Глава Дружба дороже денег

Анатолий Лютенко ( из романа Миллиард на двоих)
 
«Для чего приобретаю я друга? Чтобы было за кого умереть»
                Сенека
 
Обыск шёл уже третий час, но ничего интересного сотрудники КГБ так и не нашли. Всё «по мелочи»: иконки, старая мебель и украшения – ничего из того, за что можно уцепиться и с помпой доставить старого ювелира в кабинеты на Лубянку. Притащить туда его можно, конечно, и без повода – но что из того? Важен сам эффект страха, возникающий у того, кого берут «в разработку».
Абрам Григорьевич, с лицом белым как мел, сидел в углу тесного помещения на табуретке и молча смотрел в пол. От чего, казалось, ещё полчаса – и в полу образуется большая дырка. Но прошло полчаса, затем час – но ровным счётом ничего не происходило. Люди в штатском монотонно выполняли порученное дело – как буровики на дальних сибирских буровых: бурили и бурили, перекладывая бумаги и вещи с места на место. По из их неспешной деловитости становилось очевидно: они пришли всерьёз и надолго. И без несчастного Абрама Григорьевича не уйдут.
– У вас нет вариантов, товарищ Шнайдер! Предлагаю сразу во всём сознаться! – заявил вдруг коренастый мужчина, что в отличие от тех, кто копошился в куче старья, с ручкой в руке и листом бумаги спокойно сидел за маленьким столиком, где обычно Абрам Григорьевич принимал вещи, приносимые горожанами на комиссию.
И тут случилось нечто неожиданное. Один из оперативников, проводивший обыск в соседней маленькой подсобке, нечаянно наступил в углу на половицу – и та как-то явно неестественно скрипнула. Тогда оперативник нагнулся и стал костяшками пальцев простукивать данную часть полового покрытия. Затем вынул из портфеля небольшой аккуратно завёрнутый в газету ломик и попытался приподнять странную половицу. Та на его радость поддалась, и обнаружилось небольшое углубление, где были аккуратно сложены небольшие тряпочные и бумажные свертки.
– Товарищ майор… – обратился оперативник к коренастому, восседавшему за столом. – Здесь что-то есть!
Тот резко поднялся с места и скомандовал двум понятым обратить внимание на нечаянную находку. Высокий худой парень, работавший дворником, и его жена Екатерина (выступавшие в роли понятых) встали поближе к столу, а оперативники начали выкладывать свёртки из тайника магазина.
Вначале показались перевязанные жгутами обручальные золотые кольца, следом шли серёжки и украшения из жемчуга и драгоценных камней. Оперативники тут же разложили фотографии из коричневой папки – драгоценности, похищенные из квартир москвичей. И ряд украшений, особенно пара серёжек с бриллиантами, выглядели просто очень похожими на те, что числились похищенными в результате ограбления квартир за последний год. Как минимум, намечалась довольно весомая статья «скупка краденого». Теперь оставалось только выяснить, кому конкретно уходило подобное богатство. Требовались адреса и фамилии покупателей.
На бедного Абрама Григорьевича было жалко смотреть. Он резко соскочил со своего места и упал перед старшим группы на колени.
– Не губите, все скажу! Всё не моё... – он вдруг зашёлся в приступе кашля.
Старший следователь улыбнулся и за плечи посадил старого Шнайдера на место.
– Вот и поговорим как умные люди! – в его голосе чувствовалась подкупающая теплота и забота о старике. Но почему-то от подобной ласковости у старика всё опускалось внутри и кровь стыла в венах.
– Товарищ начальник, можно я вам помогу? – отозвался молодой племянник антиквара Макс, что до сих пор тихо сидел на приставленном стульчике.
– Так вы, оказывается, в курсе всего, молодой человек? – опять ласково улыбнулся следователь. – А уверяли, что случайно зашли к дяде: мол, принесли обед…
Во фразе следователя явно сквозила издёвка: он ощущал себя рыбаком, что подсёк на удочку крупную рыбу и теперь невольно тянул удовольствие –прежде, чем вытащить её на берег. Поэтому его глаза и не меняли ласкового выражения. В душе он ликовал: всё же три часа бессмысленного обыска в душном пахнущем мышами помещении увенчались успехом! Что очень важно для его начальства, да и для него самого лично.
– Максик, ты что? – оторопело зашептал, взявшись за голову старый Шнайдер. – Мы же здесь ни в чём не виноваты, ты же знаешь!
