Образа

В соседний магазинчик, где обычно покупают иголки-нитки, привезли иконы. То есть не сами иконы, а заготовки для их домашнего изготовления – наборы бисерного шитья. Портреты и руки Христа, Богородицы, прочих святых угодников были напечатаны красками на основе, как живописные полотна. Остальное поле отдавалось стеклянному яркоцветью.
Наборы были не из дешёвых, таких вышиваний здесь ещё в продажу не поступало. Соседка Вика - известная на весь большой дом швейных дел мастерица - тут же обзавелась дорогой новинкой и уселась за работу. Недели четыре корпела, потом позвала Светлану полюбоваться результатом. Светлана увидела распростёртые крылья Ангела-хранителя - и обомлела. Она не была знатоком рукоделия, поэтому переливающиеся краски ангельского облачения её поразили. Грозный небесный воин, казалось, осязаемо расправил напоённое светом оперение, поднимаясь над тонким полотном. Крохотные бусинки драгоценно сверкали золотом и серебром, рубиновыми каплями и приглушённой бирюзой, жемчугами и самоцветами. Лик трепетал, летел, жил! И от его присутствия маленькая Викина мастерская стала наряднее и вроде бы даже просторнее.
Светлана не знала что сказать. В её глазах красота чУдной иконы удивительно слилась с прелестью вышивки. Подумалось: такое совершенство только Богу и нужно посвящать.
…Верила ли она в Бога?
Даже самой себе, как на духу, Светлана ответила бы: не знает. Молиться умеет, крестится трёхперстием, храм посещает в платочке и обязательной юбке. Без подсказок церковных служек различает главные лики иконостаса. Разве не довольно для обыкновенной прихожанки?
Но чтобы с придыханием, истово, подобно священникам? Или проникаясь божественным едва не до обморока, как Лада, торгующая в православной лавке разным духовным товаром? Точно нет. Зачем ей этак фанатеть, ставя раза два в год свечку на помин души умерших родственников?
Да и крест-то Светлана надела без особого порыва, по случаю. Ладка с вечно горящими, как у голодной кошки, глазами всё тюкала да тюкала: не можно-де русскому быть некрещёну. Как встречались, так и заводила эту шарманку, бубнила о разном ангельском или бесовском. Будто иных тем между подругами нет! Едва не рассорились, пока Светлана не уступила и не сходила вместе с ней в крестильню.
Постояла тогда у купели среди десятка таких же приобщаемых, утерлась от капель, разбрызганных вокруг батюшкой, надела на шею грубый шнурок с маленьким крестиком… Вот и весь её путь к Богу. А душа так и осталась прохладной.
Правда, краешек совести порой вскипал, и тогда Светлана подумывала, что, случись у неё какое-нибудь несчастье, отношения с Господом сложились бы по-другому. Может быть. Но жизнь текла ровно, не бедно, не богато, хотя временами и скучно. Особой нужды в духовности не появлялось. Совесть успокаивалась дежурными походами в ближайший собор.
А тут, при виде сверкающего ангела, вдруг зацепило что-то, глубоко кольнуло.
Как бы она хотела иметь у себя такой образ! Но Светлана ведь не Вика, всё её умение – с грехом пополам подшить простыни да наволочки. Никогда ей не выполнить такого, не соединить божественной картины с оживляющим бисерным сиянием. Вот если бы научил кто-нибудь…
- А чего там учить! – посмеивалась Вика. – Бери иголку с ниткой, нанизывай по схеме нужного цвета бусинки-колёсики, и приштопывай. Что не поймёшь – прибежишь, покажу.
Легко сказать – приштопывай! А если у тебя не пальцы, а пешни неповоротливые?!
С неделю Светлана провела в мыслях о запавшей в душу затее. Но просто так, словно палку колбасы в гастрономе, пойти и купить небесную вещицу – это никак не укладывалось в её понятия.
Своими сомнениями и расспросами она и Вику изводила. Наконец, та взяла её за руку и отвела в магазинчик к иконам:
- Не заведёшь теста – не поешь пирогов. Бери уже! – заставила.
