Город прекрасных женщин

«…Риэ вспомнил, что любая радость находится под угрозой. Ибо он знал то, чего не ведала эта ликующая толпа и о чем можно прочесть в книжках, – что микроб чумы никогда не умирает, никогда не исчезает, что он может десятилетиями спать где-нибудь в завитушках мебели или в стопке белья, что он терпеливо ждет своего часа в спальне, в подвале, в чемодане, в носовых платках и в бумагах и что, возможно, придет на горе и в поучение людям такой день, когда чума пробудит крыс и пошлет их околевать на улицы счастливого города…»
Альбер Камю. «Чума».


Поэт Роман Игнатьевич после работы решил заглянуть в винный погребок на улице Краматорской. Совсем недавно маленькое помещение кондитерского магазина перегородили, и половину отвели под винную забегаловку. Конечно, получался не совсем «погребок», но там царил полумрак, стояли столики, а продавщица за стойкой наливала в пластиковые стаканчики разные российские вина от ста граммов и выше. Кто хочет – могла налить и чачу. Хотя, цена уже заметно «кусалась».
Вообще-то назвать вином, то, что наливали бичеватым посетителям погребка, назвать было можно с очень большой натяжкой. Но, вот, к примеру, римляне никогда вино в чистом виде не пили, разбавляли водой.  И тут, в питейном заведении на Краматорской улице, тоже старались от древних традиций не отставать. Правда, было подозрение, что уже на точку вино поступало в римской кондиции, но тут уж, конечно, никто никого за руку поймать не мог и свечку не держал.

Ну, публика в погребок приходила без особенных претензий. Расплачивались в основном металлической валютой, которую тщательно выскребали из всех карманных сусеков.
А Роман Игнатьевич заглядывал в погребок просто потому, что «по пути». Квартира в двух шагах. Можно идти с работы, прогуливаться, а потом, так, промежду прочим, и заглянуть в полутёмную забегаловку.

«Возле столика напротив ты сидишь вполоборота вся в лучах ночного света». Да, прямо так! Неожиданно. Оглушительно. Красивая женщина – понятие растяжимое, но тут однозначно!  Поэт Роман Игнатьевич был женат. И, безусловно, на самой красивой женщине. Но, во-первых, с того момента прошёл уже довольно изрядный срок. А, во-вторых… Нет, это даже во-первых! Красивей женщины, которую Роман Игнатьевич увидел в полутёмной забегаловке на Краматорской улице, он не встречал. Ни в жизни, ни в кино. Где и Софи Лорен, и Клаудиа Кардинале и – Анджелина Джоли. Рядом с этой, которая за столиком вполоборота напротив, поставить, посадить нельзя было никого.
НИ-КО-ГО!

На такую смотришь, и мысль о том, что «вот бы её!» - она на пятом или каком десятом месте. С ней бы - побыть просто рядом! Смотреть на неё. «Как смотрют дети…». Как смотрят… на Джоконду. Отвести взгляд – потом смотреть снова. Отойти, потом снова оказаться близко-близко. Вдохнуть аромат её одежды, тела, волос. Да, у неё не запах, а именно – аромат!..

Захотелось подойти, сказать какую-нибудь глупость, чтобы завязался разговор. А – можно ли к ней подойти?
«Какая разница? Потом буду жалеть всю оставшуюся жизнь!» - пронеслось в голове у Романа Игнатьевича. И он встал из-за своего столика…

Нет, мыслей про измену в его голове пока ещё не завелось.
Пока он не подошёл к этой женщине, пока с ней не заговорил…

Нет такого мужа, который не мечтал бы хоть на час стать холостяком.

Роману Игнатьевичу… нет, не холостяком… ему захотелось сразу стать… мужем этой женщины. Чтобы владеть, обладать ею ежесекундно и всю оставшуюся жизнь!..
Имя у неё было слегка необычное - Белла Аскеровна. Ну, имя, как имя. Всякие у людей имена бывают. В конце концов, с имени воду не пить.
И поэту совсем не показалось странным, что такая шикарная женщина, эта королева как-то легко пошла с ним на контакт. И разговорилась легко. И вино пила с ним разбодяженное…
А потом…

А потом и… пригласила к себе в гостиницу «Урал». Где она остановилась всего на пару дней.

