---Глава 21. Почему ты одна?---
Звоню Серёже:
- Привет, Серёженька.
- Молодец, угадала, я один. Я один, и не заметил, как тикают часики, давно пора домой.
- Выбросить твой номер телефона? Не могу без тебя, звоню, навязываюсь.
- Да, ты навязываешься: и раз в полгода не дождёшься. («Он ошибается, - подумалось мне. - Реже.») Выбрось, если приезжать не хочешь. Видеться не желаешь, а звонишь.
- У меня подруга умерла от рака. Ты её не знал. Наёмный директор довольно крупной туристической компании.
- Я и впрямь мало о тебе знаю. Подозрительная смерть. Молодая, цветущая?
- Упала звезда, журавль исчез с неба, погасли горизонты. Заря обернулась кроваво- красной. Тьма окутала мозг. Ей было чуть за сорок. Непонятно как жить. Но я почти не плачу.
- Сейчас многие так умирают.
- И что же делать? Держаться ото всех подальше? А единственная жизнь уплывает в никуда. У меня родилась внучка, а меня не пригласили на крестины, я видела её у роддома, а потом лишь на фото. Не пойму, чем я провинилась.
- Моя старшая выросла и привела в квартиру бывшего одноклассника, весь институт сейчас пошёл бы коту под хвост, но мы его выгнали. Наша дочь нас ненавидит.
- Жёстко. А если любовь?
- А если в ущерб образованию?
- Я её понимаю. Меня ты тоже выгнал. А моя Еа и по сей день не окончила университет. Все мы двоечницы, хотя и отличницы. Но я тебя не ненавижу. Я тебя люблю как всегда.
- Некого, значит, больше.
- Некого? Не-а. Некогда. Не за что. И не за чем. Ты, ты, ты и только ты.
- Приезжай завтра.
- Не могу. Я вообще не в Москве.
- Звонок из далёкой, но прекрасной страны?
- Ближе. Рязань. А кто у тебя умер?
- В принципе все. Солнышко ты моё, солнышко, и говорить мне не с кем, и жаловаться бессмысленно, и просить не у кого. Кто умер? Умерли хорошие врачи. Мужчина и женщина. Жена сотрудника, ты его не застала, и сосед. Тридцать пять и пятьдесят два. Причина — застарелая травма и оторвавшийся тромб.
- Тоже подозрительно, особенно оторвавшийся тромб. Змеиный яд убивает подобным образом, но вряд ли убийцы действовали бы столь примитивно.
- А крысиный - наоборот: кровотечение. Кстати, убийцам незачем быть изощрёнными. Против лома нет приёма. Но давай о нас. Уплывает молодость, время, силы, а ты всё не приезжаешь.
- Но у тебя же всё хорошо?
- Отлично. Я просто так тебя пригласил. Для красного словца.
- Та самая молодая брюнетка?
- Та самая. Не леди, и не в красном, но очень даже.
- Что не в красном, это хорошо. Плохо, что для красного словца. Я видела, в тёмно-зелёном. И зачем я звоню? Осторожнее, не леди — это опасно. Пока.
- Не бросай трубку, прошу! Прошу, не бросай трубку!
"В тайниках ледяного сердца
спрятан очень большой секрет,
как одна короткая встреча
затянулась на несколько лет.
........................
Мы могли бы служить в разведке,
мы могли бы играть в кино!
Мы как птицы садимся на разные ветки
и засыпаем в метро.
("Метро", "Високосный год")
- Ты не ушёл? Как видишь, звоню снова. Прости.
- Любимая…
Это правда, иначе не взял бы снова трубку. Как тепло на душе мне от этого. Любимая, но не единственная. Как мы живём! Как мы живём! Как все…
- Я должна бы стать для тебя тем, кем была Жюльета Друэ для Виктора Гюго, но я не смогу.
- Кажется, я никогда не полюбопытствую, кем была Жюльета Друэ для Виктора Гюго.
- Это хорошо. До Виктора Гюго она была содержанкой у других мужчин. Или проституткой. Оставляет ли современная наша жизнь этот женский путь или у нас нет даже этого выхода? Почти нет.
- Оставляет. Особенно мигранткам.
- Сандра у тебя на содержании.
- Нет, я ей плачу зарплату.
- Почему не мне?
- Она нейтральна.
- Это иллюзия. Она не с тобой по-настоящему, что всех устраивает. Ты одинок, оттого берёшь трубку, когда я звоню. И я одинока. Очень.
- Почему ты одна?
- Это тоже всех устраивает.
- Они эгоистичны. Или враждебны. Я не о близких.
- Они не те, что прежде. Мы постарели? Это и в самом деле так. Но… Опрощение. Деградация. Вымирание. Радоваться можно лишь роскошному цветущему кусту у дороги. Прощай. Я целую тебя ласково и иду спать. Прощай на сегодня. Помнишь Байрона: «Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай...»?
- Прощай, только не навсегда.
- Любимый… Не навсегда.
---Глава 22. Редкие островки изобилия---
Я иду получать кредит в банке. На что я рассчитываю? Получить кредит очень трудно, к тому же кредиты дорогие, но я верю в себя и в предназначенное свыше, мне кажется, что пока есть время и силы, нужно использовать ситуацию в свою пользу. Я хочу выстроить гостиницу в стиле московский модерн, у меня есть знакомый талантливый архитектор. Гостиница будет похожа на дом Перцова в Москве. Я присмотрела участок у реки, в живописном месте, недалеко от деревни, участок почти изолирован, но меня уверили, что проблем с коммуникациями не возникнет. Это не будет придорожный мотель, это будет клуб выходного дня и ближнего отпуска. Мне помогает один знакомый, Н., работающий в банке, встреченный мною на семинаре для руководителей. Я выхожу из новой машины, прежнюю я продала, новую взяла в кредит. Я ловлю восхищение в глазах банковского знакомого, к счастью, это чувство абстрактно, у Н. прекрасные отношения с женой, а я не нуждаюсь в чём-либо ещё столь же неопределённом и бесперспективном, как у меня уже есть (Сергей звонил вчера, потом я плакала). И, кажется, я однолюб.
Отражаюсь в глазах Н, надеясь, что ему есть на что посмотреть. Просто вижу картину на блестящей повехности его ока. Мех коричневой, до колена, шубки с рукавами выше локтя при каждом шаге переливается на солнце, на мне дивная и длинная, до щиколоток юбка-карандаш, с глубоким и респектабельным, закрытом разрезом в складку, разрез впереди сбоку. Шерстяная юбка похожа на синий шоколад, такой цвет называют ещё цветом сливового вина, юбка при каждом шаге чуть натягивается, виден чулок над ботиком тонкой чёрной кожи. Рукава лёгкого бордового свитера чуть короче, чем обычно, оттого, что на левой руке блестит отполированный металлический серебристый браслет. Такие же гладкие и большие, настоящие зеркала, металлические серьги у меня в ушах, высокая причёска, сделанная утром в парикмахерской их не прикрывает. Макияж незаметен. Поверх свитера на мне жилет, вторая часть костюма-тройки, в тон юбки, пиджак от тройки не пригодился. Надеюсь, что сделанное под заказ серебряное кольцо с Матрёной Московской при столь отвлекающих деталях никто не заметит. Как и нательный крест, его незачем демонстрировать лишний раз, но не надеть кольцо в такой день я не могу. Выражение моего чуть припудренного в зоне "Т" лица сосредоточенное.
Н. светловлос и коренаст, в хорошем костюме, с добрым русским лицом. Глядя на него, вспоминаешь дачу с самоваром и пирогами, приветливую, слегка насторожившуюся при твоём приближении жену, троих детей. Я уже побывала у них в гостях.
Мы входим в фойе банка. Наряду с церквями в России начала двадцать первого века, банки - самые роскошные здания с великолепными интерьерами. Внутри девятнадцатый век в светлом убранстве с лепниной на потолке. Я осматриваюсь не без удовольствия и усаживаюсь ждать возле секретаря в солидном кожаном кресле, с отрицательной улыбкой помотав головой, отказываюсь от чая и кофе. Н. уже внутри, у заместителя директора. Я, конечно, волнуюсь, бледнею, мёрзну, нервно повожу плечами, потом, вспомнив об улыбке и обаянии, тренировочно улыбаюсь, отчего мне становится смешно, и я улыбаюсь уже искренне. Выход Н. застал меня за одной из таких улыбок. Н чуть хмурится: серьёзнее! Я лишаю лицо эмоций, и мы вступаем на паркет кабинета. Он такой же, как и в приёмной.
В кабинете сидит безупречно выглядящий господин лет пятидесяти. Костюм серый, рубашка белая. Негустые пепельные волосы плотно прижаты к голове. Запонки! Да, в таких запонках в метро не поедешь. С видом гораздо более непроницаемым, чем пытаемся принять я и Н.
Они провожали
На черных машинах с охраной.
Они заражали
Своей болезнью странной:
К блестящему миру,
И новым звездным именам,
К роскошным квартирам,
Коллекционным винам.
(«Холодным мужчинам», Мара)
Н. меня представляет как человека опытного в бизнесе с оригинальными и коммерчески успешными идеями. Сидя на стуле, я ставлю ноги тесно и чуть боком и стараюсь ровно держать спину, понимаю, что я одна из многих, вряд ли господин меня запомнит, приятное впечатление произвести мне не удастся, главное, не произвести впечатления отталкивающего. На этом уровне я пока стараюсь не производить никакого впечатления, полагаясь на Н. и его опыт. Я уже не та неотразимо элегантная дама, которая час назад выходила из новой машины. Я-то в метро по-прежнему заглядываю довольно часто - неча автомобильные бока попусту о ветер и дождь обивать, колёса по грязи елозить, да собственные бока наедать, платным спортзалом пока не пользуюсь, тоже экономия. Н. со мной солидарен, мы с ним из одной лодки, точнее, из одного вагона метро.
Заместитель просматривает представленный проект, он приятно удивлён.
- Кажется, речь идёт о небольших средствах.
Н. кивает:
- Я представил вам госпожу Е. не только как автора оригинальной идеи, но и как долгосрочного партнёра.
Для меня средства просто огромны. Я стараюсь не заглядывать в бездну и не думать о том, чем буду расплачиваться при неблагоприятных обстоятельствах. Надеюсь, в этом случае мне выдадут другой кредит, и я буду переходить от кредита к кредиту, перескакивая по редким островкам изобилия через бурлящий поток нестабильности, пока не заработаю … надеюсь, не казённую машину с охраной. Эта мысль меня успокаивает. Не сразу, но успокаивает.
Банкир ещё раз просмотрел бумаги, задал мне уточняющие вопросы и, наконец, обратился к Н.:
- Доверяю вашему профессионализму.
И подписал бумаги.
---Глава 23. Всё меняется, окромя шампанского---
Мы вышли в приёмную, где, я, уже в другом качестве, другой человек, другого уровня, не веря ещё этой перемене, пережидала канцелярскую волокиту с мыслью, что надо устроить праздник сотрудникам, при этом суеверно решив не опережать события и не звонить менеджерам с известиям, а купить скатерть самобранку по пути. Она уже вертелась у меня перед глазами, гибридно смешавшись с ковром-самолётом, сначала было похожая на расписной посадский платок, затем пожелавшая стать современнее, в полёте заменившая колбасу на суши, а сливовидные помидоры на мелкие жёлтые в компании с рукколой. Всё меняется, окромя шампанского, конечно, что по-прежнему незаменимо, да, а что же к шампанскому (непременно-непременно французское), что там сейчас в гастрономической моде? Сырное ассорти, да! Или нет? Какие-нибудь тарталетки с экзотическими фруктами, только что из тропиков? Они же классические с икрой?
