креслом и закрыл его на ключ. Затем со стола извлёк новую папку и стал заполнять её титульную часть. Но прежде чем коснуться жалом авторучки разлинеенного картона, комиссар посмотрел на Василия ничего невыражавшим взглядом. Это смотрела пустота на пустое место.
- Фамилия? – усталым голосов произнёс комиссар.
- Иволга, - и комиссар записал фамилию на папке, номер дела и сегодняшнюю дату.
А далее весь стандартный набор вопросов для заполнения анкетных данных: имя, отчество, год рождения, место рождения, пол (какие-то сомнения?), гражданство, образование, профессия, звание, место службы, награды и поощрения, привлекался/ не привлекался, судим/ не судим?
А далее пошли вопросы уже по-существу следствия. Когда и с какой целью прибыл в Северную Полмиру? В каких отношениях состоял с убитым? Да, вскрытие определило именно насильственный характер смерти. Вот заключение патологоанатома. Потом детально ознакомитесь.
- Я без адвоката отказываюсь отвечать на ваши вопросы, - хмуро ответил Иволга. – Да и потом, меня, как иностранного гражданина, без уведомления советского посла или консула не имеете права подвергать аресту и допросу.
Камиссар громко рассмеялся.
- Во-первых. Нет здесь, в Северной Полмире, никакого советского посольства, - сообщил он торжествующим голосом, как будто в этом была его личная заслуга и факт отсутствия посольства являлся лишним доказательством вины Василия. – По той простой причине, что дипотношения между Северной Полмирой и Союзом Советских Социалистических Республик не были установлены, как впрочем, и с остальными государствами всего мира.
- Да? – удивился Иволга. – Как так?
- А что тут непонятного? Нас, в смысле Северной Полмиры, официально нет. Мы никем непризнанное и никому не известное, кроме Советскому Союзу, разумеется, город-государство. Мы ж только формально независимое образование – на случай, если к Советскому Союзу другие государства, пронюхав про нас, станут предъявлять претензии на незаконное занятие океанского дна на ней реальной акватории.
- Понятно.
- Будем считать, что с первой частью вашего вопроса мы покончили. Перехожу ко второй. Адвокат перед вами, - сказал комиссар, своим взглядом выражая сладость предвкушения созерцания реакции Иволги.
Василий с недоумением смотрел на собеседника, не понимая: это такая циничная ментовская шутка, или он говорит правду, что вообще-то было вполне возможно, учитывая особенности местной реальности.
- Буду вам очень признателен, если объяснитесь, - сухим голосом сказал Василий.
- Да, разумеется. Дело всё в том, Василий Алексеевич, что в нашем городе просто катастрофическое положение с преступностью и вообще с правонарушениями.
- В смысле? Зашкаливает, что ли,- удивился Василий.
- Да нет, как раз наоборот – практически вообще отсутствует по ряду объективных причин. Раньше была какая-никакая, но мы её успешно одолели. С тех пор необходимость в прежнем количестве правоохранителей и юристов отпала. Наши власти, учитывая сложившуюся ситуацию, решили нас оптимизировать – привести наше количество в соответствие с устойчивой потребностью. То есть сократить до возможного минимума. Вот вследствие этих реорганизаций мы и имеем в одном моём лице для нашего района комиссара полиции, прокурора, адвоката и даже судью.
- Кошмар! – искренне ужаснулся Василий. – А как же объективное расследование и состязательность в суде между обвинением и защитой ради беспристрастного и справедливого решения?
- Никаких проблем – судов, уголовных да и административных, уже много лет вообще нет. В нашем, Енисейском, районе уж точно! В Миссисипинском два года назад одного ненормального писаку за злостное хулиганство, кажется, на полтора года упекли за решётку. А так всё.
- Во как! Здорово! Поздравляю!
- Не с чем – как работать в этих условиях? Мне урезали до минимума зарплату, платят одну голую ставку, а по штату я занимаю, - И комиссар стал загибать пальцы. – Четыре должности!
- Сочувствую, - нараспев проговорил Иволга. – Так а тюрьма всё же есть?
- Да, городская тюрьма. Таганка.
- Чё, как в Москве? – удивился Василий.
- Да, здесь не только тюрьма как в Москве, но и многое другое. О тюрьме вам пора задуматься, но пока не о ней речь. Я вам ответил и на второй вопрос?
- Более чем, - согласился Василий.
- Так вот, гражданин Иволга, вам сейчас может помочь – а это я вам говорю и как адвокат в одном лице – только чистосердечное признание.
- В чём?
- В убийстве майора Левитина.
- Я его не убивал, - категорически заявил Василий. – И у вас нет ничего против меня. И быть не может. Так-то. Жмурика на меня не повесите и нечего мокруху мне шить!
- Во как! – комиссар встал из-за стола, взял заключение из морга и подошёл к Василию. – Читай!
Из всего текста экспертизы Иволга наиболее для него важного постарался хорошенько запомнить наизусть, чтобы потом обмозговывать своё положение. «…Смерть наступила вследствие синхронного воздействия тупым мягким предметом (предположительно, пальцы) на жизненно-важные энергетические узлы на теле убитого…»
« М-да, а говорила: инфаркт сто процентов установят. Да, Алла, здешние врачи – это тебе не нашинские мясники и коновалы. Просекли всё-таки. М-да, влип!»
- Ну, что вы на это теперь скажите? Будем признание оформлять или продолжим играть в несознанку?
- Может, кто с ним чего и сделал, но вам надо ещё доказать, что это моих рук дело.
- Согласно показаниям сотрудников отеля, в номере кроме вас двоих, была ещё одна третья особа, - комиссар углубился в протокол опроса свидетелей опергруппой. – И эта особа тоже сейчас подвергается допросу женским комиссаром и эта особа вам прекрасно знакома. Я ничего не исказил?
- Нет, но Алла пришла после того уже как увезли труп, - возразил Василий.
Комиссар записал этот ответ в протокол допроса подозреваемого.
- Вот опять из того же протокола опроса свидетелей явствует, что в номер к вам вошла под видом уборщицы неустановленная особа. Было такое?
- Не знаю, может, кто-то и заходил, но я некоторое время курил на балконе, а поскольку доктор не переносил табачного дыма, я дверь в комнату прикрыл и поэтому, кто приходил, если приходил, я не мог видеть и слышать. Когда вернулся с балкона, то обнаружил мёртвого Левитина на полу в ванной.
Тут комиссар вскинул на него сразу глаза.
- Где? Ещё раз повторите.
Иволга понял, что осёкся – труп врачи обнаружили-то на кровати. И эти визитёры тоже Левитина на кровати видели. Но уже поздно было менять показания.
- В ванной. Но тут же перенёс его на кровать.
- А с какой целью вам понадобилось переносить труп?
- Но я ведь с самого начала ещё не понял, что он уже труп. Думал, что ему стало плохо. Зачем же его бросать на полу возле унитаза? - Ну да, ну да. Только вот понимаете, Василий Алексеевич, всё это – каша-размазня. Нет, ну что это такое, ей Богу? Вышел покурить, а когда вернулся его кто-то уже кокнул. Согласно нашим оперативным данным, на Левитина эта ваша знакомая Алла, уже ранее делала попытку покушения. Правда, благодаря вам, он выжил.
Этого поворота событий Иволга не ожидал. Уже и с ГШ-11 связались! Хотя, конечно, они просто обязаны были проинформировать командование экипажа о смерти одного из его членов. Ну, а там и завязалась беседа по душам. Ничего в этом удивительного нет. Но как он уже устал от допроса! Врать, изворачиваться – это уже само по себе для Василия было пыткой. Он всегда привык быть честным и правдивым. Ну, почти всегда. Его так с детства воспитали. А тут надо каждое сказанное слово обдумывать, запоминать. А что если сейчас Алла в другом кабинете берёт всю вину на себя? И тогда вся эта его ложь ради её спасения станет бессмысленной и глупой? Ужас!
Комиссар опытным взглядом видел, что сейчас переживает подозреваемый. И сейчас у него должен настать слом психики. Чуть-чуть его подтолкнуть – так, слегка, чтобы не передавить – и он сам расколется.
- Василий Алексеевич, - заговорил он примерительным тоном. – Вы хотите курить?
- Да, очень.
Комиссар подошёл к нему, отстегнул наручники, подождал, пока Иволга не промассирует занемевшие запястья и потом уже предложил ему сигарету и докурил её.
С таким наслаждением Иволга не затягивался уже чёрт знает сколько! Комиссар извлёк из шкафа четыре фолианта Криминального кодекса и положил их на стол.
- Вот здесь – рассматривается только убийство в самых всевозможных подробностях, обстоятельствах и деталях. Эх, это можно сказать, пособие для начинающего убийцы, - рассмеялся впервые комиссар. - Здесь убийства самыми различными орудиями и приспособлениями, с умыслом и без. В одиночку и коллективно. Самое разное количество жертв. И учитываются отдельно ещё возраст и пол убийцы, убийц или жертвы, или жертв. Рассматриваются самые разные комбинации этих факторов. Вот например. Так, параграф пятьсот четвёртый, статья триста восемьдесят вторая, пункт первый: «Убийство в одиночку двоих людей разного пола. Женщина – от двадцати и до сорока лет, мужчина от восемнадцати и до сорока пяти лет. Убийство совершено преднамеренно по заранее разработанному плану. Орудия убийства – химического типа. Как-то: яд, отравляющий газ или заражённая пища. Возраст убийцы – от восемнадцати до сорока пяти лет. Пол убийцы – мужской. Наказание – двадцать лет тюремного заключения или по истечению десяти лет заключения пять лет каторжных работ».