Какая гостиница! Роману Игнатьевичу домой уже было давно пора, земля под ногами горела, но – как он мог отказаться? Упустить возможность?..
И он пошёл, придерживая за локоток своё божество, своё совершенство.

И совсем не показалось странным Роману Игнатьевичу, что Белла Аскеровна, почти безо всякого сопротивления, следовала его желаниям. Она, как будто, читала его мысли. Едва задумался поэт, как бы приятную беседу продолжить уже в каком-нибудь уединении, так тут же богиня его рассказала про гостиницу, которая тут совсем рядом, в двух шагах.
И в номере достала из мини-бара разные напитки и сказала: «Я сейчас» и ушла в душ…

В это невозможно было поверить!

Роман Игнатьевич, конечно, не был каким уродцем. Носил бородку клинышком, подтягивался шесть раз на турнике. Молодые студенточки на занятиях в институте строили ему глазки и, чего уж тут греха таить, ему, как поэту, случалось, и отвечать на эти призывы. Но – коротко, эпизодически. Потому что на первом месте всегда семья, супруга Налечка.
Которая ревновала его даже к красивым домашним животным.

И вышла Белла Аскеровна из душа.

На голое тело в тонком халате. Пышные волосы уже феном просушены.
Пить стали из маленьких рюмок крепкие напитки.

Роман Игнатьевич догадывался, что эта фантастическая женщина уже готова ему отдаться, но не понимал – за что? Конечно, ему в голову и мысли не могло прийти, что у неё низкая социальная ответственность, что своё неожиданное расположение к нему она обнаруживает исключительно из каких-то низменных материальных интересов.

И – правда.

Когда у них всё случилось, Белла Аскеровна, теперь уже его «белочка», даже никак не намекнула о вознаграждении. Хотя поэт Роман Игнатьевич никогда доселе не испытывал такого полового счастья. Нет! Не было у него такого! Вообще никогда ничего до этой женщины у него не было! Она – первая! Она – единственная! Она – навсегда!

Но в этот вечер всё-таки «всё» и «сразу» не получилось.

«Белочка» сказала, что очень устала, что хочет побыть одна. Что на неё обрушилась такая волна чувств! Что ей нужно всё обдумать, осмыслить! Что у неё тоже, как и у Романа Игнатьевича всё, как в первый раз! И не было так ни с кем и никогда! И – тоже – «вместе», «навеки», «навсегда»… Только… Нужно немного отдохнуть. Прийти в себя… Вот – завтра… Да, да, завтра они встретятся снова и всё решат…

Домой наш поэт не шёл, он летел!
Он, на всякий случай, уже за порогом гостиницы проверил кошелёк: все купюры на месте.
Выходит, правда – любовь!..


И вот – дом – семья – кровать. Всё, как обычно.
С женой давно не было интима, оба чувствовали это напряжение эротической атмосферы, его нарастание, которое вот-вот должно было разрядиться в приятных любовных процедурах.  И ничто не предвещало недоброго.
Правда, огонь страсти у Романа Игнатьевича заметно потускнел, ввиду тех самых обстоятельств неодолимого свойства, которые накануне с ним произошли, но был он уже не мальчик, но муж. И собирался недостающие компоненты супружеского праздника восполнить опытом, самоотверженностью и энтузиазмом. И…

Вначале Роман Игнатьевич натолкнулся на взгляд супруги, полный изумления и неподдельного замешательства.
Она, как обычно, чуть смущаясь, взглянула на голом, собирающемся прыгнуть в кровать, Романе Игнатьевиче, ТУДА…
И взгляд её… застыл…

Роман Игнатьевич снисходительно улыбнулся: ну, вот, двадцать лет женаты, а его Налечка всё никак не привыкнет, всё не перестаёт изумляться…
И – привычно потянулся к орудию исполнения супружеского долга.

