Сладкий мучитель

В палате №3 городской больницы 4 кровати. И лежат там женщины разного возраста – лечатся – не важно, от чего, главное судьба временно собрала их в одну палату. Не важны их профессия и социальный статус – женщина всегда остаётся женщиной, будь она хоть в заоблачных высях общества.
Ну, а когда собирается больше двух женщин, любимая тема для разговоров – дети и мужья и вообще мужчины. Самая младшая, Тася, лёжа на спине, и заложив руки за голову, мечтательно смотрит в потолок, думая о своём, и вдруг произносит своим нежным голоском: «Девочки, а чего это у нас в палате такая скукота? Давайте, поговорим о главном!» - «О чём это, о печёнке, что ли?», - перебивает её Кира, крупная 35-летняя шатенка. - «Да нет! Что о ней говорить? А скажите вы мне, милые женщины, что такое любовь?» Кира: «Ну, ты даёшь! Была любовь, да вся вышла, да и есть ли она эта самая  любовь. Вот муженёк у меня, боров откормленный, охранником работает – как говорится, «не бей лежачего». Посмотришь на него – хорош мужик – высокий, сильный, красивый. Люди, глядя на нас, думают красивая пара. Если бы… Придёт с работы – ему ничего и никого не надо – только поесть и уснуть у телевизора. А раз в месяц развернёт к себе, навалится, молча, на меня своей тушей, попыхтит пару минут, отвернётся к стенке, да и захрапит. А ведь мы ещё молодые, нам нет ещё и 35 лет. Да это бы ещё ладно,  но ведь и слова от него участливого не услышишь, не приласкает, не приголубит никогда, попрошу помочь чем-нибудь по дому, буркнет: «Сама что ли не можешь? Отстань». Сосед, да и только. Он храпит рядом, а я чувствую себя оплёванной, обида сердце точит. Вот такая у нас любовь. Я его раз спросила: « Что же ты, Коля, меня совсем не любишь?» А он ответил: « Ну, вам, бабам,  только про любовь и долбить, как дятел. Чё тебе надо-то? Зарабатываю, пью в меру, не курю, по чужим бабам не хожу – значит, тебя люблю. Ферштейн? И больше ко мне с этим не приставай». И не знаю я, как ему сказать - что мне от него надо, стесняюсь, хоть и живём мы с ним уже 15 лет. Поначалу всё по-другому было, а как дети родились, не до секса мне стало, радовалась, когда он уснёт раньше меня.  А потом подумаю, может он и прав, может так и должно быть. А может ему просто лень и к чужой-то бабе ходить? На свою-то, видимо, глядеть неохота. Ну и ладно, как говорится: « Не буди лихо, пока оно тихо». Так и живём, а что делать? Другие-то с алкашами да наркоманами мучаются, а я – нет.