Иволга внимательно слушал, пытаясь связать со собою отнюдь не случайный выбор примера из кодекса комиссаром. Потом комиссар взялся перелистывать другой том.
- Я прошу прощения, гражданин комиссар. Но буду вам признателен, если вы мне сообщите и другой способ обращения к вам, менее официальный, - Василий интуитивно избрал столь витиеватый стиль общения с комиссаром, что бы тот не думал, будто он сумел полностью подавить волю подозреваемого.
- Ах, да. Я вам так и не представился. Виною тому – страшная занятость и усталость от этого, - такой ответ у Василия вызвал приступ скрытого сарказма: чем занят, если нет никаких дел – сам же только что жаловался. – Пров Рауль Кирович.
По-правде, Иволга не понял, что из сказанного было фамилией, а что именем. Он Пров-Рауль или он Рауль Кирович? Остановился на втором варианте:
- Рауль Кирович, - и выждал паузу в несколько секунд, но комиссар не исправил его, а только смотрел весь во внимании. – Нельзя ли мне стакан воды?
Рауль Кирович в ответ молча кивнул и налил из графина стакан воды и протянул его Василию.
- Так вот, среди этого бесконечного, как и сама жизнь, многообразия статьей и случаев, представьте себе, предусмотрительно рассмотрели и ваш пример.
Василий, не совсем понимая, о чём он говорит, смотрел на него во все глаза, как будто комиссар должен был ему показать какой-то фокус.
- Вот – параграф сто первый, статья шестая, часть вторая: «Убийство советского офицера в звании от лейтенанта до майора в возрасте от двадцати пяти до сорока пяти лет преднамеренно из корыстных побуждений единолично на территории порта или припортовой территории, к которой относится и припортовый отель, другим советским офицером в звании от лейтенанта до майора в возрасте от двадцати пяти лет до сорока пяти лет без применения оружия или иных опасных для жизни предметов, карается тюремным заключением на срок от десяти до двенадцати лет»…Вот так вот, гражданин Иволга Василий Алексеевич. Можно ещё найти в дополнениях к кодексу и детали обстоятельств, совпадающих с вашими, но сейчас это пока преждевременно – дождёмся суда. Поэтому вы не сможете довести свою невиновность в ситуации, практически целиком предусмотренной уголовным кодексом поскольку по основным признакам имеется полное совпадение.
- Но я правда не убивал, - уже почти умоляющим голосом заявил Иволга.
- Допустим, но только – допустим, не вы помогли майору расстаться с жизнью, тогда сам собой напрашивается второй вариант – ваша знакомая. Я готов и этот вариант детально рассмотреть. Как видите, я стараюсь быть максимально объективным – не могу же я за столько лет мне подвернувшейся дело, да и не какое-нибудь, а убийство! - расследовать не на достаточно высоком уровне. Что мои коллеги из других районов обо мне станут говорить? Ведь они материалы этого дела будут потом под увеличительным стеклом рассматривать. По нему писать статьи в научных юридических журналах и защищать диссертации. Вы можете меня подозревать в предвзятом отношении к вам, Василий Алексеевич, как бездушного служаку, но моё честолюбие служит для вас лучшим адвокатом. Да, давайте эту…- и он опять подсмотрел в дело. – Аллу Цельс (наконец-то Василий хоть таким образом узнал её фамилию!) выведем сообща на чистую воду. Вы готовы оказать помощь следствию?
- Я вам не мент и не сволочь, чтобы прятаться за женскую спину.
- Это ваше дело в прямом и переносном смысле этого слова, - сухо ответил комиссар. – Что ж, тогда распишитесь под протоколом вашего допроса. Вот здесь.
Василий бегло прочитал текст протокола и, убедившись, что его слова не были перерваны или искажены, не нашёл причины, чтобы не расписаться. «Мною прочитано и с моих слов записано верно. Иволга В.А.» подпись и дата.
- Вот видите, Василий Алексеевич, в чём драматизм ситуации с нашим правосудием: оно стараниями целой плеяды юристов, трудившихся над созданием правовой базы в виде кодексов, комментариев, дополнений и пояснений приведено в идеальное состояние. Но идеальным оно может быть только в действии, как любой механизм. Какой бы он ни был безупречным, мощным и красивым, но все эти качества проявляются только при его эксплуатации, а без работы он просто хлам, постепенно ржавеющий. Нет, как гражданин своего города я, конечно, рад, что могу гулять по нему и спать дома спокойно. Но, как важнейший узел этого механизма, я жизненно заинтересован в работе. И поверьте мне, я своего не упущу!
- Что со мной будет дальше? – спросил Иволга возбудившегося комиссара.
- Пока посидите пару дней в тюрьме. За это время следствие проведёт основной объём оперативной работы, пройдут экспертизы и картина произошедшего будет уже более чёткой. Затем состоится суд по избранию вам меры пресечения, а далее будет видно.
- Суд – это вы, я правильно понимаю?
- Да, суд – это я. В нашем Енисейском районе.
- А что же будет с Аллой?
- Вы задаёте мне некорректные вопросы. Думайте сейчас о себе.
- Меня повезут в тюрьму?
- Да, - комиссар посмотрел на наручные часы. – К ужину ещё можете успеть.
ТАГАНКА.
В тюрьму Иволгу везли в том же глухом фургоне, опять на него одев наручники. Когда его вывели из фургона во дворе тюрьмы, первым делом он осмотрел её здание - это был бетонный серого цвета монолит с узкими зарешёченными окнами в четыре этажа. Тюрьма состояла из двух корпусов, расположенных напротив друг друга. Новоприбывшего арестанта как самого дорогого гостя во дворе тюрьмы уже встречал коллектив тружеников пенитенциарного учреждения. У одного из них в руках был каравай, у другого букет цветов. Впереди всех стоял, вероятно, директор тюрьмы в эполетах, аксельбантах и вся грудь в орденах, при этом ещё и с саблей, повязанной через плечо.
Как только конвоиры сняли с Василия наручники, директор расписался в журнале за его доставку и получил из рук в руки дело Иволги, полицейский фургон покинул территорию тюрьмы.
Директор радостно глядя в глаза Василию подошёл к нему, размашисто хлопнул по плечам, крепко обнял и поцеловал в лоб.
- Добро пожаловать в нашу тихую гавань, капитан! – произнёс он, пустив скупую мужскую слезу и подал знак рукой своим подчинённым.
Тюремщик с цветами подбежал и вручил их Василию, а другой поднёс ему каравай. Он, не желая никого обидеть, видя такое к нему радушное отношение, с благодарностью принял цветы и отломил хлеб-соль. Директор опять махнул рукой и двое других тюремщиков в ногу плечом к плечу шагнули навстречу Иволге и стали ему хором декламировать:
В жизни порою бывает непросто:
Сильно штормит, бросает о скалы.
Наша тюрьма – твой спасительный остров,
Где судьбы забываешь хищной оскалы.
Да, ты мог совершить на пути преступленье,
Но кто из нас живёт без греха?
В тюрьме твоя жизнь - за грехи искупленье.
Но тебя никто ничем не обидит.
- Да, здесь, конечно, не рай, но и не ад.
Таганка – твоя родная обитель,
Где каждый тебя приветствовать рад.
И закончив выкрикивать стишок, они замолчали с довольными лицами.
- Спасибо, конечно, - сказал Василий директору. – Но я, право же, несколько смущён. Вы всегда так тепло приветствует нового арестанта, как нового директора тюрьмы?
- Увы, не всегда. К нам вообще только два года назад поступал арестант. С тех пор никого. Вот поэтому у нас сегодня праздник, - сияя от счастья ответил ему директор. – Ну, давайте знакомиться. Я – Фукс Август Маркович.
- А я – Иволга Василий Алексеевич.
- Очень рад! Очень – произнёс директор, энергично тряся его руки.
Затем развернулся к своим подчинённым и сказал им:
- Принимайте, Василия Алексеевича. Оформите как положено, ничего не забыв. Я сам потом проверю.
И повели зека Иволгу с букетом цветов в радостно распахнутую пасть тюрьмы.
Первым делом его провели в блок санобработки, где его офицерскую форму заменили на полосатую робу.
Иволге велели с головой окунуться в купель с дезинфекционным раствором и с минуту там побыть, затем под душем он смыл с себя остатки раствора на запах и цвет ничем не отличавшегося от воды. Когда Василий уже как обыкновенный арестант был в робе, его в канцелярии сфотографировали и откатали пальчики, измерили рост, вес, записали все особенные приметы, размеры одежды и стопы. Затем провели в лазарет, где толстый с круглыми очками тюремный фельдшер, продолжая лежать на диване, попросил Иволгу самостоятельно заполнить карточку арестанта, в которой в основном были вопросы, связанные с его прошлыми болезнями, если таковые были.
После полного и продолжительного цикла оформления, Василия привели в кабинет директора. Август Маркович, сидя перед электрокамином в кресле-качалке, курил сигару, а у его ног лежал золотистый ретривер. Директор жестом указал Иволге на стул рядом с дверями.
