Космосага. Глава 12. Принципиальная разница

— Прошу, умоляю, заклинаю тебя: не делай этого! Во имя космоса, великого и безграничного! Это совершеннейшее безумие — то, на что ты подписалась. Непостижимое умом, непоправимое.

— Ты говоришь так, будто я с жизнью прощаться собралась, Онира. А я всего-то переселяюсь из одной части космоса, великого и безграничного, как ты сама выразилась, в другую. Делов-то. Вернее, уже переселилась, считай. Только не говори, что будешь по мне скучать. Как будто, останься я в пределах Союза, мы еще свиделись бы после возвращения.

Онира поймала ее у владений Капитана, к которому Даэне зашла обговорить формальности предстоящих перемен. Когда она освободилась, Матерь Навигации уже ждала снаружи, и один вид начальницы свидетельствовал о том, в каком взвинченном состоянии она пребывает. Не говоря ни слова, Онира схватила ее за руку и потащила в свою каюту, находившуюся, как и все жилые площади высшего командного состава, в непосредственной близости к территории Капитана.

Переступив порог Онириного пристанища на «Реке», Даэне словно оказалась в другом мире. Вместо знакомого голубого шара в окнах красовались зеленые, легкие пейзажи Дораиды, домашней планеты Ониры. Интерьер был им под стать: весь летящий, стремительный, но с четкими линиями и строгими направлениями. Цвета разбеленные, воздушные: бледно-лиловые, салатовые, нежный беж. В дизайне явственно чувствовались рука и характер хозяйки. Четкость, уравновешенная возвышенностью. И лица — улыбающиеся, счастливые лица — смотрели со стен, органично вписываясь в интерьер, будто прорастая сквозь. Даэне были знакомы некоторые из этих изображений: две девочки — дочки Ониры, мужчина — ее возлюбленный и отец детей, пожилая пара — скорее всего родители, и еще пара-тройка человек, очевидно, дорогих Матери Навигации. Было там и несколько мохнатых морд — по всей видимости, домашние питомцы. Сам вид этого жилища говорил о надежном оплоте и о присутствии дома везде, где бы ни находилась его хозяйка. Даэне это чувство было незнакомо.

— Я говорю так, потому что вижу: ты совершаешь большую глупость! Этот жуткий человек втягивает тебя в мутное предприятие. Ладно остальные, но ты-то должна уметь думать головой. Ничего хорошего из этой затеи не выйдет! Отрезать себя от цивилизованного космоса — что может быть рискованней?

— Ой, да брось ты! Не Союзом единым жив человек. Этот мир ничем не хуже всех ваших престижных планет, к тому же у него есть одна маленькая, но очень важная особенность. То, чего нет и никогда не будет ни у Борэкришты, ни у Сигиддэ, ни у прочих жемчужин цивилизованного, как ты изволила сказать, космоса. Знаешь, какая?

Онира непонимающе уставилась на нее.

— Он принимает меня. Меня и Эйдана. Он предлагает нам то, чего никогда не предлагал — и уже не предложит — ни один из миров Союза. Дом. Понимаешь? Свой собственный, личный дом. Наше место под солнцем.

— Ваш дом — в Союзе! Вы там родились. Союз дал вам образование и работу, социальные гарантии. Вы такие же его граждане, как и все остальные. Вы защищены им.

— О да! Вот только свободу ступать по всем его территориям нам как-то забыли предоставить. С самого рождения нам ясно было указано на наше место: подальше от элиты миров. Обслуживающий персонал, который не пустят даже на порог приличного общества. Но тебе-то откуда это знать? Тебе не может быть знакомо это чувство. Ненужности, ничтожности, третьесортности. Безнадежности. «Так получилось», «стечение обстоятельств», «ничего не поделаешь» — вот все, что мы слышали с детства. Но поверь: наша изоляция от этого легче не переносилась.

— Знакомо. Мне очень знакомо то чувство, о котором ты говоришь, — тихо ответила Онира, отводя взгляд.

— Ой ли? От обитательницы Дораиды слышать это по меньшей мере странно, — язвительно бросила Даэне.

Онира опустила глаза.

— Я не распространяюсь об этом, — медленно проговорила она, — но я не уроженка Дораиды. Мне не повезло появиться на свет ни на ней, ни на одной из ее колоний. Ты слышала про Аст-Пагнус?

Даэне порылась в памяти.

— Кажется нет.

— Неудивительно. Он ничем не славен. И условия там далеки от пригодных для нормальной жизни. Разве что для выживания. Ресурсодобывающий мир. Снабжает рудой соседнюю систему Альтаони, колонией которой он является.

Даэне кивнула. Про Альтаони она была наслышана. Самый, пожалуй, непрезентабельный из всех исконных миров. Далекий от основных межзвездных трасс, он вращался вокруг угасающей звезды и был беден собственными ресурсами. Хмурый, холодный, с уровнем прогресса на порядок ниже блистательных планет Союза. Той же Дораиды.

— Да уж, — хмыкнула Даэне. — Но как..?

— Вот так. Колонии Альтаони ничем не лучше головного мира. Я выросла в горняцком поселке, в семье шахтеров. Голые скалы, скудная растительность, постоянный полумрак — Аст-Пагнус сильно удален от своей звезды. Родители — простые работяги, от заката до рассвета занятые тяжелым физическим трудом. Ты и Эйдан воспитывались в интеллектуальной среде, полной противоположности той, в которой родилась я. Это вы, а не я, были элитой с открытым доступом к любым знаниям. У нас же школа была больше формальностью, чем источником образования. Про университеты на Аст-Пагнусе знают лишь понаслышке. Звездолеты видели, пожалуй, только те, кто загружал в них руду для отправки на Альтаони. И вместе с тем я с самого детства знала, что однажды отправлюсь к звездам. Училась настолько хорошо, насколько позволяла местная среда, ловила и усваивала каждую крупицу знаний: как научных, так и бытовых. Я очень рано повзрослела. А поняла, что улететь с Аст-Пагнуса у дочки горняков шансы практически нулевые, еще раньше. И все же верила, что в жизни нет ничего невозможного, если стремишься к этому всей собой. В начале пути всё, что у меня было — эта вера. Она одна меня поддерживала. Ни родные, ни учителя, ни товарищи. Никто не хотел тратить силы на достижение невозможного. А для меня вопрос стоял однозначно: либо выбраться оттуда, либо умереть. Усердная учеба вместе с пробивными способностями, помноженными на удачное стечение обстоятельств — и я стала чуть ближе к цели. В числе единиц талантливых выпускников мне предоставили квоту на обучение в одном из альтаонских университетов. Я покинула Аст-Пагнус, чтобы больше никогда туда не вернуться. Окрыленная успехом, я не собиралась останавливаться на Альтаони, хотя выбраться оттуда было, пожалуй, еще сложнее, чем улететь с родной планеты. Альтаони и ее колонии не аффилированы с другими исконными мирами — то ли политика, то ли леность местных бюрократов. У альтаонца нет шансов получить более престижное гражданство. Для посещения нам были открыты лишь планеты вроде Упанеуса — в этом я не отличалась от тебя и Эйдана. Но я по-прежнему верила, что нет ничего невозможного. Получала академическое образование, лучшее из доступных на Альтаони. Параллельно училась на пилота-навигатора. Мечта отправиться к звездам была сильна как никогда. Однако новый шанс круто изменить свою жизнь пришел с совсем неожиданной стороны…

Даэне захватила пламенная речь Ониры, в которую ей нечего было вставить. Оставалось только кивать и внимательно слушать. До того Матерь Навигации рассказывала о своей юности лишь в самых общих чертах, обходясь без упоминания конкретных мест.

Онира между тем продолжала.

— Под самый конец учебы нас отправили на Седьмую межзвездную. Практика в системе Румм-Ок. Ты там, наверное, тоже бывала. Среди нескончаемых потоков таких же стажеров я познакомилась с Ману. Не скажу, что это была любовь с первого взгляда, но это определенно была любовь. Как у вас с Эдриком. Через две недели мы знали, что уже не расстанемся. Через месяц я была беременна старшей дочерью. Доучиваться пришлось в ускоренном режиме и в суматохе, вызванной к жизни самым амбициозным предприятием, которое я когда-либо затевала для изменения своей судьбы. Ману был с Дораиды, путь на которую людям из мест, откуда я родом, закрыт по определению. Однако мы не собирались растить свою дочь ни на Альтаони, ни тем более на Аст-Пагнусе. Не говоря уже о нейтральных территориях. Объективных шансов попасть на Дораиду у меня не было, но разве это могло меня остановить? Вместе с Ману я стала обивать пороги всех мыслимых и немыслимых инстанций, кидалась то в один бой с бюрократической машиной, то в другой. Все это казалось бесконечным. Но мне нужно было успеть до рождения ребенка… И мы нашли лазейки в законе. Сложным, очень запутанным путем — но мы их нашли. Это казалось невозможным, но перед самыми родами у меня было на руках временное разрешение на поселение в Дораиде. Я плакала от счастья. То, что представлялось невероятным для девочки с Аст-Пагнуса, сбылось в моей судьбе.

— Молодец ты, — тихо сказала Даэне. — Почему-то я не удивлена. Именно таких действий от тебя следовало ожидать.

— Да, этот успех окрылил меня, и мне стало казаться, что отныне передо мной открыты все дороги. А дальше я уже не могла остановиться. Пришлось, правда, ненадолго прерваться на рождение девочек. Я занялась обустройством жизни на Дораиде. По тамошним меркам Ману был небогат, у него даже собственного дома не имелось. Пришлось обоим работать. А меня по-прежнему звали звезды, уже другие. Как бы ни была прекрасна Дораида, мне не сиделось на месте. Хотелось успеть все. Идти к новым целям — наверное, ничто другое не вызывает у меня такой восторг, как очередная цель впереди и неуклонное к ней движение. И я впряглась в дальние межзвездные перевозки — это казалось мне достойной реализацией моих амбиций и оплачивалось лучше, чем что-либо другое, что я умела, а умела я многое…

Онира помолчала, погруженная в воспоминания.

