Глава 38. И не такое еще преодолевали!..

Придя на работу сегодня пораньше, Бобров сел к столу и взял бумагу, лежавшую у настольной лампы. Он не любил нагромождения документов — для них есть папки, а для последних — стеллажи. Но эту бумагу — письмо в админи-страцию Зареченска — он оставил еще со вчерашнего вече-ра. Дело в том, что на окраине города уже давно стояло полуразрушенное здание — долгострой, вернее, недострой еще с конца восьмидесятых. Степан Алексеевич в письме просил передать этот участок вместе со зданием с баланса города его фирме, с целью построить что-то полезное, а что именно — можно обсудить, ну, к примеру, детско-юношескую спортивную школу со стадионом с современными тренировочными дорожками и специализированными секторами. Он почему еще торопился с этим вопросом — на этот объект уже положил глаз Расстегаев, а он, как известно, умеет «прихватывать», не впервой. Построит, без всяких сомнений, еще одно торгово-развлекательное безобразие для отмывки столичных и областных незаконных денег, как будто их мало в городе. Бобров прекрасно знал об этом, да и сам строил эти заведения — а что делать, если большинство объектов сейчас такие, никуда не денешься. «Тьфу!» — мысленно плюнул Бобров и еще раз перечитал написанное, кое-что поправил и дописал оставшуюся часть, так как все продумал по дороге домой и перед сном. Положив письмо в папку «Исполнить», Бобров достал со стеллажа другую пап-ку, на которой значилось — «Стройка №1». Ему не нрави-лись современные слоганы, например: «Торгово-офисный» или «Торгово-развлекательный центр», поэтому пользовался старыми названиями.
Дело, по которому ему понадобились  бумаги, заключалось в следующем: начальник стройки Ва-силий Иванович Кравцов не удовлетворял требованиям ге-нерального подрядчика, то бишь фирмы, которой руководил Степан Алексеевич, подрядившейся построить очередной ТОЦ. Сроки поджимали, а еще и остов-то не был готов, да и текучка рабочих была большой. Вот и запланировал сегодня Бобров с этим разобраться. Для чего он еще вчера назначил у себя в девять ноль-ноль встречу со своим завпроизводства Кириллом Олеговичем Галкиным и главным экономистом Лией Леонидовной Борисовой.

Минута в минуту, как было назначено, сотрудники во-шли в кабинет. Кирилл Олегович галантно пропустил вперед Борисову, плотного телосложения брюнетку, с короткой стрижкой, пухлыми губами и добрым выражением лица. Галкин поздоровался коротким рукопожатием и сел справа от Боброва у приставного стола. Борисова, напротив, громко и радостно поприветствовала Степана Алексеевича, попила воды из кулера, немного прошлась по кабинету, демонстрируя свой элегантный костюм, и села по другую руку.

— Степан Алексеевич, что касается текучки на том объ-екте. Я была там. Место очень ограничено в своих размерах — буквально точечная застройка. Поэтому можно было по-ставить только три вагончика: один — администрации, вто-рой — склад и третий — для рабочих. Скученность в по-следнем вагончике не то что большая, а просто велика, пе-реодеваются по очереди, вся одежда — вещь на вещи висит, просушить в непогоду негде... Едят тоже по графику — по пятнадцать минут.
Представьте, как можно быстро строить, когда нужен человек, а он ест, в то время как другие уже выполняют соответствующую операцию, и так далее. По-этому чрезмерных требований к Василию Ивановичу мы предъявлять не можем, я думаю,— сказала Лия Леонидовна.

— А я думаю, что сроки прежде всего, поэтому решать с Кравцовым нужно серьезно. Что касается специфики места, как изволила выразиться коллега, или бытовых условий, проще говоря, то это вопрос иной и его можно решить, например, так — перенести бытовые помещения на первый этаж строящегося здания. Как? — заявил Галкин.

— Ну, а когда отделочные работы начнутся? — Грязь разводить? — парировала Борисова.