Касаемо Н., то не желая остаться в долгу, приглашу его на скорый мой день рождения, который приблизился очень кстати, его с семейством и менеджера Елизавету с супругом. В ресторан высокой кухни в Камергерском.
Откуда я знаю Елизавету, которую привела на работу в свой офис первой? Елизавета приехала в Москву несколько лет назад из деревни под Смоленском. Молода, скромна, трудолюбива, она устроилась секретарём в одну из компаний, где я работала, как раз тогда, в те счастливейшие годы моей жизни, когда мы познакомились с Сергеем.
В один из летних выходных дней, с подругой Люсей из соседней деревни, Вета, как я её окрестила, пошли вечером в кинотеатр. После сеанса их встретили подонки у входа в ближайший тёмный двор, затащили и изнасиловали. К счастью для девчонок, люди во дворе жили нетрусливые и отзывчивые. Насильников схватили, вызвали милицию. После чего состоялся суд, на котором я присутствовала, чтобы подбодрить девушек. Девушки держались молодцом, не пошли на сделку с насильниками, а добились наказания преступников. Дело оказалось громким. Насильников осудили на восемь лет колонии. Мы восхищались ими обеими, но в глубине душе ужасались: "Как это отразится на их будущей жизни? Какими словами рассказать потенциальному мужу о подобном происшествии и рассказывать ли? Но возможно ли утаить с нашим сарафанным радио? Кто эти будущие мужья?" Вета оказалась человеком спокойным и уверенным в себе, став чуть серьёзнее обычного, казалось, она ни на секунду не почувствовала себя выбитой из колеи. Её высокая и тонкая, как тесно выросшая среди других своих белостволых подруг берёзка, фигура не согнулась, словно ещё более выпрямленная металлическим стержнем внутри, стриженая голова шатенки не склонилась в горечи и обиде. По-другому ощущала себя Люся, и до этого струящаяся, прозрачная как вода, неяркая блондинка, одного роста и даже одной комплекции с Ветой, и всё же совсем иная, она, казалось, полностью растворилась в окружающем воздухе, голос её стал тихим и шелестящим, и до того немногословная, Люся почти перестала говорить, и прежде рассеянная, она зависала над любым заданием. Обе девушки вскоре вышли замуж, Вета благодаря своему спокойному и твёрдому характеру, Люся из-за своей изысканной красоты. Вета — за рабочего с пластмассового завода, Люся — за санитара в больнице. У них родились дети - по одному.
Вплети меня в свое кружево
Незаметно и легко,
Может, только это нужно мне,
Да и больше ничего.
("Пикник")
В те дни Вета произвела на меня неизгладимое впечатление, особенно тем, что в её работе после происшествия и во время суда не наблюдалось никаких сбоев. Неудивительно, что открыв свой бизнес, первой к себе в команду я пригласила её, в глубине души сомневаясь в том, что смогла бы остаться столь неотразимо правой и абсолютно спокойной в подобной ситуации, я добирала в других людях те качества, которых не доставало мне самой. Вета не прогадала, сменив место офис-менеджера в наскучившей ей конторе на роль второго человека в моём маленьком агентстве. Сегодня мы будем праздновать наш переход в другое качество, и Вета станет одним из двух моих заместителей. Другого я пока подбираю.
Я задумалась о себе. Сегодня я могу быть такой как Вета, а не только лишь прекрасной и суперчувствительной Люсей. Я стала богаче и разборчивее в эмоциях с годами. Стала их лучше контролировать. Не забыв себя прежнюю, я запрещаю себе уходить в астрал, империю чувств, отрешившись ото всего, сегодня я никому не скажу, даже себе, что хочу покончить с собой. Но я знаю, что империя чувств, колдовство, проникновение и прозрение где-то рядом, и я всегда могу туда вернуться. Дверцу за холстом в старом чулане никто не отменял, несмотря на то, что о ней часто напрочь забывают. Да и Люся сегодня, вполне вероятно, далеко не прежняя Люся. Но... Путь открыт, и есть потайная дверца, через которую можно унестить в Зазеркалье.
---Глава 24. Борьба подсознательного с бессознательным---
Империя чувств… Империя чувств, если отрешиться от названия одноименного фильма — это борьба подсознательного с бессознательным. Человек занятой редко может сосредоточиться на этой борьбе. Но трудолюбие людское, моё, в частности, не следствие ли этого противостояния? Мною движет беспокойство, неуверенность в дне завтрашнем, невидимые мне гнетущие меня внешние силы и завистливые общественные процессы. Плюс нарочито не узнаваемые внутренние тревожные течения. Я не могла бы, как советовал китайский мудрец, сидеть у реки и просто ждать, когда река принесёт труп моего врага. О врагах я беспокоилась мало, меня больше волновал насущный хлеб и всё, что он в себя включал. Принесёт ли река мне жизненно необходимое? Очень сомневаюсь, то есть не верю совсем. Холодный климат, должно быть тому причиной. По сути у меня нервная лихорадка. Из-за этого беспокойства сегодня я одинока, из-за него же я ранее была замужем, посольку раз войдя в определённое состояние мне некомфортно из него выходить, но порою я себя заставляю.
Не нужно думать, что мне легко давалось моё одиночество. Иногда я приезжала к матери, с которой мне почти не удавалось посидеть наедине. Встретившись, мы вроде бы поговорили, обсудили насущные проблемы, и у нас наступила тишина. Я присаживалась у папиного книжного шкафа, ожидая покоя, погрузившись в себя, чтобы почитать несколько сохранившихся книг, перебирая страницы, но мать, оказывается, продолжала разговор, и она уже обиделась, и не в силах полчаса провести молча и спокойно, кому-то звонит, вследствие чего приходит тихая, но неотвратимая как завтрашний будильник, подруга-пенсионерка, и я уже не чувствую семейного тепла и уюта, лёгкой, домашней тишины, я лишняя, да и времени очень мало, если честно, надо ехать.
Ошибкой было бы полагать, что я совсем не встречалась с Еа, но чаще мы виделись на бегу, урывками, в то время, как она делала пересадку в метро, или зашла пообедать в перерыв в кафе близ офиса. Я обнимала её, ужасаясь тому, как она бледна или радуясь прежним ямочкам на щеках, если она бывала весела.
Когда Еа родила свою дочь, через некоторое время мне вышли послабления, и я приезжала, чтобы немного погулять с ними по осенней аллее, шурша сухими листьями, но чаще по-московски ступая по коричневой влаге, зимой уходили мы в белую дорожку, вычищенную и снова припорошенную снегом, катили коляску меж весенних, уже подстриженных кустов с маленькими зелёными листьями, топали ножками, держа с двух сторон малышку за руки блаженными летними часами, овеянными слабым ароматом цветущей липы. Девочка росла, и вот мы иногда гуляем с ней вдвоём.
Я по-прежнему встречалась с У. Я пыталась найти в этих встречах удовольствие, но фактически считала себя благотворительницей, отнявшей у себя часы отдыха для человека, который во мне остро нуждался, да-да, удовольствие благотворительницы. Он по-прежнему старался наладить отношения с бывшей женой, в чём мне честно и признавался. Ему удалось найти хорошую и спокойную работу. Разговоры о сексе к моей огромной радости свелись к минимуму, сами упражнения занимали разумное количество времени. Он ценил мои мелкие подарки, я их приносила к совместному ужину: овощи для салата, какое-нибудь редкое масло, экологически чистая грудка индейки. Жаловался, что другие женщины и этого не делают, воспринимают как должное его траты на совместный досуг. По секрету говоря, я их понимала, поскольку подобные встречи доставляли удовольствие только самому господину: он был некрасив, не занимателен, не щедр, эгоистичен, говорил только сам и никогда не слушал. Женщинам требовалась компенсация. Уезжала я поздним вечером, поскольку ночевать у него — о, нет, это было свыше моих сил, нелюбовь, адова нелюбовь!-естественно, вопрос о замужестве никогда не вставал. Я уже и не помнила те дни, когда спала рядом с мужчиной, погружалась при нём в сон. В присутствии другого человека меня мучила бессонница, и давно несколько беспокоила мысль, смогу ли я когда-нибудь провалиться в блаженное небытие, обняв потенциального мужа. Я ужасалась при мысли, что окажусь некрасивой, будничной. Неловкость, секундное взаимное отвращение. Фантоцци: «Подавив утреннее отвращение при виде жены.» Пугливое бегство от неприятных эмоций, смятение. Скука, непонимание иронии, взаимное неприятие юмора. Тоска и серость на душе. Неумение молчать без внутренней паники: почему мы молчим?
Значит ли это, что со мной рядом не будет никогда никого? Никто не принесёт мне тот пресловутый, замацанный от постоянных повторов стакан воды?
Самое большое наслаждение после удовольствия от встречи с дочерью и внучкой мне доставляли читаные и новые книги, слушанная-переслушанная и новая музыка, домашний кинотеатр с его часто покидаемым из-за нехватки времени экраном, да по телевизору иной раз пускали прекрасно экранизированную классику и хорошо исполняемую эстраду. Интернет по-прежнему играл огромную роль, в нём протекала интересная жизнь. Из музыкальных колонок распространялось блаженство. Возясь на кухне, я приплясывала.
Девки, парни, кто со мною?
Льётся с неба, льётся с неба,
Льётся с неба благодать.
Льётся с неба...
Катит с неба благодать.
(«Калинов мост»)
Благодать иной раз проступала и через ужас, и через душевную боль. Если описать лишь те чувства в часы, когда я, свернувшись на диване под пледом у передвижного камина, смотрела «Внутреннюю империю» или «Малхоланд Драйв» Дэвида Линча, можно рассказать многое о каждом человеке, о бурном времени, и о странных реках наших судеб. Но если быть точной, смысл их будоражащей картинки с музыкой, щекочущей нервы, долгие годы ко мне не имел ни малейшего отношения. Я не собиралась вникать. Ну какое могут иметь отношение лично ко мне лесбийские мотивы, если интересны лишь человеческая красота, выражения идеальных лиц, или некрасота, нарочитая небрежность образов. При чём здесь чужой страх? Увлекает и завораживает, и всё. Разорванность снов, смешение с явью. Явь-навь, свет-тьма, лево-право. И что? Особенно хороши в таком видеоряде интерьеры, ах, это пригодится моей гостинице. А костюмы пригодятся мне самой.
Много позже мне пришлось познать и страх, и беззащитность, и настоящую отверженность, какими чувствуют их женщины не только в диком племени, где люди по-прежнему ходят беззащитно-голыми, или в мистических триллерах с их осознаваемыми страхами, но и в современном цивилизованном обществе. Отголоски неясной истории с Ледой поначалу были только слабой тенью, отбрасывающей свой мрачный, но всё же редкий и случайный отблеск. От этакой нави порою мороз пробегал по коже, стучали зубы. «Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу.» Но кроме вечного, всеобщего, общечеловеческого ужаса свои краски накладывала специфика нашего времени и места. Непроходимые джунгли подступали всё ближе, преступность ощущала себя всё безнаказаннее. Почти все мужчины научились отводить столь необходимое слабому полу плечо, остальные оказались в глубокой прострации из-за пьянства или наркомании, их кризис зачастую оказывался ещё глубже, чем у сверстниц. Лесбийство навязывалось, декларировалось как единственный выход. Внутренняя империя кровоточила и кричала от боли. Позже я пришла к выводу, что любого человека можно приучить сексуально интересоваться людьми своего пола, несмотря на то, что лишь примерно четыре процента человечества запрограммировано на гомосексуализм природой. Возможно это будет интерес вымученный, неискренний, но чего не сделаешь, чтобы выжить? Если бы мне пришлось стать лесби, я бы чувствовала себя рабой, которую заставили делать то, чего делать я никогда не стала бы, будь свободной. К счастью, этого со мной не случилось. Но едва заметное постоянное принуждение всегда присутствовало и возмущало. Мне кажется, что в стране существует некая граница между условно лесбийским севером и условно нерусским югом, нерусским не в смысле национальности, но тем югом, где некоренной мужчина ищет себе подругу, а подруга принципиальо отвергает лесбийство для себя. На самом деле наши просторы всегда выбирали третье: женское одиночество. Родина твёрдо стояла на своём. Или лучше это назвать женским лавированием. Энергоёмкий, должно быть, процесс, настолько, что в конце концов даже я очень устала, а я ещё не стара. Ну а кто не устал? В этом, наверное, причина переедания и перепивания, в поиске расслабления и последующего возрождения. Но… Былой запал, где ты?