— Я жалею лишь о том, что мало времени проводила с детьми. В мое отсутствие Ману для них и отец, и мать. Он отказался от полетов, и теперь его работа всецело связана с Дораидой. Дела идут так себе — он отличный семьянин, но не слишком успешный добытчик. Зато я успеваю сполна за нас обоих… И отрываюсь с ним и с дочками по полной, когда возвращаюсь из экспедиций. Как же я по ним соскучилась! Полет «Реки» самый долгий из всех, на которые я подписывалась. Я, конечно, привыкла к разлукам — но эта что-то затянулась… Зато моя работа приносит нам приличный доход. У нас появился свой дом, и он ничуть не хуже, чем у других дораидцев. Это стоит моих усилий!

— Да уж, — протянула Даэне. — Рассказанное Онирой потрясло ее, хотя все это было вполне в характере Матери Навигации. В то время как она и Эйдан бесцельно блуждали по космосу, не строя планов и ничего не ожидая от жизни, Онира ставила цель за целью — и со всей силой своей огненной натуры достигала их, действуя при этом четко и методично. «А ты что же?» — едко прошипел внутренний голос. Что тут можно было ответить…

Онира прервала ее размышления.

— Я ведь все это не просто так тебе рассказываю, — она крепко сжала руками плечи Даэне. — Моя история лишь пример того, что можно добиться чего угодно, когда тебе очень нужно. В том числе и получить право приписки к достойному миру, если у тебя есть зацепки. Оставь ты эту идею поселиться в богом забытом месте! Ты ожидаешь детей, от Эдрика — вот твоя зацепка. И ты имеешь полное право добиваться поселения на Наамаарре! Отправляйся туда, в орбитальное представительство, и подавай прошение. Если проявить упрямство, упорство, упертость и отчаяние — они не смогут отказать. Рано или поздно, но прошение будет удовлетворено. Я готова полететь с тобой и обивать пороги всех мыслимых и немыслимых галактических канцелярий, пока мы не добьемся успеха. Я прошла весь этот путь от и до и теперь знаю, куда идти и что говорить. Бюрократические системы миров Союза работают примерно одинаково, а уж тонкости я теперь знаю наперечет, лучше любого юриста. Я не просто выбралась сама — мне удалось вытащить с Аст-Пагнуса еще и родителей с сестрой. Увы, папе это не помогло надолго продлить жизнь… Но тебе я помогу всем, чем только могу — а могу я многое, как ты видишь. Вместе мы прогнем эту бюрократию под себя, и у тебя будет свой дом на территории Союза. Прошу, откажись от своей безумной затеи. Ты и дети не пропадете — у вас есть выход!

Даэне молчала, опустив голову. Наконец она подняла взгляд и, глядя Онире прямо в глаза, заговорила.

— Спасибо тебе, Онира. Я ценю твою настойчивость и желание помочь. Ты самый неравнодушный человек из всех, кто когда-либо мне встречался, и я всегда буду помнить тебя. А теперь послушай меня. После того как эта миссия завершится, возвращайся назад на Дораиду, в свой уютный дом. К Ману, к дочкам, к этим забавным хвостатым пушистикам — вашим питомцам. Роди себе третью дочь. Но прошу, не пытайся изменить мой путь. Я не ты. Я никогда не стану такой, как ты, понимаешь? Я сделана иначе. У меня своя жизнь и свои устремления. И нечто подсказывает мне, что они лежат далеко за пределами Союза. Ты безусловно большая молодец и заслуживаешь всего, что у тебя есть, и даже больше. Позволь и мне обрести то, что мне причитается, пусть даже ты считаешь это заблуждением в корне. Мое место там, на голубой планете внизу. Твоя история еще более утвердила меня в моем решении. Не нужно меня переубеждать и отговаривать. И я никогда — ни-ког-да — не буду обивать пороги никаких канцелярий. Не буду ни о чем просить. Мне не нужно то, чему не нужна я. Я отправлюсь в Орсполу и поведу туда всех, кто тоже пожелал этого. И пусть мои дети живут в месте, которое выбрало меня — и подарило мне их.

— Но это безумие, Даэне! Не миры выбирают людей — мы сами решаем, в каком мире жить.

— Это смотря с какого ракурса взглянуть, — Даэне изобразила улыбку. Ей хотелось отделаться от Ониры максимально бескровно и совсем не было желания спорить. Но Онира не собиралась сдаваться так просто.

— Если не думаешь о себе — подумай хотя бы о детях! Каково им будет жить вдали от цивилизации?

— Именно о детях я думаю прежде всего. Они должны расти, не ведая, что могут быть более или менее престижные миры. И что в лучших из них их не ждут и не хотят. Пусть они никогда не узнают этих игр.

— Но…, — начала было Онира. Даэне не дала ей договорить.

— Послушай, Онира. Твой рассказ хорош, но он лишь обнажил принципиальную разницу. Между тобой и мной. Ты идешь туда, куда тебя не зовут, и у тебя получается прогнуть мир так, чтобы тебя там заметили и признали. А я… Я иду туда, куда меня влечет что-то внутри и где меня ждут. Иду, доверившись течению. Не думай, что я вдруг начну поступать, как ты. Я другая, понимаешь? Ты добилась от жизни многого и многое приобрела. Я же не приобрела ничего. У меня нет ни дома, ни иной собственности. Только должность пилота первой линии да жилая каюта на корабле — и та не совсем моя. Из родни — один Эйдан, и тот идет со мной. Да вот Эдрик еще теперь. Мне нечего оставить в Союзе, не за кого там цепляться. Мне легко начать все с нуля здесь — тогда как для тебя это невозможно. Отсутствие имущества и эмоциональных привязанностей делает меня свободной в моих передвижениях. Я могу отправиться, куда угодно, не оглядываясь на Союз. Вот и все. Это очень простая арифметика.

— Это вопиюще ошибочная арифметика! Да у тебя все прицелы сбиты! — не останавливалась Онира. — Я ведь знала тебя как разумного человека, — Матерь Навигации разошлась не на шутку. Нужно было как-то прекращать эту беседу.

— Значит ты меня вовсе не знала. Человеческая логика никогда не была моей добродетелью, — Даэне нехорошо усмехнулась. — А может ты просто завидуешь мне, а? Ведь это не тебя, такую успешную и карьерную, позвали стать во главе двухсот человек. В кои-то веки это не ты стоишь на передовой, а я. Ну признайся же, Онира, что ты этим уязвлена!

Матерь Навигации уставилась на нее в изумлении.

— Даэне, ты хоть сама понимаешь, что ты несешь?! — ее голос стал похож на шипение. Прямо как у Начальника Экспедиции во время того разговора. Даэне такая аналогия показалась забавной. Взгляд Ониры пронзал ее, но теперь та по крайней мере замолчала.

— Этот разговор — окончен, — произнесла Даэне, не скрывая торжества. — А теперь я откланяюсь, с твоего разрешения. Как ты можешь догадаться, у меня много дел в связи с предстоящим отбытием, — она сделала особый акцент на последнем слове.

Даэне вышла, оставив Ониру смотреть ей вслед в немом смятении. Со стен, обрамленные пейзажами и городскими ландшафтами утонченной красоты, все так же глядели улыбающиеся лица Ману и детей да пушистые мордочки животных.

У Даэне была назначена встреча с Начальником Экспедиции, но сначала она заглянула к Эйдану.

— Хочу спросить тебя кое о чем. Так, для общего интереса. Вот ты, как и я, летал пилотом довольно долго. Капитаном даже. За свою работу пилоты получают жалование, и надо сказать, профессия наша не самая малооплачиваемая, к тому же во время перелетов нет личных трат. А теперь скажи-ка мне: ты что сделал со своими деньгами?

Эйдан задумался.

— Ну, я долго не снимал со счета практически ничего, потому что летал по факту без особых перерывов. Деньги копились. Потом вложил большую часть в совместное предприятие с хозяином компании, на которую работал. Приобрели еще один звездолет, на общие средства. Я всегда хотел иметь звездолет, но одних моих денег на него, конечно, не хватило бы. А так — доля. Кстати, я ведь до сих пор ею владею, хоть меня и уволили. Как-то давно не вспоминал об этом. Да все равно времени заниматься получением своего назад у меня не было — если ты еще не забыла, я тогда очень торопился на Упанеус по одному неотложному вопросу. А остаток… Ты ведь помнишь Кравса Кратта? Бедолага попал в переделку, остался должен одним серьезным людям, которые не давали спуску ему и его семье. Я закрыл его долг, и Кравс был отпущен с миром — слава космосу! Сказал, что когда-нибудь все отдаст. Я его не торопил. Не к спеху совершенно. А теперь, получается, это уже не важно.

— Все понятно, — сказала Даэне. — Вопросов больше нет.

Ей было сложно сдержать усмешку. Упомянутый субъект был одним из их бывших коллег по грузоперевозкам. Благодаря своей страсти к некоторым запрещенным развлечениям в переделки он попадал регулярно. Интересно, насколько громким будет Кравсов вздох облегчения, когда он узнает, что Эйдан никогда не вернется из своего последнего путешествия?

Брат лишь подтвердил ее предположения касательно того, как он умеет распоряжаться деньгами. Собственно, ничего другого от Эйдана можно было не ждать. Да что там, разве она сама умела лучше? Ее собственные кровно заработанные даже никого не спасли и тем паче не материализовались ни в один объект хотя бы частичного владения, а вовсе бесславно пропали, будучи вложенными в одно сомнительное дело по наущению Тао-Ллиди. «Зачем тебе свободные деньги», — говорил он ей. — «Недвижимость ты все равно нигде не купишь, разве что на Упанеусе — но тебя ведь это не устроит, верно? Лучше вложи». Она и вложила…

— Ладно, — махнула рукой Даэне, — пойду к нашему энигматичному. Тут к тебе Онира может заглянуть. Будет пытаться отговорить от переселения или просить, чтобы ты отговорил меня. У нее имеется четкий план, как убедить власти Наамаарре выдать мне вид на жительство, и она твердо намерена меня под этот план продавить.

— Пусть заходит. Я скажу, чтоб не тратила зря силы. Потому что… она ведь помешана на теме семьи, так? Я могу сказать ей, что ты не хочешь расставаться со мной. Что-де ты так уже поступила однажды, и это настолько тебе не понравилось, что повторять больше не хочется. Меня-то всяко не возьмут на Наамаарре, даже рабом на строительство Кольца.

