Жена ростовщика. Мюриэл Спарк

В городке Си Пойнт* на побережье мыса Доброй Надежды в 1942 всё дышало весельем, звучала шумная музыка, а море каждый день прибивало к берегу пару трупов в самой разной военной форме. Акватория вокруг мыса была начинена минами. Мужчины бросались в волны, чтобы вытащить выживших. Девушки с побережья и из гавани парочками ждали прибытия военных на кораблях, которым удалось безопасно причалить.
Я ждала судно, которое доставило бы меня в Англию, и жила на берегу в доме миссис Джэн Клут, жены ростовщика. Из окна, перед которым она сидела в прохладные вечера и вязала носки цвета хаки, пока не начинали болеть глаза, миссис Джэн Клут замечала все эти происшествия, и когда бы я ни приходила или ни выходила, она немного приоткрывала дверь и рассказывала последние новости через щель.
Это была невысокая женщина лет 43-х, уроженка Сомерсетшира*. Её муж Джэн Клут давным-давно исчез в Трансваале*, где, очевидно, жил с туземкой. Жене он оставил трёх дочерей, дом на морском побережье и ломбард за домом, выходивший на грязную улочку.
Миссис Джэн Клут более-менее привела в порядок всё, что муж оставил недоделанным. Дом был прекрасно отремонтирован, и большинство комнат сдавалось. Ломбард так процветал, что миссис Джэн Клут смогла организовать в соседнем магазинчике продажу разнообразных подержанных вещей, не выкупленных владельцами. Дочери цвели также. По крайней мере, пока с ними жил отец, они ходили в школу босыми, потому что все его доходы уходили на две страсти: жёлтый «адвокат»* и чёрных девушек. Когда я смотрела на дочерей сейчас, я едва могла поверить в их тяжёлое прошлое. Младшая Айза была ещё школьницей с длинными жёлтыми косичками, и у неё были очень вызывающие манеры. Старшие, девицы под 20, были больше похожи на мать: маленькие, робкие, тихие, элегантные, сдержанные и очень предупредительные. Их звали Грета и Мэйда.
Миссис Джэн Клут очень редко открывала дверь настолько широко, чтобы можно было увидеть внутреннюю обстановку. Это было свойственно всем членам семьи, но, в сущности, им нечего было скрывать. Миссис Джэн Клут обычно стояла на пороге вместе с одной из дочерей, глядя поверх её плеча, а дверь не была открыта и на 12 дюймов. Холл был очень тёмным, а хозяйка - бережливая женщина - не включала лампочку в тёмное время суток, из-за чего та и не работала.
Однажды, возвращаясь к себе, я увидела её острый профиль и  растрёпанный узел на макушке, освещённый светом, льющимся из комнаты.
«Ш-ш-ш! Вы сможете зайти к нам вечером на МАЛЕНЬКУЮ чашечку чая?» – спросила она шёпотом. Принимая приглашение, я поняла, что шептать нужно было затем, чтобы воздать скромности приглашённого кружка, переданной словами «МАЛЕНЬКАЯ чашечка».
Я постучалась к ней после ужина. В этот раз Мэйда открыла дверь достаточно широко, чтобы я смогла войти, и вновь быстро закрыла её. Несколько других жильцов уже были там: молодой человек, работавший в портовой конторе, а также бывший страховой агент с женой.
Пришла Айза, школьница. Я с удивлением заметила, что её глаза и губы были густо накрашены.
«Ещё один военный корабль затонул», - сообщила Айза.
«Тсс, дорогая, - сказала мать. – Мы не собираемся обсуждать здесь корабли».
При этих словах она подмигнула мне. Было очевидно, что она очень гордится Айзой.
«Аргентинский корабль прибыл», – сказала Айза.
«Правда? – спросила миссис Джэн Клут. – Там есть приличные парни?»
Пожилая пара переглянулась. Молодой человек, который ещё не знал местных обычаев, выглядел озадаченным, но ничего не сказал. Мэйда и Грета казались очень возбуждёнными этой новостью.
«Много хороших парней, а?» - спросила Мэйда. Она, как большинство местных жителей, заканчивала фразы словечком «а», будь то вопросы или утверждения.
«Надо думать, друг» - ответила Айза, которая тоже использовала местный диалект, прибавляя словечко «друг» ко всем предложениям вне зависимости от того, к мужчине обращалась или к женщине.
