У Кузьмича 1

Кузьмич. Сторож механизированной мастерской совхоза.

Личность интересная и колоритная, а вот внешне… внешне ничего примечательно собой не представлял: роста маленького, худой, сморщенный, небритый, давно не стриженые, черные, с проседью волосы торчат в разные стороны. Карие с косинкой глаза всегда излучают тепло и сердечность. Он никогда никого не обижал, не грубил, и всегда готов был оказать посильную помощь любому, кто в ней нуждался.
И люди к нему за это неизменно относились уважительно, с почтением.

Сколько лет ему было, откуда он приехал в село и когда, никто толком не знал, да шибко и не интересовался. Имени его тоже не знали, Кузьмич и Кузьмич…

Говорили, он на флоте служил, что жена его бросила, что даже сидел в местах, не столь отдаленных, что… Но, так это или нет, толком никто ничего не знал.

Жил он в небольшом, но очень ухоженном домике, что стоял через дорогу от его работы с тетей Олей, знаменитой на всю округу самогонщицей. И хозяйство держал приличное, а чего не держать, если корма покупать не надо, картошку сажать не надо, овощи и фрукты чуть не весь год на столе и все с совхозных полей.

Техники в совхозе много, если каждый привезет по мешку, вот и получается…

А в компании Кузьмич был просто незаменимым человеком. Во-первых, при нем всегда была бутылочка самогона с перчиком, а это для сельского механизатора утром первое лекарство. Во-вторых, Кузьмич знал столько историй, что порой на них ни времени, ни водки не хватало. Сам же пил мало, зато возглавить компанию мог всегда. Он умел создавать за столом веселую, радушную обстановку.

2
Отсеявшись, грязные, потные и уставшие механизаторы по укоренившейся в веках традиции по достоинству отмечали это дело.

К этому готовились загодя, предусмотрительно откладывая деньги на запланированное торжество.

Кузьмич в этом деле также был незаменим. Он аккуратно разложил на вкопанном во дворе огромном столе посуду, нажарил картошку, сварил на костре в огромном казане уху из гигантского толстолобика, выловленного как раз для этих целей в местном пруду и в знак благодарности презентованного директором совхоза. Аккуратно порезал хлеб, колбаску, сало, лук, разложил соления, яблоки, хотя прекрасно знал, самогон выпьют до капельки, уху съедят, а все остальное придется относить свиньям.

Веселье всегда начинается шумно. Говорят, сразу все, но никто никого не слышит. А когда всеобщая радость немного стихает, наступает стадия умиротворения и вспоминают о Кузьмиче.

- Кузьмич, а правда, что ты служил на флоте?

- Может и служил, когда это было…

- Говорят, ты сидел?..

- Лешка, тебе это надо знать? – обрывает Алексея пожилой тракторист, дядя Миша, -Сидел, не сидел, служил, не служил… Жил человек и это уже нормально. А как жил, не твое дело. Кузьмич, - оборачивается к сторожу, - рассказал бы нам что-нибудь веселое, чтоб не заснули раньше времени.

Все дружно закуривают в предвкушении предстоящего рассказа. Многие не верят в слова рассказчика, но слушают охотно.

- Я, наверное, вам уже все порассказал, - набивает себе цену Кузьмич.

- Ничего страшного, может мы о том уже всё забыли.

- Хорошо, - он вальяжно откидывается в своем кресле, сделанном из огромного и очень толстого отрезка ивы, с подлокотниками и спинкой, на сиденье лежала большая шкура собаки, - Для затравки расскажу вам анекдот, директор его утром сюда привез вместе с толстолобиком. «Сын спрашивает у отца: «Папа, а у Адама была теща?». «Нет, сынок, тещи у него не было, он же в раю жил».

И опять все рассмеялись.

- Не понял, - говорит Алексей, - а что здесь смешного? Ну жил в раю и что?

Все опять рассмеялись.

- Леша, не тупи, я тебе завтра расскажу и про рай, и про Адама, и про то, откуда дети появляются… - весело говорит Евгений.

- Сам дурак!.. Без сопливых разберусь.

- Цыц, петухи. Начнете браниться, домой отправлю, - дядя Миша всегда гасил необузданную страсть. И его слушались.

