de omnibus dubitandum 97. 203

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО СЕДЬМАЯ (1860-1862)

Глава 97.203. О ВНУТРЕННЕМ СОСТОЯНИИ ЧЕРНОМОРЬЯ В 1861 ГОДУ…

    Приведенная сейчас записка упрямых и несколько отсталых потомков запорожцев вызвала критическую записку же одного из членов военной бюрократии в Ставрополе, полковника З-го, который, впрочем, представил ее от имени "одного штаб-офицера бывшего Черноморского Казачьего Войска". В этой последней записке мы находим следующее:

    "Надобно сказать, что подписавшиеся 93 горячие партизана прав казачества (как они воображают) суть исключительно владельцы хуторов, стад и водяных мельниц.

    Они по большей части имеют по два, по три хутора, перешедших к ним по наследству и благоприобретенных, число которых готовы умножать на счет низшего класса народа (Факт совершенно верный и ярко обнаружившийся в 1873 году, когда, при отводе хуторянам-офицерам их земель в собственность, оказалось, что затем казакам-станичникам остается очень немного земли для общего пользования. Это обстоятельство, как известно, и повело за собою волнения казаков в станице Полтавской - прим. М. В.).

    На хуторах своих они имеют от 1,000 до 2,000 голов рогатого скота, не менее лошадей, и тысяч по десяти овец. Почти все участвовавшие в депутации чиновники имеют водяные мельницы, а иные и по две. Предки их, а некоторые из них и сами, заняли под хутора и мельницы лучшие местности в крае, с баснословными пространствами земли и воды и, не останавливаясь на этом, готовы умножать свои хутора и поземельные владения, по мере умножения скотоводства, в ущерб казакам.

    Что терпят от этого права сильного вообще казаки и даже бедные дворяне, не имеющие хуторов, - считаю излишним объяснять. Достаточно сказать, что казак, возвратившийся из службы, не находит места, где бы мог вспахать свою бедную ниву и затрудняется прокормить служивого своего коня.

    Только из милости, снисходя на слезную просьбу казака, пан позволит вспахать ниву на своей земле или накосить несколько копен сена, и то не всякий. Чаще же казак-общинник зарабатывает себе у пана, как наемщик, кусок земли на один раз, хотя на владение им имеет равное право.

    Сколько жалоб, споров, ссор и драк происходит из года в год на одних и тех же местах, и все они оканчиваются тем, что бедняк, как не имел ничего, так и остается ни с чем...

    Обыкновенно хуторский пан с открытием весны уже на коне и с оружием в руках: налетает, гонит и бьет все, что только приблизится к владениям его. Подстрелить, изувечить или загнать в болото несколько голов скота, лошадей или баранов - дело самое обыкновенное. Самые снисходительные паны, понявшие, конечно, по своему букву закона о потравах, загоняют в базы (загороди) захваченный чужой скот и держат его взаперти, пока он не околеет от голода и жажды. А пани-хуторянки, не владеющие оружием и слабые по природе, поступают иначе: они приказывают совершать, а иногда и собственноручно совершают операции в роде отрезывания сосков у коров или распарывания брюха, в пример и страх другим скотам и их хозяевам".

    Изобразив таким образом слабые стороны черноморского дворянства, которому приписывает и непокорность, обнаруженную Войском в деле переселения, автор предлагает многие меры к восстановлению прав, нарушенных дворянским произволом, а главное - к успешному достижению колонизации Закубанья.

    Вот некоторые из них:

    "1. Предписать межевой комиссии, впредь до окончательного размежевания земли, ныне же отвести пожизненные участки генералам, штаб- и обер-офицерам, - собственно имеющим хутора, - в размере, определенном положением 1-го июля 1842 года (Таким образом автор, как новый Лициний или Гракх, решает одним предписанием вопрос, у всех народов представлявшийся самым трудным к решению. Конечно, на деле он не решен и поныне (1875) - прим. М. В.).

    2. Участки эти отвести при одном из хуторов, по выбору самих владельцев, но с непременным условием, чтобы избранный хутор находился не ближе 4-х верст от ближайшей станицы (чтобы, как говорит в другом месте автор, освободить последние от блокадного положения, в котором держат их хутора). Затем поставить правилом, чтобы никто не имел более одного хутора...

    6. Можно бы пожелать, чтобы станичное право на землю было вполне ограждено; но тогда казакам будет слишком хорошо, чтобы они могли пожелать переселения за Кубань; а потому станицы следует оставить при той пропорции земли, какою они ныне пользуются, а освобожденные от хуторов земли предоставить нанимать желающим, в том числе и иногородним... Нанимать свою землю (как думают черноморцы) и платить хотя бы самую ничтожную сумму - покажется очень тяжким для черноморских панов, особенно на первое время, с непривычки. Казакам тоже будет очень просторно... и потому не надобно быть слишком дальновидным, чтобы предсказать, что к следующей весне явится много охотников селиться за Кубанью.

    7. Так как черноморцы боятся за спокойствие семейств своих за Кубанью и находят, что надобно очистить землю от горцев силой, то ничто не мешает начальству, ради общей цели скорейшего прекращения войны на Кавказе и собственно в интересах казаков, увеличивающих территорию новыми приобретениями за Кубанью, - призвать к оружию все Черноморское Казачье Войско...

    И это очень возможно исполнить без расстройства (?) домашнего быта казаков, следующим образом: все полки, батальоны и батареи призывать на службу в действующее отряды во второй половине октября и распускать в марте. Казаку дорого время с начала весны и до осени, а прочее неважно, и отсутствие казаков из станиц зимою не может разорить их"... (А между тем будет чувствительным наказанием).