«Ты идёшь в "Звёздную пыль"! – сказала миссис Джэн Клут. – Ты идёшь туда прямо сейчас, не так ли, Айза?»
"В "Звёздную пыль"? – переспросила миссис Марэ, жена страхового агента. – Вы ведь не имеете в виду ночной клуб, друг?»
«Почему же?» – ответила миссис Джэн Клут в своей отчётливой манере.  Она одна из всей семьи не использовала местных идиом, и, фактически, её речь сильно улучшилась со времён жизни в Сомерсетшире. «Почему же? – сказала она. – Айзе там очень нравится».
«Юность длится недолго, а?» - сказал молодой человек и просыпал пепел в чайное блюдечко, когда миссис Джэн Клут нахмурилась, глядя на него в ответ.
Миссис Джэн Клут отправила Мэйду наверх, чтобы та принесла вещи, подаренные Айзе молодыми людьми: вечерние сумочки, броши, шёлковые чулки. Это было довольно неуместно. Что можно было на это сказать?
«Они чудесные», - сказала я.
«Это пустяки по сравнению с тем, что она могла бы получить,  - сказала миссис Джэн Клут. - Но она гуляет только с красивыми парнями».
«А вы тоже танцуете?» - спросила я Грету.
«Нет, друг, - ответила она. – Айза танцует за нас. Айза танцует великолепно».
«Твоя правда, друг», - отозвалась Мэйда.
«О, да, - вздохнула миссис Джэн Клут, - мы – люди тихие. У нас была бы очень скучная жизнь, если бы не Айза».
«Ей нужен кто-то, кто бы о ней позаботился», - сказала миссис Марэ.
«Айза! – сказала её мать. – Ты слышишь, что говорит миссис Марэ?»
«Слышу, друг, - сказала Айза. – Слышу, а».
В комнату, где я жила, доносились все звуки из ломбарда под окном.
«Надеюсь, вас это не беспокоит», - сказала миссис Джэн Клут, бросая косой взгляд на старших дочерей.
«Нет, - я не нашла лучшего ответа. – Мне ничего не слышно».
«Я всегда говорю девочкам, что нет ничего зазорного в том, чтобы работать в О.Р.», - сказала миссис Джэн Клут.
«В О.Р.?» - спросил молодой служащий, у которого друг играл на барабане в "Оркестре рыболовов".
Миссис Джэн Клут понизила голос. «В Обществе ростовщиков», - быстро объяснила она.
«Это правда», - отозвался молодой человек.
«Здесь нечего стыдиться, - сказала миссис Джэн Клут. – И, конечно, я  числюсь всего лишь как ЖЕНА ростовщика, а не как ростовщик».
«Мы прекрасно управляемся с ломбардом, друг», - сказала Мэйда.
«Вы его видели?» - спросила меня миссис Джэн Клут.
«Нет», - ответила я.
«Что ж, внутри нет ничего интересного, - сказала она, - но на некоторые ломбарды достаточно бросить один-единственный взгляд. Видели бы вы английские ломбарды. Какая грязь! Мне так говорили», - добавила она.
«Английские ломбарды действительно выглядят неприглядно», - признала я.
«Как? – спросила миссис Джэн Клут. – Вы входили внутрь?»
«О, да, входила в несколько, - ответила я и помедлила, припоминая. - …В Лондоне, конечно, и в Манчестере, и ещё в один…»
«Но зачем, друг?» - спросила Грета.
«Чтобы заложить вещи, - ответила я с радостью, что могу впечатлить их своим знакомством с этим ремеслом. – Я закладывала компас и никогда больше не видела его с тех пор. Впрочем, я никогда им не пользовалась».
Миссис Джэн Клут поставила чашку и посмотрела вокруг, чтобы понять, не услышали ли меня другие гости. Она боялась, что услышали.
«Слава Богу, - сказала она, - мне никогда не приходилось делать ничего такого. Надо постучать по дереву».
«Я тоже не могу сказать, чтобы когда-нибудь что-нибудь закладывала», - сказала миссис Марэ.
«Моя бедная матушка иногда закладывала вещи», - откликнулся мистер Марэ.
«Да уж», - ответила миссис Марэ.
«К нам поступает ужасный хлам», - сказала жена ростовщика.