— Знаешь, у Ониры имеется прямо противоположное мнение на этот счет — и, надо сказать, небезосновательное. Но ты все равно что-нибудь придумай…

Впоследствии она узнала, что Онира посетила не только Эйдана — которому вынула всю душу за очень короткое время до того, как была послана восвояси — но даже не погнушалась отыскать Эдрика и вцепиться в него клещами, требуя, чтобы он убедил свою неразумную возлюбленную не оставаться «в этом диком мире». Не добившись успеха и здесь, Онира долго куковала под дверью Начальника Экспедиции, но тот не пустил ее даже на порог и более того: подал рапорт Капитану касательно недопустимого поведения его подчиненной и превышения ею границ субординации, за что Онира — и это было неслыханно — получила самый настоящий выговор.



— Что тебе известно о технологиях воплощения в материи? — с порога спросил Начальник Экспедиции.

— Э-э, — ответила Даэне, которую вопрос застал врасплох. — Душа входит в тело и соединяется с ним, еще до рождения. В книге вашей это было.

— В книге было, в книге было, — передразнил он ее. — В книге много чего было, с подробностями разными, включая те, что скоро понадобятся тебе для выполнения сугубо практической работы, однако же в голове твоей задержалась лишь общая фраза, известная даже тем, кто во все это не верит. Но у нас больше нет времени на чтение теории. Подойди сюда.

Даэне послушно приблизилась к окну, возле которого стоял ее новый руководитель и наставник.

— Смотри внимательно. А теперь скажи мне, что ты видишь. Только без технических подробностей, которые диктует тебе твоя профдеформация.

— Ну, планета. Наша. Почти, — быстро добавила она. — Вращается. Солнце ее освещает. Звезды вдали. Мерцают.

— Это сознание у тебя мерцает, — проворчал Начальник Экспедиции. — Отдельными проблесками. Тут густо, там пусто. Это всё, что ты можешь сказать про мир, Слово которого ты услышала и приняла? Сердцем, не каким-то там мозгом. Ты его видишь? Воспринимаешь хоть как-то? Алё, пилот! Приём!

Даэне растерянно хлопала глазами, не понимая, что от нее ждут.

— Я имел в виду Древо Мира. Ты все еще его не видишь… Будешь учиться, значит. Смотреть и видеть. И сделать так, чтобы оно тебя увидело и захотело взаимодействовать. К моменту реального прохождения через Древо предводитель должен находиться в полном осознании.

— Вы уже не первый раз говорите о какой-то точке входа, связанной с нашим переселением, но я упорно не вижу, в чем тут проблема. Чем эта наша последняя высадка может отличаться от других спусков на данную планету? На любую планету подобного типа. И что значит это ваше «проходить через Древо»?

— А вот здесь мы вплотную приблизились к тому, с чего начали. Разницу между туризмом и эмиграцией понимаешь? Назови мне принципиальное на данный момент отличие вас, будущих переселенцев, от коренных жителей этой планеты.

— М-м, не знаю… Мы не здешние…

— Вот, то-то и оно. Нездешние. Не местные. Не этому месту принадлежащие. По ту сторону — все еще — пребывающие. И чтобы быть принятыми как свои, натурализоваться, так сказать, вам потребуется пройти через врата, стоящие на входе в этот мир. Не тайком проскользнуть, аки тать в ночи — этот мир не терпит подобного, иначе не был бы столь спокоен и изобилен — а пройти законно, с соблюдением надлежащих процедур. Во имя вашего будущего благополучия. Древо Мира и есть эти врата, через которые новые души входят в мир. И именно предводительнице, той, которая сердцем своим приняла призыв духа планеты, отведена в этом процессе главная роль.

Даэне молчала, пытаясь осмыслить грандиозность нарисованной перед ней картины.

— Но позвольте, — наконец вымолвила она, — все, что я читала о жителях Орсполы, и слышала от своих же товарищей, которые там побывали, говорит о прямо противоположном. Там нет постов контроля прибывающих. Такое ощущение, что полярникам вообще глубоко пофиг на обеспечение собственной безопасности. Не заморачиваются они никакими процедурами, вон, готовы нас всех принять, даже не спросив, а кто, собственно, идёт… Какая там таможня — у них армии и той нет!

— Как нет и вооруженных конфликтов, а также преступлений против природы и человека. Ты не задавалась вопросом, почему? Не потому ли, что на самом входе в этот мир стоит нечто, надежно защищающее его от всякого зла, пропускающее лишь то, что достойно пройти? Нечто, что бдительней и выше сотен тысяч таможен, сильнее любой самой сильной армии, не принадлежащее только этому миру, такому материальному и оттого глубоко несовершенному. И да, говоря о процедурах, я имел в виду не ту формальную волокиту, которую из-за неповоротливых бюрократов вынуждены проходить союзные бедолаги, чтобы быть допущенными в исконные миры. Я имел в виду процедуры куда более тонкого плана, которые неизменно стоят за любыми формальными действиями.

— Какого такого еще тонкого? Ладно я и Эйдан, но в Союзе множество людей периодически переселяются в другие миры, включая исконные. Они, конечно, проходят контроль и всякую адову бюрократию, но ни о каких процедурах «тонкого плана» с проведением души через некие непонятные структуры речи не идет. Нет в Союзе никакой «небесной таможни», если я вообще понимаю, о чем вы.

— Хах! — лицо Начальника Экспедиции исказила кривая ухмылка. — Если люди во что-то не верят или чего-то не замечают, это вовсе не значит, что оного не существует. Да будет тебе известно, что мир вокруг нас населен бесконечным разнообразием живых существ, обладающих сознанием самых разных уровней. Проблема белковых форм жизни, гордо именующих себя носителями разума, в том, что они понимают под «жизнью» исключительно структуры, аналогичные себе самим, и полностью игнорируют наличие иных, в том числе незримых человеческому глазу, потому что не в состоянии их воспринять. И для большинства из них это благо, скажу я тебе, ибо обыденному сознанию видеть все это небезвредно для собственной целостности. Но во вселенной всё живет и дышит. Включая звезды и планеты — сложнейше организованные жизненные формы с бесчисленным числом планов и подпланов. Человек представляет собой не только белковое тело, но именно планета, являющаяся его домом, дает ему это тело, как и ряд более тонких, а также обеспечивает закрепление в данной оболочке искры вселенского огня. И, отвечая на твой неявный вопрос: да, люди проходят определенные процедуры на уровне своих тонких тел при обретении нового дома. Даже если сами не подозревают об этом. Все эти сложные правила расселения граждан Союза и ограничения перемещений между мирами возникли не на пустом месте. Непреодолимые барьеры поставлены не случайно и не зря. Перепрописка души — дело серьезное.

— Замечательно, — прошептала Даэне, — мало нам обычной бюрократии, так теперь еще и небесная, оказывается, существует. И кто же там, интересно знать, дела ведет? Неужто ангелы?

— Как внизу, так и наверху, — Начальник Экспедиции издал короткий смешок. — Много ты видела ангелов среди работников служб контроля межзвездных перемещений? То-то. На тонком контроле сидят разнообразнейшие сущности различных планов и функций, я бы так сказал. Но в основном такие же бюрократы и хитрюги, как их плотноматериальные коллеги. С личными приязнями и неприязнями, дрязгами и интригами. Союз в этом плане не поражает воображение. То ли дело наша планета, — жестом руки он вернул внимание Даэне к картине за окном. — Древо Мира представляет собой уникальную структуру: безличную и беспристрастную, строгую и справедливую. Сгармонизировавшую бы собой любую из планет, на которой оно бы произрастало. Ну да разве союзные чинуши позволят такое взрастить — чай не дураки оставлять себя без работы!

«Взрастить Древо Мира», «небесные бюрократы» — слышала бы это Онира! Даэне едва удержалась, чтобы не хихикнуть.

— Постойте-ка, — перебила она, вспомнив разговор с Матерью Навигации. — Вы говорите про непреодолимые барьеры, однако мне известен случай, как вы выразились, перепрописки души, совершенной вопреки всем ограничениям. Наша Онира — она на двести процентов материалист и не верит ни в какие «планы и подпланы», а также небесные таможни. В силу своей принципиальности она органически неспособна дать взятку службистам, будь они хоть белковыми формами жизни, хоть еще какими, однако она успешно прошла все чертовы препоны и выбила себе гражданство, казавшееся невозможным!

— Как я уже говорил, неверие не означает отсутствие взаимодействия. Ты не можешь знать, какие движения души совершала Онира вместе со своим мытарством по инстанциям, равно как чем — и с кем — она расплачивалась за своё невозможное. Но ты знаешь про нее одно: она действовала всей собой. Это залог многого. Всей собой придется действовать и тебе, чтобы проделать путь с неба на землю через Древо и провести за собой людей. О чем мы и поговорим предметно.

— Ах да, о предметности. Вы сказали, что через Древо проходит душа, чтобы там, внизу, соединиться с телом, которое дает ей планета. Но у всех нас ведь уже есть тела. Вы же не хотите сказать, что…?

— Не хочу. Вы пройдете через него со всеми уже имеющимися у вас телами. Так сказать, прижизненное перевоплощение с сохранением формы. Не скрою, это сложнее, чем прийти… налегке. И требует определенных предварительных настроек, подразумевающих серьезную практическую работу. Которая в основном ляжет на твои плечи. На тех планетах, где ты бывала, тебе доводилось видеть поезда?

— Я знаю, что такое поезд. Но при чем…?

— При том, что сейчас тебе самой предстоит стать во главе поезда. На деле это, конечно, будет выглядеть не совсем так, однако ты вскормлена техномиром, поэтому я привожу понятные тебе аналогии. Итак, ты станешь локомотивом, движущим механизмом, который увлекает за собой весь состав.

Даэне все же не сумела подавить смешок. Ничего себе живой поезд о двухстах с лишним вагонах!

— Я бы на твоем месте не относился к этому столь несерьезно. Впрочем, сам процесс прохода далеко не так сложен, как подготовка к нему. Твоя основная работа должна быть проделана, пока ты еще здесь, на «Реке Бессмертия», и она будет состоять из трех этапов: собрать в Целое, выдержать Присутствие и услышать Ответ, — он сделал особый акцент на каждом из трех существительных. — Когда ты будешь в состоянии созерцать эту планету с вершины мира, можно будет начинать спуск, но не раньше.

Вроде и известные всё слова, но что они означают вместе, не ясно вообще никак… Даэне стояла, озадаченная. Ей хотелось изобразить на лице подобие понимания, однако она отдавала себе отчет в бесполезности этого — все равно он знает, что на самом деле у нее в голове.