- Так вот, - начал Кузьмич, - мой отец, между прочим я в честь него назван, работал забойщиком скота в заготконторе. А у нас в стране как заведено: кто где работает, тот там и ворует. Вот батя и приворовывал это мясцо. Главное, что на работе у себя они этого мяса могли съесть, сколько захочешь, а вынести за проходную не могли. Привяжет, бывало, отец кусок вырезки между ног и пожалуйста, а чтоб не заметно было, носил для этих целей широченные штаны. Очень любил он бычьи яйца и коровье вымя и главное, мог их приготовить так, что пальчики оближешь. И вот как-то вынес он за проходную вымя, сел в автобус, а жили мы за городом, двадцать пять минут езды, и едет. Народу много, встал он на задней площадке у окошка, стоит, смотрит, как кусты мимо пробегают.

То ли пуговица у него от ширинки оторвалась, то ли он ее забыл застегнуть, только сосок и вылез оттуда. А он стоит и ничего не подразумевая, улыбается, рассуждая о прелестях бытия.

Кондукторша, что сидела у двери, заприметила у отца такую картину и стала жестами и глазами показывать ему, мол… приведи себя в порядок. Пассажиры, увидев корчащуюся кондукторшу, обратили внимание и на отца. Раздался робкий смех, вскоре переросший в настоящий гвалт.

Чтобы всем лучше было видно народ расступился, образовав вокруг него полукруг.
Водитель, встревоженный неадекватным поведением пассажиров в салоне, остановился.
Батя, как увидел торчащий из штанов сосок, покраснел и начал спешно засовывать его в штаны.

Спешка, как показывает опыт и практика, никогда не приводит ни к чему хорошему
Покудова он засовывал один сосок, вывалился второй. На мгновение, от такой шокирующей картины автобус умолк, но затем вновь зашелся в истерическом смехе.

- Да что за хрень такая? - прохрипел сконфуженный отец и грязно выматерившись, быстро достал из пиджака нож, отрезал соски, спрятал их в карман и счастливо поглядел на пассажиров, как бы приглашая их разделить с ним свою радость.
От увиденного, лицо кондукторши налилось темно вишневой краской, глаза вылезли их орбит, она замахала руками, разинула рот и стала сипло хватать им явно недостающий воздух. Кто-то жалобно ойкнул и рухнул на пол. По салону растекся кислый запах желудочного содержимого.

- Да что вы? –улыбнулся отец, - Не волнуйтесь, меня еще есть!

И тут из его глаз во все стороны полетели искры. Это какой-то мужик врезал ему кулаком в лицо, потом он изведал романтику недолгого полета и услышал гул отъезжающего автобуса. Домой он пришел далеко за полночь побитый и пьяный. А из заготконторы его выгнали.

Раскат хохота содрогнул вечернее небо.

- Кузьмич, - простонал Владимир, шофер главного инженера, - я такую историю читал в интернете, скажи, ты все это придумал?

- Вова, интернета у меня нет, да и читать я давно разучился. Рассказал, что знал.

- Коля, - отсмеявшись спросил дядя Миша своего напарника, - ты должен помнить дядю Славу Коваленко, он за конторой жил, хозяйство огромное держал, жена от него еще сбежала с армяном… Ему тогда около пятидесяти лет было. С придурью мужичок был… Но трудиться любил. А вот с женщинами у него ничего не ладилось, никто из-за его природной жадности и скупости с ним не уживался.

- Очень смутно. Я же не здесь родился. Это когда женился, приехал сюда жить. А чего ты спросил?

- Да был с ним тоже забавный случай.

- Так расскажи, посмеемся.

- Раньше к нам каждый год осенью на уборку овощей присылали с фабрик и заводов помощников с города. И в основном это были женщины, и в основном разведенки, а мужиков мало. Они работники хреновые, быстро в пьянство пускались. А какая работа у пьяницы?.. Руководила приезжими Мария Ильинична… - он задумался, - Не, фамилию запамятовал. Баба – огонь! Она профсоюзом в совхозе командовала. И как-то к ней этот дядя Слава подкатывает, мол Ильинична, найди мне среди приезжих бабу, а то я совсем уже одичал.

- А сам?..

- Не, я не по этому делу.