«Я собираюсь на вечеринку с танцами, - сказала Айза. – Что мне наде?» Она имела в виду «надеть». Девушка не выговаривала окончание в некоторых словах.
«Ты можешь надеть своё вечернее синее», - ответила Грета.
«Нет, - сказала их мать. – Нет-нет-нет. Ей нужно новое платье».
«Я собираюсь укороти волосы», - объявила Айза, показывая на свои жёлтые поросячьи хвостики. Мать взвизгнула от возбуждения. Грета и Мэйда покраснели, в их взгляде читалась зависть.
Наконец, дверь открыли на несколько дюймов, и нам позволили просочиться наружу по одному.
На следующее утро, как обычно, я услышала, что миссис Джэн Клут открывает ломбард. Она ловко обращалась с клиентами, ожидавшими на крыльце. После того, как заканчивался утренний наплыв, бизнес днём протекал более спокойно. Но в первые полчаса звонок тренькал беспрестанно: приходили моряки и другие военные, желающие заложить фотоаппараты, портсигары, часы, костюмы и прочие вещи, которые, как мой компас, никогда не будут выкуплены. Хотя я не могла видеть хозяйку, мне было легко представить себе те действия, которыми она сопровождала слова, долетавшие до меня; по моим представлениям, она оценивала принесённую вещь около трёх минут (именно столько длилась тишина после начального «Что у вас?»). Осмотр проводился с крайней тщательностью, и главным оценивающим органом был её длинный нос. (Мне уже приходилось видеть, как она пользовалась этим средством с богатствами Айзы). Она не нюхала вещи, но именно нос производил подсчёты и принимал окончательное решение. Затем она резко озвучивала сумму. Если это вызывало протест, она становилась очень красноречивой, хотя никогда не теряла здравого смысла. Список дефектов закладываемой вещи начинал струиться у неё изо рта: рыночная цена лота была ей хорошо известна, костюм не подойдёт никакому другому мужчине, кольцо не стоит переплавки и т.д. Обычно клиенты принимали её предложение после того, как она заканчивала речь. Если же нет, жена ростовщика поворачивалась к следующему посетителю без дальнейших комментариев. «Что у вас?», - говорила она вновь. Если первый посетитель всё ещё колебался и медлил, тон миссис Джэн Клут становился безжалостным. «Вы ещё не решили? – спрашивала она. – Чего вы ждёте?» Результатом этой шоковой терапии было либо немедленное исчезновение клиента, либо быстрое согласие. Как большинство заведений в этом городе, ломбард миссис Джэн Клут был разделён на секции с отдельными входами, словно пивная с салуном, баром и общим залом. Эти секции отделяли белых посетителей от чёрных, а чёрных – от «цветных»: индийцев, малайцев и людей смешанной расы.
Когда кто-нибудь со смуглым лицом входил в дверь для белых, миссис Джэн Клут обращалась с ним холодно. Она устало жаловалась Мэйде и Грете, носясь взад-вперёд:
«Вы видели эту цветную, которая только что вышла? – говорила она. – Вошла в дверь для белых. Она была цветная, но что я могла ей сказать? Закон этого не запрещает».
В это утро бизнес шёл бойко. В порт вошёл военный корабль.
«ЭТОТ был цветным, - сказала миссис Джэн Клут в промежутке между звонками. – Он вошёл в дверь для белых».
«Я бы его выгнала!» - сказала Айза.
«Послушайте-ка Айзу, а!» - хихикнула Мэйда.
«Ай да Айза!» - сказала мать, бросаясь обратно в ломбард при звуке колокольчика.
На этот раз голоса доносились из другой, отдельной части ломбарда. Раньше я заметила с улицы, что там была надпись: «Частный отдел».
«А, это вы?» - сказала миссис Джэн Клут.
«Картина, - сказал голос. – Вот квитанция».
«Просрочена на месяц, - сказала она. – Теперь она - моя».
«Вот 15 шиллингов», - сказал мужчина.
«Нет-нет, - ответила она. – Слишком поздно. Вы не заплатили проценты, картина больше не ваша».
«Я заплачу проценты сейчас, - сказал он. – Ну же! Мы – старые друзья, и вы обещали придержать её для меня. Её ведь написал мой дедушка. Вы обещали».
«Но не целый месяц, - сказала она, наконец. – Не целый месяц. В ней рама стоит больше, чем она сама».