Но тут он, издав странный хрипящий звук схватился за сердце и поджав под себя ноги упал напал.
– Помогите ему! – скомандовал старший группы. – Вызовите скорую: он нам нужен живым! И ни на шаг от него…
Чувствовалось, старик не симулирует: белый язык вывалился на бок, а глаза закатились, обнажив большие белки глаз.
Обыск на время прервали. Старого Шнайдера положили на выцветший ковёр и постарались влить в рот стакан воды, а к носу приставить вонючий нашатырь. Но старик только лишь хрипел: видимо, с каждой минутой дела его становились всё хуже и хуже.
Через пятнадцать минут приехала скорая и старика, кому молодая врачиха вколола внутривенный укол, в сопровождении двух оперативников увезли в больницу.
– Так нам где удобнее поговорить здесь или в управлении? – не меняя выражения глаз обратился следователь к Максиму Шнайдеру, как будто ничего и не произошло минуту назад с его дядей.
– Сформулируйте чётко цель вашего прихода. Вы же пришли не ради данного барахла? – и он указал на свёртки с драгоценностями, лежавшие на поверхности стола. – Им должна профессионально заниматься милиция, а не ваше столь серьёзное ведомство. Кстати, милиция как раз-то в курсе, что данные ценности хранятся у моего дяди в тайнике.
На одну секунду следователь не смог скрыть удивления. Его лицо вытянулось, и он не верящими глазами смотрел в немигающие большие глаза Макса.
– Вы понимаете, что сейчас говорите? Вы готовы повторить?
– Да! – отозвался юноша. – Мой дядя, Абрам Григорьевич, много лет сотрудничает с уголовным розыском. Сотрудники угрозыска и дают ему подобные вещи как бы для реализации, чтобы выявлять потенциальных скупщиков краденого. Кстати, всё, что видите – подделки, пустышки. И золото, и камни – всё липа… Но имеют специальный номер и полное описание.
Он подошёл к полке шкафа и взял несколько неприметных листиков, сложенных пополам, воткнутые между книгами.
– А вот и доказательство, что я говорю правду: перечень всего, что лежит сейчас на столе: с подписями и печатью. А ниже – телефоны для связи с оперативниками, кто занимается сопровождением данной деятельности.
Старший следователь взял лист с номерами телефонами и кивнул другому оперативнику. Тот, поняв намёк, взял бумагу и вышел в соседнее помещение, где находился телефон. Пока он отсутствовал, лицо юноши казалось на удивление спокойным.
– А почему тогда ваш дядя сразу нам этого не сказал? – рыба явно срывалась с крючка, и следователь ещё не хотел верить в ту профессиональную неудачу, что казалось, вот-вот настигнет его. Он ещё старался хоть за что-то уцепиться, хотя в глубине души и понимал, что цепляется за воздух.
«А вдруг старый Шнайдер умрёт? Тогда на меня ведь повесят…» – мелькнула неспокойная мысль. И он сам ощутил боль в районе лопатки.
Вернулся оперативник.
– Всё точно: телефон МУРа, и они уже сюда выехали. Их барахло! – лаконично заключил он.
Бывает фиаско, когда на твою голову могут вылить ушат помоев. Сейчас именно такой случай для всей бригады КГБ, что вела дело.
– Так подожди, давай отыгрываем всё обратно! –  глаза следователя упёрлись в фигуры понятых. – А что тут гражданские делают, уши поразвесили?
– Так вы же ещё не дали приказ об окончании обыска! – подал голос молодой парень в сером костюме.
– Считайте: даю… – задумчиво процедил начальник.
– Уберите понятых. И возьмите с них подписку, чтобы рот держали на замке о всём увиденном и услышанном! – добавил он после паузы.
– А ты… – он обратился к другому оперативнику. – Езжай в МУР и всё подробно выясни: что за операции они проводят по данному адресу.
Наступила неловкая тишина.
– Так, что вы хотели нам сообщить, Максим Шнайдер? – уже другим, холодным голосом обратился старший следователь к беззаботно выглядящему юноше.
– Хочу помочь вам! И сделаю всё, что в моих силах. Скажите открыто: что конкретно вы хотите выяснить? – лицо парня выглядело удивительно спокойным. Он смотрел большими чёрными глазами на старшего следователя, не проявляя ни страха, ни возмущения.
«Ну и выдержка у пацана! – невольно подумал следователь. – Далеко пойдёт!»