Короче… По утрам она обязательно проводила планерку. Ну и говорит: «Девчонки, есть тут у нас один мужичок, так вот он сильно соскучился по женскому телу. Может кто-то из вас и заинтересуется. Ему сорок семь лет, богатый, разведен, но скупой…».

- Нэ крокодил? – спрашивает одна.

- Не красавец, но и не дурен.

- Согласна, - машет та под общий хохот, - Только вот за;просто нэ получится, - она часто в некоторых словах заменяла «е» на «э», - Пусть принесет банку молока, штук тридцать яиц, литр мэда, сала, курку зарежет… Нэ за просто же так я ему дам мять свое изнеженное тело?

Через день Мария Ильинична принесла все, что было заказано.

- Передайте кавалеру, - сказала разбитная дама мужеподобного вида, которую звали Серафима - пусть ждет меня у копны сэна за коровником часов в дэсять вэчера.

Опоздав минут на сорок Серафима тихо подошла к копне, следя за беспрестанно мелькающим огоньком сигареты. Вокруг стояла кромешная тьма.

- Ждешь? – нарочито громко спросила она.

Мужчина от неожиданности присел.

- Вот оказывается ты какой, северный олень? А чэго дрожишь, испугался, малыш? Не дрэйфь! Это я, вожделенная тобой Офелия, - засмеялась она.

- Замерз что-то, пока вас ждал.

- Вас? Меня это радуэт! Ты что куришь?

- «Приму».

- Плохо! Придется покурить свои. Жаль, что нэ вижу я тебя… Значит так, - она толкнула Вячеслава рукой. Тот не устояв, повалился на сено, - Пока я курю, ты эротично снимать с себя всю одежду… Повторяю, всю… И трэпэтно ждешь мэня… Мы будем делать с тобой ЭТО по-взрослому, а по-взрослому – значит бэз трусов. Я нэ заставлю тебя долго ждать, мой похотливый баловник!
 
Коваленко от такого напора просто обезумел. Он быстро поднялся и ничего не говоря бросился бежать наутек.

- Милый! Куда ты? – доносилось до него, - Мы же с тобой ничего еще не совершили…
Но Вячеслав бежал не оглядываясь.

И опять раскатистый мужской смех заставил ярче сверкать зажигающиеся звезды.

- Миша, у этой истории было продолжение, - закурил Валентин Алексеевич, - ведь Мария Ильинична была мне тетка и я слышал, как она маме рассказывала. Короче, почти за полночь у нее раздается стук в дверь, а муж ее на дежурстве был.

- Кто там? - боязливо спрашивает она.

- Это я, Коваленко Слава.

- Чего тебе? - открыла она дверь.

В дверях стоял бледный, дрожащий Вячеслав. Он тяжело дышал.

- Что случилось? Ты на свидании был?

- У тебя выпить есть?

Тетя Маша поставила на стол бутылку, хлеб, котлеты и малосольные огурчики.

А он выпьет, корочку понюхает и сидит. Наконец, пьянеть начал.

- Рассказывай, что произошло.

Он поведал эту историю, что вы рассказали, а потом и говорит, - Испугался я, когда она мне сказала, что будем бэз трусов. От этого «э» у меня мурашки побежали по коже, страх навалился. Думаю, вампирша, какая-то.

- Не переживай, - говорит тетя Маша, - значит не твоя это женщина.

А он сидит, голову на грудь опустил и скулит, - Что моей не хватало? Чего она удрала с этим армянином? Ведь я о-го-го какой мужик! У него что, в штанах лучше моего, не верю! Я бывало выйду помочиться, так струей три листа лопуха пробивал, он у меня крепче железа… Вот ты баба, скажи, чем я хуже этого армянина?

- Дурак ты, Слава. Полтиник скоро стукнет, а так и не понял, что женщине не только сила мужская нужна, а и слово ласковое, душевная теплота… Теперь встал и домой пошел, жених! И здесь бабу не мог ублажить, Аника-воин!

                *           *             *
Выпив, мужчины неохотно стали разбредаться по домам, а Кузьмич, подбросил в костер дров, поставил на огонь чайник и стал наводить порядок.

На завтра баню следует хорошо протопить, все снова придут. И опять будут разговоры, и опять будет смех. А следующая большая компания соберется теперь аж после жатвы.

Так было сегодня и так будет всегда.