Укладываясь спать, и тогда, и позже, я часто вспоминала Сергея. Кроме абсолютного блаженства, когда-то испытанного, приходили в голову и другое вместе пережитое. Вот мы едем по московскому шоссе и оживлённо болтаем. Я тогда вспомнила, наверное, о Бартоломео, некий мрачный забавный анекдот, с ним связанный — ну, к примеру, как он застрял в аэропорту Пхукета во время цунами и познакомился с гастролирующим цыганским табором. Сергей вдруг ощутил, нет, вообразил, мой больший интерес к этому персонажу, моему другу и партнёру, чем я на самом деле всегда выказывала и испытывала, и вдруг вспыхнул, разозлился. Я в изумлении замолчала, и, как выяснилось, минимум часа на полтора. В запальчивости Сергей неправильно свернул, и, чтобы не потерять времени, развернулся в неположенном месте, и вот по нашему следу мчится автомобиль ГИБДД, и мы почему-то не останавливаемся, а начинаем отрываться от преследователя. Я молчу, чтобы не сказать под руку. Гонки по московскому шоссе напоминают дурной сон, наш Audi ныряет в проулки, мчится под мостом, выскальзывает на верхнюю автостраду, выезжает через проходной двор, и, наконец, останавливается в тихом углу в соседнем с проходным дворе. Уже совсем стемнело, нас не видно. Оторвались. Молчим. Наконец, Сергей, открывает дверь, и холодный воздух возвращает нас в реальность:
- Испугалась? И что будем делать?
Я, тогда ещё не сведущая в правилах дорожного движения, тем не менее была уверена, что наказание неизбежно, поэтому сказала:
- Ну сейчас нас вряд ли обнаружат, а завтра машину запеленгуют, и тебя оштрафуют обязательно. А сегодня лучше добираться домой на метро, не заходя в офис, поэтому давай выпьем немного водочки беленькой, да закусим огурчиком солёненьким, и то, и другое у тебя в бардачке всегда имеется.
Сергей восхитился:
- О! Гениально! Обожаю тебя.
Мы проделали всё мною удачно предложенное, и перешли к солоноватым от огурчика поцелуям.
Сергей вдруг откинулся на спинку кресла:
- И случились у нас непредвиденные каникулы, а расплата финансовая так или иначе неизбежна. Оттого предлагаю усугубить ситуацию и остановиться на два-три часа в ближайшем отеле. И тебя, любящая моя и любимая сотрудница, блудница ангелоподобная, необходимо вознаградить за правильное, быстро принятое решение и обеспечить восстановление повреждённых нервных волокон. И я не железный, тоже у тебя человек, хочу отдохнуть!
Эта лёгкая небрежность, я её всегда воспринимала как должное. Мне всё равно, лишь бы ты был со мной. Смотрю на любимого: длинные ноги едва помещаются в салоне, широкие плечи, мужественное лицо — всё в тебе идеально, пусть для кого-то ты один из многих. И каждая фраза в тон и к месту. Хохоча, мы покинули машину и пошли в обнимку по улице, свободные и счастливые, как студенты. Я помню этот гостиничный номер, почти комнатка на турбазе, только не деревянная, а обычная с обойными стенами. Она кружится перед моими глазами, и в давних серёжиных объятиях, я, наконец, засыпаю. Безоблачно.
---Глава 25. Пока надеюсь, рискую---
Я обожала ту часть моей жизни, которая протекала среди роскошных интерьеров, нарядных, но не вычурно одетых людей и остроумных бесед. Там не услышишь грубости и лести, не уронишь канапе, не извинившись, не придёшь в роскошный отель на приём, не надев колготок. Там надо максимально втягивать живот, и следить, чтобы помада не легла слишком толстым слоем. Туда можно прибежать в последнюю минуту без лака на ногтях, но без улыбки на губах лучше не заявляться — подумают, что ты банкрот. Милые моему сердцу московские интерьеры, дорогая понтовая публика, мне ли не знать, что в ваших роскошных домах в элитных посёлках живёт обслуга, а вы неделями не можете туда добраться, ночуя в хрущёвке у старушки-матери на старом диванчике, отражаясь в полированном шкафу из семидесятых годов прошлого столетия, зато в Москве, потому что вам некогда. Да и старушка всегда рада: только вместе с вами в её дом заглядывают качественные продукты питания, не секрет, что пенсия всё же низковата. Нет-нет, ваша мать не будет сдавать пустующую комнатушку внаём, этой обузы ей всё же удаётся избежать, стоически сообщает она соседкам.
Честно говоря, ко мне, в мой подмосковный городок и маленькую, но уже двухкомнатную, квартирку, гости заезжали чрезвычайно редко. Поэтому я ограничилась мебелью из ИКЕИ, и только дубовая входная дверь не кричаще, но громко и уверенно сообщала всем любопытствующим, что с моими финансами всё нормально. Впечатлению не противоречили и окно с балконом из деревянных стеклопакетов, летом украшенными самыми выносливыми цветами в горшках. Понты-понты, Москва с бубенцами, рассмешившая всё замкадье, был в вас великий смысл, вы, понты, а не что иное, двигатель торговли, прогресса и, несомненно, выдаваемого кредита.
Но за эту эпизодическую роскошь, возможность хотя бы иногда взлететь, вырваться, мне порою приходилось платить неожиданным и непредвиденным риском. Я сейчас не вспомню, кой чёрт понёс меня зимой взглянуть на строительный котлован гостиницы, где никого не было по понятным морозным причинам. Машина вдруг заглохла и встала как вкопанная, а сумерки наступили вместе с прилетевшей откуда-то метелью. Вот вам и котлован с чевенгуром! Я спаслась благодаря сапогам, что оказались всё же не на шпильке, а на танкетке. Деревня виднелась вдали, сверкали её огни, как далёкие звёзды, но дойти туда оказалось чрезвычайно трудно. Я теряла силы, мороз проникал повсюду, и всё же одета я была достаточно тепло, чтобы выдержать это нежданное испытание, и перейти овраг, почти потеряв чувствительность пальцев, повторяя себе: «Нет-нет, этого не может быть. Всё будет очень хорошо!» Вся русская литература с её метелями пыталась о себе напомнить, но мне было не до неё. Только когда я наконец-то доплелась до деревни с электрическими столбами, бывшими в прошлой жизни прекрасным хвойным лесом, я смогла немного расслабиться, и гоголевская Солоха вильнула юбкой у проглядывающего через рваные тучи месяца. Я нашла знакомый дом главы местной администрации, его жена охала, отпаивая меня чаем, с тех пор мы подружились с Федорой. Фамилия чиновника была Деев, он приехал из Москвы, Федора же оказалась местной уроженкой. Я не получила обморожения, но, кажется, именно тогда обзавелась измучившим меня ревматизмом, и приключение перестало быть забавным.
Подмосковная Федора была женщиной лет 35, низенькой, приземистой, полноватой, но всё же красивой. Её улыбчивое и чистое румяное лицо было создано для супружеской любви и весёлой жизни в деревне, а если бы она не вышла удачно замуж, то обзавелась бы подходящим хахалем. Брак её облагородил, родившиеся дети не напрягли, а развеселили. Две дочери уже ходили в школу, сама Федора работала на почте. Дом их был большим, деревянным, из новоделов. Мне выделили комнату с большой кроватью и постельным бельём в цветочек, которым дома я не пользовалась, увлечённая современными тенденциями и модными расцветками. Но сейчас я умилилась. Уснула после сауны, вспоминая грозную и прекрасную метель, не зацикливаясь на замерзающем ямщике, сразу мысленно перешла к благороднейшей Солохе, и улыбка чуть тронула мои засыпающие губы.
Утром я оглядела из окна зимний пейзаж. В деревне можно было найти и пару домов более чем столетней, дореволюционной давности, к которым уже приглядывались любители старины, и чья стоимость росла с каждым годом. Мне посчастливилось побывать в одном из таких домов, когда я принимала решение, купить ли мне для гостиницы готовое помещение или построить новое. Для моих целей дом оказался слишком маленьким. Чёрный снаружи, он стоял в глубине двора среди высоких сосен, создававших лесную тень, у сплошного деревянного забора росли две ели. Решётчатая калитка позволяла увидеть крыльцо, ничем особенным не отличающееся, впрочем, производящее впечатление солидности, но деревянные сени были слишком тесными, настоящий предбанник. Большой нижний холл выглядел темноватым и неожиданно музейным. Помещение украшала деревянная резьба, шкафы и полки были выполнены искусно, с необычайным старанием, но выгороженная спальня оказалась настолько небольшой, что размером напоминала нишу с кроватью в строгановском дворце в Кусково. Санузел ничем не удивил, я даже вздохнула — старинной сантехники, вычурных ванн в России днём с огнём не сыщешь, в отличие, к примеру, от Италии. Красивая лестница вела на второй этаж, где парадоксально была устроена при почти пустующем нижнем холле совсем небольшая кухня-столовая, две комнаты и санузел с ванной. Тёмный нижний холл использовался лишь для приёма гостей. Дом мне понравился, но настолько не годился под отель, что я больше не стала смотреть другие варианты, а решила поставить новую гостиницу.
Днём за мной приехал мой новый заместитель Хазбулат Кононов, пять лет назад прибывший в Москву с юга России. Недавно ему исполнилось тридцать. Вопреки имени, которым мог бы гордиться настоящий абрек, это был изящный светловолосый человек, очень спокойный, уравновешенный, какой-то негромкий и незаметный. Меня в нём привлекли те же качества, которые отличали Вету. При всей внешней скромности у обоих наличествовали хорошие способности к бизнесу, трудолюбие, твёрдость и последовательность. Но Вета всё же привлекала внимание и высоким ростом, и стройностью фигуры, бледнолицый, невысокий, узкоплечий Хазбулат всегда держался в тени. Он приехал в Москву со своей женой, бывшей однокурсницей, мечтал приобрести квартиру и стать коренным москвичём, и детей у них пока не было.
Со свойственным ему разумом Кононов выбрал наилучшее решение и привёз мастера автосервиса, с которым мы и проехали к моему внезапно упавшему в обморок автомобилю. К счастью, проблема оказалась небольшой, и гуськом, выстроив машины друг за другом, мы наконец-то оставили окрестности котлована. Джентльмены отказались меня покидать, не убедившись, что мой автомобиль и в самом деле на ходу, и решили сопроводить меня до самого дома.
Тогда смерть вдруг постучалась в моё окошко. Но не впервые же, утешала я себя. С кем не бывает. Пока дышу, надеюсь. Пока надеюсь, рискую.
Я - маленькая лошадка
И мне живётся не сладко,
Мне трудно нести мою ношу,
Настанет день, и я её брошу.
(«Лошадка», Найк Борзов)
Или меня сбросят, что скорее, но рано о грустном. Я попыталась расслабиться.