— И здесь что-то придумать можно, просто головой ду-мать надо,— не унимался Кирилл Олегович.

Бобров знал: места на стройке, действительно, очень ма-ло. На это и, как следствие этого, плохие бытовые условия можно списать все, в том числе и нарушение графика строи-тельства. Но генеральный заказчик все равно этот срыв не простит, им аргументы Лии Леонидовны, извините, «до лампочки». С другой стороны, и Кирилл не совсем прав — бытовые помещения в строящемся здании может не пропу-стить СЭС: сварка, загазованность, грязь, пыль, запахи и пр. А умываться где? И «жарить, парить», то есть еду разогре-вать, где они будут? Тоже в здании, где уже будут вестись отделочные работы?

— Да город выгонит нас и передаст объект другому под-рядчику без компенсации затрат! — вслух произнес он и, немного помолчав, констатировал: — Да, вопросов много.

Чайник, который он включил сразу, как пришли сотруд-ники, вскипая, засвистел, и Борисова поднялась, чтобы на столике у окна налить себе чай.

— Все равно можно решить,— стоял на своем Галкин.

— Но без Василия Ивановича мы ничего не решим, по-этому я и назначил ему на десять ноль-ноль. До назначенно-го часа остается еще достаточно времени, и я предлагаю обсудить пока другие вопросы...

Кравцов немного опоздал, но Степан Алексеевич не сде-лал ему замечания, так как коллеги еще не все порешали между собой. Однако, прервав обсуждение, они вернулись к теме стройки ТОЦ.

— К вам два вопроса, Василий Иванович: сроки и текуч-ка кадров. Что скажете? — обратился к нему Бобров.

— Степан Алексеевич, суммируя, в остатке один вопрос: текучка, все дело в ней. Правда, еще низкая квалификация рабочих, сами понимаете, откуда ей взяться-то, высокой?

Участники совещания прекрасно знали, что все квалифи-цированные строители или на заслуженном отдыхе уже (ес-ли еще живы, конечно), или частным образом делают фир-менный евроремонт и получают за это соответственно. А на стройках трудятся люди, которые, по большей части, и строителями-то никогда не были, с Украины (кстати, из За-падной и Восточной порой в одной бригаде работают), из Белоруссии, Молдавии — это в лучшем случае,— а многие из Средней Азии, и тоже никогда строительством не зани-мались. Какая тут квалификация будет?

— Это я все знаю, Василий Иванович! Какие ваши пред-ложения? — прервал его Бобров.

— Вопрос квалификации мы решить не можем, он — си-стемный. Что касается текучки — ее причина, как вы все прекрасно понимаете, известные бытовые условия...— Сте-пан Алексеевич нетерпеливо сменил позу. Кравцов заметил это и продолжил: — Людей нужно беречь, они на себе несут все тяготы жизни, да еще какие! В этом плане я предлагаю конкретно следующее.

И Василий Иванович, взяв из пачки чистый лист бумаги, стал рисовать трехэтажные вагончики. Под администрацию и склад он по-прежнему оставлял те же помещения, а под бытовки площадь увеличивалась в семь раз!

— Таким образом, мы полностью решим вопрос,— в конце заявил он.

— Как вы хотите построить трехэтажные вагончики? — саркастически спросил Галкин.

— Кирилл Олегович, у нас достаточно стальных тавро-вых и двутавровых балок, уголков, а также досок, гвоздей, стекла и утеплителя,— в ответ улыбнулся Кравцов и, пере-вернув лист, стал чертить схему конструкции: сваи, ну, и все остальное, как в «грамматике строителя». Когда же прори-совался фундамент, он поставил на него три вагончика — один на другой, на первый и второй сверху положил по бе- тонной плите так, чтобы был выступ перед входом, обшил вагончики с четырех сторон тавром и уголками и приварил к остову. Потом выступы бетонных плит связал металличе-ской лестницей.

— Вот и вся конструкция. Как вам?