- Вот и произошла первая стадия метаморфоз, - изрёк Фукс, выпуская сигарный дым. – Как первые впечатления?
- Не скажу, чтоб очень, - ответил сухо Василий, стараясь быть осторожным с человеком, от которого многое сейчас зависит в его жизни.
Конечно, директор осознавал эту власть – ещё одна мошка попалась в его паутину. И наслаждался ощущением своего могущества.
- Я вам честно скажу, Василий Алексеевич. Вы у нас будете вторым арестантом на всю тюрьму.
Иволга сильно удивился этому сообщению.
- Да-да, не удивляйтесь. Кроме вас здесь сидит только один крайне деспотичный поэт. Он, собственно, за свой деспотизм и угодил сюда и теперь обратно отсюда не хочет.
- Странно, - сказал Василий. – обычно поэты всегда выступали против тирании и деспотизма, против неволи.
Фукс выпустил дым и рассмеялся, потом взял с камина стакан с каким-то чайного цвета напитком и сделал несколько глотков.
- Приятно побеседовать с умным человеком, - сказал, мило улыбаясь Иволге. – Тем более, когда этот собеседник тоже офицер, как и ты. Нет, правда – ведь долгое время я здесь один был кадровый офицер. А это очень важно. У этих штатских и особенно у людей творчества своя логика и своя психология.
Так вот, этот поэт – Землетруд его фамилия. Как раз-таки и тиранил своих коллег по писательскому ремеслу, призывая выступать вслед за ним против тирании и деспотизма.
- А у вас тут, что – тиран у власти? – спросил Иволга.
- Нет, совсем нет. Не в этом дело. Просто он за абсолютную свободу. Типа анархиста. И так достал прям уже в Доме творчества всех. Не давал никому спокойно работать – рвал бумаги поэтов и писателей, называл их дрянями и ничтожествами, которые могут хоть как-то оправдать своё существование политической борьбою с властью. У него, этого Землетруда такая формула: настоящий поэт должен восстать против трона, быть за это посажен, а потом убит на дуэли бездарным офицером. И только после этого он будет канонизирован. Каково вам эта идея?
- Не знаю, может, его место в сумасшедшем доме? – пожав плечами, ответил Иволга.
- Может. Если честно, то я даже с вами согласен. Но это по секрету. Вы же понимаете, что всё это время он был единственным нашим узником. Незадолго до его посадки в правительстве уже поднимался вопрос о ликвидации городской тюрьмы в связи с нулевой преступностью за последние пять лет. Пять лет мы – они говорили – даром едим свой хлеб. Мы – дармоеды! Обидно, если честно. А тут вот спасение для нас – этого Землетруда судья посадил на год. В другое время, при других обстоятельствах его бы, пожалуй, отправили на психиатрическое обследование. Но судье надо было спасать всю карательную систему.
- Так что же он такого ужасного сделал, что его посадили? Не пойму. Просто досаждал другим?
- Не просто. Он таки сумел некоторым литераторам доказать, что они бездарности и даже жалкие ничтожества. Не знаю, я не очень разбираюсь в искусстве, но как по-мне, так они там все не дотягивают даже Михалкова, не говоря уж про Пушкина или Чехова. Да, так вот. Кто-то впал в глубочайшую депрессию и сжёг все свои рукописи, кто-то то ли от разочарования в себе, то ли от отчаяния, до которого их довёл Землетруд, кончали жизни самоубийством, кто-то спивался и становился законченным пьяницей. Кто-то вообще с ума сходил.
В голове Иволги мелькнула мысль –«Настоящая торпеда этот Землетруд. А может, он специально кем-то был подослан в этот творческий союз?»
- Псих легко может сделать окружающих его людей психами,- проявил понимание Иволга.
- Да-да, совершенно с вами согласен, Василий Алексеевич, - улыбнулся директор. – По итогу своей деятельности он деморализовал и даже окончательно сбил с толку более половины всех писателей и поэтов нашего города, население которого из-за своего повышенного образования и обострённых потребностей в духовной пище, сразу на себе ощутило дефицит творческой продукции. Ведь многие авторы печатаются в толстых литературных журналах и газетах. Их романы и повести читали из номера в номер. А тут бац – и пустые страницы вместо продолжения лихо закрученного сюжета детектива или страстной неразделённой любви.
- Да, сочувствую.
- Но этого мало. Так он ещё умудрился созвать своих коллег на нашу Красную площадь якобы для чтения им там свой новой поэмы об этой Красной площади, но при этом сам туда пришлёпал голым и с транспарантом «Союз писателей-нудистов против правительства». Как вам это?
- И что потом?
- Тогда уже терпение властей и общественности лопнуло и его посадили на год по совокупности административных и мелких уголовных правонарушений. Вот такой вот парадокс – поэт выступал против тирании и ограничения свободы и этим спас тюрьму.
- Вы сказали, что ему впаяли год, но сидит он уже два.
- Совершенно верно. Здесь, надо признаться, уже мы, тюремщики постарались создать для него максимально комфортные условия, о которых он даже на воле не мечтал и таким образом смогли его заинтересовать в продлении пребывания в наших застенках хотя бы ещё на год. Я договорился с судьёй и она за якобы систематическое нарушение им режима продлила срок ещё на год. Да, режим-то он и в самом деле систематически нарушает, но только по нашей вине. Точнее, с нашим активным участием.
- И чем же вы, интересно, смогли ему так угодить, что он здесь сам пожелал остаться?
- О! Если вкратце - самопожертвованием! Во-первых, он всех нас принудил увлечься литературой – учить наизусть его стихи, пытаться писать свои стихи, но так как он считал правильным. Регулярно нас мучает своими бесконечными лекциями о других писателях. Мы вынуждены были организовать фонд питания Землетруда, куда каждый сотрудник тюрьмы отчислял пятую часть из своей зарплаты.
- Не понял, - перебил Фукса Иволга. – Содержание арестантов, вроде как должно финансироваться из бюджета страны?
- Совершенно верно, но какое питание? Сами, наверное, слышали такие слова как пайка и баланда? Поскольку Землетруду передачи с воли никто не засылал, радуясь избавлению от оного, то он, конечно же, сразу после истечения первого срока не замедлил бы вырваться на волю, чтобы хотя бы отожраться всласть. Поэтому мы и доставляли ему такие деликатесы из лучших ресторанов, что у самих контролёров слюнки текли и они не стеснялись за ним вылизывать тарелки. Но на этом наши бедствия не закончились, - здесь директор выдержал театральную паузу, опять отхлебнул из стакана и продолжил. – Он на полноценных харчах, о каких на воле мог зачастую только мечтать, захотел женщину. Ничего, понятное дело, в этом удивительного нет, что здоровый мужик, преисполненный лишней энергией и избытком свободного времени захотел для полного счастья любовных утех. Мы ему вначале предлагали сублимировать энергию проснувшегося сексуального вулкана в творческое русло, но он отвечал, что как раз-таки для творчества ему и нужен богатый опыт близкого общения с женщиной – он сейчас работает над биографиями Дон Жуана и маркиза Де Сада, а именно их тюремный период, когда они за решёткой вспоминают о своих похождениях.
Можно было бы ему какую-нибудь смазливую шлюху подыскать, как это в других странах для зеков их кореша на воли и делают, но вот ведь незадача – у нас нет проституток, от слова вообще!
- Та-ак, и какой же выход вы нашли? – оживился Василий, которому этот директор, чем дальше, тем всё больше становился понятным и от этого симпатичным.
Фукс посмотрел на него взглядом больного страдальца, рассчитывавшим на сочувствие в ответ на рассказ о своих болячках.
- Нам, мне и начальнику оперчасти пришлось уговорить своих ещё молодых и красивых жён разделить с ним шконку. Каждая раз в неделю, сменяя друг с дружку, позволяла покорно ему реализовывать свои самые извращённые фантазии, какие только могут быть у обделённого по жизни женским вниманием задрота с необузданной творческой фантазией. Своим супругам мы поставили одно условие, чтобы он никоим образом не узнал, что шпилит жён своих тюремщиков. Легенда у них была до банальности простая – они проститутки, нанятые нами. Хотя, если совсем глубоко капнуть, то так оно и есть: почти все жёны – оптовые проститутки, нанятые своими мужьями.
Поэтому Землетруд совершенно не стеснялся делать с ними всё, что ему только в его извращённый ум приходило.
- Ваши жёны вам давали подробный отчёт? – попытался плеснуть иронию Иволга.
- Очень смешно, Василий Алексеевич, - директор укоризненно покачал головой и Василию стало даже неловко за себя, что он позволил такую неуместную колкость в адрес несчастного служаки. – Нет, я подсматривал в глазок за своей, а опер за свой женою. И вовсе не из извращённых наклонностей, а для подстраховки.
Тут уж Василий не выдержал и сморозил опять:
- В смысле, если ему не хватит ваших жён, вы готовы были и себя предложить, как это и практикуется в других не столь отдалённых местах?
- Если вы не прекратите язвить, я перестану рассказать. Я вам, совершенно мне незнакомому человеку, душу свою изливаю, можно сказать, и вовсе не из потребности в постороннем сочувствие, а чтобы вы поняли, какие виды у нас имеются на вас, исходя из сложившейся ситуации.