---Глава 26. Просто нет исхода вовсе---
После несбывшегося, к счастью, замерзания неуверенность поселилась в моей душе — будто я ошиблась, или проявила слабость, или заболела, или постарела. Если честно, так и случилось: и первое, и второе, и третье, и четвёртое. В результате у меня стал дрожать уже начальственный было голос, и в нём появились вопросительные нотки, а уставала я настолько, что старалась уйти из офиса ещё до окончания рабочего дня, и часто работала из дома. В таком режиме наступила ранняя весна с её островками льда на чёрном асфальте, затем весна поздняя, густо-зелёная и жизнерадостная. Утром и вечером держа руль, я думала, что московская весна коротка, длинная зима запускает руки ей в карман, откусывает март, а то и значительный кусок апреля. В отместку весна порою наползает в июнь, заставляя носить шарфы и плащи.
Неяркий свет севера. Хандра. Что бы предпринять? Я не оставляла свои занятия туризмом, и сейчас два менеджера обслуживали небольшой поток туристов, и это позволяло мне считаться директором агентства путешествий, и, значит, я могу отправиться в директорский тур, к примеру, в Турцию. Фонтаны тягучего горячего шоколада, море, лето развеют мою хандру. И я не только отдохну, повышая свой уровень директора турагентста, но и при случае смогу ввернуть небрежную фразу по поводу отдыха в гольф-отеле в Белеке, к примеру: покормить понты. Про то, как мужчины в белых махровых халатах загоняют мячи в лунки, а мы, леди у парапета, с бокалом фирменного коктейля в наманикюренных руках, в тёмных очках и модных купальниках небрежно и многозначительно роняем слова про вчерашних увешанных крупными бриллиантами европейских и американских дам в баре, которые несмотря на свой возраст выглядят шикарно. Слушателям понятно, что мы тонко улыбаемся - самым эффектным из дам не меньше шестидесяти, а то и все семьдесят. Дальше они узнают, что по вечерам нас развлекали ресторан и шоу, а днём мы картинно возлежали в шезлонгах у бассейна и мило перебрасывались отпускными замечаниями по поводу ассортимента и качества спа-услуг.
В дейстительности же в течение всей недели днём нам позволили отдохнуть лишь раз, расписание включало в себя посещение нескольких отелей ежедневно в разных уголках побережья, каждую ночь мы ночевали в другой гостинице, за несомненную роскошь с нас взымалась немалая плата туристической пахотой. Но я была довольна, почти не уставала. В обед нас, не скупясь, кормили шведскими столами лучших пятизвёздных отелей, и уже после шестнадцати-семнадцати мы обычно бывали свободны. И, кажется, я наконец-то прогрелась на солнце, залакировав успех турецкой баней.
После одного из напряжённых дней, ещё не окунувшись в атмосферу роскоши очередного уголка отдыха на волшебном турецком берегу, ощущая себя примерно так, как тракторист после явно задавшегося погожего денька - удался весенний сев! - только выйдя из большого автобуса, который вёл безукоризненный водитель в белой рубашке, и чуть склонившись античной феей у ручья, я решила ополоснуть руки в милом фонтанчике на небольшой площади в центре отельной рекреационной территории. И вдруг почувствовала себя дарующей богиней. Точно ко мне кто-то прикоснулся, чтобы исцелиться. Я осмотрелась. Рядом никого не было. Но позади меня, чуть вдалеке, стоял молодой шатен, и вопреки всеобщему преобладанию брюнетов среди коренного населения этого побережья, явно турок. Взгляд, обращенный на меня, был упорным, восхищённым, однозначным. Парень был хорош собой настолько, что вполне мог украсить любой телесериал. Я подмигнула стоящим у автобуса подругам, повела бровью в его сторону: по мою душу! Они не удивились. Смущённо и неловко я подумала, что никогда не смогу в рабочее время позволить себе подобный флирт, паника внутри меня заголосила: и в не рабочее тоже. До этого прежде я не оказывалась в роли богатой, но одинокой тётушки на международном курорте. Мужчины приходили знакомиться примерно моего возраста или старше, Сергей был чуть младше, но Аполлон в расцвете молодости? О, как он будет разочарован, я ничему не соответствую, у меня денег намного меньше, чем ему кажется. Аполлон, я никто перед тобой. С этой лукавой мыслью я прошла в номер, забыв о нём тут же.
Я возвращалась ночью в свой домик-бунгало, по тропинке из светлых камней, как мне показалось, в точности проложенной по лунной дорожке. Ещё один день дольче вита позади, сладкий вечерний ликёр выпит, скоро предстоит возврат к осмысленной и необходимой деятельности, ежедневная битва за существование, борьба за деньги, человеческое внимание, интерес, благоволение клиентов и партнёров. Отчего бы я не смогла уважать себя, купаясь в сахарном безделье ежедневно? Просто наслаждаясь жизнью? Что за амок меня гонит? Живут люди на дальних островах, едят бананы с ближайшей пальмы, прячутся во время урагана в хижине у огня, запекают бататы, пронзают копьём рыбу в ближайшем ручье, жарят её в костре тут же, рядом с бататами. Многие откликаются на зов предков, дауншифтинг сейчас популярен. Что я буду делать, когда придёт время для старческого дауншифтинга, и по углам квартиры накопятся старые тряпки, а к текущему крану не вызовешь сантехника, поскольку нет ни сил, ни денег? Не лучше ли тогда отправиться на дальние острова и там принять скорую смерть без лекарств и медицинской помощи, напоследок насладившись первозданным раем в собственноручно сколоченной избушке на курьих ножках у ручья с чистой водой? Надеюсь, меня не изнасилуют дикари, или я по-прежнему буду для кого-то привлекательна? Одни вопросительные знаки. Жизнь ответит, всё расставит по своим местам. Остаётся надеяться, что жизнь эта будет не моя. В том смысле, что пусть кто-то другой, тот, кто избрал не путь борьбы и позитивной деятельности, а путь пассивного предательства цивилизации, пусть сам изопьёт до конца тошную чашу бедности и опрощения.
От этих довольно грустных размышлений отвлекла мелькнувшая сбоку тень. Я слегка испугалась, и посмотрела туда, где дорожка, по которой я шла, пересекалась с другой. Там стоял ещё днём замеченный мною турок, тот самый, что так значимо разглядывал меня у фонтана. Его совершенная фигура была довольно хорошо освещена матовым фонарём. Он поздоровался и пошёл рядом. Внутри меня всё вопило: нет, нет, продолжение вечера в ожидаемом моим Ромео интимном ключе было бы ужасным. Парень представился:
- Эмин.
- Е, можно С.
- Я ищу друзей, с которыми удобно было бы поговорить по-русски. Я хочу быть учителем турецкого языка для русских туристов. Ты замужем?
Это изменение темы мне не понравилось. Ночь, я одна, довольно двусмысленная ситуация, и я благоразумно решила перенести разговор на завтра.
- Давай поговорим завтра. Мне твоё желание профессионального роста очень импонирует. Но вот я и пришла, спасибо, что проводил.
- Ты не могла бы мне дать твой номер телефона?
- Отчего бы и нет.
Я легко и беззаботно продиктовала цифры, решив не быть дурочкой из третьесортной державы, пугливо убегающей при виде незнакомца. Мы обменялись телефонами, и, отвлекающе улыбаясь, я быстро ускользнула.
Следующую ночь мы в соответствии с программой провели в другом отеле, к неудовольствию Эмина, который всё же мне дозвонился и после ужина явился предо мной как конь перед травой. Я начала немного волноваться: не обязывает ли меня подобный визит, но решила держаться спокойно и отстранённо.
Нас сюда никто не звал,
Просто нет исхода вовсе…
Я с приходом лета ждал
Леди Осень.
(«Чёрный кофе»)
Мы с Эмином зашли выпить хорошего вина в ресторан а-ля карт. Я оказалась в некотором затруднении — кто будет платить? Решила взять ситуацию в свои руки.
- Дорогой Эмин, я знаю, что обычно платит мужчина, но всё же встреча у нас деловая, поэтому предлагаю платить каждому по отдельности.
В нашей ситуации, если бы эта ситуация действительно была нашей, обычно платит женщина, но я решила не наводить Эмина на подобные размышления. Не от скупости, а от нежелания ввязываться в неясную для меня ситуацию.
Эмин пытался было протестовать, но я знала, что иного варианта быть не может. Он вдруг расслабился, и выглядел весёлым, счастливым, пытался шутить и за мной ухаживать. Я стала расспрашивать его о работе, о семье. Парень выглядел на двадцать два, но на самом деле ему исполнилось двадцать шесть, он ровно на двадцать лет младше меня. Из того факта, что Эмин окончил университет, я сделала вывод, что он не может быть совсем уж бедняком. Его отец юрист, кроме него в семье ещё две дочери и сын, что, наверное, оказалось многовато для юриста, и Эмину, обучаясь на филологическом факультете, приходилось тяжело работать с юношеского возраста. Он пока не женат, планирует обзавестись семьёй после тридцати. Образующийся временной разрыв, очевидно, удобно было бы заполнить кем-то вроде меня, если бы я была той, за кого он меня принял: богатой и успешной леди с массой свободного времени и неуёмной жаждой приключений. Я не сержусь, а понимающе улыбаюсь. Эмин очень красив. Ему не приходит в голову, что быстрые связи я не люблю, а на долгосрочный роман у меня не хватит времени. Время - деньги, деньги — время. Не хватит вот этой часто взаимозаменяемой субстанции. Всё же он не У, что не доставляет почти никаких хлопот и не требует лишних энергозатрат. Один плюс очевиден: Эмин мне не кажется опасным, что уже хорошо.
Но я напрасно так эмоционально и обстоятельно размышляла по поводу Эмина. На следующий вечер он не появился и не телефонировал, а я, разумеется, и не подумала ему дозваниваться. А в нашу последнюю турецкую ночь, звёздный банкетный час для истинных профессионалов туристического бизнеса, приодетых во всё декольтированное, я заметила Эмина в обществе другой дамы из нашей группы, полной роскошной блондинки, матовой как белковый торт, обёрнутый в цветастую оболочку длинного платья. Дама была богаче и, увы, моложе меня. Я тяжело вздохнула от мысли, что конкуренция нигде не оставляет нас в покое, никак невозможно выкроить ни минуты для спокойного отдыха, ни дня для безоблачного счастья. Но Эмин с его новой дамой осуществили некий прорыв в моём сознании, и я убедилась: то, что раньше было для всех и для меня неприемлемым и невозможным, на самом деле ничего сверхординарного из себя не представляет и никого особенно не шокирует.
---Глава 27. Шикарный мужчина, мечта дамского журнала---
Вернувшись в Москву, я занялась повседневными делами моей, теперь уже зрелой, фирмы. Проект гостиницы был утверждён ещё до строительства, но вопросы стиля и отделки встали передо мной только сейчас. К моему немалому удовольствию. Задекларировав стиль московский модерн, надо было ему соответствовать. По делам фирмы мы с архитектором посещали музеи и осматривали особняки в Москве и окрестностях. Особняк Рябушинского авторства Шехтеля (маловато всё же в Москве интересных объектов в сравнении с другими европейскими столицами, ну да что есть) с некоторым современным стилевым усовершенствованием был взят за основу. Его крыльцо и внутренние детали мне всегда казались тяжеловатыми, к тому же наш отель изначально был задуман как здание более просторное, так что архитектору было над чем поработать.
Весенним днём, с его дымчато-пасмурным небом, мы с архитектором Николаем Анатольевичем стояли в центре Москвы, там, где встечаются Старый и Новый Арбат. Свинцовость и непроницаемость верхнего воздушного купола, характерная для зимы, уже сменилась светло-серой опаловой прозрачностью. Верхняя тьма отступала, но внизу, на земле в этот период творилось безобразие, свойственное тому времени года, когда снег, по большей части, уже сошёл, и проступал давний мусор, оживала оттаявшая грязь.