— Хм,— засомневался Галкин, но промолчал.

— А что? — Идея! — поддержала Борисова.

— Разумно,  весьма разумно,— промолвил Бобров.— Так вы говорите, в семь раз увеличится площадь бытовок?

— Да, Степан Алексеевич, и плюс еще — благоустрой-ство внутри. Уж не поскупитесь на холодильники, пусть и старые, можно ведь и микроволновки найти — тоже не во-прос. А если еще и душевую поставить на улице, рядом с бытовками — будет вообще класс. Люди с благодарностью будут работать, а это немаловажно!

— Умеете вы убеждать, Василий Иванович. А что, да-вайте попробуем! — а сам подумал: «Не нужно хорошим людям мешать работать!» — Лия Леонидовна, сделайте с бухгалтером смету, рассчитайте все. Выделим средства! А сработает, мы это ноу-хау продадим другим точечным за-стройкам не только Зареченска, но и по всей стране.

— Хорошо, Степан Алексеевич, сделаем,— сказали со-трудники почти в один голос.
Бобров встал, подошел к окну. Погода сегодня с утра ис-портилась: серое небо висело над городом, ветер и накрапы-вал дождь. Три березы, росшие напротив, трепетали каждым своим листочком. Однако кое-где наметились просветы в облаках, и начинало проглядывать солнце.
 
 «Только делать все придется самим, то есть отрывать строителей от их прямых обязанностей»,— подумал он.

— За сколько дней справитесь?

— Как можно быстрее. Сами знаете, как работают га-старбайтеры — по двенадцать — тринадцать часов, и если нужно, то и без выходных. Так что все будет в порядке, Сте-пан Алексеевич.

— Вот молодцы, ребята! Наших, зареченских, попробуй так задействовать — не смотивируешь и не заставишь!— воскликнул Галкин.

— Это так, прошли те времена, — подтвердил Кравцов.

— Да! — Бобров встал и приоткрыл окно — в кабинете становилось душно. Он знал, что Галкин, пользуясь затронутой темой, начнет сейчас во всем винить власти, предлагать срочно менять всю систему, тогда-то, мол, и появятся квалифицированные рабочие и трудовые династии, а то народ... и так далее, и так далее. Степан Алексеевич неоднократно все это слышал, но думал: «Что ни время, то и птицы, что ни птицы, то и песни, а Кириллу бы только все сокрушить, чтобы потом новое построить! Никак не хочет снять с глаз шоры и посмотреть, что кроется за всем, им предлагаемым. В  начале девяностых уже разрушили, да так, что мало не покажется. И то, что было тогда, и сейчас — земля и небо. Из такого дерьма вылезли! А он предлагает обратно туда сигануть. Конечно, немало недостатков и в системе, и в управлении, и экономика слаба, и государственной идеологии вообще нет, а без нее — какое воспитание? Но никаких сломов и скачков нам не нужно! А требуется постепенное, разумное, взвешенное движение, пошаговое развитие. Кирилл же всегда горячится и говорит, мол, далась Вам эта эволюция, веками что ли продвигаться, как у Дарвина? Вот, мол, кое-где зарплату уже стали выдавать продукцией,— то бишь, на кирпичном заводе — кирпичами, на хлебном — булками, как в начале девяностых. Скоро, знать, на оружейном можно будет получать ружьями, а на патронном — патронами... Красота, мол! На это Бобров всегда возражал, что хоть, кризис в разгаре, санкции — будь они неладны, и собственное головотяпство (как же без него родного?), как говорил про-фессор Преображенский — «разруха не в клозетах, а в голо-вах»!.. Однако ничего, преодолеем, и не такое еще преодо-левали в России, и это перебудем!.. Но вот что последнее время тяготит Степана Алексеевича — настроя такого и во-ли не чувствуется наверху, ибо реальных дел вроде как нет, слов очень много, а на практике... А тут еще «расстегаевы» путаются под ногами. Да таких, видимо, и на верху хватает...

