Когда зацветёт земля... 9

***
На следующий день злоба моя никуда не делась, и я выместил её на одной мелкой страшненькой девице, прущей через проходную и не сказавшей мне «здрасьте». Я не открыл перед ней турникет, а когда она раздражённо вскинула на меня свои крошечные глазёнки на морде летучей мыши, отчеканил: «Надо здороваться». Девица оказалась наглая, назвала меня хамом и самодуром и даже после того, как мне пришлось пустить её на  территорию офисно-складского комплекса (сзади галдел негодующий народ), она не отправилась по своим делам, а, опершись на мою стойку, пространно объясняла мне, какое я дерьмо. Самое неприятное, она заметила, что, требуя от неё «здрасьте», я забыл должностную инструкцию и не проверил её паспорт. «Вы пропускаете на объект кого ни попадя, - разорялась девица. – А если я – террористка?!» Я был уже не рад, что затеял перебранку, и начал бояться, как бы она, разыскав моего начальника, не сообщила ему о моём безответственном поведении. Однако она, наконец, отвалила.  Грёбаная работа!

Я стал думать о девушке с Алексеевской, о её мягком голосе, чуть прищуренным глазам, чудесным ямочкам, возникающим на её щеках, когда она улыбалась. Не то что сегодняшняя невоспитанная хабалка! От мыслей о девушке с Алексеевской я вновь перешёл к тому, что надо поискать сведения об экономических вузах, но, вернувшись после смены домой, опять этого не сделал.

Последующие месяцы я посвятил изучению жизни девушки с Алексеевской. Я исследовал все её маршруты и привычки. В семь утра она выводила во двор маленькую (как выяснилось впоследствии соседскую) шавку – карикатуру на собаку. Через некоторое время (видимо, после возвращения откуда-то хозяйки) прогулка с этой смехотворной собачатиной сменилась сольной пробежкой.  Бегать, по правде говоря, на Алексеевской негде, поэтому девушке приходилось петлять между домами. Спортивный костюм её был странного телесного цвета. Издали казалось, будто она бегает голой. Прямо, блин, нимфа среди пробуждающихся от зимнего сна деревьев.
 
Побегав около получаса, она возвращалась в дом и затем выходила оттуда уже в начале девятого, одетая по-офисному (цок-цок-цок каблучками). На метро она доезжала до Сухаревской, а там, поднявшись на поверхность, погружалась в недра современного торгового центра. Она работала там каким-то менеджером. Время от времени я размышлял о том, что неплохо бы узнать, не нужен ли им охранник. Но этого так и не сделал.

Выходные она проводила либо дома, либо в каких-то культурных местах. Несколько раз я видел, как компанию ей составляла пожилая, но моложавая женщина. Скорее всего, родственница. Некое сходство проклёвывалось в их черепашьих шеях. Невидимой (я надеялся) тенью я скользил за ними в Киноцентр на Красной Пресне, на Винзавод, в театр «Современник», в арт-галереи, на фестивали, презентации, в женские бутики и общие для обоих полов кафе.  Я околачивался возле культзаведений во время спектаклей и сеансов или бродил среди уродских скульптур в парке Музеон, ожидая, когда мои дамы окончат осмотр какой-нибудь заумной экспозиции. Я наблюдал, как, оживлённо беседуя, они поглощают изысканный обед или кофе с простыми ватрушками. Я завидовал им, потому что мне абсолютно не с кем было беседовать, кроме абсолютно непригодной для этого тётки.

Однажды я подумал: а не прикончить ли мне её (я имею в виду сестру моей матери)? Мне достанется, наконец, квартира, и тогда я стану не столь уж скверным женихом. Отравить? Задушить? Зарезать? Ворваться в ванную, когда она моется, и бросить в воду электроприбор? Выкинуть в окно? Проткнуть рейкой от дореволюционной кровати? Для всего этого требовалось придумать план, но мне было лень.

И вдруг однажды летом она исчезла (тут я имею в виду девушку, а не тётку). Я караулил возле её дома день, два, неделю. Думал, она заболела или, быть может, отправилась в отпуск в какую-нибудь идиотскую заграницу.  В начале второй недели я не выдержал и обратился к её соседке, той, что выгуливала подобие собаки. Не знает ли она, где девушка. «Тонечка съехала», – сказала соседка с явным сожалением. «Как?!» – я облился потом. «У неё в конце зимы мать пропала без вести. Представляете, ушла в лес на лыжах и больше её не видели». «Где Тоня?» – прокаркал я. Мою собеседницу вдруг обуяла подозрительность. «А вы, извините, кто? А вы, извините, для чего интересуетесь?» «Я её друг», – сказал я довольно агрессивно для друга. Она посмотрела на меня, прищурившись. «Друг, – неприязненно произнесла она. – По-моему, мне знакомо ваше лицо… да, определённо… вы же часто тут ошиваетесь». Мысленно я обозвал её сволочью. Мы помолчали, взаимно изучая физиономии друг друга. Её шавка подошла ко мне, встала на задние лапы, в то время как когти передних конечностей впились в мои штаны. «Брысь!» – не выдержал я. Хозяйка этой мелкой твари разжала губы и брезгливо произнесла: «Тоня переехала в квартиру матери. Адреса не знаю…». Она повернулась и, крикнув шавке: «Марчелла, домой!», быстрыми шагами поскакала к подъезду.

Земля зашаталась у меня под ногами (кажется, так принято говорить). Нет, я не могу, я привык, я не оставлял надежд, вот поступил бы в Школу коммерции и тогда…
Ещё несколько недель я бродил по городу в тщетных попытках наткнуться на Антонину. Караулил у торгового центра, где она работала, рядом с кафе, которые она любила посещать. Я не знал ни её фамилии, ни номера квартиры и не представлял, как при таких скудных сведениях можно отыскать человека в Москве. А если она уехала в другой город, в другую страну?

Жизнь моя сделалась ещё несноснее, чем раньше. Я ругался с тёткой чуть ли не до судорог, на посту грубил всем посетителям подряд вне зависимости от их «здрасьте», огрызался на людей в транспорте, напивался по вечерам, ночью сходил с ума от рисовавшихся моему воображению сладострастных картинок… Но что я теперь мог поделать? Пойти учиться на следователя?!

Продолжение
http://proza.ru/2020/06/12/789