Серо-коричневые волосы Николая Анатольевича, нуждавшиеся в стрижке, трепал ветер, продолговатое бледное лицо было непроницаемым, как всегда. Когда я впервые увидела своего архитектора, то была изумлена. Конечно, я не собиралась отказываться от его услуг из-за нечищенных ботинок, засунутых далеко под стул, благо длинные ноги это позволяли, и из-за старого потрёпанного костюма, но мне нечасто приходилось в последние годы наблюдать подобные экземпляры. В первые недели нашего знакомства, глядя на него, я радовалась тому, что я, несмотря на то, что на два года старше Николая Анатольевича, являюсь обладательницей цвета лица, присущего живому человеку. Впрочем, хорошего архитектора сейчас днём с огнём не сыщешь, я не капризничала. Большим плюсом Николая Анатольевича, коренного москвича, оказался строго воспитанный художественный вкус, и как архитектор он понимал мои требования. Хуже всего мне было бы услышать: «Да зачем тебе это нужно, сделай как-нибудь, сэкономим вот здесь и вот здесь, никто и не заметит». К счастью, Николай Анатольевич был начисто лишён подобной быдловатости, одним из признаков чего является факт, что мы во весь период нашей совместной работы не переходили на «ты» и вели себя друг с другом вполне церемонно.
Но как-то случился и некий эпизод в этом деловом знакомстве, Эптзод, мелькнувший тенью нашей всё же немыслимой близости: через некоторое время после начала совместной работы, ожидая Николая Анатольевича на крыльце офисного центра, я заметила, как из его машины вышел и приближается в мою сторону совсем иной, похожий на моего банковского кредитора, господин. Но это же Николай Анатольевич! «Вы? - безмолвно воскликнула я. - Неожиданно! Удивительно! Вот это преображение!»
Николай Анатольевич, как выяснилось, вполне мог рекламировать деловые костюмы, мужские свитера, элегантные плащи и даже требовательные к любой фигуре мужские полупальто. Его высокий поджарый силуэт с широкими плечами и хорошей осанкой вполне это позволял. Вдруг в приближающейся ко мне фигуре я увидела бывшего спортсмена, о чём он и сообщал раньше, но я к этой информации отнеслась скептически. И напрасно. К тому времени, общаясь с ним около полугода, я не заметила, насколько он изменил имидж. В мою сторону шёл только что постриженный дорогим мастером господин в мерцающем сером костюме, да-да, утренним самолётом из Парижа. Не только костюм, но и дорогая сорочка с голубым шёлковыы галстуком смотрелись сногсшибательно.
Я восхищённо улыбалась ему навстречу:
- Из Парижа?
- Из Барселоны.
- А костюм?
- Неделю назад снял с парижского манекена.
Мы впервые прониклись друг к другу чем-то вроде личного интереса. Боже, как я одинока… За этот его журнальный вид я готова простить Николаю Анатольевичу всё: и кашу во рту, и постоянную непреклонность в денежных вопросах и безвариантное стремление переложить на мои плечи общие проблемы.
После экскурсии и осмотра очередного интересного строения, обнаруженного нами в Подмосковье, Николай Анатольевич остановил свой автомобиль (а пользовались мы только его автомобилем, тут я была непреклонна — плачу такие деньги!) у простенького продовольственного магазина на окраине Москвы.
- Вы куда?
- За пирожками.
Я не поленилась и прошла за ним.
Шикарный мужчина, мечта любого дамского журнала, покупал жареные пирожки из-за прилавка, сохранившегося ещё с советским времён. Покупал пирожки, жаренные пятыми в одном и том же масле, съёжившиеся от долгого лежания и холодные как трупы.
- Что вы делаете?
- Ужином решил затариться.
- Подобного я ещё не видела! Такое есть нельзя! Вы просто вымогатель. Нет денег после заграницы? Это мне знакомо. Пойдёмте, я вас угощу ужином. Я помню, что вы холостяк, но не до такой же степени!
Развеселившись, мы поехали на Пятницкую, по-настоящему трактирную в моём представлении, но по дороге я передумала и сказала: «А давайте-ка лучше завернём на Арбат, там «Муму» кормит ну очень прилично. Вы же не против ресторана самообслуживания?» Впрочем, зачем я спрашиваю после того, что сегодня наблюдала. В ресторане мы взяли куриные окорочка, фаршированные грибами. Я не без повода торжественно объявила блюдо моему визави. Окорочка были бы ничем не примечательны, если бы не искусство повара. «И всего около двухсот рублей,"- не приминула я заметить. Не говорю ли я рекламными слоганами? Издержки профессии?
Уже сидя на втором этаже ресторана, мы смотрели друг на друга. Маленькие тонкостеные пирожки с непритязательным, но сложно составленным — картофель, капуста, лук, растёртое в масле отварное яйцо - гарниром исчезали во рту, оставив после себя блаженные воспоминания. Салат был простым: винегрет, но почему-то другой, не по-столовски («Винегрет не по-столовски!» Столовски - словно славянская аристократическая фамилия на иностранный лад, мельком посторонняя мысль пришла мне в голову. Давний совковый винегрет кем-то был возведён в ранг, который никак не мог ему принадлежать.). Компот из смородины завершал обед. И предваряющий всё суп-лапша никак не портил впечатление.
Ещё у прилавка, взглянув на рядом стоящий мужской организм, я добавила по его скромной тихоголосой просьбе холодец с хреном и пирожки с мясом. Теперь я убеждалась, что у мужского организма была душа, она глядела на меня из светло-голубых глаз с теплом и благодарностью. Я радостно улыбалась. От еды мы словно захмелели.
Николай Анатольевич, наверное, стал мне доверять, к моему великому удовольствию.
- От меня женщина ушла. Поэтому мне всё равно, что есть и с кем пить.
Я - жилетка, в которую плачутся? Ну что ж, пускай. Да, жилетка. Да, плачутся. Если бы я ему рассказала про то, как меня никто никогда не любил! А если любили, то редко, эпизодически... Хорошо, что мы не взяли спиртного — понятно, Николай Анатольевич за рулём.
Мой собеседник спохватился:
- Но вам я безумно благодарен за внимание и удивительную гуманность. Редко в наши дни встретишь к себе человеческое отношение. Когда я вас вижу, то вспоминаю, что сегодня ещё не обедал и вообще живой человек.
Николай Анатольевич продолжил расстроенным голосом:
- Я её измучил. Но я не понимал, что это действительно, по-настоящему может не понравиться. Это была прекрасная, высокая, стройная женщина, брюнетка, наполовину еврейка. Я слишком был активен, из ночи в ночь. А ей утром на работу, и у неё есть сын. Она объявила мне о том, что хочет расстаться две недели назад, мы отдыхали у неё на даче. (Поскольку я никогда не сталкивалась с таким поведением мужчины, я не сочла проблему важной. Минуточку, да мне не на что рассчитывать! Я не высокая, не брюнетка и у меня нет дачи и даже квартиры в Москве. Я вздохнула, но мысленно приободрила себя: попытаться всё же стоит).
Кажется, я потеряла нить рассказа. А, вот она:
- Поэтому я уехал в Париж, Барселону, и растратил все деньги. Теперь я банкрот.
- Ну пока вы работаете на меня, вы не банкрот. Я даже могу выдать вам аванс.
Николай Анатольевич вздохнул. Поняла: я не представляю себе размеры его потребностей. И ресторан, куда я его пригласила, - ресторан самообслуживания.
И тут оказалось, что дела его идут намного лучше, чем он мне описал. За спиной мужчины в великолепном костюме возникла высокая женщина, как и Николай Анатольевич, неуловимо похожая на спортсменку. Моложе меня, естественно. Её гладкие пшеничные волосы были организованы в стрижку каре, а лицо напоминало Марианну Вертинскую в фильме «Мне двадцать лет». Одета скромно: брюки, свитер, ботинки, куртка, шарф. Всё.
Дама решила не заходить со спины, а возникла перед Николаем Анатольевичем несколько сбоку. Он искренне обрадовался:
- А я думаю: куда же ты исчезла? Даже не дала толком продиктовать адрес. Знакомьтесь: Е., мой партнёр по бизнесу и сегодняшняя благодетельница. А это Вера, моя третья жена, с которой мы решили снова жить вместе.
Никакого негатива со стороны Веры в свой адрес я не заметила, только некоторую торопливость и озабоченность.
Вера протянула деньги Николаю Анатольевичу:
- Возьми, я задолжала тебе пять тысяч, и угости нас приличным десертом.
Десерт предназначался дамам и включил в себя маковый торт для Веры, желе из киви под сливочно-малиновым соусом для меня, чайник с имбирным чаем для всех. Николай Анатольевич скромно взял ещё пару пирожков, теперь, по третьему заходу, сладких. Молчаливая Вера решила снять стресс виски с колой.
- Почти не пьёт, - отрекомендовал Николай Анатольевич. - А вы? Как насчёт алкоголя?
- Я тоже почти не пью. Мне мохито классика, - громко напомнила я о своём существовании вслед Вере, отправившейся к барной стойке, вернее, узкому участку прилавка — ресторан этот на Арбате дневной, обеденный.
Официант принёс всё заказанное плюс безалкогольный мохито для Николая Анатольевича, о котором он нашелестел в ухо Веры. Мило и без особого напряжения мы общались ещё минут сорок, пока меня не потянуло в сон. Я вызвала такси.
Уезжая, я размышляла о том, что заставляет такого человека, как Николай Анатольевич чувствовать себя несчастным, словно бы зажатым, обременённым рядом комплексом. Детские психологические травмы? Усталость? Неуверенность в завтрашнем дне?
Кто виноват, что ты устал,
Что не нашел, чего ты ждал.
Все потерял, что так искал,
Поднялся в небо и упал.
(«Машина времени»)
Николай Анатольевич никуда ещё не упал, но пропасть словно бы всегда перед ним зияла. Оттого, возможно, ему и удавалось её без труда обходить, в отличие от меня, Е., у которой запас прочности всегда был намного меньше, и я опасалась, что это всем очевидно. Но по поводу зияющих пропастей мне нет смысла заморачиваться, мне нельзя иначе, мне обходить далеко. Главное, перепрыгнуть её в один прыжок, хоть и на воздушном шаре. А если на воздушном шаре с гелием? Фи, и о чём тогда волноваться?
---Глава двадцать восемь. Оргия праведников---
Потом я не могла вспомнить нашего первого обмена взглядами, но всё началось именно с них. Мы были на банкете в этом помпезном, хорошо знакомом москвичам, здании с белым роялем и фонтаном в холле. Здание мне нравилось, на безрыбье современной архитектуры, если составить пару рейтингов по двум понятиям из предыдущего фразеологического оборота, это был примерно тихоокеанский сиг. В душе моей траурно били литавры, беспокоила мысль, что я не укладываюсь в срок со своим строящимся отелем, а денег, естественно, не хватает. Реальность казалась враждебной: где-то в мозгу вода тревожно капала из протекающего крана на ржавую поверхность дырявой раковины моего бытия.