« А ты для секса любовника заведи. Не пробовала?» - подала голос блондинка лет 40 – Вера. «Вот у меня любовник был, как вспомню про него, так сердце и мрёт. Работала я тогда в садике, и пришёл  как-то за племянником молодой парень. Лет на 10 моложе меня. Я глянула на него и пропала навеки. На цыгана похож – чернявый, глазастый, шевелюра растрёпанная. Сам ростом невелик, да весь какой-то ладный, стройный и улыбка на 32 зуба. И он, видимо, что-то во мне увидел. Я тогда за фигурой следила и внешность свою холила и лелеяла, поэтому и выглядела на все сто. Стоим мы, и смотрим друг на друга, молчим, как будто вокруг и нет никого. Тут малыш его за куртку подёргал: «Дядя Вася, пойдём к маме».  И мы, словно очнулись. Он ушёл, а я подумала, весна, что ли так влияет, прямо наваждение какое-то. Несколько дней я ни о чём другом и думать не могла, но он больше не появился, и жизнь вошла в привычную колею. Дом, дети, работа, муж. Муж старше меня на 15 лет, большой начальник – работает в администрации города. У нас двое детей – Лиза 15 лет и Вадик 6 лет. На том бы может всё и кончилось, но в начале лета, когда стояли непривычно жаркие дни, Вася пришёл в садик среди бела дня, как раз к концу моей смены. Подошёл ко мне, улыбается: «Я на мотоцикле, может, покатаемся?» Мне и в голову не пришло отказаться. Когда я на мотоцикле последний раз каталась! Лет 20 назад. У меня сердце чуть не выскочило от волнения, и я пролепетала: «Я сейчас» - «Хорошо, подожду на улице». Я вышла во двор и только тут увидела, что Вася в красной рубашке, рукава закатаны. Волосы отросли буйной гривой. Джинсы в обтяжку и летние туфли на босу ногу. Это было так непривычно для общества, в котором я пребывала вместе с мужем. Какой же он мальчишка, подумалось мне, и сердце моё запело победную песню – я ещё могу понравиться такому молодому парню. Не помню, куда мы помчались, только отпечатались в памяти красные крылья рубашки на ветру, тёмная шевелюра, летящая за хозяином и крепкое молодое тело, которое я обнимала, держась за него. В общем, с этого дня стали мы любовниками. Я снова почувствовала себя молодой. Мы были ненасытны, мы упивались друг другом. Домой ехали, опустошённые, но довольные друг другом. Иногда посещало мою непутёвую головушку раскаяние и сожаление: « Что же я делаю! У меня же семья. Для Васи это лишь приключение, а я могу всё потерять. И что станет с мужем, когда все о нас с Васей узнают?» - так думала я, но ничего не могла с собой поделать, это было сильнее меня, и в то время я была счастлива, так счастлива, как никогда в жизни. Решила я: да будь что будет, я не могу от него отказаться. Может быть, ради такой любви и стоит жить. Но всё когда-нибудь кончается и за всё в жизни надо платить. Однажды мой серьёзный уравновешенный муж спросил меня: «Вера, тебя уже не один раз видели с каким-то молодым парнем, ты мне изменяешь?» Я знала, что когда-нибудь что-то подобное случится, но всё равно это было так неожиданно, что у меня сразу подогнулись колени, и закружилась голова, я чуть не упала, где стояла. У меня не было сил врать и изворачиваться, да и бесполезно это было. Мой умный муж давно всё понял и просто ждал, когда эта блажь у меня пройдёт, но понял, что не пройдёт, и  решил принять радикальные меры. Пришлось ему всё рассказать. Он всё выслушал и сказал, как приговорил: «Ну что ж, не буду мешать твоему счастью, завтра я подам на развод, мой адвокат всё уладит. Вадик будет жить со мной, а Лиза останется с тобой, ей нужна мать, жильём я вас обеспечу, денежным довольствием – тоже, до тех пор, пока ты не выйдешь замуж». Вот и всё, я сама разрушила свою семью. Вадик, такой ещё маленький, остался без матери, Лиза, подросток, всё прекрасно поняла и осуждала меня, хотя и была ко мне привязана. Я не знала - плакать мне или смеяться, всё во мне заледенело – как всё просто: была семья, я -  порядочная жена высокопоставленного начальника и мать двоих детей, обеспеченная, ухоженная и уважаемая.  Теперь – никто и звать никак, и сыночек мой родной будет не со мной!  Ну, ничего, зато мы с Васей можем пожениться, хотя он для этой роли явно не подходит. Оказалось – подходит. Спустя месяц после развода Вася объявил мне, что через неделю у него свадьба, он женится на хорошей девушке. Вот так я всё и потеряла. С горя начала выпивать, научилась курить. Из садика пришлось уйти. Денег мне хватало – муж давал на Лизу деньги, но я всё-таки пыталась сама зарабатывать. Где я только не работала, и везде находились товарки, которые утешали меня с бутылкой в руках. Так и посадила печень. Опомнилась только тогда, когда Лиза сказала мне, что если я не перестану пить, она уйдёт к отцу, ей за меня стыдно. Она к тому времени окончила школу и училась в институте. Вот такая у меня случилась любовь. И до сих пор меня мучает вопрос: стоили ли те мгновения счастья той цены, которую я и моя семья уплатили?». - «Верочка, я очень за тебя переживаю, но это, по-моему, не любовь, а роковая страсть. Ведь между вами не было ничего общего, только секс. Неужели ни у кого из вас не было настоящей любви?» - прощебетала Тася. «А у тебя-то самой была настоящая любовь?» - поинтересовалась грубоватая Кира – «Нет, у меня только голый секс. В школе из любопытства, а потом исключительно для здоровья» - откликнулась «любопытная Варвара» - «Ну, теперь Ваша очередь, и не надейтесь отмолчаться» - продолжила Тася, обращаясь к самой старшей из них, Фире. Но в палату вошла медсестра, и позвала всех на ужин.