Но… его не оказалось на привычном месте.
И, вообще – нигде!
Роман Игнатьевич пальцами, потом ладонью, всей рукой пошарился там, где всегда, но, к ужасу, обнаружил… совершенно голое место! Да, под лохматым лобком… ничего не было! Совсем! Абсолютно гладкое место!
Как в сказке «тысячи и одной ночи»…

Роман Игнатьевич впал в лихорадочное состояние. Ну, ладно – триппер, пусть сифилис, даже – чёрт с ним – ВИЧ! – но не это!

Нет! Этого не может быть! Это сон!

Дрожащими пальцами прошёлся по проблемному месту… Зачем-то почесал… Ничего так и не появилось. Если идти рукой ниже, дальше – там… нет, туда руками лучше не лезть…
И больше - ничего…

Налечка так и продолжала стоять на постели на коленях в поясочке с пристёгнутыми чёрными чулками, без лифчика и уже без трусов и хотела, наверное, говорить, но у неё не получалось…
Она такая в эту минуту была красивая, что у Романа Игнатьевича непременно бы встал.
Если бы был…
А так…

Роману Игнатьевичу срочно захотелось в туалет. По-маленькому.
Он сказал Налечке «сейчас» и выбежал из спальни.

Хотел привычно, стоя, замереть над унитазом, но руки опять ничего не нашли. Пришлось позорно, по-девчачьи, присесть. Хорошо ещё, что на месте утраченного органа осталась дырочка…

Да… Идти в спальню… Нужно как-то всё объяснить Налечке, а – что? Если Роман Игнатьевич и сам ничего не понимал.
Если бы триппер – тут всё однозначно: кобель! паскуда! – и т.д. Но тут всё ясно. Как и весь дальнейший сценарий развития событий.
Но сейчас враньём могло выглядеть абсолютно всё: ну, ладно, был с бабой, ладно, переспал… Это, что – она отгрызла? А, если отгрызла, отрезала, то где кровь? Почему – никаких следов ни укуса, ни ампутации?.. Почему всё так идеально гладко? Ни шрамика?

Как будто таким Романа Игнатьевича мама родила…

В общем, зашла наша жертва несчастного случая в спальню, присела на край кровати и так и стала сидеть и молчать.
- Я не знаю, что со мной, - сказал Роман Игнатьевич.

И это было сущей правдой…

А потом было утро. Хмурое, седое, отвратное. Хотя и солнце светило, и птички чирикали.
Роман Игнатьевич торопливо шёл в поликлинику, ему в это утро, даже соловьи, каркали…
В регистратуре поэт замешкался. К кому идти? Раньше, когда простата забеспокоила, он к урологу ходил. Ну, и сейчас к нему записался.
Как положено, очередь в кабинет отстоял, отсидел – зашёл к врачу.
– Что у вас?
– Ничего…
- Как ничего?
- Ну, вот – посмотрите!
Роман Игнатьевич стал расстёгивать джинсы…
- Нет! Не надо! Вы так скажите!
Но Роман Игнатьевич не послушал.

Женщина-врач клятвы Гиппократа частично ещё помнила, про то, что людям нужно помогать. И ещё анекдот, что врач не должен быть брезгливым. И между ног пациенту всё-таки глянула.
И тут же, с облегчением, выдохнула: - Так, это не ко мне! Вы же, этот… транссвистит!
- Какой трансвестит! Чуть не со слезой в голосе вскрикнул Роман Игнатьевич, - это со мной только вчера случилось!..

И он в немигающие, не верящие ему, не слышащие глаза врача пересказал свою недавнюю историю, опустив подробности своего мимолётного блуда.
Уролог что-то написала на обложке фломастером и сказала, что это не её профиль. А поэту, трассвиститу, нужно, скорее, к андрологу, психиатру или к хирургу.
Хотя, к хирургу совсем непонятно, зачем.
Потому что отрезать у Романа Игнатьевича уже было абсолютно нечего.