В банкетном зале черный шелковый шарф падал с моих плеч, скользил по бордовому простору декольтированного длинного атласного платья, я подхватывала его темный мерцающий ручей, удивительно обретший ясные границы и форму, и снова укладывала на ключицы. Молодой человек лет двадцати пяти, брюнет, похожий, как я тогда решила, на француза, с интересом наблюдал за этой борьбой с энтропией. Он был не в чёрном смокинге, как многие из присутствующих, но светло-коричневый костюм и шоколадный галстук тем не менее выглядели безупречно, новые туфли матово поблёскивали, изумляя мягкостью кожи. Он мне улыбался, и С., т. е., я, заставив себя разгладить лоб, в конце концов тоже улыбнулась ему в ответ. Мне показалось, что мои серьги с крошечными висячими рубинами внутри плоских золотых колец затрепетали от движения губ, и пусть предвкушения встречи ещё не было, но ранняя заря уже где-то осветила бархатный небосклон будущей любви. Надежда спешила послать свой перламутровый привет. Где же этот перламутр? Ах, заколка на галстуке не ускользнула от моего рассеянного глаза, что похвально для бокового зрения и периферического внимания. «Дюпон», вот почему мне пришла в голову мысль о французском ферлакуре. Но кто я сейчас? Почти Лили Мэндл, в славянском варианте.
Я осмотрелась, впервые заметив окружающую обстановку. На стенах висели медальоны в золочёных затейливых рамах. В медальонах, как на станциях метро, избранных когда-то для этой функции весёлые сельские работницы держали яркие букеты колосьев, с потолка спускались огромные, великолепные хрустальные люстры. Венчала всё красная ковровая дорожка. Но мне нравился этот китч, по крайней мере, ни с чем не спутаешь.
Бутерброды с красной и чёрной икрой присутствовали на столе в двух своих ипостасях: большие, из двадцатого века, и крошечные: канапе на шпажках, волованы с ровными бордюрами, тарталетки с волнистыми краями, - переползшие из девяностых годов в двадцать первый век. Я предпочла канапе, блюдя верность своему времени. Стиль «аля русс», вариант полупостный, был углублённо подчёркнут рыбным заливным в ассортименте, а на горячее подавали фаршированного судака. Щучья икра была, а жареных лебедей давно уже нигде не подают.
Я пока не была влюблена, всего только оживилась. Я смотрела на лица собеседников, жёлтые, серые, красноватые, иногда бледные или свежерозовые, на их удивлённо приподнимаемые брови, на их говорящие или слабо шепчущие губы, и мною овладевал интерес и к жизни, и к этим людям. Я почти забыла о человеке, вызвавшем этот интерес, лишь иногда цепляясь взглядом за перламутровую заколку на галстуке. Кажется, где-то тихо звучала тягучая и волнующая мелодия.
Потом я испугалась, что он уйдёт, унесёт с собой упорный взгляд, которым часто отмечал моё лицо и фигуру, и никто никогда в моей жизни больше не вздрогнет из-за движения агатового шарфа, который однажды едва не достиг паркета.
Первый разговор меня смутил и оказался неловким:
- Кажется, вы С.?
Я разочаровалась. Молодой человек всего лишь встретил давнюю знакомую.
И отреагировала довольно холодно:
- Мы встречались на Канарах или перегоне Калужская-Беляево?
- Калужская-Беляево где это?
- Вы богаче меня.
- Надеюсь, это не помешает нашему знакомству. - Реплика прозвучала абсолютно бесстрастно.
И с этими словами он отошёл. Я поскучнела и вернулась в реальность. На что мне было рассчитывать? И наконец-то я вволю могу посплетничать со своим давним другом. Н., бесподобный и незаменимый Н. Сколько зим, сколько лет! Что бы я без вас делала! Позвольте преподнести вам подарок: путешествие в Валенсию на майские праздники, вы и ваша супруга не будете разочарованы, а ваших милых детей рекомендую свозить в Эстиваль парк. Н. оказался несколько менее приветлив, чем обычно. Просто на йоту. Чуть-чуть. Я испугалась, что он откажется от подношения. Помолчав, принял. Я достала крошечный платочек из крошечной сумочки и промокнула лоб. Отошла в великолепную дамскую комнату, припудрилась и накрасилась, и сочтя сделанным главное дело сегодняшнего вечера, по выходу вознаградила себя бокалом белого. Белого, белого, белого, господа!
Господа отозвались. Вышколенный официант в красном смокинге не заставил себя ждать. Бокалы позванивали на подносе, как ксилофон. Лето, склон Коломенского парка. Взяв бокал и пригубив сухого, я почти медитировала, невольно унесшись своей душой в эмпиреи яблочного сада в центре Москвы. И тут меня кто-то приобнял, словно нырнул рукой в бездну чёрного ручья у меня на плечах. «С нами женщины, все они красивы, и черёмуха, вся она в цвету». Кажется, я сказала это вслух.
- Что? Черёмуха? Мы же не бедуины постоянно восхищаться лишь природой. Следует ценить и деяния человеческого гения, наслаждайтесь окружающей искусственной средой.
- Вы умны и холодны, как лёд в коктейле. Тем более непонятно, что вас побудило сложить свои руки на мои плечи.
- Я люблю бездонный фиолетовый. Ваше бордовое платье почти того же оттенка. Такое впечатление, что у вас есть вопросы к жизни, и я готов на них ответить.
- Вопросы? Есть. Не знаете, отчего у мраморной говядины в супермаркете тот самый бездонный фиолетовый цвет, который вы, наверное, имеете в виду? И ничего общего с моим платьем. Это первый вопрос. Вопрос номер два: кто вы, самоуверенный ферлакур? Клошар или миллионер? Космополит или патриот? Гарольд или квакер? Белый, красный, сладко-розовый, нежно-голубой?
- Какая проза! Но я чувствую, пора представиться.
При ближайшем рассмотрении глаза его оказались зелеными, точнее сине-зеленоватыми, а мои полузакрытыми, как у американской поющей дивы из мультфильма. Медитация прошла успешно, и я почти засыпаю. Кофе, немедленно! Молодой ловелас огляделся.
- Я принесу нам кофе. Вы не за рулем?
- Уже нет. Бокал давно согрет моей ладонью.
- Простите, я невнимателен. - Он улыбнулся, заглянув в мои глаза на целое мгновенье. Этого хватило, чтобы во мне пробудилась нежность к его молодости. «Когда мы были молодыми, мы чушь прекрасную несли!» Я снова произнесла это вслух, а ведь я не пьяна.
- Просто позвольте мне принести кофе.
- Великодушно позволяю. Ристретто.
Он ушёл, а я решила мобилизовать все свои умственные и душевные ресурсы. Кажется, разговор будет серьёзным.
После второго глотка из маленькой чашки я собралась.
- Готова вас выслушать.
- Я работаю заместителем в одном банке средней руки. Вы — моё первое серьёзное, хотя и небольшое, поручение.
- Оценила ваше хамство и неумение врать. Буду звать вас Ланселотом, чтобы настроить аас на благородный тон.
- Лучше Эней.
- Здорово. Вы получили хорошее классическое образование. Будем считать, что вы транзитом, откуда-то к нам прибыли, где Троя была уже сожжена, и держите путь куда-то ещё. На самом деле никто в этом не уверен, и всем тревожно. Но дальше, слушаю вас.
- Я учился в дальних краях, и родился не в России двадцать девять лет тому назад. Что касается образования… Надеюсь, знание интегралов мне не понадобится… Послушайте, здесь неудобно, к тому же банкет, кажется, подошёл к концу. Я снял номер, давайте пройдём туда.
Я покраснела, отчего, встречаясь с Сергеем в отеле, у меня никогда не возникало ощущения пошлости происходящего?
Мой Э. вдруг тоже зарделся:
- В конце концов надо же нам где-то поговорить.
Мы торопливо вышли, стараясь не привлекать внимания. Красная же ковровая дорожка определяла образ коридора, она сияла, вампиром впиваясь в глаза. Что ждёт меня за дверью номера? Новый жизненный поворот?
Э. обнял меня сразу, был страстным и нетерпеливым, и я для него не стала партнёршей на час. Вдруг вместо всегдашней тревоги, неопределённости и молчаливой требовательности мною овладели нежность, покой и великодушие. Я готова отдать тебя, мой Э., по первому требованию, но как же прекрасны эти часы, проведённые с тобой! Покой, счастье и полное отсутствие ревности стали для меня чем-то новым. Вот какой ты бываешь, любовь.
Мы мало говорили, я поняла, что Э. никогда не жил с матерью, и это мне многое объяснило. Разумеется, я для него любовница, и безо всяких оговорок. Утром Э. быстро, уже опаздывая куда-то, сказал:
- Мы покупаем твой отель, подробности письмом. Номер снят до обеда. Я скажу, что ты пока здесь. - И убежал.
Иронично прозвучала мелодия в радио, когда я его включила, усевшись за руль своей машины:
«Я поднимаю в атаку
погибшую рать.
И я кричу им «Вперёд!»,
Кричу им: «За мной!»
Раз не осталось живых,
Значит, мёртвые — встать!»
(«Оргия праведников»)
Я вспоминила Леду, надо бы позвонить Борису, смеюсь, потом плачу навзрыд, положив голову на руль: видит Бог, не я выбрала себе такую жизнь.
---Глава двадцать девять. Отдать свою плоть---
Э. пригласил меня на переговоры в свой банк примерно через неделю, во вторник. До этого он звонил каждый день, и мы пару раз встречались у меня дома. В первоначальные дни, когда будущее казалось настолько неясным и на шаг ни зги не видно, в начале страсти, я чувствовала безграничную нежность. Не только страстная партнёрша, но и молчаливая, безгранично преданная мать с обожанием смотрела на свой предмет моими глазами. Я сознавала, что могу быть отторгаема окружением, стать поводом для насмешек, тонкого юмора, а то и открытых издевательств. Опасение всеобщего непонимания довлели настолько, что холодок с его тошноватым привкусом порою делал ватными конечности и мурашками бежал по моей спине. Но мне казалось, что с лица взрослого парня с вполне мужественным чертами на меня смотрят глаза оленёнка, того зелёного окраса, что свойственен предосеннему лесу. Я хотела быть для моего несравненного главной женщиной его жизни. Мы бы совещались по основным жизненным вопросам, а, работая над имиджем, вместе выбирали бы одежду в бутиках, дружно, постоянно советуясь, стали бы продвигать свои карьеры. О выборе невесты для моего ненаглядного мне пока думать не хотелось, но в будущем почему бы и нет? Потом я стану лучшей подругой.
Я каждый вечер звонила дочери, часто разговаривала с внучкой, но об Э. пока не обмолвилась и словом.
Накануне встречи, уже в понедельник утром, я созрела для того, чтобы перевести дух, отрешиться от погружения в чувственную нирвану, и глубоко задумалась над тем, хочу ли я продать недостроенный отель, и если хочу, то на каких условиях? И что будет с моей, тщательно подобранной и компетентной командой? Как сложатся отношения с Н. и его банком? Не сочтут ли меня предательницей и дамой, абсолютно зависимой от своих минутных прихотей?
Вдруг тревога поселилась в моей душе: что будет с нашими отношениями с Энеем после сделки? А если мимолётный эротический эпизод специальный, не слишком порядочный манёвр для того, чтобы я стала более сговорчивой во время продажи отеля?
Я поставила себя на место начальника Э., и поняла, что мои опасения напрасны, вряд ли его руководство в курсе нашего внезапно возникшего романа, хотя с банкета мы ушли вместе. Скорее, интрижка явилась бы минусом при заключении договора, ненужные эмоции в любой момент могут сорвать подписание контракта, а в будущем вызвать непредсказуемые последствия. Финансовый выигрыш от подобных симпатий минимален, а неприятности могут быть огромными. Я поняла, что надо быть осторожной и не афишировать отношения, заботясь не столько о себе, сколько об интересах своего драгоценного.
Волевым усилием, стряхнув с себя морок, решила стать прагматичной. Итак, на мои плечи легла проблема недофинансирования строительства. Если я сейчас обращусь в свой банк, скорее всего, мне добавят небольшую сумму и посоветуют максимально сократить расходы. В результате получится ещё один торопливо выстроенный отель. Этого я не хотела. Не для того я платила большие деньги архитектору, едва не замёрзла у котлована, изучала все новинки в строительной сфере и напрягла персонал требованием соответствовать. Часами беседовала с продавцами отделочных материалов и бытовой техники. Мною должен быть создан отель мечты, пусть и небольшой по своим габаритам!