- Хорошо, ещё раз приношу вам свои извинения, Август Маркович. Обещаю, больше этого не повторится.
- Будем надеяться. Подсматривали из соображений безопасности наших жён – вдруг ему взбредёт в голову нечто опасное для их здоровья и жизни. В детали, я вас, понятное дело, посвящать не стану. Но одно вам скажу, после таких кувырканий мы стали не интересны нашим супругам. Сами понимаете, мы люди простые, воспитанные в традиционных ценностях и почти пуританской морали, а тут такое… М-да.
Так вот, чтоб вы поняли зачем я вам всё это в таких подробностях рассказывал. Теперь, когда у нас есть ещё один узник, зашедший к нам наверняка надолго, мы от Землетруда уже не зависим, как раньше, а значит, кончились наши мытарства! Кончилась наша каторга!- последнюю фразу директор уже радостно прокричал, потрясая рукою воздух.
- Зато теперь начинается моя, - грустно заметил Василий.
- Не расстраивайтесь Василий Алексеевич, я вижу – вы нормальный человек, а не упырь какой-нибудь. И я умею быть благодарным. Так, но куда же мне вас определить? Коц! – крикнул директор, глядя на дверь.
В кабинет вошёл пожилой тюремщик со связкой больших ключей в руке, тяжело волоча левую ногу. Фукс сразу обратил внимание на ногу.
- Что, до сих пор не прошло? – участливо он спросил Коца.
- Никак нет, ваше высокоблагородие. Ещё сильнее стало крутить – на погоду, наверное.
- Вот беда-то! Ну да ладно, вылечим. Ты мне вот, что скажи, соседняя камера с этим Землетрудом, в порядке?
- Это двенадцатая, что ль?
- Да, она.
-Так точно с утра уж как там марафет навели, а сейчас и бельё свежее туда занесли.
- Это хорошо. Вот и отведи туда арестанта, но дверь не запирай ни у него, ни у Землетруда. Понятно?
- Так точно! Будет исполнено!
ЗЕМЛЕТРУД.
Камера #12 была двухместной, но постельное лежало только на одной койке. Как подводнику, Иволге было не привыкать к малогабаритным пространствам и неказистому дизайну интерьера. Стены камеры были аккуратно выкрашены в фисташковый цвет. Чистая и сухая камера и, главное, не воняло тюремным смрадом. Туалет или по-тюремному параша, был огорожен простенком от остального пространства. Умывальник находился сразу над унитазом – заодно сточные воды и промывали толчок. Между шконками стоял прикрученный к полу стол и две лавочки напротив друг друга. Иволге понравилось, что кровати были не двухъярусными.
Так, начинается новый для Василия опыт – арестантский. От тюрьмы и от суммы, как говорится, не зарекайся. Статус арестанта – практически самый позорный, хуже бомжа. Бомж – просто опустившийся внесоциальный человек, почти бродячая собака или кошка. А вот арестант – за ним шлейф преступления, он также бесправен и нищ как бомж, но в отличии от него, абсолютно ограничен в перемещении. Хотя, в жизни арестанта есть свои отличия от жизни бездомного бродяги, которые можно даже назвать позитивными – надёжная крыша над головой, какая-никакая, но пайка – с голодухи ноги не протянешь. Бомж никому на свете не нужен и не интересен, а вот арестант – интересен сразу весьма многим особам, занимающими высокое положение в социальной иерархии. Для него специально отстроили огромное здание с толстыми стенами и не пожалели на его оборудование железа больше, чем для Эйфелевой башни. Тюрьма – это вершина огромной правоохранительной пирамиды. На пенитенциарную систему работает полиция, прокуратура, адвокатура, суд – и всё для того, чтобы некто ничем полезным для общества не занимаясь, кушал регулярно бесплатно пайку и спал неограниченное количество времени при мягком режиме. Но в Северной Полмире бомжей никогда не было и быть не могло, а вот арестанты уже почти исчезали как социальное явление.
Но во всяком случае, Василию здесь показалось гораздо более комфортно, чем на минус первом этаже в подлодке, где маются подступники. М-да, преступником быть лучше, чем человеком потенциально только способным на преступление – к такому выводу для себя пришёл Василий.
Сейчас ему больше всего хотелось расстелить постель и саму на ней растянуться. Голова от всего, сегодня пережитого, уже просто шла кругом и расскалывалась. Поэтому лучше всего было попытаться заснуть. Так он и сделал - скинул туфли, лёг, вытянул ноги, руки за голову, закрыл глаза и попытался представить перед собою лицо Аллы. Как она там? Держится или раскололась и взяла всю вину на себя? Вот так влипли! По глупому влипли – не из-за чего. И его задание на грани провала. Эх! Не жизнь, а американские горки!
И Василий незаметно для себя погрузился в дремоту, а затем в сон, где он оказался опять внутри гигантского кашалота и пытался сам найти из него выход. Он отчаянно наугад бродил по тёмным лабиринтам бесконечного кишечника по колено в вонючей жидкости пока не выбрался наружу из анального отверстия. Наружей оказался океан. И Василия терзали два онтологических вопроса. Первый: по-прежнему он ещё человек или уже дерьмо, раз выбрался через анальное отверстие. Второй: как он сможет прожить в воде без доступа к воздуху и в ледяном холоде? Печальна участь океанского бомжа. Может, опять к кашалоту попроситься? Но если он всё-таки говно, то позарится ли кашалот на говно? Но вместо кашалота к нему подплыл сом с чёрными аккуратно расчёсанными усиками.
- Привет, - сказал ему сом и улыбнулся во всю ширь своей пасти. - Привет!
Опять повторил своё приветствие сом.
Когда Иволга пригляделся, то оказалось, что это был не сом, а человек и сидел он рядом на койке. Но лицом он был похож на сома – глаза большие и на выкате, рот широкий, чёрные гусарские усы и совершенно отсутствовала шея – голова сразу переходила в бесформенное туловище.
- Привет, - голос его звучал не то расслабленно, не то устало, но чёрные глаза казались сонными. – А ты почему не приходишь ко мне?
Василий удивлённо смотрел на этого незнакомца в дорогом шёлковом халате шафранового цвета. Он тяжело дышал с прихрюкиванием и казалось, что Василий ему был совершено неинтересен, а ему вот доставляло нескрываемое удовольствие быть созерцаемым другим человеком.
- Вы кто? – спросил Иволга, подчёркнуто используя местоимение второго лица множественного числа, не желая сходу по примеру его незнакомца переходить на короткие отношения и показаться хамом хотя бы в своих глазах.
- Господи, неужели же и так не понятно? Ведь наверняка вам Фукс про меня первым делом все уши прожужжал. Я – Деметрий Землетруд. Ваш сосед.
- А-а! – Василий встал и подошёл к нему с протянутой рукой. – Василий Иволга. Ещё сегодня утром был лейтенантом глубинно-подсознательного флота, теперь вот – арестант.
- Ну это понятно, - так же устало ответил Деметрий и слегка коснулся протянутой ладони. – Как же я сам раньше не додумался?
И он на минуту погрузился в печаль.
- Простите, Деметрий. О чём вы?
- Да я о том, что ведь мог им выставить ещё одним моим требованием, чтобы посадили сюда тоже литератора или на худой конец просто гуманитария. Под это дело можно было бы заложить им Яшку Фельдмана. Он неплохо разбирается в поэзии Серебряного века и при этом старается всегда что-нибудь в гостях стырить. У него дома целый склад вещдоков – всякого ему ненужного хлама, ценность которого только в том, что это ж халява и свидетельство его самоутверждения. Не зассал типа. Но теперь уже что ж, теперь поздно – посадили вас, солдафона.
«Может, дать ему в рожу? - подумал Василий. - Сразу и определю ему его и своё место в тюремной иерархии. А чё? Вертухаи, я думаю будут не против, а только за».
- Есть, чё похавать! – нарочито грубо спросил Иволга.
- Я баланду не разношу, - обиженно ответил Землетруд, подумывая, а не оставить ли этого мужлана в одиночестве?
- В гости с пустыми руками ходить не принято, - лицо Иволги на короткий миг дрогнуло улыбкой.
- Если вам ещё не давали ужин, требуйте, - и Деметрий указал на коридор.
Василий вышел через открытую дверь и крикнул:
- Меня здесь будут кормить?
Через минуту к нему подошёл высокий и плотный надзиратель:
- Иволга, ужин у нас ровно в девятнадцать ноль-ноль. То есть через десять минут, - и заглянув к нему в камеру, увидел там Землетруда. – Во! Ты уже здесь? Марш в свою камеру!
Деметрий подошёл к нему, покачивая бёдрами как африканка, и возмущённо посмотрел:
- Не понял, что за тон? Вы, забыли, кто перед вами?
- Отлично помню: зек, арестант, заключённый Деметрий Землетруд. Поэтому, если сейчас же не подчинишься моей команде, то сразу за двойное нарушение режима будешь отправлен в карцер на десять суток.
- Это какое такое двойное нарушение режима? – раздражённо спросил Землетруд.
- Первое – самовольное перемещение по территории тюрьмы и второе – пререкание с надзирателем. Ясно?
- Ужас! Я Фуксу обо всём пожалуюсь. Хотя, этого и стоило ожидать с появлением второго арестанта, - печально заметил Деметрий и перешёл в свою камеру.