— А пока придется пользоваться тем, что есть — непри-хотливыми к условиям жизни и работы и к зарплате таджи-ками и иже с ними,— сказал он вслух.— Ну, хватит об этом. Что у нас там дальше по повестке дня? — сказал Степан Алексеевич, открывая свой ежедневник…

После совещания Бобров вышел в близлежащий к офису сквер и присел на лавочку. Он закрыл глаза, и, как это быва-ет в минуты отдыха, нахлынули воспоминания.
Вспомни-лось Степану Алексеевичу, как жена — и прожили-то всего год — бросила его и уехала в Москву с молодым и модным командированным в Зареченск инженером, и последовавший затем развод. Тогда-то и сказал себе Бобров, что больше женщин для него не существует — ведь как любил он Ольгу, пыль, как говорится, сдувал. И вот на тебе! Женщинам он нравился, и было у него несколько попыток устроить свою личную жизнь, однако при более близком знакомстве они бросали его за якобы бездушность и черствость — таким он им казался. На самом же деле, он заметил, что женщины размывают в нем стремление и способность полностью отдаваться работе, являющейся главным в его жизни.

Но Анастасия! Да, повзрослевшая девочка-подросток, которая еще совсем недавно называла его вначале дядя Сте-па, затем — дядя Степан и относилась к нему как к отцу, превратилась в очаровательную, умную и скромную девуш-ку. Но с какого-то момента он стал замечать, что Настя смотрит на него как-то особенно, не как на отца. Бобров пытался сохранить ее отношение к себе как к родственнику, для чего несколько увеличил дистанцию между ними, но... словно некое колдовство возымело над Настей силу — нет, Боже упаси, от него ничего подобного не исходило,— кол-довство находилось внутри нее, и он знал ему название. Ему внутренне льстило, что молодая девушка влюблена в него. И когда он бывал в ее доме, то частенько ловил себя на мысли, что вот здесь она сидела, вот это окно открывали ее руки, и возле открытого окна она мечтала о чем-то, о своем, может быть, переживала чувство первой влюбленности. А здесь, по дорожкам сада, гуляла с подругами и смеялась, вот эти цве-ты она поливала из лейки по вечерам. Все вокруг было слов-но согрето ее присутствием. И разве могло быть иначе, если здесь еще витали золотые сны и еще жили золотые минуты счастливого пробуждения молодой девушки. Вспоминая, Степан Алексеевич глубоко вздохнул. Он старался забыть, старался не думать о ней, внутренне сопротивлялся этому, говорил себе, что ничего не случилось, все это от переутом-ления, что старше Анастасии намного, почти в отцы ей го-дится, что у нее с таким деловым сухарем и стариком нико-гда ничего не получится. Ничего не помогало, и самое инте-ресное то, что, напротив, он часто ловил себя на какой-то бессознательной, безотчетной радости внутри, потому при каждой встрече с Анастасией, не давая этому пробиться наружу и стать заметным окружающим, Бобров все же чув-ствовал себя молодым и счастливым. Ему не хотелось от-крывать глаз и вновь окунаться в реальность, в работу и конкретные, практические мысли, но запланированные, как обычно, с вечера дела звали его своей неотложностью, и он нехотя встал и направился в кабинет. Луч солнца, недавно спрятавшегося за облако и в эту минуту выглянувшего из-за него, отразившись от оконного стекла, брызнул ярким све-том в глаза, заставив прикрыть их рукой, как козырьком. «А нужно ли закрываться от любви? — неожиданно подумал он.— Да что это я, старый хрыч, она же молоденькая, более чем в два раза моложе меня, у нее жизнь впереди! Нет, нуж-но зажать себя, спрятаться от ее чувств далеко-далеко и не показывать ни при каких обстоятельствах, что тебе это при-ятно — что бы ни происходило!.. Побойся Бога!» — решил Бобров.

Стояли последние дни августа, но на деревьях уже кое-где виднелись желтые листья.

© Шафран Яков Наумович, 2020