Э., ты не только моя любовь, но и моя надежда, ты небеспричинно появился в моей жизни. Знаток по части изящного, ты понимаешь, что такое высокий стиль.
Поэтому после обеда я поехала в тот самый банк средней руки и добилась четырёхчасовой аудиенции с Э. Он меня не ждал, но был смущён и обрадован.
Я просила возможности довести своё дело до конца, после продажи отеля моя фирма должна завершить проект и выдать на гора готовую гостиницу, великолепную и современную, популярную и востребованную. Я упирала на то, что разбираюсь в туризме, понимаю интересы потребителя. Если мы вложим чуть большие средства, чем изначально предполагалось, мы практически обречены на выигрыш и сможем продать гостиницу намного дороже, чем он, Э, сейчас предполагает.
Э. смотрел на меня во все глаза, и я чувствовала его согласие, но вдруг он словно притормозил:
- Для того, чтобы я смог всё это осуществить, мы должны открыть ещё одну компанию.
- А разве ты не хочешь стать генеральным директором? Кто может тебя остановить?
- У меня есть некоторая доля в банковском капитале, и, думаю, я смогу этим воспользоваться. Хорошо, что ты сегодня заехала, до завтра у меня есть время подумать. Но почему приходится решать так срочно?
- Привыкай, это мой стиль, и он всегда приносит мне успех. Надо бы надавить на генерального. Твой брат не может ему позвонить? А сестра? Поверь, это не помешает. И поговори с утра с другим заместителем, он будет рад твоему желанию посоветоваться, и, кстати, у него есть шанс увеличить своё влияние из-за того, что ты будешь занят другим проектом, а у тебя есть шанс немного погулять на воле, пока ты не стал замшелым банкиром с графиком, как у единственного ксерокса в редакции. Впрочем, ты сам всё знаешь. Прости меня, заботливую наседку, твои интересы отныне мне не чужды.
Э. стоит передо мной, твёрдо держит мои запястья, приближает к себе, чтобы посмотреть в глаза:
- Это потому, что я тебе верю.
Хорошо, что ты отпустил секретаря.
Уже дома я задумалась об отношениях с прежним банком. Я закрою кредит, наше сотрудничество прекратится, и дружба с Н. окажется законченной, больше не востребованной? Друг ли мне Н., приятель или просто партнёр? Мне интересно было поразмышлять над природой человеческих взаимоотношений. Я бы не назвала Н. другом, если бы меня постигла финансовая неудача, Н., наверное, помог мне, но помощь оказалась бы вынужденной, одноразовой. И что же тогда дружба? Н. мне приятель? Нет, мы никогда не собирались вместе, чтобы отвести душу, посплетничать, посмеяться, как когда-то с Бартоломео. Партнёр? Да, точнее не скажешь. Надёжный партнёр, и мой последний подарок ему оказался вполне уместным, возможно, когда-нибудь мы встретимся снова на поприще совместной полезной деятельности. Так запишем в актив и его, и его начальника с бриллиантовыми запонками.
Похоже, я совсем не боюсь нового поворота? Кто-то серьёзно так думает? Если честно, у меня зубы стучат от ужаса.
«Ты день продавал за ночь,
Мечтал поменять на другую кровь,
Ты ждал, когда придёт тень,
Чтобы ей отдать свою плоть.»
(«Фактор страха»)
Вторник. Как и следовало ожидать, день оказался фантастически насыщенным, плотным, как утрамбованный снег на подмосковных тропинках. С утра надо было провести все предварительные переговоры, а к пятнадцати явиться в банковский офис. «Никто не заподозрит нас ни в создании альянса, ни в близких отношениях,» - шепнула я Э., мимоходом подбадривая. Он мне улыбнулся и подмигнул. Я смотрела на Э. украдкой, издали, вот он разговаривает с другим заместителем, и я могу смотреть в их сторону, не вызывая подозрений: от этого разговора тоже зависит моя судьба. Девушка-секретарь улыбается не ему, к моему облегчению. Заместитель кладёт Э. руку на плечо — хороший знак! Э. приподнимает брови, улыбается, меня завораживает это зрелище, я словно плыву в облаках, атмосфера в приёмной спокойная и доброжелательная, всё проходит отлично.
Перерыв, кулуары, кофе-брэйк. Сливки, только что из автомата, тяжело колышутся в чашках, прежде чем там замереть.
По лицу президента, когда мы снова сели за стол переговоров в его кабинете, определить ничего невозможно. Это седовласый, чуть полноватый мужчина, возрастом за пятьдесят. Мне сорок четыре, и было бы логично, если бы отношения меня связывали с кем-то подобным, но у него, если он не развёлся, любовница в летах девушки-секретаря, а если развёлся, то новая жена на подходе, и, видимо, не так давно отметила тридцатилетие. Ничто в этом мире больше не идёт должным образом.
Но, главное, нам удалось договориться. В приближении к двадцати ноль-ноль были выслушаны все стороны, в том числе мои заместители, и босс принял решение о подписании контракта со вновь создаваемой компанией, а второй договор будет подписан между ней и нашей фирмой. Уникальная скорость, я посмотрела на Э. с благодарностью: нелегко всё организовать так безупречно и в такие сроки. Он дал действующим лицам возможность поразмыслить полдня, и обе команды успели принять решение вовремя.
Мы с Ветой и Русланом вышли втроём, и ни один мускул не дрогнул на их лицах, когда Э. к нам присоединился. Но я обоих знала очень хорошо, скрыть от них невозможно абсолютно ничего, причём, я уверена они никогда не станут комментировать нашу связь.
Мы ощущали себя победителями. Мы с Э., лицо которого я впервые видела облегчённо просветлевшим, отправились ко мне домой, а мои заместители — к своим семьям.
- Тебе завтра рано в офис? - Э. закидывает руки за голову: подмышки и грудь тщательно выбриты.
- Как обычно.
- А я очнусь только к обеду.
- Вызову себе такси, мне не привыкать.
Я вдруг спросила:
- А ты хорошо знаешь Россию? Давно ты здесь?
- Три года. Но это моя родина, покинутая, обретённая.
- Лишь бы, мой Эней, этот раппорт не стал повторяемым.
- И тебе того же, - как в воду смотрел, улыбнулся тонко и горько. Сердце моё тревожно ёкнуло.
- А что — чувствуешь предвестников? «Какие видел города!» «Какие же вы видели города?» Москва, Краснодар, а Ростов! Ах, какие были города!
- Последователи.
Я подвинула антикварную лампу в новом бархатном абажуре, что разместилась на длинной тумбочке у кровати в форме буквы «г» , тумбочка позволяла мне жить удобно. Несколько нестандартных предметов мебели я себе всё же позволила. Да ещё старинная посуда — моя слабость. Пару десятков редких книг. Налила нам холодный бескофеиновый чай в чашки из тридцатых на модном жестовском подносе малахитовой расцветки.
- В память о репрессиях тридцатых. Надеюсь, история не повторится.
- Чашки? Я здесь мало жил, но наслышан.
- В быту от этом говорят редко, я думаю, поэтому там у тебя было больше возможностей вникнуть в тему. Так ты патриот?
- Аристократ, почти патриот по имени Эней.
- Думаешь уже во времена Энея существовало понятие аристократии? Не исключено.
- Ты вполне в теме, поэтому я с тобой.
Что-то расстраивало Э., но я не стала лезть в душу, и вскоре мы забылись, испытывая то доверие, которое возникает у людей много знающих, и знания эти обоюдные, общие, но обсуждать их страшно. Молчание.
Под далеко звучащую, словно не в этом мире, музыку мы обнимали друг друга. В те полчаса откровенности, которые позволил себе Э., он рассказал, что богатый отец отдал его в закрытую английскую школу в возрасте двенадцати лет. При желании чувствовать, которым был наделён Э. от природы и которое я смогла уловить и которое мне была так созвучно, для него пансион, наверное, явился тяжким испытанием, особенно, на первых порах.
- Джентльмены не плачут? Наверное, ты ощущал себя всегда очень одиноким.
- Когда мне было двадцать, моя девушка погибла. Разбилась на машине во цвете восемнадцатилетней юности. Это случилось на Бали, куда она уехала пройти курс медитации.
- И теперь ты туда ни ногой?
- Я там бывал дважды: когда она была жива и когда погибла. А ты?
- По долгу туристической службы примерно неделю. Однажды весной.
- Я не об этом. Я о твоём одиночестве.
- Ни к чему не обязывающие, но длительные отношения, моего ухода никто не заметит, как будто где-то вдалеке захлопнулась форточка. Как в стихах на полочке, - я не ленюсь, достаю томик, цитирую. - Полина Орынянская. Рекомендую, мой милый, малоизвестная, но прекрасная поэтесса. «Небо сырое и вязкое, будто бы в копоти. Храм за оградкой — не выбелен и низколоб. Мокрые окна и блики. Оглянешься, господи… - нет никого. Только форточка хлопнула: хлоп.»… - Я помолчала. - А ты ищешь женский идеал?
- Любите ли вы Брамса? Ищете ли вы женский идеал? Наоборот. Боюсь найти что-то, без чего не смогу жить из-за опасения, что опять отнимут.
- Читал Франсуазу Саган, значит, думал обо мне. В широком смысле этого понятия. Я буду любить тебя так преданно и долго, насколько ты позволишь.
- Ты идеал. Почти. Десять процентов на усадку, утруску и амортизацию.
Я расхохоталась. Хорошо любить. Любить тебя.
---Глава тридцать. Стриженый можжевельник анфас---
Мы достроили отель и оформили вокруг него парк. Мне было грустно при мысли о том, как невелики по сути мои достижения. Что уж говорить о других людях, которые и того не свершили?
Сколько усилий, риска, поисков связей, разорванных отношений, времени, сил, здоровья — и вот оно, наконец, воплощено, возникло из небытия. Небольшое здание и кусочек обживаемого леса. Плод твоих героических усилий, детище созданной тобою команды, десница твоего ока. И если за ним не следить, не холить, не лелеять, этот кусочек рая очень быстро придёт в упадок.
Прошёл год с момента начала наших немыслимых отношений с Энеем. Пока мы вместе. Я понимаю, что мой возлюбленный не может испытывать никаких чувств по поводу этого прекрасного, изысканного уголка на земле, который мы создали. Я улыбаюсь. Здесь я в выигрыше, я для моего Э. дороже, чем какой-то, пусть и восхитительный, домик в лесу. А для меня? Господи, умоляю, прости, прости меня грешную. Разве не отказалась бы я от отношений с Э. лишь бы довести с успехом строительство до конца? Как отличается моя нынешняя связь от той всепоглощающей любви и безумной страсти, которая владела мною когда-то! Как мне нравится нынешний покой нашей любви, не приносящий ревности, горя, боли, не вызывающий зависимости... Милый, я лишь хочу не причинить тебе вреда. Любовь моя кажется жертвенной, я всегда рядом, если тебе нужна, но жертва эта мне легка.
Я смотрю на стоящего рядом архитектора Николая Анатольевича. Это наш с ним триумф. Надеюсь, коллега, совместное детище вам дорого так же, как мне? Что ж, пройдёмте, насладимся минутами торжества, полюбуемся свершённым, коснёмся высокой роскоши, прежде чем попрощаемся с нашим проектом, ушедшим в самостоятельную жизнь.
Зелёная витиеватая решетка огораживала территорию загородного отеля, стриженый можжевельник достигал середины её высоты, через неё территория отеля отлично просматривалась анфас, но с тыла и по бокам высокая зелень создавала непроницаемую завесу. Ели и сосны в свободном порядке стояли перед отелем, как модели, позирующие на городском фото.