Был выбран образ Спаса нерукотворного: Светлане подумалось, что крупный портрет в обрамлении крохотных кристалликов должен быть особенно хорош. Разложила по ячейкам прозрачного пенальчика бисер разных цветов. Вышло похоже на маленькую палитру, откуда яркие мазки лягут на холст. Прежде, чем «приштопать» первое зёрнышко, долго приноравливалась к длинной тонюсенькой иголке, специально предназначенной для бисерного шитья.
Когда был выложен начальный ряд, за окном легли ранние апрельские сумерки. Проба заняла у Светланы больше часа. Она вспотела, напряжённые руки устали и слегка тряслись, от волнения напал голод. Но всё же осталась довольна: золотистые искорки легли ровно, одна к одной. Решила сегодня больше не шить, продолжить работу при свете дня.
Поутру, быстро покончив с домашними делами, Светлана нетерпеливо прильнула к пяльцам. Вот готов следующий ряд, вот уже на третью бисерную нитку пошла… Не замечая времени, она вкалывала и вкалывала иголку в навощенную холстинку. И длинная эта игла уже не казалась ей неудобной, и неуклюжие поначалу пальцы поддевали бисер всё более ловко. Сверканье шитья уже начало обнимать голову Спасителя, касаться переплетённых его прядей…
И вот тут-то Светлане показалось, что на икону ряд за рядом не просто перетекают бисерные краски – сам лик начинает светиться изнутри, наполняется жизнью. А в какой-то момент она будто ощутила на себе внимательный взгляд из непостижимой вечности...
Или почудилось?
Опять, как вчера, навалилась усталость, но прерываться не хотелось. Упорно шила, пока не стемнело, и в глазах не зарябило до боли.
Назавтра в разгар рабочей смены Светлана поймала себя на мысли, что постоянно вспоминает о своей иконе – хотелось быстрее засесть за рукоделие. Каким-то внутренним магнитом настырно тянуло к оставленным на столе пяльцам. Но как выкроить часок для себя, если ежевечерние домашние заботы почти не оставляют времени на вышивку? Ну да охота, она ведь пуще неволи: Светлане всё же удавалось проложить рядок-другой, пока дремота не одолевала окончательно.
И удивительное дело: чем больше бисерных струй омывало лик Спаса, тем ближе ей и понятнее становился сам образ. Тонкие стежки сплетали вокруг него переливчатую игру света, оттеняя бездонность очей. Светлана всё более отчётливо видела, что под её руками простой кусок ткани от миллиметра к миллиметру преображается в искусное, жизнью дышащее произведение. Такое же, как запавший в душу летящий небесный воин на холсте у Вики.
Хотя и не быстро, но работа продвигалась. Светлану будто кто под локоток толкал: едва выдавалась свободная минутка, она садилась к иконе. Последние рядочки «приштопывала» поздней ночью, спеша поставить точку в создании собственной рукотворной прелести. Закончила и едва дотянула до постели. Замертво увалилась спать, будто после тяжёлых трудов. Не только тело, но и душа, перегретая светлыми чарами, требовала отдыха. Утром ясно вспомнила, что сновидения были радостными, как искорки на изломе звенящих хрустальных колокольцев.
О необычном сне, и о том, как повелительно звало к себе шитьё, Светлане хотелось кому-нибудь рассказать. Она была уверена, что всё это неспроста. Однако в её далёкой от религии семье к церковным темам относились скептически, а делиться с Ладой своими необычными ощущениями почему-то не хотелось.
Между тем, икона требовала завершения. Светлана под руководством Вики аккуратно натянула вышивку на картонку и вставила в глубокую золотом отливающую рамку - из тех, что предназначены специально для образов. Вика же, похвалив рукодельницу за удачный дебют, велела нести работу в храм - для освящения.
…И вот Светлана стояла под знакомыми сводами перед стареньким отцом Сергием, протягивая ему своё выстраданное творение. Священник внимательно изучил образ, вчитываясь в письмена. Поднёс икону к свету, будто проверяя, те ли колера украшают ризы Спасителя. Бисерный убор ярко заиграл под лучом, что пробрался в окно и рассыпался по церкви сверкающим каскадом. Заглянул и на оборотную сторону, одобрительно кивнув: Светлана с Викой и там всё прошили и проклеили аккуратно.
Потом начал читать молитву.