Василий перед едой тщательно вымыл руки – гигиена очень важна в камере! И стал ждать ужин. Ровно в девятнадцать ноль-ноль надзиратель, повязанный белым фартуком, вкатил ему в камеру тележку, сервированную как в пятизвёздочных отелях, и распространявшую соблазнительные ароматы вкуснейшей еды. Выставил на стол Василию суп из акульих плавников, сочный стейк из мраморной говядины и земляничный мусс с большим куском торта, густо присыпанного кешью, фисташками, грецким орехом и цукатами. Потом поспешил изнутри на ключ закрыть камеру и стал прислуживать Иволге с милейшей улыбкой на лице. Василий вспомнил, что эти деликатесы тюремщики приобретают за свой счёт при их скромной зарплате. Ему, комсомольцу и советскому офицер, стало неловко при другом человеке за его счёт в одиночку есть такой вкуснейший ужин.
- Извините, молодой человек, а как я могу к вам обращаться? – спросил он надзирателя.
- Обращайтесь - Илья.
- Илья, я буду рад, если вы со мной разделите этот ужин, если, конечно, не побрезгуете мной.
- Вы меня не так поняли, Василий Алексеевич, я не ради этого остался, - виновато улыбнулся Илья. – Совершенно с другой целью. Сами вскоре всё поймёте.
- Не знаю, о чём вы говорите, но я настаиваю. Без вас к еде не притронусь даже, - категорически заявил Василий.
- Что ж, раз так ставите вопрос, то вынужден подчиниться диктату, - смеясь ответил Илья.
Вообще этот высокий и ширококостный Илья с открым русским лицом и ясными голубыми глазами Василию сразу понравился: свой парень. Жалко, что они по разную сторону решётки, но не место красит человека.
Илья достал из кармана нож-мультитул, извлёк из него ложку и стал вдвоём с Василием есть из одной тарелки суп, как два бойца в походе из одного котелка. Всё-таки двое служивых быстро могут найти общий язык.
- Землетруду тоже неоднократно этот супчик доставляли, но так не разу и не попробовал, да что там суп, всё остальное тоже. Съест всё бывало и тарелки ещё вылежит, - поделился наболевшим с Иволгою Илья.
- Начальник, что за беспредел? – гневно почти прокричал в открытую кормушку Деметрий. – Мне, значит, эту баланду – суп с макаронами, а ему гордость «Астории». Ты камерами ошибся. Ладно, супчик я вам прощю, но мой стейк мне отдай!
Василий сразу разгадал, какую ему роль отвели в этом спектакле тюремщики. Он должен был стать раскалённым железом, солью на открытую рану тирана тюремщиков. Сам по себе он для – них всего лишь арестант из камеры номер двенадцать. Мышка в мышеловке, а фактор Землетруда делал из него их союзника. Но суть в том, что у Василия к Деметрию не было претензий. Просто парень сумел извлечь для себя максимум выгоды из сложившейся отнюдь не по его вине ситуации. Из жертвы системы сумел стать её палачом. Для Иволги самое правильное было бы занять нейтральную позицию, но и чего ради он должен этому пресыщенному сому отдавать свой жирный кусок? Он лучше с этим простым служакой Ильёй разделит скромный пир. Василий, с наслаждением пережёвывая отрезанный ему заботливой рукой Ильи нежнейший и сочнейший кусок стейка, преисполняясь блаженным расположением духа, глядя в мокрые от слёз глаза Землетруда, произнёс:
- Блажен,…кого… призвали всеблагие… как собеседника на пир! Деметрий, может быть, вы нас позабавите чем-нибудь новеньким?
В ответ Землетруд сказал только короткое:
- Гад! – и громко закрыл кормушку.
Илья радостно протянул Василию пять. Они оба рассмеялась как школьники, которые удачно подкололи классного опудалу.
Съев свою долю ужина, Василий поблагодарил Илью за угощение. Но тот ответил:
- Меня за что? Я же просто ужин принёс. Это вам спасибо, Василий Алексеевич. Я рад, что вас к нам посадили, - разоткровенничался надзиратель из-за прилива чувств.
- А я, по-правде, как-то не очень, - заметил Василий.
И оба они опять рассмеялись.
- Нет, я не в том смысле – начал было оправдываться Илья.
- Я всё понял. Плохо, что мы познакомились в этом месте, а не где-нибудь в поезде или на рыбалке, - ответил Василий.
- В поезде…На рыбалке…Я только в кино или по телеку видел эту рыбалку и поезд, - с грустной улыбкой признался Илья.
Василий было собрался ему рассказать про эти знакомые практически большинству людей вещи, как Илью кто-то в коридоре позвал.
- Извините, Василий Алексеевич, надо идти – служба.
- Да-да, я понимаю.
- Но вы мне позже как-нибудь обязательно расскажите.
И он укатил тележку с пустою посудой. Иволга заметил про себя, что разделённый ужин с приятным человеком даже лучше насыщает, съеденного в одиночестве или полученный из рук неприятного человека.
Эх, сейчас закурить бы! В его голове только было начала рождаться концовка мысли «…для полного счастья» как он сам себя одёрнул – в чём счастье? И всё пережитое им за прошедшие сутки опять накрыло его с головой как набежавшая в море волна.
Он стал нервно ходить по камере туда-сюда. Пять шагов от стола к двери и столько же обратно. Вскоре Илья ему принёс кальян с яблочным ароматизатором. И с той же самой детской улыбкой попросил его рассказать о поезде и рыбалке. На что Василий ему заметил, что благодаря любезной опеки Ильи он ощущает себя не арестантом, а пассажиром фирменного поезда, где заботливый и приветливый проводник разносит горячий сладкий чай. Они, пыхтя кальяном, до этого дававшего основание Землетруду ощущать себя султаном, возлежа в халате и посмактывая шлангу, весело болтали, но спустя полчаса Илья глянул на часы и сказал, что ему пора, но для Василия на сегодня приятные сюрпризы не закончились. Он ему хитро подмигнул и вышел, оставив кальян и спички в камере.
Через пять минут в кормушке показались усы и глаза навыкате.
- Между прочим, у меня остались ещё вишнёвый и шоколадный ароматизаторы.
- Ну и что? – равнодушно вопросом ответил Василий.
- Да нет, ничего. Просто одна особа любит только вишнёвый, а другая шоколадный. Может быть мне вернёте кальян, чтобы она могла покурить шоколадный? Вам же всё равно. Я понимаю, что другое дело там – «Беломор» или «Прима». Или вы как стереотипный морской волк дымите трубку с ядрёным ямайским табаком? – и он сам беззвучно затрясся над своею шуткой.
И в беде, и в радости, и в горе
Только чуточку прищурь глаза —
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина подымает паруса.
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина подымает паруса.
Грустно прочитал Деметрий.
Иволге даже стало жаль его. Он, пожалуй, вернул бы этот кальян, который для него, в отличии от Землетруда, ничего не значит, или пригласил бы его с ним вместе покурить и познакомиться получше, но в этот момент Илья приказал Деметрию зайти в свою камеру. Он недовольно ворча нарочито громко пошаркал к себе. В камеру зашёл Фукс и справился, как устроился Василий, нет ли жалоб или просьб?
- Нет, благодарю вас. Я всем пока доволен ибо имею гораздо более того, на что может рассчитывать заключённый за решётку, - с наибольшей благодарностью ответил Василий.
- Не стоит благодарить. Это мы вам благодарны, - возразил директор и позвал кого-то из коридора. В камеру вошла стройная молодая женщина в модном пиджаке с широкими плечами, подкатанными рукавами и в короткой юбке. У неё были стройные длинные ноги. Осветлённые начёсанные и лакированные волосы с чёрными очками заканчивали образ женщины-вамп. В её ярко-красных губах дымилась американская сигарета.
- Привет!- тихо и быстро сказала она Василию, слегка улыбнувшись.
Иволга встал и кивнул головой даме. Его лицо выражало смесь удивления и растерянности
- Знакомьтесь: это – Фаина, а это Василий, - сказал Фукс жестом приглашая Фаину проходить во внутрь. Следом за ней Илья принёс кассетный магнитофон «Panasonic» и декоративный настольный светильник, который Василий сразу узнал – такие светильники выпускали только в Северодонецке на Приборостроительном заводе, где он проходил производственную практику в старших классах.
Хромой контролёр принёс картонную коробку с Шампанским, фруктами, вазой и фужерами.
- Ну, приятного времяпровождения, - сказал Фукс и он вместе с Ильёй вышли из камеры.
Фина улыбнулась Василию и показала рукой на стоявший на столе ящик.
- Вы откройте бутылку, а я помою фрукты.
- Простите, а что, собственно, происходит? – недоумевал Василий.
- Праздник продолжается,- ответила Фанина, извлекая из ящика фрукты. – Я -красавица из торта на мальчишнике.
- Всё равно, ничего не понимаю.
- Да что же тут непонятного, Вася, я – жена Фукса, Фаина Фукс. Вы Шампанское таки откроете или мне всё самой делать?
Василий сорвал фольгу с горлышка бутылки, раскрутил проволоку и осторожно вытащил пластиковую пробку с негромком хлопком.
- Вы же обычно, как будто, у этого, Деметрия?