«Это хорошая картина», - сказал он.
«Ужасная. Как можно рисовать такие картины? Она могла принести нам несчастье. Я её выбросила».
«Послушайте, дорогуша…» - начал он.
«Вон! – сказала она. – Прочь!»
«Я никуда не уйду и получу свою картину!» - сказал он.
«Мэйда! Грета!» - позвала она.
«Хорошо, хорошо, - сказал он растерянно и безнадёжно. – Я ухожу».
Через неделю миссис Джэн Клут вновь позвала меня в гости. «На МАЛЕНЬКУЮ чашечку чая, - прошептала она. – Приходите поболтать, будем только мы и молодой мистер Флеминг».
Эти периодические приглашения на чайные посиделки необходимо было принимать. Те жильцы, которые отказывались от них, терпели множество неудобств: комнаты стояли неубранными, кровати – незастеленными, утренний чай приносили холодным, а газеты не приносили вообще. В то время было трудно найти комнату. «Благодарю», - сказала я.
Тем вечером я пришла в гости. Супруги Марэ съехали, но молодой служащий был там. Вошла Айза, накрашенная, как в и прошлый раз.
В комнате кое-что изменилось: появилась картина на стене. Это была чудовищная вещь, но в ней было своеобразное очарование, учитывая период, к которому она относилась. Она, должно быть, была написана около 1895 года. Она изображала девушку, застрявшую на рельсах. Голубой пояс развевался, девушка лежала, её руки были подняты в мучительном порыве, а жёлтая масса волос разметалась вокруг головы. На расстоянии 20 ярдов от неё железная дорога делала поворот. К повороту приближался поезд на полной скорости. Машинист не видел девушку. Как вы понимаете, дело было безнадёжное. Через секунду её раздавит. Но постойте! К ближайшему переезду приближался автомобиль, одна из самых первых марок машин. В этом высоком ярком фургоне сидела группа молодых людей, выехавших на увеселительную прогулку. Один из них увидел затруднительное положение девушки. Этот Джонни встал на сиденье и махал кепкой, указывая на девушку. Его друзья едва начали осознавать, что происходит. Успеют ли они спасти её? Остановят ли мчащийся поезд? Конечно, нет. Перспектива на картине ясно свидетельствовала об этом. У девушки не было ни единого шанса. И я размышляла, что девушка будет лежать там всегда, пока существует картина, и поезд будет приближаться, и молодые люди в новеньком автомобиле всегда будут видеть девушку на рельсах, с разметавшимися волосами, с нелепым пояском и руками, воздетыми к небу.
В целом, мне понравилась картина. Она была прототипом множества картин подобного рода, а прототипы мне доводилось встречать редко.
«Вы смотрите на картину Айзы, - сказала миссис Джэн Клут. – Это замечательная картина. Один знаменитый художник специально прилетал на «Сандерлэнде»*, чтобы нарисовать Айзу. Военно-воздушные силы Великобритании выделили ему самолёт с экипажем. Когда они увидели фотографию Айзы в штаб-квартире в Лондоне, немедленно велели художнику садиться в «Сандерлэнд» и вылетать. Он попросил Айзу поднять руки вот так, укладывая волосы». Миссис Джэн Клут с нежностью смотрела на картину.
Я ничего не сказала. Молодой служащий – тоже. Я попыталась посмотреть на картину, слегка наклонив голову вбок, и действительно, девушка была слегка похожа на Айзу, а руки над головой будто бы укладывали волосы. Конечно, чтобы это понять, надо было забыть о поезде, о машине и прочих деталях. Я решила, что картине было, по крайней мере, полвека. Без сомнения, её не могли написать недавно.
«Что вы думаете о ней?» - спросила миссис Джэн Клут.
«Очень милая», - ответила я.
Молодой служащий молчал.
«Вы сегодня так сдержаны, мистер Флеминг», - сказала Мэйда.
Он рассмеялся, дёрнувшись, и чуть не перевернул чашку.
«Я сегодня видел миссис Марэ», - осмелился сказать он.
«А, эту! – сказала миссис Джэн Клут. – Вы разговаривали?»
«Конечно, нет, - ответил он. – Я просто прошёл мимо».
«Правильно сделали», - сказала миссис Джэн Клут.