Андролог сказал, что он в последнее время все мужские болезни виагрой лечит. Но, судя по анамнезу, применять виагру его пациенту совсем ни к чему.
Ну, для психологического комфорта, может, купить в туалет биде?..

И остался бы наш Роман Игнатьевич со своей бедой и биде в придачу один на один, если бы…

Если бы не стали в поликлинику приходить один за другим мужчины разных возрастов и сословий с жалобами на то, что у них случилось пропадание пениса до полного его отсутствия. Врачи уже самых разных специализаций поначалу пытались на этот стыдный симптом закрывать глаза и прятать голову в песок, пускали этих «пидорасов» (как почему-то сразу их стали по за глаза называть) по кругу, от терапевта до патологоанатома, но действия эти проблему отнюдь не снимали. Поток мужчин в медучреждение рос и ширился.

В дело вмешалась прокуратура.

Вообще – вопрос с участием следственных, а, в творческом с ними содружестве и карательных, органов, назревал уже давно. В этой нашей медицине, с первых лет становления Советской власти столько узких мест обнаружилось. То – врачи-вредители, отравители, то приписки, то лишние штатные единицы, мухлёж с бухгалтерскими документами. Иногда – просто – слишком умные.
За этими врачами глаз, да глаз нужен был постоянно.
Под пристальный глаз прокуратуры в связи с новой ситуацией на местные наши медики и попали.
Тем более что аккурат в эти дни, вернее, прошлой ночью, пенис пропал у самого городского прокурора Силы Наумыча. И – как у всех прочих жертв – вместе с яйцами.

Вся полиция города, спецназ и ОМОН, а также Росгвардия были подняты на ноги, чтобы найти преступника, который совершил это глумливое ограбление.
В полиции и объяснили всё по-своему и за решение проблемы взялись своими методами.
Стражи порядка завели, вернее, возбУдили уголовное дело по поводу дерзкого ограбления, нанесения увечий представителю государственной власти. За причинение ему морального и физического ущерба. За оскорбление при исполнении. Параллельно пошли перетряхивать все медицинские учреждения, вплоть до стоматологии и ветеринарных клиник.
ОМОН забрасывал больницы и поликлиники гранатами со слезоточивым газом, укладывал персонал мордами в пол и спрашивал, что они делают с внешними органами мужчин города?
Появилась версия, что яйца с пенисами российских граждан-мужчин изымаются разведкой враждебного нам государства – не будем показывать пальцем, каким…
Но гениталии городского прокурора стали главной головной болью правоохранительных органов.

Срочно был составлен фоторобот. Для этого пригласили секретаршу Светочку, дознавателя Милену Аскольдовну, практикантку Ассоль. Прокурор настоятельно рекомендовал прислушаться к её показаниям, потому что девушка была к нему очень внимательна, исполнительна и хорошо всё разглядела вблизи.
Фоторобот размножили, расклеили по всему городу, показывали каждые полчаса по местному телеканалу.
Тому, кто обнаружит гениталии прокурора или укажет их местонахождение, обещалось солидное денежное вознаграждение.
К работе подключили лучшего следователя, Армагеддона. И он, согласно инструкции, вызвал прокурора для собеседования.  То есть – с неизгладимым трепетом зашёл в кабинет к начальнику, чтобы спросить – не заметил ли тот чего необычного в последние дни.

Среди прочего выяснилось, что прокурор только вернулся из командировки. Как обычно, ехал по ЖД в спальном вагоне. И с ним в купе оказалась очень красивая женщина. Ну, такая красивая, что даже наш Сила Наумыч таких к себе в сауну не водил. Слово за слово – выпили шампанского, потом – прокурор даже и не заметил как – у них произошёл акт соития. Причём так и в таких формах и позициях, что дух, захватывало! Прокурор уж всякое видывал, но – такое! И у него, впервые за много лет стабильных супружеских отношений, возникла мысль – а, не прервать ли их к чёртовой бабушке! А – не жениться ли ему на этой милой девушке потрясающей красоты!