- О, с ним благодаря вам, покончено. И я пришла к вам, мой рыцарь-избавитель…
- Зачем? – Василий продолжал делать вид, что ничего не понимает, но только продолжал делать вид.
- Если, честно, то изначально хотела выплеснуть в рожу этому борову…
- Вы имеете ввиду Зильбертруду? – спросил Иволга, протягивая Фаине бокал с шампанским и ловя себя на мысли, что сутки назад покажи кто-то ему фрагмент этого вечера, как он в тюремной камере эффектную даму угощает шампанским после шикарного ужина вдвоём с надзирателем, то он решил бы, что это чья-то безумная шутка и наотрез отказался бы верить в такой прогноз. Нет, в то, что после убийства Левитина у него был реальный риск оказаться арестованным, он бы ещё вполне мог поверить, но в то, каким содержанием наполнится эта клеточная форма, уже повидав и пережив всякое за последние недели, не поверил бы.
- Да, ему – выплеснуть всё, что накипело, отыграться за всё, через что он меня вынудил пройти. Словом, злость во мне кипела и предвкушала радость расплаты. Но, увидев вас, Василий, к этому ядовитому и клокочущему коктейлю озлобленных чувств, добавилось ещё и нечто иное – симпатия, позитив…Ой, а чего это мы сидим в тишине? Включите магнитофон и подлейте мне ещё вина.
Из магнитофона зазвучала лёгкая и красивая музыка. Фаина как-то виновато улыбнулась и подсела на койку к Иволге. Она тонкими с красным маникюром пальцами шевелила его волосы и тихо, почти на самое ухо, быстро, словно заклинание или молитву, ему говорила, его заговаривала:
- Тут, у нас, в Северной Полмире, почти не встретишь блондинов. Одни брюнеты и шатены. А я люблю светловолосых мужчин, не знаю почему, но вот они меня к себе как-то сразу располагают. А ты женат?
- Нет ещё пока.
- А невеста есть?
- Сегодня утром ещё была, - ответил Василий, грустно вздохнув.
- Ты её любишь?
Он отстранился от Фаины и посмотрел на её изучающим взглядом.
- А какое это сейчас имеет значение? – спросил он её тоном, по которому было понятно, что эта тема ему неприятна.
- Извини, если сделала тебе больно.
- Да нет, ничего. Всё нормально, просто это всё уже в прошлом – на другом берегу, где меня больше нет, - произнёс Василий, заворожённо глядя на пустой бокал.
Фаина улыбнулась.
- Да, ты прав. Красиво сказано, - и потянулась к его губам, неотрывно глядя ему в глаза.
Василий не отстранился и они слились в глубоком и затяжном поцелуе. Потом Фаина, тяжело возбуждённо дыша, сказала:
- Давай этот свет выключим, а вместо него включим светильник?
- Хорошо, - согласился Иволга и включил в розетку светильник. Фаина постучала три раза по дверям и висевшая под потолком лампочка погасла. Когда светильник нагрелся по стенам побежали спиралевидные тени, отбрасываемые им сквозь хромированную решётку. Василий рад был этому эху из детства, здесь в темнице на дне океана. Ему стало хорошо, он в этот миг понял, что надо жить настоящим моментом, пользоваться тем, что тебе жизнь даёт здесь и сейчас. И он схватил и повалил Фаину на постель и стал жадно целовать её шею, расстегнул пиджак, под которым был только голубой бюстгальтер и стал там продолжать всё расстёгивать, снимать жадно мять и целовать. Она источала пьянящий аромат жимолости. Алла никогда ничем не пахла. Нет, запах ей был присущ, но это был запах чистого молодого здорового тела, почти не уловимый даже вблизи. А Фаина пахла праздником.
Она взвыла от удовольствия и счастья, что её жадно и властно берёт настоящий мужчина, молодой красивый гусар. Она, закрыв глаза, продолжала лихорадочно теребить волосы Василия, то громко вздыхая, то издавая стоны, то шепча его имя. А спирали всё быстрей и быстрее по стене закручивались.
Когда Василий встал с койки, чтобы подойти к параше и отлить, чего он ещё ни разу делал в присутствии женщины и опасался, что от смущения будет долго стоять и безнадёжно трудиться, став посмешищем в глазах Фаины, он увидел прилипший к большому отверстию в дверях, служившим глазком для надзирателя чей-то чёрный немигающий глаз, уставившейся прямо на него. Он стал тоже смотреть на этот глаз, пытаясь догадаться, кто там за дверями. Но знал точно, что не Илья – он был голубоглазым и не с серыми глазами хромой Коц. Оставалось по методу исключения двое – Фукс и Землетруд. Но тут до него дошло, что Фукс бы точно не стал бы ни на него пялится, ни на их обоих – он принялся подсматривать за подсматривающим Деметрием. Девяносто пять процентов, что это был Деметрий. Чтобы плюсануть оставшиеся пять процентов, он громко спросил Фаину:
- А как тебе Землетруд, хорош в постели?
- Ах, скорострел. Правда, многозарядный, - ответила она, брезгливо морщась.
И глаз в дверях тоже нервно заморгал. Василий торжествующе разорвался.
- Слышал, сосед? Я – лучше.
Фаина весело помахала ему рукой.
Глаз намок и задрожал. Голос Деметрия в коридоре произнёс речитативом:
- Фаина, подлая волчица,
ты предала мою любовь.
Тебе измена не простится
Позор мой смоет только кровь.
- Ну всё, экспромтами заговорил, - сказала тревожно Фаина.
- И что это значит? – спросил Иволга, возясь с кальяном.
- Такое у него бывает только в минуты сильнейшего волнения.
- Аффекта, что ль? – уточнил Василий.
- Ага.
- И? Что тогда?
- Хорошо, если просто на нас напишет какую-нибудь обозлённую ерунду, карикатуру. А может и более пафосный фортель выкинуть, а что если про кровь не ради одного красного словца вставил. А может, просто на понт дешёвый берёт.
- Ты, что за него переживаешь? – спросил Василий, дымя кальяном.
- Немного. Он же всё прекрасно понимает, что теперь его жизнь станет с противоположностью другой. Поэтому его не моя измена так расстроила. Хотя, какая может быть измена замужней женщины мужчине, с которым она изменяет мужу, по просьбе самого же мужа? Мой с тобою показательный контакт – это чёрная метка ему.
- Ясно. Ничего, ему сидеть осталось недолго. Дотерпит, - Василий предложил и Фаине покурить кальян.
Она потом стала одеваться и прихорашиваться перед вмурованным в стену маленьким облезлым зеркалом над умывальником. Уходя, она поцеловала в голову продолжавшего сидеть на койке Василия. Дверь в его камеру оставили незапертой, светильник продолжал закручивать спирали по стенам, и Василий закрыл глаза, вспоминая детально свой родительский дом, вечера из детства. И уснул спокойным и глубоким сном без всяких сновидений.
Проснулся он уже поздно и оттого, что кто-то громко чавкал недалеко от его уха. Открыв глаза, Иволга увидел сидевшего за столом и уничтожавшего оставшиеся от прошлой ночи фрукты. На столе валялись огрызки яблок и груш. Землетруд сидел лицом к Иволге в этот раз не в халате, а в арестантской робе, и смотрел на него взглядом кошки, смотрящей на ничего незамечающего голубя.
- Я бы мог вас уже несколько раз задушить или всадить заточку в вам в шею, но я благородный человек, а не подлый убийца, как некоторые
- Чё тебе надо? – спросил недовольно Василий, натягивая на себя штаны.
- Вот - это теперь по-праву принадлежит вам, - и Деметрий протянул ему свой шёлковый халат. – Впрочем, как и всё остальное.
Василий не обратил никого внимания на этот театральный жест Землетруда и при нём уселся на толчок.
- Что-о? А вы не могли бы заняться утренними процедурами, дождавшись моего ухода?
- А что вас смущает? Вполне естественная сцена для тюрьмы: вся жизнь проходит на глазах друг у друга. У меня от вас секретов нет – я весь у вас как на ладони, – съязвил Василий, портя воздух в камере.
- Мы с вами обязательно продолжим начатый разговор, - сказал Деметрий, выбегая из камеры.
Через полчаса Василию принесли завтрак: яичницу с беконом, свежевыжатый апельсиновый сок, кофе и круасан.
- Позовёте меня убрать посуду, - сказал Илья и, пожелав приятного аппетита, вышел.
Но вскоре опять прибежал Деметрий. Он остановился на пороге камеры и стал принюхиваться, чем пахнет. Но вместо вони уловил ароматы принесённого завтрака.
- А мня принесли простую пшёнку и чай, воняющий вениками, - пожаловался на он, как будто рассчитывал на сочувствие со стороны Василия. – Я всё понимаю, почему такие перемены со мною вдруг. Но понимаю, что и вас они долго баловать не станут.
- Присоединяйтесь, - предложил Иволга. – Вероятно, мне предстоит тут со всеми свой тюремный хлеб преломить.
- В свою очередь могу поделиться с вами своей пайкой, - то ли в серьёз, то ли в шутку сказал Деметрий, подсаживаясь к Иволге за стол и запуская свою ложку в его тарелку с яичницей
- Нет, благодарю, возможно, как-нибудь в другой раз воспользуюсь вашим предложением.