«Я сделала им предупреждение, - объяснила она мне. – Мистер был ещё ничего, но миссис! У меня не было худшей жилички».
«А что она говорила!» - добавила Грета.
«Я была так внимательна к ней, - сказала жена ростовщика, - но получала только оскорбления».
«Оскорбления», - повторил мистер Флеминг.
«Мистер Флеминг был здесь, когда это произошло», - сказала миссис Джэн Клут.
«Мы показывали ей картину Айзы, - продолжила она, - и, поверите ли, она сказала, что это совсем не Айза. Она назвала меня лгуньей в лицо, не так ли, мистер Флеминг?»
«Именно», - сказал мистер Флеминг, рассматривая чаинку на ложечке.
«Мистер Марэ, конечно, оказался в неловком положении, - сказала миссис Джэн Клут. – Видите ли, он у неё под каблуком и не смеет ей возражать. Он сказал только, что могла произойти ошибка. Но она сразу набросилась на него. «Это не Айза», - сказала она».
«Бедный мистер Марэ!» - воскликнула Грета.
«Мне жаль его», - сказала Мэйда.
«У него размягчение мозга, друг», - сказала Айза.
"Айза - это что-то, - сказала мать, успокоившись после приступа смеха. – И она права. У старика Марэ не все дома».
«А что он сказал потом? – спросила она молодого служащего. – Что он сказал вам потом о картине Айзы?»
Молодой служащий взглянул на меня и быстро отвернулся.
«Что сказал мистер Марэ о картине?» - настойчиво спросила я.
«Честно говоря, не помню», - сказал мистер Флеминг.
«Вы всё отлично помните, - сказала миссис Джэн Клут. – Скажите нам, мы хотим посмеяться».
«О, он сказал только то, что на ней – рельсы и поезд», - ответил мистер Флеминг, смело глядя на картину.
«Только это!» - воскликнула миссис Джэн Клут.
«Что ж, бедняга не мог сказать ничего другого, наверное. Он не в себе», - ответил мистер Флеминг.
«А он не сказал, что на картине – старомодный автомобиль, друг? – спросила Грета. - Вы рассказывали нам об этом, друг».
«Да, - хихикнул служащий, - он сказал и это».
«Так вы видите, - сказала миссис Джэн Клут, - старик выжил из ума. Рельсы на картине Айзы! Мне хочется смеяться каждый раз, когда я думаю об этом».
«А что касается миссис Марэ, - добавила она, - я не доверяла ей с самого начала. «Миссис Марэ, - сказала я ей, - даю вам неделю сроку». Но они съехали на следующий день».
«Скатертью дорожка этой старой суке», - сказала Айза.
«Она завидовала картине Айзы, а», - хихикнула Грета.
«Мы прекрасно провели время с художником, пока он рисовал Айзу», - сказала миссис Джэн Клут.
«Да уж, друг, - сказала Мэйда, - и экипаж нам понравился».
«Сюда часто прибывают знаменитые художники, не правда ли?» - сказала мать.
«Правда, друг, - сказала Грета. – Они приезжают из-за Айзы».
«И команда была хорошая, - сказала Мэйда. – Вот только пилот поиграл с Айзой».
«Да, он свинья, - сказала мать. – Но это неважно, Айза найдёт себе других ухажёров. Айза могла бы сниматься в кино».
«Айза прекрасно смотрелась бы на экране», - сказала Грета.
«Все знаменитые актёры приезжают сюда, - сказала миссис Джэн Клут. – Они хотят пригласить Айзу сниматься. Но мы ей не позволим».
«Она стала бы звездой, друг», - сказала Грета.
«Но мы ей не позволим сниматься в кино», - сказала Мэйда.
«Она будет делать то, что захочет, - сказала мать, - когда закончит школу».
«Чертовски верно», - сказала Айза.
«Вы знаете Макса Мелвилла?» - спросила меня миссис Джэн Клут.
«Я слышала это имя…» - осторожно сказала я.
«Слышали имя! Да Макс Мелвилл – суперзвезда! Он приезжал за Айзой однажды. Так, Грета?»
«Сущая правда», - сказала Грета.
И миссис Джэн Клут рассказала эту историю вновь. «Я сказала, что кино – это слишком ярко для Айзы. «Мы – тихие люди, Макс», - сказала я. Я называла его Максом, запросто».