- Ты знаешь, - тут Сила Наумыч перешёл на шёпот и придвинулся близко к уху самого лучшего следователя, - я тебе, как мужик мужику, скажу: мне было так хорошо, что показалось в какой-то момент, что он у меня туда к ней вошёл, вместе с яйцами!

Армагеддона от такой доверительности даже пот прошиб.

Ну, а потом – вот это: взял Сила Наумыч у красавицы телефончик, расцеловались они жарко на прощание, и сошёл он, счастливый, с поезда. С мыслями о разводе и новой свадьбе в самом дорогом ресторане Орска.
А тут – забежал по дороге в кусты поссать, то есть помочиться по малой нужде, а – нету трубочки!
Туда-сюда – голое место. Прокурор даже про мочиться-поссать забыл. Занялся поисками. В замешательстве, так, не вынимая рук из ширинки, вышел из кустов.  Идущие в обе стороны по тротуару граждане уважительно сторонились, обходя полицейского с красными лампасами десятой дорогой.
Вот, собственно, и всё…

Ну, это так всё… В общих чертах… Два эпизода…

*** *** ***

Тогда в Орске, когда пошли эти первые случаи с удивительной ампутацией мужских гениталий, никому и в голову не могло прийти, что это вирус. Ну, да, обыкновенный вирус.
Принято считать, что вирус – это такая микроскопическая зараза, которая легко проникает даже через медицинскую маску. Но природа не терпит однообразия. Этот новый вирус выглядел на вид, как девушка, как роскошная женщина, мечта поэта. И – вообще – мечта каждого мужчины. Эта женщина отлично подстраивалась под любой психотип мужчины. Она знала, как с ним заговорить, как ему ответить. Где – улыбнуться. Где – проявить сговорчивость, где – напротив, изобразить неприступность и холодность, чтобы обострить, разжечь к себе интерес страсть. Конечная цель – соитие, отъём, лишение мужчин гениталий, которые для женщины-вируса являлись мощным источником энергии, способствовали её активности и дальнейшему распространению.

Ещё одна особенность женщины-вируса: у неё отсутствовали мозги в том понятии, какими мы привыкли их воспринимать. Вирус вообще был пустышкой. Флэшкой. Которая активировалась в режиме «блютуза», как только в поле зрения попадался объект мужеского пола, достойный внимания. Происходила мгновенная настройка, сканирование мозга жертвы. И – женщина-вирус становилась той самой, желанной, единственной, которая одна на миллион: - Любишь рыбалку? И я! Болеешь за «Спартак»? Какое совпадение – и я тоже!  Не любишь читать? И я эти книги терпеть не могу!..
И в постели, или – на обеденном столике, у пожарной лестницы, хоть на фонарном столбе, где приходилось женщине-вирусу соединиться со своей жертвой, она обставляла всё так, как будто исполняла самое заветное, самое тайное желание мужчины. Которое пряталось у него в глубине подсознания, но сказать об этом, даже самому близкому человеку, он боялся.

И мужчина даже не подозревал, что находится он в этот миг на эшафоте.
И желание, которое исполняется у него в эти мгновения – последнее…

Ну, техника самой ампутации была отнюдь не новой, она была известна ещё с незапамятных времён и с успехом применялась филиппинскими хилерами в местах, труднодоступных для традиционной медицины. Это – так называемая, «хирургия четвёртого измерения».
В конкретном случае функции невидимого скальпеля-гильотины исполняла вагина прекрасной дамы, которая коварно раскрывалась для приятия в себя всего мужского хозяйства, а потом незаметно, безболезненно и даже со всевозможными приятными для партнёра ощущениями, «отсоединяла» его от остальной части тела мужчины.
И – никаких следов. Ни укуса, ни даже – щекотки…