Василий с Деметрием завтракали молча. Землетруд ел, полностью погрузившись во вкусовые ощущения. Он Иволге вдруг напомнил Паниковского, поедавшего в Киеве гуся. Когда тарелки были опустошены, Деметрий пригласил Василия к себе в камеру, на что он, не видя для себя другого способа скоротать время в заточении, согласился и прихватил с собою кальян.
Камера Землетруда была оклеяна гдровской шелкографией с серебристо-золотым орнаментом. На зарешёченном окне висела сиреневая занавеска, стены были увешены книжными полками, на которых стояло сотни книг на разных языках и разных периодов издания. Стол был завален исписанными и чистыми бумагами, а на тумбочке стояла портативная печатная машинка. У входа в углу молчал отключённой пустой холодильник, служивший одновременно и пьедесталом для переносного телевизора.
- Так я и сижу, - сказал Деметрий, принявшись наводить порядок на столе.
- Ну, что ж, вашим условиям содержания здесь, могли бы, я думаю позавидовать многие люди как на Большой земле, так и в Северной Полмире.
- Да, мне здесь было неплохо, - сказал он. - По-большому счёту, не место красит человека, а человек место. Мне здесь было комфортно работать без так раздражавшего меня на свободе общества тупиц, бездарей и конформистов. Здесь, если меня окружают бездари и тупицы, то они и не пытаются что-то из себя изобразить и понимают, кто я, а кто они. Я им говорю: «Со временем на вашей тюрьме повесят памятную табличку, что когда-то я здесь сидел и из этой вот камеры сделают музей.» Так что, говорю им, будет вам и потом работа – рассказывать посетителям, как вы проявляли человеческое участие к опальному поэту. А то останетесь в памяти потомков тиранами и палачами.
И Землетруд рассмеялся, довольный собой. А потом спросил у Василия:
- Меня в Союзе многие знают?
- Без понятия, я, например, о вас впервые здесь услышал.
- Ну да, вы же далеки от культурной жизни общества, - Деметрий это сказал таким само собою разумеющимся тоном, что Василий в ответ только хмыкнул.- Что ж, приобщу и вас тоже к прекрасному – в этом ведь социальная роль творческой интеллигенции.
- Что вы имеете ввиду?
- Для начала я вам почитаю свои стихи, - сказал Землетруд голосом, нетерпящим возражения.
Иволга литературу в принципе любил, но в силу своего сильного характера предпочитал читать прозу, и причём, более приключенческого или исторического жанров, мог увлечься и хорошей книгой про войну. Но из поэзии любил разве что Лермонтова – «Валерик», «Бородино» и «Мцыри», а так же высоко ценил «Василия Тёркина». Василий себя вообще представлял этаким Печориным, не явно, а где-то глубоко в душе. И поэтому, чтобы ему не стал читать Деметрий, для него это было сродни оперы или авангардистского джаза. Но не столько из вежливости – Землетруд не тот человек, с которым он стал бы церемониться в тюрьме – сколько из желания наладить добрососедские отношения, пусть и чудаковатым и даже зачастую нелепым человеком, но с которым предстояло некоторое время здесь ежедневно общаться, Василий не стал возражать, а изобразил на лице внимание.
-Так, чтобы вам для начала почитать? – Землетруд стал рыться в бумагах на столе и на койке. – Пожалуй, вот это. Ну а чё? Начнём сразу с глыбы – её осилите, то и с остальным совладаете.
Деметрий встал, прокашашляся и, держа перед собою в правой руке исписанный и исчерканный лист, а левой рукой жестикулируя в такт, стал читать.
- Посвящается Наине.
- А кто такая эта Наина? – спросил Иволга.
- Наина – это жена заместителя директора по опер части, вторая моя муза, пока ещё не…осквернённая вами.
- А-а, теперь ясно.
- Хм, посвящается Наине. Называется «Что от тебя останется?».
Вынь из тебя моё продолжение,
И что от тебя останется?
Беззвучно сказанное предложение
Для сохранения таинства
Беспросветного одиночества
Без соитий со мною радостных.
Как продолжение – многоточие
И вверх поднимается градусник.
Он, разорвав оболочку, выстрелит -
Я разлетаюсь звёздами
И концентрируюсь мыслями
В голове обезумевшей свёрстанных.
Ну как?
Василий не нашёл ничего лучше, как ответить с явно проступавшей иронией:
- Мощно!
- Да? Я рад – за вас. Значит, вам можно прочитать и следующую вещицу. Называется прямо в тему этого антуража, - и Деметрий обвёл рукою камеру. – «В закрытом космосе».
Куда пальцем ни ткни, укажешь на небо,
на то, где бессмысленна рабская лесть.
Созерцая бескрайность того, где ты не был,
сомневаешься в том, что ты вообще есть.
Бесконечность лишает маршрут вариантов,
хоть выбор на самом-то деле простой:
любых достижений равна вероятность,
в том смысле, что время покажет простой.
В голове не вместить масштабы галактик-
статистика просто - миллионы парсек.
Но стопроцентной нету гарантии,
что звезды эти надел не генсек.
Хозяину чужда излишняя скромность-
тот случай, когда не нуждаются в ней:
куда, от кого достоинства скроешь,
когда, что внутри, то и вовне.
И звезды горазды сияние тратить,
в награду за то получая мундир.
Героя сыграв, как истинный трагик,
они исчезают в зиянии дыр.
Протоколу согласно цвет траурно-чёрный,
ибо света источник по-возрасту мёртв
или роем садятся лазурные пчёлы
на гравитации вяжущий мёд.
И не беда, что как в жопе не видно:
движение – цель любого пути.
Не редко, найдя спасительный выход,
не знаешь потом, куда бы пойти.
И чем не решенье проблемы – орбита,
но будь траектория трижды кругла,
всё ж скорость вращенья – овалу обидно –
содержит в себе элементы угла.
На украинской мове луч будет проминь -
лучу вместе с проминем не заскучать.
А угол – это, по сути, есть в профиль
сохранившийся ген светового луча.
Пустое пространство опасно для жизни:
предмет в пустоте – свободный полёт, -
но соотносясь лишь с собою, теряет подвижность.
Вот такой парадокс. Вот такой переплёт.
Нам, простым муравьям, космогонии ейной,
ковыряясь в земле, чижало понимать.
Белоснежным фарфором по гуще кофейной
истолкована суток трефовая масть
маяком, неспособным к перемещенью,
но участь несущим с гордостью над
луча по волнам бегущей мишени,
любою системою координат.
Землетруд, закончив чтение, молча пытливо смотрел на Иволгу, пытаясь определить, подлинное впечатление от прочитанного стиха, как интересуется реакцией пациента на введённый тому препарат врач.
- М-да, с глубоким смыслом, свежая форма, - пытаясь изображать умный вид, серьёзным голосом делился впечатлениями Иволга.
- Однако, Василий, признаться, я рад, что вначале в вас ошибся. Оказывается что под морским сукном тоже может биться интеллигентное сердце.
- Да, я вот такой – не люблю сразу выставлять свои достоинства напоказ, - с деланной скромность, продолжался куражиться над Деметрием Василий.
- А вы, часом, сами Пегаса не пытались хоть иногда оседлать? – спросил Деметрий заговорщицким тоном, надеясь выудить у Иволги откровение.
- В смысле? Такого животного нет в природе, как и единорога, - заявил Василий.
- Ах, это метафорическое выражение, означающее вдохновение, желание творить литературные произведения, - с горечью поняв ошибочность своих предположений, объяснил Землетруд.
- Нет, Бог миловал, смеясь ответил Василий.
-Что, даже в школе, когда вы в первый раз влюбились и мучались тайным чувством и невозможностью признаться в нём первой красавице в классе?
- Нет, такого со мною не было. То есть, влюблялся, конечно, но в себе это не держал, не страдал там тайно, а прямо после уроков в седьмом классе признался этой девочке – Света Вишневская её звали – в своих чувствах к ней и предложил как порядочный человек – всё-таки я представитель офицерской династии – тайно пожениться, а когда нам исполнилось бы по восемнадцать лет, мы наши отношения оформили б, как и положено в ЗАГСе.
- И что вам на это предложение она ответила?
- Ну, ответила, что типа для неё это всё как-то неожиданно и она не готова сейчас стать чей-то женой, не посовещавшись с мамой, но при этом – откровенность за откровенность - я ей тоже нравлюсь, и если она захочет за кого-то выйти замуж, то первым парнем, о ком подумает, буду я.
- Ага, вот так вот – красиво дала отворот-поворот, - почти торжествующе заметил Деметрий.
- Не совсем, - возразил Иволга. – Я ей предложил в таком случае за ней ухаживать, на что она с радостью согласилась. Ведь, без ложной скромности замечу, что и я был парень не промах и какой-никакой популярностью среди девочек пользовался – высокий, стройный, крепкий спортсмен, хорошо учился, играл на гитаре всякие там дворовые песни, мог в любой компании запросто стать её душой.
- Понятно, вы были моей противоположностью и вам неведомы страдания моей юности, - с огорчением вздохнул Деметрий. – Но, а что в итоге, вы поженились?
- Нет, не знаю – увы или к счастью, моего отца перевели служить в дорогой город и наш детский Роман сам по себе испарился. Там у меня уже была другая жизнь и другие переживания – я всегда легко устанавливал хорошие контакты на новом месте и без проблем вливался в незнакомый мне коллектив.