— Хаос у тебя там, вот что, — сказал Начальник Экспедиции в ответ на ее мысли. Был он, однако, не зол и даже не раздражен, а скорее настроен по-деловому. — Но ничего, будем упорядочивать и просветлять темную материю. Я говорил, что эта планета призвала тебя, но, если быть точным, она призвала твою суть. Теперь наша задача — подготовить все остальное. И всех остальных. Твое первое задание — собрать их в одно Целое. Суть Древа Мира — единение. Строго говоря, приглашение на планету выдано именно тебе. Однако ты вправе забрать и привести туда всех, кто захочет прийти с тобой. Перечень таковых кандидатов у нас теперь есть, и на общем собрании уже было произведено их предварительное к тебе подключение, выставлены начальные настройки. Сейчас ты должна будешь объединить всех этих людей внутри самой себя, вобрать их жизненные истории, прочувствовать их суть, сонастроиться с каждым. Ты готовишься дать жизнь двум человеческим существам — научись же сначала быть матерью своим людям. Оберегающей и проводящей — в новый мир и новую жизнь. Сохрани в памяти эти образы со всеми их оттенками, умей различать каждый. У тебя также есть право отказать любому из кандидатов, если ты сочтешь его не годным тебе в спутники. Даже Кээрлину и брату твоему. Среди них нет людей случайных или опасных для этого мира — таким и в голову не придет приблизиться к Древу, однако ты полностью свободна в своем личном выборе.

Хаос в голове Даэне не торопился упорядочиться.

— Я, это, э-э… Не, без своих я никуда не отправлюсь точно, — заявила она в отношении последней сентенции главного по науке.

— Что ж, это разумно, — одобрил тот. — В твоем случае единство — залог благополучия. Кстати, пока не забыл… Ты уже знаешь, что в Орсполе живут по определенным правилам, придерживаясь традиций, многие из которых несвойственны культуре Союза. Избыточные с нашей точки зрения действия имеют для них отнюдь не формальное значение, а исполнены особого смысла. Одним из поворотных моментов жизни в данной культуре является обрядовое действо под названием заключение брака. В привычной тебе среде этот обычай давно принадлежит архаике. Полагаю, тебе он вовсе не известен. Однако по прибытии в Орсполу я настоятельно рекомендую тебе заключить брак с самым близким человеком в твоей жизни, твоей второй половиной, как у них это именуют.

— Я не понимаю, зачем. Зачем мне заключать что-то с Эйданом?

— Вообще-то я не его имел в виду. А Эдрика Кээрлина, отца твоих детей. Сочетание двоих узами брака — это узаконивание и освящение любовного союза мужчины и женщины. Тебе следует иметь в виду, что таковой союз, не подкрепленный особым обрядом, в Орсполе не то что не приветствуется — он просто невозможен. Не говоря уже о появлении на свет наследников вне брака. Так что советую вам поторопиться с этим, когда вы там окажетесь. Для вас как для пришельцев, конечно, сделают скидку и закроют глаза на твою беременность, но я бы с обрядом не тянул.

— А, так это семейное партнерство? Хорошо, постараюсь запомнить, — сказала Даэне, сделав ментальную отметку на незнакомом понятии.

— Партнерство! — хмыкнул Начальник Экспедиции. — Да будет тебе известно, что это куда больше, чем просто партнерство, как его понимают легкомысленные потребители Союза. В этом мире брак заключается раз и навсегда при свидетельстве местных богов и свято охраняется под сенью Древа. Это не те отношения, из которых можно выйти в любой момент, поэтому к данному действию подходят со всей ответственностью. Так что оставь беспутство в прошлой, союзной, жизни, — он справился о времени. — Однако я уже начинаю задерживать тебя. Скоро собрание, на котором ты расскажешь будущим переселенцам о вашем последнем спуске и подготовке к нему. Я набросал примерный план, как это должно выглядеть — ознакомься.

— То есть как это я? В смысле — только я? — Даэне чуть не подпрыгнула на месте. — Вы что же, ожидаете, что я выйду к нашим ученым и начну вещать про вот эти вот тонкие планы и всевидящее Древо? Да большинство из них в такое не верит и в жизнь не поверит! Они поднимут меня на смех, а то и медикам сдадут, в лазарет.

Начальник Экспедиции хитро сощурился.

— Я, кажется, уже говорил тебе, что любую информацию можно донести так, что она будет адекватно воспринята собеседником на доступном ему уровне и в соответствии с его личными верованиями. Ты выросла среди ученых, и я ни за что не поверю, что ты не умеешь говорить с ними на их языке.

— Но я думала, что это вы как их начальник и авторитет доведете все до их сведения так, чтобы они в это поверили! — Даэне показалось, что пол начинает уходить у нее из-под ног.

— Никак нет. Это теперь твои люди, и авторитетом для них будешь ты. Тебя нарекли махасидхой, и ты должна оправдать это высокое прозвание. Я могу лишь направлять тебя и немного помочь на первых порах. Загляни в тот план, что я тебе выдал: там все изложено максимально по-научному, без мистических откровений. Будешь следовать ему — они проглотят любую твою информацию. А теперь вперед, за дело! У нас впереди уйма работы, и она начинается сейчас.



Она сама назначала время общего собрания и личных интервью, следующих за ним. К этому моменту состав группы переселенцев определился окончательно. Двести шестнадцать человек, считая ее саму — пятая часть экипажа «Реки». Все они были родом из разных миров. Даэне поймала себя на мысли, что ей действительно хочется побеседовать с этими людьми, посмотреть им в глаза, чтобы понять — зачем.

Двести с лишним пар глаз устремились на Даэне, едва она вошла. Ей еще никогда не приходилось говорить перед таким количеством народа, даже на защите дипломного проекта в академии. Впоследствии, обращаясь мыслями к этому своему первому выступлению, она сохранила в памяти то чувство, когда ты знаешь чуть больше, чем те, кто вверен тебе и кого тебе придется вести в области, неизвестные тебе ровно так же, как и им.

Внутри у нее все замирало от волнения, страха и тьма ведает, чего еще, однако в нужные моменты Даэне умела не подавать виду, что боится или не уверена в себе. Сейчас, однако, был беспрецедентный случай, и ни о какой уверенности не могло идти речи, но талант, как говорится, не пропьешь.

Она вкратце ознакомила собравшихся с техническими моментами спуска в соответствии с выданным ей планом, особо не вдаваясь в тонкоуровневые подробности, доведенные до ее ведома Начальником Экспедиции. Разговаривать с каждым на его языке — она хорошо помнила эти слова и пыталась по мере сил претворять их в жизнь. Большинство из ее списка были учеными в самом классическом понимании этого слова и доверяли только сухим фактам, экспериментально доказанным и многократно проверенным. Даэне, как могла, излагала информацию об их предстоящем путешествии, так чтобы это звучало близко к языку, на котором говорит наука. Слава космосу, зал внимал ей в полной тишине, не подвергая сказанное сомнению и не перебивая до самого конца ее вступительной речи.

Неприятная ситуация, однако, не замедлила возникнуть, едва она договорила. Среди желающих стать гражданами нового мира оказался Гаинед Ор’дор-Блар, астрофизик средних лет и весьма импозантной наружности. Был он прирожденным служителем науки, мыслителем и теоретиком — но в равной степени и практиком, что ставило его в один ряд скорее с путешественниками-авантюристами, чем с кабинетными учеными, склонными созерцать объекты их исследований, особенно если дело касается объектов астрономических, из прекрасного далека, посылая за необходимыми сведениями зеленых стажеров-старателей, а потом перерабатывая добытый золотой песок данных в безупречные слитки научных трудов. Гаинед Ор’дор-Блар принадлежал к другой категории. Он был настолько же активно-любопытен, насколько смел. Ему не терпелось увидеть все собственными глазами и потрогать своими руками — даже если последнее с трудом применимо в отношении космических тел. В поисках нового золота знаний рьяный астроном пускался в самые дерзкие научные экспедиции, бесстрашно погружаясь то в ледяные воды дальних планет-гигантов, то в бурлящую лаву миров, соседствующих со своими светилами, а то и вовсе приближался на максимальное расстояние к раскаленным океанам звезд, насколько это позволяли современные технологии. А затем возвращался к себе, во всесоюзно известный университетский центр, и из яростного практика вновь становился прилежным теоретиком, обобщая собственноручно полученные данные на самом высоком уровне космологии. К его чести, он не только умел рассуждать о ней в терминах сложных дисциплин, но был способен доносить знания в виде, доступном и понятном простому обывателю, отчего стал известен еще и в качестве популяризатора науки. Даэне знала, кто он такой, благодаря паре-тройке курсов по актуальным темам астрофизики, прослушанных за время путешествия на «Реке». Если не усвоить, то понять этот материал мог бы и простой шахтер с Аст-Пагнуса, который знает звезды лишь в виде светящихся точек на ночном небе — настолько просто и по-бытовому доступно был изложен сложнейший материал.

Внешностью Ор’дор-Блар обладал самой что ни на есть харизматической. Его густые волосы лежали золотистыми кольцами, лицо с крупными выразительными чертами несло печать высокого интеллекта и холодной надменности, равно как и следы тех трудностей, которые ему довелось преодолеть во время своих долгих и порой крайне небезопасных путешествий. Волевой подбородок украшала остроконечная бородка, довольно протяженная — дань некой анахроничной моде. Впрочем, именитый астрофизик мог позволить себе какой угодно анахронизм.

И вот этот многоумный — и оттого могущий быть расцененным как опасный для зыбких построений, которые еще не успели пустить крепкие корни в ее сознании — тип смотрел на Даэне из зала холодно и скептически.

— Позвольте! — произнес астрофизик, поднявшись с места, — Вот я вас послушал и вижу, что вы говорите о нашем спуске, как о некоем магическом ритуале. Как если бы мы должны были уподобиться шаманам отсталой архаичной культуры, пляшущим у своего убогого костра, который они наделяют бог весть какими невероятными функциями. Вы описываете вхождение в магнитное поле планеты как в конкретную древообразную структуру, коей там и в помине нет согласно законам физики. Мы просто входим в атмосферу и просто приземляемся в нужной точке — как на миллионах других планет. Следуя стандартным расчетам. Всё. В вашем же исполнении это звучит как-то подозрительно ненаучно. Видимо, сказывается недостаток академического образования. Всегда подозревал пилотов в излишнем мистицизме. Право слово, вы еще скажите, что деревья на этой планете живые и разговаривают!