Коварство нового вируса состояло в том, что информация о пагубном его воздействии была слишком специфической, глубоко интимной. Ну, если сравнить с простейшими венерическими заболеваниями, то мужчин, попавших в неприличную ситуацию, можно легко понять. Во-первых, стыдно. Совать себя, куда попало в первую встречную не стыдно, а вот потом обнаружить какую-то заразу, уже крайне неудобно. И, что ещё хуже – заразить этой же болячкой близкого человека! И этого не скрыть, не перетерпеть. Оно само не проходит!
Нужно идти к врачам, всё им рассказывать, снимать перед ними штаны…
Пусть даже последствия легко лечатся, но нервная обстановка, неизбежный стресс от случившегося…

Здесь же, с женщиной-вирусом, всё выглядело и похоже, но и несколько иначе.
Во-первых, когда у счастливого любовника вдруг пропадал пенис, он мог никому об этом не рассказывать. Никаких признаков заболевания. Ничего не беспокоило. Только иногда, изредка, по ночам фантомные ощущения эрекции. И – всё.
Шокированные жёны никак не связывали случившееся с женщинами, поэтому моральная сторона трагедии тоже не страдала.

Вирус легко распространялся. На улицах города появились эти удивительные красавицы, к которым мужчин притягивало, как магнитом. Каждому хотелось «хоть раз». Вот это самое, знаменитое «папановское», что «нет такого мужчины, который, хоть на час, не хотел бы стать холостяком…»

Чтобы на всю жизнь лишиться мужского достоинства, достаточно было пробыть в контакте с прекрасным вирусом всего несколько минут…

Ну, а дальше – всё, как с обычным вирусом.

С ним не боролись, потому что его просто не замечали. Кому могло прийти в голову, что это – женщины?

Городские врачи отказались принимать пациентов-мужчин, которые жаловались на отсутствие пениса. Да, именно: жалоба квалифицировалась, как «отсутствие». Мужчины приходили, в общем-то, здоровые, без всяких повреждений.  И, по всем признакам, выходило, что обращаются они к врачам с врождёнными дефектами. Врачи были материалистами, в чудеса и «четвёртые измерения» не верили, и отправляли жалобщиков к пластическим хирургам и психиатрам.

Полиция, после безуспешных поисков гениталий своего шефа, вынуждена была признать, что столкнулась с явлением необъяснимым. И, чтобы не ломать над ним голову, дело просто закрыла.
И сам начальник, тоже, кажется, смирился. Здоровье во всём остальном у него было исправным. Правда, в сауну Сила Наумыч стал ходить исключительно один. Ни девушек с собой не брал, чтобы спинку потёрли, ни мужчин-сотрудников, чтобы за столом выпить хорошо и закусить после пылу-жару.

Пил сам…


А прекрасные женщины-вирусы уже ходили по городу, ни от кого не прячась, и оттого вокруг даже возникала атмосфера какого-то праздника.

И мужчины покорной чередой, как под гипнозом, шли на очертания волшебных талий, откровенных разрезов от бедра и вырезов, которые тоже практически доходили до бедра, только уже от шеи.
Они легкомысленно отвечали на улыбки фантастических красавиц, которые девушки бросали из-под полей красивых шляпок, из-за прядки волос и сквозь опущенных ресниц…

И… город стал меняться…

В нём всё меньше, а потом и вовсе прекратились, перестали появляться дети.

Население стало превращаться в однообразную массу стариков, доживающих свой век.
Среди них ещё продолжали ходить эти вечно молодые, вечно красивые, женщины.

Конечно, существовали супружеские пары, в которых мужчины так и оставались верными супружескому долгу. Как и в любом случае с инфекцией, у какого-то процента населения присутствует иммунитет. Но таких было мало. И в общей массе они терялись.

Незаметная эпидемия растянулась в городе на несколько десятилетий.
Потом, исчезла, так же неожиданно, как появилась.
Вместе с прекрасными женщинами.

Остались обыкновенные.

От которых мужчины, без всякого ущерба здоровью, стали привычно терять головы.

Что своевременно и весьма положительно сказалось на состоянии демографии нашего города.