- И в этом мы с вами резко отличаемся, день и ночь. Но при этом, создаём завершённую цельность картины.
- А откуда вам ведомо, маэстро про маяки и звёзды? По книгам? – с ехидцей в голосе спросил Иволга.
- Увы нет, к сожалению, жизнь мне ведома не только по книгам, - с ещё большим огорчением ответил Землетруд.
- Вы покидали Северную Полмиру?
- Я родился и вырос в Москве, в семье филологов. Мама моя была переводчиком американской литературы. Она переводила Воннегута и Фолкнера. А папа мой был врач-гинеколог, довольно известный врач в столице – он принимал роды у Пугачёвой и Ирины Родниной даже.
- Так вы, можно сказать, - золотой мальчик? – с иронией спросил Василий.
- Спорить не стану. Моё детство было бы поистине золотым, благодаря звёздным ****ам, - здесь Деметрий лениво хихикнул. - если б не эта советская долбаная школа где каждый день я подвергался насилию и унижение со стороны своих одноклассников и старшеклассников, а по окончанию её передо мной маячила угроза быть призванным в ещё больший ад – нашу доблестную советскую армию.
- Ага, понимаю. А как же вы здесь оказались, я не имею ввиду именно тюрьму?
- Всё из-за той же армии. Так или иначе этот фактор мою жизнь – не скажу, что поломал, но решительно повлиял на неё. Мой нежно любящий папа, договорился с каким-то там чином из министерства обороны, у дочери которого он принимал дважды роды, что меня отправят как бы спецкором газеты «Прекрасная звезда» сюда в «Северную Полмиру» как-раз на два года. А потом мне эта командировка зачтётся как служба в армии. Но, когда этот генерал узнал, что мой папа ещё и его младшенькой, которая только-только школу окончила, втайне от него, сделал аборт, то он осерчал на моего батю и приказал меня тут сгноить в отместку за нерождённого внука, а может быть, и внучки – месяц всего-то срок был. Так что я, можно сказать, почти политически репрессирован властным аппаратом.
- Нет, вы – жертва аборта, - смеясь, возразил Василий.
- Типа того, - не стал спорить Деметрий. – Чая хотите? Есть хороший – настоящий цейлонский?
- С удовольствием, давайте чифирнём – как полагается на киче, - нарочито хриплым голосом пошутил Василий и они оба рассмеялись.
Крепкий горячий ароматный чай подогрел и отношения между Иволгой и Землетрудом. Кофеин добавил дофаминов в кровь и их беседа продолжилась ещё оживлённее прежнего. Василия ни директор тюрьмы, ни кто бы то ни было из следственных органов пока почему-то не беспокоили и он с удовольствием беседовал с неординарной и яркой личностью, каким и был этот поэт-изгнанник Деметрий Землетруд, сын блатного гинеколога.
- Я картезианец не в квадрате даже, а в кубе, - и он, улыбаясь, рукою обвёл свою маленькую комнату. - Декарт говорил, мыслю, следовательно существую. А я говорю, осмысливаю, следовательно существует. Нечто не просто существует для меня, когда я его описал, но нечто вообще начинает свой жизненный путь в моей голове.
- Это хорошо, что вы понимаете, что нечто-для-вас – это игра вашего солипсизма, - заметил Иволга, просматривая книги на полках
- Послушайте, я не аутентик и моя антология отличается от всеобщей только этим притяжательным местоимением, потому что в ней нечто-для-всех существует наряду с нечто-для-меня. И своё творчество я считаю удачным, когда нечто-для-меня становится и нечто-для-всех.
- А что вы вообще знаете про это нечто-для-всех, именуемое обычно объективной реальностью? Вы ещё так мало жили и видели. И то замыкались в своём вымышленном мирке. Что вы знаете о жизни, чтобы её отрицать?
- Слушайте, а какое мне дело до нечто, без моего клейма? Я не инвентаризатор, я – мастер. Пусть потом, кому это интересно, изучают мою продукцию. И вообще, как я считаю: человечество делится на две категории – творцов и пустоцветов. Основная масса – это пустоцветы. Они в принципе не способны на экспансию своего интеллекта. Им достаточно находится среди простых комбинаций простых элементов.
- А сами-то находитесь в кубическом пространстве, - едко заметил Иволга.
- Это потому что меня внешняя сторона моего существования мало интересует. Да, но так вот – продолжу свою мысль, с вашего позволения. Эти пустоцветы – зачастую примитивные потребители и экстраверты. Поэтому им так жизненно важен антураж – это может быть и комфорт на уровне роскоши, а может быть и сознательная аскеза. Всё зависит от того, какая из парадигм им предпочтительнее. И имя этим людишкам – легион! Толпа. Стадо! Но себя они любят именовать народом. Как же я ненавижу этот их коллективизм! Меньшинство подчиняется большинству, - с издёвкой выговорил парень. – Свободу творческих личностей они воспринимают как вызов собственным устоям и простым и понятным им схемам. Независимая личность – для них это проявление индивидуализма.
- Мне интересно, Деметрий, откуда же у вас такие глубокие познания человеческих взаимоотношений, если вы сознательно прячетесь от жизни?
- Я же не всю жизнь живу раком-отшельником. Я же ведь детство и юность провёл среди своих милейших сверстников, которые дадут фору любому гестаповцу или инквизитору. Я понимаю, что нас иногда сознательно друг с другом руководство стравливает, чтобы мы не могли сообща противостоять диктату сверху, но ведь клыки и когти мы же пускаем свои, а не выданные нам.
- Ну, допустим, Дмитрий, что в какой-то степени вы действительно правы. И есть свои проблемы в нашем обществе во взаимоотношениях человека и окружающего его коллектива. Пусть там, на большой земле вам лично и вам подобным гениям нелегко, но почему же вы здесь не интегрировались в коллектив вам подобных гениев?
- Так с ними ещё хуже. Одно дело, когда ничтожество за тобой отрицает твою избранность и ты воспринимаешь это просто как проявление его врождённой ограниченности. Для слизня мир всегда двухмерен. Другое дело, когда тебя с говном мешает какой-нибудь гигант мысли и только потому, что в планетарной системе может быть только одно солнце. Но что ещё хуже, эти великие люди иногда и меня могут заставить усомниться в собственном даре. И вовсе не обязательно, чтобы для этого они подняли бы на смех моё произведение. Просто ноль реакции как на инструкцию к лекарству. А контрольным в голову - так ещё своим творением вызовет у тебя восторг. Он - солнце, а я так – светлячок.
- Так какой же выход для вас, Деметрий?
- Даже не знаю. А нужен ли мне этот выход вообще?
- То есть?
- Кафка мечтал о том, чтобы его заперли бы в подвале в самой дальней комнате и приковали бы к письменному столу. И ничто не отвлекало бы его от писательства, кроме тарелочки супа и короткого сна. Все эти условия здесь у меня есть.
- Особенно если учесть, что тарелочка эта была супом из черепахи или плавников акулы, - язвительно заметил Иволга. – Да и кроме еды, вы отвлекались ещё на кое-что.
- Да, я человек и ничто человеческое для меня тоже не чуждо, но эти утехи для человека живущего прежде всего своим интеллектом, вторичны.
- Я вас понял, Деметрий. А кроме поэзии, вы другие формы литературы избегаете?
- Вы имеете ввиду прозу?
- Да.
- Ну почему же? Законченных вещей у меня ещё нет, но я пишу сейчас сразу Роман и повесть. Роман пишу о своей юности, а повесть о своей жизни в Северной Полмире.
- Сказывается в вас журналист – тяготение к хронико-документальной форме.
- Ну это как сказать – можно и аптекарский рецепт описать самым фантастическим образом, да и потом, я считаю, что наша реальность по своим фантастическим сюжетам превосходит все самые смелые фантазии писателей.
- Да, я с вами в этом согласен. А как хорошо вы знаете местное общество – людей из администрации или научных работников? – спросил Василий, не забывая о своей главной задачи пребывания здесь.
- Кое-кого знаю, но все они – дураки, - позёвывая, ответил Землетруд.
- Почему? – удивился Иволга такой характеристики.
- Я им предлагал реформировать алфавит, чтобы иметь в языке хоть какое-то различие с Союзом, а они проигнорировали мою идею. Заметьте – не отвергли, а вообще даже не снизошли до её обсуждения, как очевидно абсурдной!
- А что вы предлагали?
- Ввести две буквы ю – начальную и в конце слога, твёрдую, содержащую звук й и мягкую – сочетавшую мягкий знак и у. Для первой - ў, юмор, юность, - и Деметрий написал букву на листе. -А для второй просто сочетание двух букв. - Любовь, плюнуть, верю.
И он опять написал – ьу.
- Понятно, коротко резюмировал Василий, всё более убеждаясь, что Землетруда поместили не в то учреждение закрытого типа. В это время в камеру зашёл Илья и сказал, чтобы Иволга с ним шёл на допрос.
«Ну, наконец-то, - подумал он. А то я уже начал было беспокоиться, что кроме как с этим никем непризнанным гением, мне сегодня не предстоит пообщаться».
Северная Полмира. 2 часть
© Copyright: Юра Ра, 2020
Свидетельство о публикации №220060900575
Свидетельство о публикации №220060900575
Рецензии