По рядам пронесся шепоток, некоторые из сидящих заулыбались. Даэне сжалась внутри. Ну всё, попалась. Сейчас начнется. Эти люди в зале превратятся в строптивое стадо и откажутся за ней идти. И как с ними управляется Начальник Экспедиции со всеми своими потусторонними замашками? Пока Даэне лихорадочно искала слова для ответа, на помощь к ней пришел Эйдан.

— Заткнись, козлобородый! — он поднялся со своего места в первом ряду и развернулся к астрофизику. Взгляд его был яростно устремлен на оппонента. Даэне не могла припомнить, чтобы она видела брата таким угрожающе настроенным. Куда подевалась его привычная сдержанность?

— Кто дал тебе право так говорить со своим руководителем, назначенным самим Начальником Экспедиции? — сквозь зубы продолжал Эйдан. — Протокол высадки согласован с вышестоящим командованием и не требует замечаний со стороны рядовых ученых, — он практически выплюнул последнее слово, — особенно высказанных в таком тоне. Чем ты там занимаешься, чтением лекций по дальним космическим объектам? Вот и читай дальше — а в чужие сферы компетенции не лезь! Не тебе учить пилотов, по какой траектории сажать корабли. И не тебе судить, что у нас научно, а что нет. Позволь тебе напомнить, что, когда мы идем на спуск, пилот Даэне, пилот я — а вот ты не более чем простой пассажир. Дело которого — сидеть и помалкивать. Тоже мне нашелся астроном неверующий! — губы Эйдана скривила презрительная усмешка.

Ор’дор-Блар, которого подобная сила противодействия, очевидно, вывела из равновесия, уставился на пилота во все глаза. Теперь наступила очередь астрофизика глубоко задуматься в поисках подходящего ответа. Из зала на него, между тем, недовольно зашикали, и озадаченному Гаинеду пришлось, нервно потирая бородку, усесться на свое место, так и не успев ничего возразить.

Негодование Эйдана передалось и Даэне.

— Тишина в зале! — неожиданно для себя самой громко воскликнула она, для убедительности постучав ладонью по поверхности стола.

Гомон прекратился. Глаза всех присутствующих уставились на нее.

— Я изложила вам протокол финальной высадки в том виде, в котором сама считаю нужным. Пользуясь полномочиями, которыми меня облекли Капитан и распорядитель миссии, — она словно со стороны слышала свой голос, с каждым словом становившийся все более бесстрастным. — Если кто-то сомневается во мне, в этом предприятии, а также в целесообразности своего в нем участия — милости просим вон отсюда! Пока двери открыты. Это не детские игры и не увеселительная прогулка. Остаться на планете — это серьезное и взвешенное решение, и если кто-то не в состоянии принять оное, у вас еще есть возможность отмотать все назад и отказаться от этой затеи. Советую вам еще раз хорошо все обдумать. И более не подвергать критике мои слова, раз уж вы согласились принять мои правила.

На этот раз по залу пронесся гул одобрения. Окинув собравшихся удовлетворенным взглядом, Даэне продолжила вводить их в курс дела, став, к своему удивлению, куда более смелой в выборе слов.

Когда общая часть собрания была окончена, в зале осталась лишь небольшая группа тех, кого ей сегодня предстояло интервьюировать лично. Среди оставшихся Даэне заметила Ор’дор-Блара. Ее снова охватила нервозность.

— Ты в оба смотри! — шепнул Эйдан Эдрику, недовольно косясь на астрофизика, — Бьюсь об заклад, что он отправляется в Орсполу только оттого, что положил глаз на Даэне. Иначе какой ему резон? В Союзе у него все в порядке, он признан и знаменит, гражданство престижное…

— Так она ж беременная! — изумленно развел руками Эдрик.

— Вот! Я сразу заподозрил в нем извращенца, — привел веский аргумент Эйдан, у которого еще со времен Упанеуса накопились счеты ко всем обладателям бородок.

Астрофизик мрачно взирал на них из глубины зала.

— Хватит ерунду городить! — рассердилась Даэне. — Что за детский сад? Твои подозрения просто смешны. Ступайте-ка вы оба по своим делам и дайте мне спокойно поговорить с этими людьми. С каждым индивидуально. Ваше присутствие будет их только нервировать.

Эйдан и Эдрик неохотно подчинились, а Даэне собралась с духом и приступила к собеседованию. У нее был составлен примерный список того, что ей следовало узнать у каждого переселенца, однако по-настоящему ее интересовал только один вопрос: «Зачем?» Зачем каждый из них оставлял свою прежнюю жизнь в Союзе и отправлялся в неизведанный город на полюсе планеты, затерянной за Краем, лежащей вне пересечений привычных звездных трасс?

В последующие дни она сполна получила ответов на этот вопрос, и многие из них изумили ее. Даэне еще никогда не приходилось выслушивать столько жизненных историй, ни одна из которых не была обыденной. Историй самых разнообразных, но в основе своей имеющих и нечто общее, суть чего она смогла облечь в слова далеко не сразу. Ну а пока что на очереди у нее был самый первый кандидат. Чтобы не ерзать всю дорогу под тяжелым взглядом, она решила начать с самого неприятного и вызвала Ор’дор-Блара.

Астрофизик пересек зал и уселся перед ней, свободно расположившись в кресле. Весь вид его говорил о том, что он не считает ее лидером, а подчиняется лишь потому, что так назначено вышестоящим руководством.

— Судя по всему, вам очень хочется остаться на этой планете, — начала Даэне с легкой улыбкой. — Почему? Вот, пожалуй, единственное, что меня интересует. Исходя из вашего послужного списка, я могу сделать вывод, что у вас нет причин покидать Союз.

Астрофизик изобразил ответную улыбку, в которой сквозила снисходительность.

— Я постараюсь объяснить так, чтобы вам было понятно. Там, в Союзе, я достиг всего, на что способен. Все поставленные в не такой еще далекой молодости цели мной достигнуты. Я узнал все, что хотел, об интересующих меня астрономических объектах. Мне выпало счастье самолично прикоснуться к тайнам космоса и проникнуть в их суть. Ученые степени, звания, равно как деньги и слава — я получил это ровно в той мере, что мне была нужна. Еще больше, еще дальше, еще известней — меня это больше не интересует. Я навел порядок на отведенном мне участке вселенной — я имею в виду научное знание — и более чем доволен тем, что у меня получилось. Я не вижу для себя смысла достигать чего-то еще среди миров Союза. Я оставляю это поле другим — пусть теперь они резвятся. Я посвятил свою жизнь служению науке — а с ней в Союзе все прекрасно. Поэтому я решил послужить ей в другом месте, и это станет главным вызовом моей жизни. Новым испытанием, достойным моего уровня. Как я убедился, в месте, куда мы направляемся, к науке нет должного почтения. Общество Орсполы не ставит ее во главу угла и ограничивает ее проявления в повседневной жизни, заменяя их откровенным мракобесием. Так, например, они извращают высокое значение астрономии, пытаясь предсказывать по звездам судьбу людей. Они считают себя высокоразвитой цивилизацией, но такие воззрения — в чистом виде удел древних, примитивных сообществ, свидетельствующий о низком уровне сознания. Я собираюсь бороться с этим мракобесием, действуя в интересах науки. Это благая цель, и я рад, что мне выпала возможность поспособствовать ее достижению.

Выслушав астрофизика, Даэне с трудом сдержала усмешку. Нашла коса на камень! Ор’дор-Блар против полярников — кто кого? Его решимость, граничащая с фанатизмом, пугала ее и одновременно забавляла.

— Я надеюсь, вам удастся привнести лучшую часть себя в это достопочтенное общество, отчего оно станет… еще более достопочтенным, — Даэне пришлось приложить усилия, чтобы ее слова прозвучали серьезно. — Однако мне следует спросить у вас: понимаете ли вы, что переселение в Орсполу — это билет в один конец? Они не летают к звездам, и даже межпланетных кораблей там нет. Больше не будет никакого космоса, никаких путешествий к квазарам, пульсарам и туманностям. Вы не сможете больше нырнуть в раскаленное солнце, или как там еще вы любили развлекаться в поисках научных приключений. Со всем этим вам придется попрощаться раз и навсегда. Равно как и с семьей, если у вас, конечно, таковая имеется.

Ор’дор-Блар смотрел на Даэне с прежней надменностью, весь его вид говорил о том, что уж он-то знает, что делает, и знает лучше всех. «Он явно хочет поскорее отделаться от меня», — подумала Даэне, но эта мысль не вызвала у нее ни страха, ни сожаления. Она не обязана нравиться всем этим людям, как и они ей. Ее задача — только собрать их в целое и провести к месту назначения, а дальше пусть будет как будет.

— Я прекрасно осознаю все последствия своего выбора, — холодно уверил ее Ор’дор-Блар. — Я изучил, чем живет Орспола, предельно внимательно — и это только укрепило меня в нем. Как я уже сказал, в Союзе я познал все, что хотел. Женщины, дети — в моей жизни этого тоже было с лихвой, и среди них нет тех, кого я бы хотел увидеть еще хоть раз. Пришло мое время выйти на новый уровень, а легким это не бывает. Трудности, однако, меня никогда не пугали. Надеюсь, я изъясняюсь понятно для вас.

— Да, более чем. Благодарю, — сказала Даэне, подумав про себя, что Ор’дор-Блар вступает в период трудностей несколько иного рода, чем те, к которым он привык, и ей будет небезынтересно наблюдать, как он с ними справляется.

«Астроном неверующий» удалился, а Даэне еще некоторое время сидела, погруженная в раздумья. Первый из переселенцев, с которым она пообщалась, обрисовал ей довольно ясную картину причин своего решения. Обрывание всех связей, коих у него определенно было несть числа, ради принципиально нового опыта, и все это подкреплено четкой идеологией. В этом он отличался от нее или Эйдана. Ор’дор-Блар знал, на что идет, или, по крайней мере, думал, что знал. Интересно, каковы остальные. Первый дискомфорт от соприкосновения с другими прошел, и теперь Даэне не терпелось узнать, кто еще назначен ей в спутники и какие резоны шагнуть из привычного в неизвестность у них имеются.