После ужина все расположились на своих кроватях и с нетерпением ждали исповеди Фиры, однако пришла медсестра с лекарством, и рассказ пришлось отложить.
Наконец, женщины остались одни и Фира начала свой рассказ. Мама моя была русской, а отец еврей. Он-то и дал мне имя Эсфирь, или сокращённо Фира. Маме имя не понравилось, но спорить с отцом она не стала, она любила его и старалась ни в чём не перечить ему. Отец тоже любил маму, поэтому я выросла в спокойной семейной обстановке, где все любили друг друга. На внешность свою я никогда не обижалась: папа передал мне большие тёмные глаза и брови, а мама густые светлые волосы.
 Судьба свела нас на дне рождения моей подружки – Гриша был приятелем её старшего брата. Гриша не был красавцем, но было что-то в его внешности особенное, какой-то врождённый шарм и изящество.  Средний рост, маленькие ноги и руки, как у аристократа. Дешёвенькая одежда сидела на нём, как фирменная – так ладно он был скроен. Одним словом, я влюбилась в него с первого взгляда и до конца жизни. Я тоже произвела на него впечатление, и он начал за мной ухаживать. Дружили не долго, Гриша договорился с родителями о свадьбе и мы поженились. Мы любили друг друга. Когда я ждала первого ребёнка, он стал часто отлучаться, но я верила ему. Он был умницей и работал в конструкторском бюро. Иногда он не приходил домой неделю – якобы был в командировке. У меня пока не было оснований не верить ему. Гриша очень трогательно заботился обо мне, когда был дома, ухаживал, как за ребёнком. Я была счастлива. Когда родился сын, мы оба были счастливы. Гриша вставал ночью к малышу, сам пеленал его, и приносил к моей груди. Такая идиллия была, пока я не узнала правду. Гриша мне изменял. Это никак не укладывалось в моей голове – на фоне такой взаимной любви – подлое предательство, иначе это не назовёшь. Но любовь моя к нему никуда не девалась, я знала, что не смогу без него жить. Когда мы помирились после первой ссоры, Гриша мурлыкал мне на ушко: «Эх, Фирочка-зефирочка, и люблю же я тебя, моя красавица. Лучше всех ты у меня, уж я-то знаю, ну прости ты меня непутёвого». Как обнимет он меня, так сердце моё и замрёт от счастья, но обида, как заноза, не даёт расслабиться: «Если любишь меня, так чего же ты бегаешь за другими женщинами?» - «Да душа у меня чисто мужская – широкая. Сколько одиноких красавиц и умниц мается без мужской ласки, особенно кому за 40. Всех их обогреть хочется. Ну что я могу поделать? Как увижу бабочку в моём вкусе, так голову и теряю, не могу от неё отказаться». После таких признаний любая показала бы ему на дверь, и думать бы о нём забыла. Я и показала, но жить без него не смогла. Я любила в нём всё – как он смотрит на меня, как говорит или смеётся, как ходит, как ест и спит, как носит свою одежду – его можно было выставлять на подиум в любой одежде. И как мужчина он был для меня единственным и неповторимым.  