Светлана хотя и знала произносимые над иконой слова, но слушала молча, напряжённо следя за священнодействием. Она не хотела пропустить ни звука, ни жеста из этого обряда. Почему-то казалось, что он для неё куда более торжественен и важен, чем даже крещение.
И в очередной раз укоряла себя, что не прочла Библии. Лада давно сердито каламбурила: каждый православный человек обязан знать Священное писание как «Отче наш». Светлана соглашалась: нужно. И всё собиралась почитать. Да не вышло.
Подобного рода книг в их семействе никогда не водилось. Деда с бабкой крестили бои с фашистами. Воспитанные на кумачёвых советских лозунгах, они о вере знали лишь то, что она есть глупый дурман и опиум для народа. Во всеуслышание кляли попов невеждами, засоряющими чистый рабоче-крестьянский дух. Дети их - Светланины родители - само собой, тоже подпали под атеистическое воспитание, углублённое инженерными профессиями. Они почитали кумирами поэтов-шестидесятников, а молитвами – песни давно измельчавших бардов. Хотя Светлана слышала среди этих песен и красивую молитву какого-то средневекового Франсуа Вийона. О Боге, которого – предполагалось - не существует, родня поминала лишь всуе.
Светлана решила завести собственную Библию. Обрадованная Лада притащила её к себе в свечной закуток, долго рылась на полках, доставая книгу. Красивый тяжёлый двухтомник был сработан добротно, вызывал почтение. Однако тексты в нём были начертаны совершенно непонятным древним шрифтом. Неужели греческим?
- На каком это языке? – спросила она у Лады.
- На старославянском! – вид у подружки был такой, будто она сама изобрела этот язык.
- А как на нём читать-то? Словарь для перевода у тебя есть? – Светлана смутно чуяла подвох.
- Ох и тёмная ты, Светка! Какой ещё словарь, если это тот же русский, только очень старый. Да не бойся: начнёшь читать, и всё станет ясно. Я же разобрала!
На самом деле Лада в надежде продать дорогостоящий товар лукавила. Такую буквенную вязь она не знала, а прочла не Библию, но всего лишь краткое её переложение для детей.
Светлана неуверенно пролистывала страницы толстой бумаги. А если не разберёт? Точно – не разберёт, не сможет разом проглотить два горошка с ложки: премудрый текст и незнакомый язык, к которому нет словарей. По крайней мере, у Лады.
Так и осталась она без Библии, далекая от вечных истин. А разве можно уверовать в них лишь с чужих слов?
…Наконец, батюшка окропил сияющий лик святою водой и вернул его в бережные руки девушки. Теперь они держали самую что ни на есть настоящую икону!
Отец Сергий уже удалялся, когда Светлана набралась смелости и спросила вслед:
- Отче, вам понравилась моя работа?
Старик повернулся и утвердительно кивнул.
- А если я вышью другой образ специально для вашей церкви? Мне этот так радостно было шить, захотелось подарить такую же храму. У вас – я посмотрела – нет образов в бисерном шитье…
- Действительно, бисером убранных ликов мы не имеем. Но ты, милая, однако не тщись, от тебя икону принять не можем.
У Светланы задрожало внутри. Значит, всё же она что-то сделала не так, если церкви неугоден её подарок. Ох, прежде чем браться-то за иголку, надо, надо было проштудировать Священное писание!
- Но ведь это так красиво… Я от чистой души… - тихо говорила она, чувствуя стыд и подступающие слёзы.
- Не в красоте дело, девушка. Тобою украшенный лик Спасителя хорош, в домашнем обиходе ему самое почётное место. А храмы населяют образы иного приготовления. К созданию икон - тех, на которые будут молиться многие и многие, - допускаются только люди духовного сана - скажем, монахи или монахини. Образы, что воссоздаются ими, должны рождаться в молитве и в посту, с верой истовой, незамутнённой мирской жизнью. Редко, очень редко церковь благословляет на иконопись простых православных, и только тех, кто перенёс огромные страдания, имея душу, до донышка в них очистившуюся. Лично мне известна лишь одна-единственная женщина-художница, не прошедшая монашества. Мало того, что она очень талантлива, - её биография потрясает, а душевные качества заставляют преклоняться.