«Редко можно встретить таких мужчин, как Макс», - сказала Мэйда.
«Он подарил Айзе чудесную вещь, - сказала миссис Джэн Клут. – Не то, чтобы дорогую, но фамильную, имеющую сентиментальную ценность, и он не расстался бы с ней ради кого-то другого. Мэйда, сбегай наверх и принеси её».
Мэйда замялась. «Это та брошь…?» - начала она.
«Нет, - ответила её мать медленно и печально. – Брошь подарил Айзе художник. Я удивлена, что ты могла забыть подарок Макса Мелвилла».
«Я принесу», - сказала Грета, вскакивая.
Она быстро вернулась с маленьким компасом.
«Он недорогой, - говорила миссис Джэн Клут, передавая  компас из рук в руки, - но прадедушка Макса был исследователем и перешёл через Гималаи с этим самым компасом. Он не вернулся из экспедиции, компас нашли на его теле. Вот почему Макси так дорожил им, но ради Айзы он с ним расстался».
Мне подарили этот компас, когда мне было 14 лет, и тогда он был новёхоньким. Я узнала его с первого взгляда, и пока миссис Джэн Клут говорила, узнавала всё больше. Царапины и зазубрины, которые я сделала на нём, знакомы мне так же хорошо, как собственная подпись…
«Старый антикварный компас, - сказала жена ростовщика, одобрительно проводя рукой по крышке. – Со стороны Макса Мелвилла было так мило подарить его. Но, естественно, он хотел, чтобы Айза снималась в кино, и это могло стать причиной».
«Что вы думаете об этом?» - спросила она меня.
«Очень интересно», - ответила я.
Какой путешественник переправил его через моря? Сколько рук он сменил, начиная от ломбарда, где я заложила его, и заканчивая ломбардом миссис Джэн Клут? Мне было интересно это узнать, а также то, почему во мне не просыпалось возмущение, когда жена ростовщика поглаживала мой компас, и я видела, что он служит для её удовольствия.  Мне это было безразлично. Её нос указывал на него, словно на север…
«Мы никогда с ним не расстанемся, - сказала миссис Джэн Клут, - по сентиментальным причинам. Конечно, за него не дали бы больших денег».
Этот компас пролежал среди моих вещей несколько лет, до того самого дня, когда я заложила его. Вот так он и получил все эти царапины и вмятины. Он стукался о стенки ящика стола, потому что я постоянно отталкивала его в сторону, ища что-то другое. Я никогда им не пользовалась. Возможно, им вообще никогда не пользовались. Отметки на корпусе были, в основном, теми, которые сделала я. Кто бы ни заложил его в ломбарде миссис Джэн Клут, он не заботился о том, чтобы выкупить его. Жена ростовщика искренне радовалась компасу, потому что он принадлежал ей.
«За него не дали бы больших денег, - сказала она, - но мы не думаем о деньгах. Нам дорог подарок».
«Это – счастливый талисман Айзы, - сказала Мэйда. – Тебе придётся взять его с собой в Голливуд, Айза, друг».
«Голливуд! – воскликнула миссис Джэн Клут. – О, нет и нет! Если Айза будет сниматься, она поступит в английскую студию. В Голливуде слишком много публичности. Вы видите нашу Айзу в Голливуде, мистер Флеминг?»
«Не очень», - ответил молодой человек.
«В Голливуде было бы классно, друг», - сказала Айза.
«Ну, может быть…» - сказала мать.
«Да, может быть», - сказал мистер Флеминг.
«Но в Голливуде ничего не стесняются», - сказала Айза.
«Видите ли, - сказала миссис Джэн Клут, поворачиваясь ко мне, - мы – тихие люди. Мы держимся вместе и, как однажды сказал мистер Флеминг, живём в своём собственном мире, не так ли, мистер Флеминг?»
Они открыли дверь и позволили мне бочком протиснуться в тёмный холл.
-----------------------------
* Си Пойнт – пригород Кейптауна (ЮАР) на берегу Атлантического океана.

* Сомерсетшир – графство на юго-западе Англии.

* Трансвааль – провинция на крайнем северо-востоке ЮАР.

* Адвокат – алкогольный напиток из виноградного спирта, желтков и сахара.

* «Сандерлэнд» - название американского бомбардировщика.

(Переведено 9-10 июня 2020)