Два купола обрамляли торцы здания, два бассейна с нагретой водой виднелись в них как под прозрачной крышкой маслёнки. Один из куполов, словно степной шатёр, раздвинул свои прозрачные стены, и пар над бассейном стоял плотным от лёгкого морозца. По этому движущемуся экрану светом были нарисованы цветные зигзаги и круги. В шезлонгах лежали шерстяные пледы и лёгкие пуховые одеяла, похожие на кремовый зефир, а на столиках перед каждым креслом грелся на жаровнях чай в узорных металлических чайниках, мёд и варенье, напротив, мёрзли в закрытых плошках. Желтоватое масло и сливки на плоских блюдцах ждали, когда блестящие маленькие ложки смогут, наконец, к ним прикоснуться. Щипцы для белого и коричневого сахара рядом с его кубиками в стеклянных шарах дополняли натюрморт. Пирожки на тарелках отливали свежим глянцевым румянцем.
Под другим куполом виднелись детские и взрослые горки аквапарка. Медленная река, пусть и не очень длинная, катила там свои воды, я об этом позаботилась лично. Фонтаны с тугими массажными струями распустили свои бутоны по краям бассейна. Этот правый купол тоже предполагал раскрытие, только летнее.
Мы с Николаем Анатольевичем переглянулись. Начало нам, безусловно, понравилось.
По расчищенным дорожкам, среди ноздреватых мартовских снегов мы прошли в холл, по традиции занимающий весь первый этаж. На втором этаже, в основном, располагались бары и рестораны. Двадцать четыре номера, рассчитанные на разный финансовый уровень потенциальных клиентов, занимали последующие четыре этажа, а солярий с висячими вечнозелёными садами и летним фонтаном предполагали оживление на крыше. Парковка на сто автомобилей скромно примостилась за территорией гостиницы, десяток автомобилей сегодня присутсвующих в отеле пока не нуждались в охране. Имея такую инфраструктуру со спа-зоной и бассейнами, стоило позаботиться о тех, кто решит здесь побывать, не размещаясь в номерах.
Здание в стиле «русский модерн» предполагало овальные и полуовальные окна, похожие на многочисленные очки, натянутые на нос удивлённому их многообразием строению. Тяжёлые изгибы темной мебели внутри здания выписывали кренделя в плотном воздухе. Взаимно отражаясь в зеркалах за спинами персонала, стойка регистрации и лобби-бар безупречно, хотя и слегка затуманенно, копировали друг друга. На одной из стен был закреплён огромный телевизор, в его зоне расположились удобные кресла в шахматном порядке, образуя что-то вроде спортивного бара со складными столиками перед сиденьями, а полукруглый палас, выполненный по индивидуальному эскизу, повторял своим бордово-коричневым узором изгибы мебели.
Открытый с двух сторон, высокий, широкий, тонкий книжный шкаф с пристроенными сбоку винтовыми лестницами, что делало доступным даже высоко забравшийся том, нестрого отделял зону ожидания от спортбара и перилами с фигурно выпиленным деревянным ограждением теснился в зону лобби-бара, сверкающую бутылками с коричневым, зелёным и бесцветным содержимым. Под затемнённым стеклом дозревало вино, на стенах лобби-бара висели в рамочках фотографии начала прошлого века, чёрно-белым своим содержанием вызывая прошлое.
Зоны спа с бассейнами симметрично, по обе стороны холла, предлагали доступ в свои влажные эдемы через тяжёлые дубовые двери.
Широкая и круглая антикварная люстра с зелёными медальонами трепетала висячими каплями из бесцветного стекла. Дополняло освещение множество ламп в виде настенных свечей, сверкающих негромким светом, а более яркого освещения можно было добиться при помощи ламп в потолке. Потолок цветом и фактурой имитировал бронзовый бархат, тёмно-розовые стены подчёркивали отсыл к далёким временам, и бордовый оттенок паркета усугублял впечатление старины, делая тёмный интерьер ещё более аутентичным.
- Где вы добыли такую фактурную люстру? - поинтересовалась я у Николая Анатольевича. Его бледное, словно парящее, тающее в воздухе лицо не выражало никаких чувств, кроме обычной лёгкой растерянности. Худощаые, светло-бежевые руки с длинными пальцами немного подрагивали.
- Привёз из Стамбула, мне их презентовал антикварный магазин в одном непопулярном районе.
- Настоящий антиквариат? Пришлось, наверное, реставрировать?
Архитектор пожал плечами:
- Издержки всегда неизбежны.
- Да, интересно, из-за чего же люди пока в плюсе при этакой дороговизне? Человечество вот-вот разорится, вам не кажется? Интересно, на какие средства мы жили в прошлые эпохи? Что касается антиквариата, кое-что интересное я всегда нахожу в Краснодаре. Поезжайте когда-нибудь, оно того стоит. Масса антикварных магазинчиков в дореволюционных каменных домиках.
В Краснодаре мы недавно побывали с Э. Широкое плоское пространство окрестностей, горячий ветер, горы вдали и наша не вечная любовь сообщили поездке вселенский смысл. Мы вернулись впечатлёнными.
Николай Анатольевич и я, опираясь на его руку, поднялись на второй этаж по лестнице, её удобные плоские и низкие ступени делали подъём приятным, как воспарение. Деревянные платы лестничного ограждения повторяли тиснение сарматского или скифского золота, их древние, полузабытые рисунки были искусно вырезаны неким чудным мастером на коричневом деревянном фоне. Так называемый звериный стиль удивил меня:
- Признаться, не ожидала от вас такой экспрессии. Чтобы подняться по этой лестнице, в следующий раз прихвачу тигровое платье. Оно годами висит у меня затёртым временем, наконец-то ему повезло с комплементарным дизайном.
Николай Анатольевич оживился:
- Теперь судьба благосклонна к отверженным!
- Чувствуете себя отверженным?
- С вашей лёгкой руки уже нет. Головной убор к этому наряду поджидает вас чуть выше. Вы будете потрясены.
Я заинтересованно приподняла брови, когда мы вошли в главный ресторан. Корона из скифского золота — калаф - украшала заднюю стену. Лоб царицы едва виднелся над полом, но калаф был выписан в деталях. Даже недостатки, оставленные временем, оказались тщательно прорисованными.
- Недавно вернулся из Ростова-на-Дону, - отрапортовал Николай Анатольевич. - Покупал песок. Посетил экспозицию скифского и сарматского золота в местном музее.
Умелая подсветка окончательно сделала стену с этим царицыным калафом сияющей, но самодостаточной. Зато небольшая сцена у противоположной стены позволит проводить в этом скифско-сарматском обиталище приватные концерты. С потолка зала густо спускались на золотых шнурках нарочито маломощные лампы, его боковые стены украшали большие цветные панно с крупной лепниной, имитирующей пластинки скифского золота. Стены и потолок имели цвет белой глины.
- Как уместен здесь светлый оттенок паркета, казалось бы, из другой эпохи.
- Паркет по-прежнему трудно чем-либо заменить.
Мы перешли в небольшой ресторанчик напротив.
- В бананово-лимонном Сингапуре, - пропела я.
Здесь стоял рояль удивительного лимонного цвета.
- «Жёлтое танго»? - Так назывался единственный спектакль, который мы посетили вместе с Николаем Анатольевичем несколько месяцев назад. - Браво! - Теперь я поняла высший, тайный смысл тогдашнего посещения. Всё пошло в дело.
Чёрный цилиндр, парный калафу из другого зала, венчал верхушку невидимого мужского лба. Тропические растения завитками в трёхмерной перспективе украсили данный лоб, если смотреть от входа, но, в основном, расположились у белоснежных стен. Клавишно раскрашенные салфетки в прозрачных держателях по центру столов ждали раритетных гастрономических мотивов и их ценителей. Величественный петербургский камин был выстроен у длинной стены со входом.
Я засмотрелась на цилиндр:
- Этот господин с дамой из соседнего помещения, похоже, вросли в землю по самую грудь.
Николай Анатольевич рассмеялся:
- И где-то ногами достигли огненной мантии планеты. Ужасно, если вдуматься, но в этом весь смысл.
- И лица здесь не нужны: приняв на грудь, не въехать бы полозьями в ноздрю, как сорокинский Перхушка. Уважаемый архитектор, ваша работа мною принята на «ура», осталось дождаться благодарных покупателей отеля.
Николай Анатольевич слегка поволновался, не собираюсь ли я увильнуть от дальнейшего осмотра, но мой следующий вопрос его успокоил:
- А что у нас в подвальных помещениях? Тайный винный бутик? Соляная пещера? Многоэтажный бункер?
Архитектор тонко улыбнулся:
- Всё, кроме соляной пещеры. Сегодня это подсобные помещения с прачечной и гладильней для гостей, тренажёрный зал, ну и небольшой винный бутик, если вам угодно так его назвать.
- Возможности безграничны: наденьте вашу соломенную шляпу на голову или используйте как горшок для цветов. Я о подвальном помещении.
- Обожаю ваше чувство юмора. - Так себе была остротка, но тем приятнее моему "эго". Я заинтересованно ждала продолжения речи. - Надеюсь, это не последний наш совместный проект?
Я вдруг задумалась:
- Рада, если вы так считаете. Да… Я размышляю… Ещё не думала о том, что будет дальше… Ну так что — перекус у бассейна?
Я вдруг устала от мысли о неопределённом своём будущем. Я устала вообще всем организмом, всё-таки я не бывший спортсмен, как мой архитектор. У меня запали глаза, и мне хочется пить. Но Николай Анатольевич непреклонен:
- Нет, нет, прошу не останавливаться. Если уж подземелье оставляем на будущее, то три этажа с номерами к осмотру обязательны.
Теперь мы воспользовались вполне современным лифтом.
- Это, конечно, не звериный стиль, но вполне достойный блестяще-никилированный объект уважения.
- Последняя модель, - похвастался архитектор.
Стандартные номера оказались больше обычного, метров по тридцать, полулюксы — с ночными перегородками, люксы — двухкомнатными. Панорамные окна, от потолка почти до самого пола, имели характерную овальную форму. Низкие подоконники декорировали диванные подушки в углах, оставленных овалами, так что зимой, расположившись здесь, можно было представить себе, что валяешься в снегу, а летом — в траве.
В стандартном номере книжные полки кем-то наполнились новыми и старыми книгами, люксы и полулюксы украшали не только мягкая кожаная мебель, но и солидные бюро, и книжные шкафы, помимо обычных баров, телевизоров, разумеется. Каждый номер дополняла кладовая-сушилка для мокрой одежды и обуви. В самых дорогих номерах - мини-сауны.
Моё присутствие оказалось не избыточным, как я изначально подозревала: Николай Анатольевич записал замечания по поводу электросушилок для белья и обуви, по поводу фенов, а также столовых приборов, постельного белья и прочей важной мелочовки.
И вот мы, наконец, нырнули в горячие воды наружного бассейна. Я вспомнила скифскую богиню: умели плавать скифы или нет? Николай Анатольевич, не зная ответа на этот вопрос, рискнул мысленно потревожить древнюю царицу. Кажется, она ответила положительно.
«Это значит, что здесь скрывается зверь,
Я гнался за ним столько лет, столько зим,
Я нашёл его здесь, в этой степи.
Слышу вой под собой, вижу слёзы в глазах,
Это значит, что зверь почувствовал страх.»
(«Наутилус Помпилиус»)
Продолжение следует...
Счастье моё, где ты? Часть третья
© Copyright: Елена Оронина, 2020
Свидетельство о публикации №220061001359
Свидетельство о публикации №220061001359
Рецензии