- А я, когда вышивала своего Спаса, будто с ним всё время общалась. Есть-пить не могла, только об этой работе и думала, – вдруг, перебив священника, зачастила Светлана о том сокровенном, что мучило и ласкало её в последние дни. - Я не швея и не рукодельница, бисерное шитьё для меня внове. Почему же мне так легко работалось, так споро? На образ ушло чуть больше недели, хотя другие, я знаю, сидят по месяцу и дольше. И почему всё время мне казалось, будто под иглой лик нерукотворный будто проступает, оживает, смотрит на меня? И ещё: когда закончила – уснула очень крепко, и снилось, будто поют хрустальные колокольчики?..
Она закончила и выдохнула с облегчением. Наконец-то выговорилась!
Старый священник, пряча улыбку в лучиках морщинок, глядел в глаза взволнованной Светлане:
- Всё верно, всё так, как и дОлжно быть, милая! Ты трудилась над Спасовым ликом с Богом в душе, а Бог, видя это, был рядом с тобой. Он всегда рядом с нами, да мы-то не всегда Его чувствуем, а иногда и вовсе не принимаем. Но если уж открылись Ему навстречу, Он обязательно снизойдёт на нас Своею благодатью. Повезло тебе, дочка, цени и помни это.
Священник опять заторопился, осенил Светлану крестным знамением, и она осталась одна посреди безлюдного храма, залитого весенним светом. В руках богато поблёскивала икона. Нужно было уходить, но изнутри царапало, не давало Светлане покоя. Будто следовало сделать ещё что-то очень важное, а что именно, она никак не ухватывала в ускользающих мыслях.
В таких размышлениях она вышла из храма, по-прежнему держа в руках не завёрнутым только что освящённый образ. На ступенях высокого крыльца устроились старички и старушки. В надежде на подаяния они грелись в припекающих лучах. Светлану с её роскошной ношей провожали молчаливые уважительные и слегка завистливые взгляды. Раздав мелкую монету, она уже выходила за церковную ограду, когда её окликнули:
- Постой-ка, дочка!
Обернувшись, Светлана увидела, что к ней семенила крохотного росточка престарелая женщина. Под надвинувшимся на лицо платком на мир смотрел единственный глаз.
- Постой, дай мне поближе глянуть! – опять попросила старушка. Поравнявшись, она стала разглядывать икону. Видела плохо, почти водила носом по защитному стеклу, оберегающему вышивку.
- Освящала что ли?
- Да, бабушка, за этим приходила.
- А где же ты такой красотой-то разжилась? СтОит, поди, дорого? – старушка всё не отрывала носа от иконы.
- Не покупала. То есть купила только схему и бисер, а вышивала сама…
- Сама! Неужто и сейчас есть ещё молодые, что за пяльцами сидят, а не в этом, как его… ну… - старушка замялась, силясь вспомнить чуждое слово.
- В компьютере?
- В нём, окаянном!
- Так я там и там успеваю...
- А знаешь, дочка, я ведь прежде, пока зрячая была, тоже иконы вышивала. Только не бисером (у тебя ж тут бисер?), а нитками, крестом. Ещё с царских времён у моей матушки основы хранились. Давно было. Теперь дело другое, рукодельничай – не хочу. Да не хотят, вот беда... А нам, старым, этакая красота и не по деньгам, и не по глазам.
Старушка, погрузившись в воспоминания, жалобно опустила голову. И тут Светлану будто кто-то подтолкнул под локоток, совсем как во время шитья:
- Бабушка, вам что - работа моя приглянулась?
- Да как такое может не приглянуться-то!
- Тогда берите.
- Как – «берите»? У меня на это денег нет.
- Без денег. За так. Не надо ничего. Я вам этого Спаса дарю.
- А..? – старушка недоверчиво запрокинула морщинистое лицо навстречу молодому радостному взгляду.
- Берите, берите! Мне приятно будет. А я себе ещё вышью.
Светлана сунула икону в крохотные иссохшие руки, больше похожие на куриные лапки. И пока старая женщина охала, до конца не осознавая реальности дара, пошла, почти побежала прочь. Теперь работа, перевернувшая её душу, была завершена. Окончательно.