Ночью, рядом с ним и в его объятьях, мои душа и тело воспаряли в небеса. Он не приходил домой 2 недели. Разлуку с ним я выносила с трудом. Я ругала себя, готова была простить ему всё, лишь бы он был рядом. Я ничего не хотела – ни есть, ни спать. Я никого не хотела видеть. Мне всё время хотелось плакать. Но звать его назад я не стала. Как-то вечером, когда малыш мой заснул, я сидела на диване, отрешённо глядя в никуда. Открылась дверь, и вошёл Гриша. Он заговорил так, как будто никуда и не уходил, просто пришёл с работы и как обычно пошутил: «Ну, здравствуй, Фирочка, моя сладенькая дырочка». Я молча смотрела на него,  сдерживая рыдания. Он подошёл ко мне, и я спросила: «Где же ты так долго был, Гриша? Я думала, что умру без тебя» - больше я не могла сдерживать слёзы. У меня началась истерика. Гриша плакал вместе со мною, повторяя: «Прости меня, единственная любовь моя, я тоже не могу жить без тебя». Ночь любви, последовавшая за этой бурной встречей, стала началом новой жизни – через 2 недели я поняла, что опять жду ребёнка, и в положенный срок я родила ещё одного сына. Так прожили мы ещё 15 лет. Время от времени он опять исчезал, хоть ненадолго. После очередной отлучки я сказала ему: «Всю душу ты мне истерзал, перед людьми стыдно». – «Знаю, что подлец я последний, прости меня. Скорее бы уж состариться. Я и сам не рад, что такой уродился. Мне надо было где-нибудь в Турции родиться и гарем иметь». Детям я говорила, что папа в командировке. Но однажды старший сын, подросток, выпалил мне: «Командировка у него на соседней улице у Люськи продавщицы». Вот так. Многие наши знакомые знали о его постоянных изменах, жалели меня или наоборот – осуждали. Но я знала, что это - ничто иное, как форма психического отклонения, как клаустрофобия. Зато когда мы были вместе, любовь царила в нашем доме. Когда он возвращался, я наглядеться на него не могла, и любила его ещё больше. Одного я боялась, что когда-нибудь он уйдёт совсем, и тогда я умру от тоски. Но он всегда возвращался». Кира неожиданно воскликнула: «Фира, как же ты всё это терпела. Я бы не смогла. Я бы убила его или выгнала к чёртовой матери». – « Может и я бы так сделала, да любила я его  каждой клеточкой своего тела и души. И никого другого мне не надо было. Когда любишь, не имеет значения болен он или здоров, просто любишь.  Ну, что тут скажешь? Видно, бывает и такая любовь. Пока я жила с ним, не знала дорогу в больницу, от  всех болезней  у него было одно лекарство – хороший секс, и это всегда помогало. Он был мне помощником во всём, любил заниматься с детьми, мы все вместе ездили в отпуск, к родителям. Нормальная дружная семья, если бы не его мания – хоть и редкие, но отлучки».  Вера тихо сказала: «Фира, ты такая красивая. Неужели на тебя другие мужики не заглядывались? Нашла бы себе другого, и жила бы, припеваючи?» - « Не пыталась даже. Думала только, лучше бы он перестал мужиком быть, тогда жил бы с нами, не глядя по сторонам. И, видимо, накаркала. Пришёл домой сладкий мой мучитель, и вижу я, что он совсем больной. Потащила его в больницу. Оказалось – проблемы с предстательной железой. Год промучился и умер от рака. Пока он болел, я вся извелась. Думала, он умрёт, и я умру, невыносимо было сознавать, что он уйдёт и уже никогда не вернётся. Но, видимо и страданиям есть предел. Умер мой грешник, похоронила его, а сама дальше живу. Душа моя пуста. И пустоту эту никто никогда не заполнит – ни дети, ни внуки, хотя я люблю их всех. Не живу, а доживаю, ведь Гриша мой – единственная любовь всей моей жизни». В комнате повисла тишина.