Ей пришлось удивиться еще не раз и не два. В ряде случаев причины, толкнувшие этих разных людей принять столь радикальное решение, полностью менявшее их судьбы, были такие, которых она сама ни в жизнь не могла помыслить. «На «Реке» нет случайных людей», — эта фраза Начальника Экспедиции вспоминалась ей неоднократно. После всего услышанного Даэне была готова ей поверить.



Случай Ор’дор-Блара выглядел нетипичным на общем фоне. Если астрофизик, по ее личному мнению, отправлялся в Орсполу просто потому, что бесился с жиру, не желая почивать на заслуженных лаврах, то многие другие делали это вовсе не от хорошей жизни.

Так, там была женщина по имени Амани Храрран, больше похожая на бледную тень с черными кругами вместо глаз. Истинный ее возраст не поддавался визуальному определению, но из личного дела Даэне знала, что Храрран младше нее. Когда она спросила о причинах переселения в Орсполу, Амани ответила вопросом на вопрос, тихо и будто безучастно:

— Вы ведь помните «Антуар»?

Дальше можно было не объяснять. Даэне непроизвольно вздрогнула, будто пронзенная током.

Как могла она не помнить… Трагедия «Антуара» была ожившим кошмаром любого пилота межзвездных линий. Великолепный туристический лайнер класса А+ вместимостью более пяти тысяч человек возвращался из круиза по не так давно открытым мирам Ориньет в порт приписки Дрегген. Ошибка пилота, случайно заложившего не те координаты при прохождении барьера Хико, в один миг отправила их всех в небытие, не оставив скорбящим родным даже праха. Лишь легкую пыль, мгновенно рассеявшуюся во всех направлениях. Пять тысяч дреггенцев и дружественных им представителей других рас вместе с элитным сигиддонским экипажем, за плечами которого гигантское количество часов межзвездного налета… Эта трагедия стала крупнейшей за всю историю союзной космонавтики. Даэне услышала о ней, когда летала вдвоем с Тао-Ллиди. Узнав о причине крушения «Антуара», она, поддавшись первому импульсу, собиралась тут же подать рапорт об увольнении из звездного флота. Ибо, сопоставив факты, осознала с холодным ужасом, что подобную ошибку, глупую и фатальную, легко могла бы совершить и сама. Раньше такое почему-то не приходило ей в голову, но масштаб произошедшего с «Антуаром» ударил тогда по психике огромного числа людей, многие из которых были никак не связаны с космосом. Что уж говорить о пилотах. Форумы Объединенной сети клокотали подобно вулканам во время извержения. Совершившего роковую ошибку пилота участники обсуждений достать уже не могли, поэтому они призывали самые изощренные кары на головы тех, кто пусть даже теоретически мог допустить подобный промах. Даэне была склонна принимать такие вещи на свой счет, и Тао-Ллиди пришлось провести с ней жесткую беседу на предмет излишней впечатлительности и женских истерик и даже лишить на некоторое время доступа к Сети, пока она не успокоилась.

У Амани Храрран на «Антуаре» летела вся семья. Четверо детей — в этом отношении Амани была истинной дреггенкой, придерживавшейся традиционных семейных ценностей, которые гласили, что детей нужно рожать много и смолоду. С ними летел и мужчина Амани, отец этих детей, а также ее родители. Семейный круиз, посвященный дню рождения Амани. Сама Амани, беременная пятым, чуть задержалась с отлетом домой по причине выявленной у нее небольшой проблемы со здоровьем. Врачи решили перестраховаться и не отпускать беременную в полет, пока ее состояние не нормализуется окончательно. Она сама настояла на том, чтобы никто из семьи не оставался с ней в системе Ориньет, поскольку проблема была не слишком серьезной, а билеты на «Антуар» стоили немало и были невозвратными. Думала вернуться одним из следующих рейсов. О том, что она потеряла всех родных, Амани узнала в медцентре. Как ни бились за новую жизнь врачи, после этого известия пятому ребенку не суждено было появиться на свет…

Амани едва ли отдавала себе отчет, сколько времени прошло, прежде чем ей удалось снова начать видеть что-то вокруг себя. Дальнейшее существование в родном мире более не представлялось возможным. Лишить себя жизни не позволяла религия. Вспомнив о полученном когда-то и не востребованном до поры образовании, она получила место младшего лаборанта на «Реке Бессмертия», чтобы отправиться как можно дальше от миров Союза. Предложение о переселении в Орсполу прозвучало словно ответ на молчаливые мольбы безутешной Амани. «Я долго звала смерть, но она все не хочет приходить за мной. У меня осталось одно желание: больше никогда не видеть, как взлетает космический корабль», — вот что сказала она. — «Здесь я наконец смогу жить так, чтобы больше не поднимать глаза к небу». Даэне молча накрыла ее руку, худую и бледную, своей рукой.

Еще одним участником, чья судьба поразила ее, мог по праву считаться Грэон. Едва увидев его глаза: небольшие, внимательные, темные — Даэне вспомнила, что они уже встречались ей раньше. Ну конечно! Тот самый сигиддонец, один из ее напарников в путешествии к ледяному гиганту — это определенно был он. Совсем юный, вчерашний студент. Что могло ему понадобиться вдали от своей блистательной родины? Настолько, что он готов был расстаться с ней навсегда.

Молодой уроженец Сигиддэ пронзал Даэне пристальным взглядом черных глаз, которые казались настолько глубокими, что в них можно было утонуть. Он ждал от нее вопросов и указаний.

Даэне поморщилась. Зачем ей в команде это юное существо из самого, пожалуй, благополучного мира в Союзе? Еще один взбесившийся от хорошей жизни? В отличие от Ор’дор-Блара, этот явно не знает, чего хочет. Даэне приняла строгий вид.

— Мы, кажется, уже пересекались, — подчеркнуто сухо сказала она.

— Грэон Дарейни Пятнадцатый, Сигиддэ, — быстро ответил юноша и зачем-то поднялся с места. Ростом он едва доходил Даэне до плеча. — Вы были нашим пилотом в экспедиции на…

— Я помню, — не слишком вежливо прервала она. — Ну, говорите, с чем пожаловали.

— Мне очень нравится эта планета, — просто сказал Грэон. — Я хочу остаться здесь, — и добавил, будто ставя точку: — Навсегда.

— Сигиддонцам не место за Краем, — с металлом в голосе отвечала Даэне. — Особенно таким, как ты. Юным и несмышленым, — она разозлилась не на шутку. — Пятнадцатый, говоришь? Поди у себя в мире ты причислен к высшим кругам. Неужели тебе не ясно, что здесь такого не будет? Это не детские игрушки, мальчик. Это другой мир, незнакомый тебе, со своими правилами и законами. Ты, верно, не подумал, что тебе будет невыносимо больно встраиваться в него… после того, к чему ты, должно быть, привык.

— Я примерно представляю, что меня ждет. И я тверд в своем решении. Скажу больше: если бы не предложение Орсполы, я бы все равно остался. Сбежал бы во время последней высадки. Лишь бы не возвращаться в Союз, — глаза Грэона зажглись темным пламенем.

— Та-ак, это уже интересно, — протянула Даэне. — Давай-ка, рассказывай, — скорее приказала, чем попросила, она, сложив руки на животе и откинувшись в кресле. — Ну же, аргументируй, стажер, я жду! Как твой потенциальный руководитель я обязана знать, что толкнуло привилегированного сигиддонца на столь радикальный шаг.

— Хорошо, — Грэон послушно кивнул, облизав пересохшие губы. Мальчишка сделался серьезен и даже печален. — Моя история вряд ли поразит воображение, но я все же попробую. Я принадлежу к потомственной династии ученых Сигиддэ. Грэон Дарейни Тринадцатый, изобретатель межпространственного привода 2-СТ — уверен, вы слышали. Мой дед. Думаю, вы понимаете планку, ниже которой никто из его потомков прыгнуть не имеет права. Так считала моя мать, — Грэон опустил глаза, как если бы хотел спрятать от Даэне блеснувшие в них слезы. — Она с ранних лет тренировала меня, натаскивала на достижения. Беда в том, что гении, как ни крути, рождаются не так часто. Даже на Сигиддэ. Гении с соответствующими амбициями тем более. Я люблю науку, мне интересен процесс познания, но, тем не менее, я с самого детства знал, что не хочу прыгать выше собственной головы. Да и не смогу, если на то пошло. Я старался угодить ей, а заодно и всем непомерным требованиям нашего пафосного общества. Но им этого было мало. Они всегда — всегда! — хотели от меня большего. Я окончил лучший из университетов Сигиддэ и сразу подал заявку в эту экспедицию. Преподнес это родным как свой личный прорыв, который откроет передо мной многие дороги по возвращении. Только они не могли знать, что возвращения я не планировал. Я устал. Я, вчерашний студент — и уже устал. Вы представляете? Я больше не хочу играть во все это. Пусть лучше Орспола с ее правилами, которые я приму любыми, потому что они никак не задевают меня. А Сигиддэ… она останется в прошлом. Они не смогут достать меня здесь, даже если очень захотят. Пожалуйста, Даэне, не гони меня! — Грэон снова вскочил и перегнулся через разделявший их стол, схватив ее за руку. — Я буду стараться изо всех сил, чтобы быть полезным, — горячо зашептал он, ловя ее взгляд. — Не смотри на мою молодость: я хорошо учился и знаю достаточно, чтобы жить в незнакомом мире, не опираясь на постороннюю помощь. И я не теоретик. Мне не нужно вытирать сопли. Я много занимался своим физическим развитием. Во время стажировок просил отправлять меня на самые дальние и негостеприимные миры, учился там выживанию. Меня не пугают жесткие условия. Прошу тебя, оставь меня в команде! Моя цель — там, внизу. Мне некуда больше идти…

Даэне, удивленная до крайности, так опешила, что не сумела вовремя убрать руку. Так она и лежала на столе, пришпиленная крепкой хваткой юного сигиддонца. Несмотря на скромный рост и видимую хрупкость, он действительно был силен.

— Ладно, — выдохнула она. — Похоже, ты лучше меня самой знаешь, куда идти и зачем. Оставайся. Только у меня не хватит сил прикрыть тебя, если вдруг что. Скажу брату, чтобы приглядел за тобой. И… Грэон Дарейни, ты больше не Пятнадцатый. Ты единственный.

Грэон сжал ее руку еще сильнее и с благодарностью посмотрел в глаза.

Их было много таких уставших. От потерь. От чрезмерной ответственности. От непомерных требований. От личного одиночества. От высоких скоростей и технополисов. Несправедливо уволенных с работы, которая составляла смысл всей жизни. Брошенных возлюбленными. Проклятых родными. Взыскующих царствия небесного на безвестных заокраинных землях, которые мнились им утраченным раем. Имелся даже один бывший миллионер. «Мне надоели деньги, — сказал он. — И то, что они правят отношениями. Я ухожу туда, где этого нет.» Нашлись, правда, и те, кто просто пленился красивой и спокойной планетой и желал остаться здесь только потому, что полюбил ее сильнее прочих известных ему миров. Среди переселенцев было и несколько сложившихся в ходе экспедиции влюбленных пар, которые хотели где-то осесть, обзаведясь собственным домом — почему бы, собственно, и не здесь, коли предлагают.

Из таковых пар Даэне были особенно симпатичны Фрам и Энаид. Они и на собеседование пришли вместе. Когда Даэне увидела их друг подле друга, она поначалу подумала, что это брат и сестра, прямо как они с Эйданом. Оба были рыжеволосы и смешливы. После череды не слишком радостных историй Даэне отдыхала душой и глазами, смотря на этих молодых людей, решивших соединить свои судьбы в условиях заокраинной романтики.

Энаид она немного знала: встречались на заседаниях комиссии по расследованию происшествия на астероиде. Девушка с огненно-рыжими волосами, завивающимися крупными полукольцами чуть ниже ушей, работала в секторе техобслуживания. В ее ведении находился ремонт малых летательных аппаратов, и в этом смысле Энаид была, что называется, человеком историческим.

— В быту меня с детства знали как разрушительницу, — смеясь, говорила она Даэне. — Я имела дурацкую привычку ломать все, к чему ни прикоснусь, особенно технику. Нечаянно, разумеется. Чем сложнее прибор, тем дальше от него мне следовало держаться. В мире, где техника рулит жизнью, это, само собой, крайне досадная особенность. Доводящая, признаться, до отчаяния. Я ж не из вредности это делала. К счастью, родители научили меня не унывать, а проблемы решать самым парадоксальным способом. Умеешь ломать — научись чинить. И я пошла по инженерно-ремонтной части, благо что мозгами под это дело не обделена. Тут-то чудо и случилось: когда дело стало касаться работы, техника принялась меня слушаться на раз-два. Сама не понимаю, как так получается, но поломку в любом аппарате я носом чую. Ко мне даже из других отделов обращаются. Ну а что до твоей машины, то с ней странное дело, — озабоченно продолжала Энаид. — Нет в ней неисправностей. Ни одной. И такое ощущение, что никогда не было. Вот вообще. Зуб даю! Наши офицеры мне поначалу не поверили. Заставили при них разобрать машину до последней детальки — и все равно ничего не нашли. Почему она тогда у тебя залагала, я без понятия. Может, конечно, что-то с полями неладно на том астероиде, или излучение какое, но тогда система должна была зафиксировать малейшее возмущение. А с этим тоже все чисто, если верить показаниям. Такого в своей практике припомнить не могу. Загадка… — и рыжеволосая ремонтная фея посмотрела на Даэне будто бы извиняющимся взглядом.

Тогда Даэне сама сочла этот случай из ряда вон выходящим и благодарила безграничный космос за чудесное спасение, а еще — за встречу с Эдриком. Теперь причина аварии более не была для нее тайной, а огненная хохотушка Энаид снова сидела перед ней, только уже в другом качестве.

Был у Энаид и другой талант: удивительной красоты голос. На творческих мероприятиях корабельного досуга она исполняла песни почитай что на всех языках миров Союза, на большинстве из которых в обыденной жизни не говорила. Но пела Энаид так, что в ее незнание языка невозможно было поверить, настолько прочувствованно это было. На одном из таких мероприятий она познакомилась с Фрамом, который был, насколько Даэне помнила, одним из коллег Эдрика. То был вечер, посвященный культуре Иаллиса, Фрамова родного мира, и Энаид поручили спеть одну из классических его песен.

— Когда я услышал ее, я не поверил, что она родилась под другой звездой, — мечтательно улыбнулся Фрам, вспоминая их встречу. — Собственно, тогда я и решил, что мы будем вместе. Правда, уломать Энаид на первое свидание оказалось делом куда как непростым. Пришлось даже посоперничать кое с кем из ее коллег-ремонтников. Но я с самого начала знал, что победа будет за мной, — не без самодовольства усмехнулся он.

— Но-но, не задирай слишком нос! — игриво урезонила его Энаид. — А то смотри, еще передумаю. С меня станется, сам знаешь.

Они переглянулись и оба разразились радостным смехом, который звучал еще не раз в процессе рассказа влюбленных о своих планах на ближайшее будущее. Даэне слушала их и, пожалуй, впервые за все время бесед с отбывающими, чувствовала, как отступает нервозность. Этот смех и эта беззаботность способны были свести к нулю любые трудности, которые подстерегали их в неведомом мире. Любые проблемы казались несовместимыми с такой жаждой жизни, с натиском молодости, для которой непреодолимого не существует по определению. Пока не существует.

Да, среди будущих переселенцев были и искрящиеся энтузиасты, преисполненные идей, и счастливые судьбы. Но все же куда больше было тех, других, которые принимали предложение от недостатка, а не от избытка… Даэне вбирала в себя эти истории, скорбя и радуясь, негодуя и торжествуя, падая и поднимаясь вместе с их рассказчиками. Никому из них не смогла она отказать в праве на переселение. Среди ее людей было немало ученых, и спустя время Даэне с удивлением обнаружила, что от былой неприязни к служителям науки давно не осталось и следа. Ее подопечные будили в ней неподдельный интерес, судьбе каждого из них она сопереживала со всей искренностью своей натуры. Как могла она считать себя самым несчастным существом на корабле, когда они летели сюда? В процессе Даэне заметила еще одно: все эти люди двигались каждый в своем потоке, имели совершенно отличное друг от друга наполнение жизни. Границы их личных реальностей почти не пересекались, объединяло их только то, что они каким-то чудом оказались в одном месте в одно и то же время и приняли одинаковое решение — во всем остальном они едва ли не в самом буквальном смысле проживали в разных мирах. Способны ли они слышать и понимать друг друга? Даэне представляла каждую из этих историй в виде плотного прозрачного шара со светящимся содержимым — единственного в своем роде. Каждый шар переливался уникальным сочетанием цветов и имел особое звучание, а внутри разворачивалось действие с собственной динамикой. Даэне бережно складывала шары в одной ей ведомый тайник, чтобы в свой срок извлечь их на свет и развесить на ветвях Древа, сделав эти — такие разные — судьбы достоянием одного мира. Именно так она почему-то представляла себе этот процесс.



— Двести шестнадцатый. Последний, слава великой пустоте! — Даэне сама не заметила, как произнесла это вслух.

— Привет! — радостно сказал двести шестнадцатый, усаживаясь перед ней. Даэне взглянула на него — и на некоторое время потеряла дар речи.

— Лен Ванадонн, музыкант и странник. Или странник и музыкант — это уж как вам будет угодно, — произнесло создание и протянуло ей тощенькую лапку, улыбнувшись во весь рот самой широкой улыбкой, которую Даэне когда-либо приходилось видеть. Возможно, она казалась таковой, оттого что лицо ее обладателя было слишком узким и худым.

— А еще немного травник, — добавило странное существо, понизив голос до полушепота и заговорщицки наклонившись ближе к предводительнице переселенцев.

— Это, простите, как? Ботаник, что ли?

— Можно и так сказать, — Лен Ванадонн по-детски хихикнул. — В ботанике я весьма предметно разбираюсь.

Был он, однако, совершенно не похож ни на ботаника, ни на любого другого представителя ученой гильдии. Как и в принципе на профессионального звездолетчика. Невысокий и щуплый, он одинаковым образом мог быть и совсем юным, и старше Даэне циклов на десять. Голову музыканта и странника украшала копна волос неопределенного цвета, сбитых в тугие колбаски и торчащих в разные стороны. Дикая прическа не могла скрыть оттопыренных круглых ушей, нос тоже был кругл и вздернут, глаза небольшими, но такими же пронзительно-голубыми, как небо их будущего дома. В одежде присутствовали самые яркие из всех цветов в самых неожиданных сочетаниях, и у Даэне, привыкшей к большей сдержанности, вскоре зарябило в глазах. Во всем облике этого малоординарного субъекта наблюдались некая неотмирность и благодушная расслабленность. Даэне принюхалась: в окружающем пространстве витал сладковатый запах, сгущавшийся вокруг Двести Шестнадцатого.

— Значит, травник, ну-ну, — она усмехнулась. — Интересно, как это тебя до сих пор никто не застукал. Как ты вообще умудрился к нам попасть? И зачем тебе оставаться на этой планете?

Лен улыбнулся, обезоруживающе и беспечно.

— Все очень просто: я следовал за музыкой. Собственно, за ней туда и собираюсь.

— Ага, за музыкой… А ну-ка давай поподробней. Какая такая музыка может привести, гм, травника на научно-исследовательский корабль дальнего следования?

Лен Ванадонн словно ждал разрешения, чтобы начать рассказывать себя.

— Знаете, я ведь родился в космосе. Мои предки тоже были музыкантами и странниками. Играли сами, летали с такой же компашкой друзей на концерты клевых групп. Я вырос с этим. Музыка у меня в крови. Мне все-все о ней известно.

— Занятно. А такого музыканта знаешь? — Даэне назвала имя отца Аннелид.

— Конечно! — обрадовался Лен. — Крутейший инструменталист. Жаль только, что так рано умер. Но это ничего, — добавил он в ответ на ее взгляд, — там, где он сейчас, ему хорошо. С классными музыкантами иначе не бывает. Я правда знаю все о музыке. Все, что есть в мирах Союза. Если честно, я и сам без понятия, откуда мне это известно, — он смущенно улыбнулся. — Музыка сама меня находит — а я иду, куда она позовет. Вот только… я не шибко-то догадлив и иногда не сразу врубаюсь, куда именно мне надо, но на такой случай у меня есть чудо-инструмент, — и Лен, нисколько не стесняясь, извлек из-за пазухи туго забитый косяк.

— Ты, это, убери его лучше, — Даэне на всякий случай огляделась по сторонам, но в зале, кроме них, больше никого не было.

Лен беззаботно махнул рукой.

— Так вот, жил я себе и жил: играл на инструментах всяких, летал на концерты — странствовал, словом — а однажды вдруг взял и загрустил, что вовсе не в моих свойствах. Обычно-то я всегда всем доволен. Вообще не знаю, чего люди парятся: ноют, что радости в жизни нет, не любит их никто. Вон же она, любовь, прямо в воздухе: протяни руку и бери! Или вдыхай. Или через музыку.

— Это потому что ты сам всегда того, пых-пых, вот тебе и кажется, что кайф везде, — с ехидцей вставила Даэне.

— Не-не! — замахал руками Лен. — Трава — только средство, чтобы задать направление. А любовь, она сама по себе. Ни от чего не зависит. Как и музыка. Но вот тогда и я маху дал: сижу, ничего не хочу, инструментал не выходит. Не на шутку разволновался даже. Но я бы был не я, если б долго стал унывать. Забил косяк покрупней, самым забористым, что припас — гарбеной с Эсты — затянулся на славу. Раз, другой — и оно пошло, понеслось… Улетел я конкретно, в дальнее совсем путешествие. А когда меня так выносит, я начинаю видеть всякое. И слышать. Так и тогда. Плыву я, значит, в космосе и вдруг смотрю: планета — а из нее дерево растет. Нормальное такое дерево, только очень большое. Стоит, ветвями колышет, ветры космические его качают. И солнце над ним светит, и никуда не заходит. Потом я очутился в каком-то здании, где стены были прозрачные, а внутри темно, хотя снаружи все так же светило солнце. Прямо в воздухе плавали тысячи огней. Концертный зал. Огроменный. И красивых таких я в жизни не видел, хотя бывал много где. Грянула музыка — как с неба пролилась. А затем я услышал Голос и узрел… Его.

— Та-ак, — Даэне помимо воли была заворожена приходом закайфованного музыканта, по спине у нее пробежал странный холодок. — И кого ж это ты, интересно знать, там увидел?

— Его. У него была густая желтая шерсть, но он не был зверем. Были крылья, но он не был птицей. Не был он и человеком, хотя имел человеческое лицо. Бог — вот кто это был. Бог музыки. Я сразу его узнал. Давно я ждал эту встречу. Позади него стояли длинноволосые парни, одетые в белое, и в руках у них были такие инструменты, которых даже я не видывал. А он запел, на незнакомом языке — но я слышал и понимал все. И каждое слово было ощутимым, как будто не слово это, а что-то плотное, вот навроде нас с тобой… Я спросил бога музыки, как мне найти его. Боялся, что он не услышит, потому что я сказал это, не раскрывая рта, да и языка его я не знаю, но он все понял и посмотрел на меня. «Стучись в двери травы», — так он ответил. И меня тут же выкинуло обратно, туда, где я сидел с еще дымящимся косяком. Вот как все произошло.

Даэне разбирал смех.

— Да уж, с косяком и не такое привидится! И что же дальше? Стучался ты в двери эти?

— А как же! Хандру ту чертову прям как рукой сняло. Я снова повеселел — и тут же пустился на поиски. Трава — мой советчик. Я решил, что нужно идти по знакам. Трава подсказывала, по каким. Вскоре знаки привели меня на Упанеус. Они говорили мне, что нужно плыть вместе с рекой. Я сначала немного удивился, потому что Упанеус, мягко говоря, слабо связан с музыкой, да и рек там не особо — а в те, что есть, я не зайду, даже укурившись до потери пульса. Но потом случайно увидел объявление об экспедиции — и название корабля. Так я понял, что именно сюда мне и надо.

— Потрясающе. Да у тебя просто железная логика, — Даэне не смогла сдержать сарказма.

— Ну а чего? — пожал тощими плечами Лен. — Вон же, смотри, планета — и дерево, прямо на самом верху. И солнце не садится над ним, там все время день. Вот видишь, все сходится! Я уже на месте. Ну, почти.

Возразить на это было нечего.

— И как же тебя взяли к нам на «Реку», а? У тебя ведь даже образования нет.

— А что, разве могли не взять? — искренне удивился Лен, посмотрев на нее по-детски наивным взглядом. — Управлять кораблями, как ты, я, конечно, не могу, но я пришел к этому, самому главному, который учеными командует — и попросился в экипаж. Он спросил, что я умею делать, я сказал про музыку и что в растениях понимаю, а он меня спрашивает: пойдешь уборщиком в планераций?

— Каким таким еще уборщиком?! — вскинулась Даэне. — Убирают же роботы, а в планерации — ученые за собой. Хотя чему я удивляюсь…

— Ну я тогда не очень понимал, что это за «раций», но все равно согласился — мне ведь надо было. А когда увидел… о! это как мечта сбылась: чисто рай на корабле. Задружился с биологами — они мне маленькую плантацию выделили под мои посадки. Красота ж!

— Да уж, — откликнулась Даэне. — Главный, значит… Ну теперь по крайней мере понятно, откуда ты у нас такой. И что, никто на тебя до сих пор не настучал офицерам за твое пых-пых?

— А зачем? — удивился музыкант. — Здесь же все хорошие люди. Постой-ка, ты ведь сестра Эйдана, верно?

— Ты разве с ним знаком?

— Конечно! Мы ж рядом работали: я над травой, а он над этой своей красивой штукой. Где лес и река, и птицы хвостатые. У меня тогда гарбена закончилась, и я задумал вырастить новый урожай, но как-то не задалось: не всходит и все тут. Чужая почва потому что. А Эйдан мне помог. Сделал так, чтобы семена могли в этой земле… абад… абаб… все время забываю эти ученые словечки…

— Адаптироваться.

— Во, именно так. И оно получилось! Взошла моя гарбена, всё благодаря Эйдану. Я предлагал ему половину урожая, но он отказался. Говорил, положение не позволяет. Тогда я упросил посадить гарбену в этом его лесу — не знаю, как он всё уменьшает, но она теперь там есть, совсем чуть-чуть. Для коллекции. А еще на рильде его играть научил.

— Ах вот откуда он умеет. Ну-ну.

— Моя школа. Крутой он чувак, твой Эйдан. И он тоже их слышит.

— Кого слышит?

— Голоса. Только сам пока этого не понимает. Ему не нужна трава, чтобы слышать. Говорю ж — крутой.

— Что ты несешь? Эйдан не слышит никаких… а, впрочем, не важно.

Даэне откинулась на спинку кресла и обвела помещение рассеянным взглядом. Все вокруг вроде бы выглядело прежним, но ей показалось, что мир, который она знала, начинает терять привычные очертания. Где-то там, в планерации Эйдана, тянула к свету остренькие листья микроскопическая гарбена. Даэне обеспокоенно подумала, что может случиться, если на нее набредет олень.

— Вот, ты бери, угощайся. Она хорошо растет, уже третий урожай снял, — Лен Ванадонн вихрем ворвался в ее размышления. На ладони у него лежал пакетик с травой.

— Нет, спасибо. Мне, это… положение не позволяет. Вдвойне.

— Ну ладно, — Лен разочарованно убрал пакетик. — Тогда я сыграю тебе как-нибудь. Мне командир ученых всю мою коллекцию инструментов разрешил взять на борт. Много я, конечно, с собой возить не могу, но здесь и музыкальный зал хороший, всё есть. Я туда прихожу и играю любому, кто захочет слушать. Я могу сыграть, что угодно. Что попросишь. Кайф или уныние, смех, слезы, ветер, море, космос, солнце и звезды. Я и тебя могу сыграть. Приходи!

— Ты что же, и до «Реки» летал с концертами? Записываешься где-нибудь?

— Что ты! — отмахнулся Лен. — Гастроли, запись — это не мое. Только экспромт, только в моменте. Я свои мелодии при себе не держу. Играю — и они тут же улетают. Ни одну не могу дважды исполнить, в голове не задерживаются. А вот концерты великих уважаю. Я ж говорю: весь Союз облетел. Где крутой концерт — там я. Вот до «Реки» был на Линореа: Сирингия выступала, юбилейный тур. Восемьдесят циклов на сцене — можешь себе представить? И еще столько осилит. Талант, огонь… огнище! Одним словом — дива. А до того на Борэкриште…

— То есть как это — облетел весь Союз? — Даэне почувствовала, как к горлу подступает предательский комок.

— Ну так. Весь, как есть. Когда автостопом, когда билет покупал. Денег у меня особо не водится — но если надо, они как-то сами приходят… А почему ты так смотришь? Не веришь? У меня и фотки есть, только я инфо-хрень эту не взял. Как только вы их носите — тяжелая же, зараза, — жалобно проговорил Лен. — Но я потом тебе все покажу. Линореа, Борэкришта, Паренсиза, Сигиддэ…

— Паренсиза, Сигиддэ… они ведь не… Это какое же у тебя гражданство? — холодея, прошептала Даэне.

Лен растерянно развел руками.

— Я ж в космосе родился. И родители мои тоже. И родители родителей…

Плохо слушавшимися пальцами Даэне вывела из инфоносителя личное дело Лена Ванадонна. В графе «Локальное гражданство» значился — безошибочный и конкретный, виденный ею до того в документах лишь двоих человек, въевшийся в мозг, острый, как лезвие — проклятущий прочерк.

— Как? Как?? — Даэне вскочила с места, резко оттолкнув кресло, которое с грохотом опрокинулось на пол. Перегнувшись через стол, она схватила музыканта за застежки цветастого балахона. — Контроль, барьеры, таможня… визы… границы… всё это… Как ты это делаешь?! С какой такой стати тебя не задерживают?!

Лен непонимающе смотрел на нее своими прозрачными, как небо, глазами.

— Я просто прохожу. Они смотрят в документы и пропускают. Мне еще ни разу не отказали, и вопросов не задавали. Только счастливого пути желают. Я ж безвредный.

Освободившись от хватки Даэне, он поднялся и бережно водворил упавшее кресло в прежнее положение, а затем пододвинул, чтобы она снова могла сесть.

Тяжело опустившись на место, Даэне уставилась в пространство перед собой остановившимся взглядом.

— Ты никогда не замечал, — прошептала она, — что в окружающей реальности… будто трещины какие?

— Конечно, — невозмутимо ответил Лен. — Ты посмотри: они везде.