– Хорошо… – произнёс он вслух. – Мы ищем девушку с этим колье…
И он положил перед Максимом цветную фотографию. На фото улыбалась симпатичная девушка: на высоких каблуках и в красивом платье. А на шее красовалось то самое колье, что старый антиквар Шнайдер продал молодой девушке.
– Так вас что больше интересует: сама девушка или драгоценность, что на ней?
– Вы что, узнали её?
– Кого её: даму или драгоценность? Да, узнал колье. Девушку я никогда раньше не видел. А колье сдала старая княгиня. Подождите минутку.
Он поднялся с места и спокойно протянув руку снял с полки небольшую тетрадь.
– Вот описание самого колье, данные клиентки, что сдала колье на реализацию. И указаны деньги, что получены за продажу.
Следователь уже не мог сдерживать удивления. Его удивили даже не адреса и суммы, а сама тетрадь, что все три часа обыска, что они вели, спокойно лежала перед самым носом: сверху пыльного шкафа.
– А почему сразу не сказали? – уставился он на Макса,
– Так вы же не спрашивали… – пожал он плечами. – Мы же с вами умные люди и всегда найдём взаимный интерес.
Глаза его всё так же спокойно смотрели на старшего следователя. Казалось, он даже не очень понимает серьёзности всего происходящего.
«Нет, парень точно имеет шанс выбиться в люди! Наши же первыми его и завербуют: такие агенты всем нужны – шустрый, умён, хитёр!» – уже утвердительно думал старший следователь, глядя с симпатией на невольного спасителя. – «А главное, железное самообладание: не то, что у его дяди. Да, далеко пойдёт, если раньше не посадят!»
– Хм… Взаимный интерес. Ну, давайте попробуем. А что бы вы хотели попросить от нас за полную информацию по данному делу, что нам сообщите? – рассеянно бросил старший следователь молодому Шнайдеру, стараясь не глядеть в глаза.
– Ничего, просто дружбу. На будущее… – скромно ответил тот, не меняя выражения глаз.
– Что? – не понял следователь.
– Только дружбу. А разве этого мало? Неужели вы свою дружбу не очень высоко цените?
…Алевтину Семеновну, соседку Алёны по дому, где находилась оперативная квартира КГБ, мучили кошмары. Всё началось с того самого момента, когда её новая молодая подруга странным образом исчезла. С одной стороны, хорошо: никто не требовал обратно так полюбившееся старой даме колье. И значит, она могла со спокойной совестью держать его возле себя, любуясь им каждый раз как укрывалось тёплым одеялом. С другой стороны, она, как всякая интеллигентная женщина, прожившая большую жизнь, испытывала угрызение совести. Да ещё к тому же очень скучала по наивной девочке, что при ней выполняла роль и прилежной ученицы, и подружки, и восторженной почитательницы. Да и вообще: роль человека, которому она, Алевтина, интересна и нужна.
Уроки хороших манер и занятия языками напоминали ей совсем другую жизнь – ту, когда её муж ещё служил послом. Но сейчас она уже давно лишилась того внимания и восхищения, каким обычно окружена большую часть жизни.
Девочка-соседка разбудила в её душе так давно дремлющее самолюбие, когда можно хоть кому-то передать многоценный жизненный опыт – да ещё купаться в лучах восхищения и уважения.
Но Алевтина Ивановна очень переживала, что поступила по отношению к доверчивой девочке как банальная воровка. Хотя подобное и шло вразрез с её статусом и принципами, а главное – с внутренней системой самоуважения. Но ведь у неё имелись весьма уважительные причины: она так хотела всех поразить новой удивительной драгоценностью! А заодно и ошарашить старого дурака-красавца, что сначала, вроде бы, и повёлся на Алевтину, а затем целиком переключился на вертлявую блондинку, заведующую кафедры иностранных языков.
И что в итоге? Пустота и разочарование… Да ещё колье, что так мило лежит на ночном столике возле кровати. Всё бы ничего, если бы не ночные кошмары!
Алевтина Ивановна любила выпить на ночь рюмочку ликёра. А иногда – и две. Но одной не хотелось: требовался собеседник или собеседница, а их как раз и недоставало! И одинокая ночь оттого казалась вдвое длинней! Да ещё загадочные приходы бывшего мужа в сновидения, что каждый раз хватал её за горло и почему-то начинал душить. За что?!
А то и того хуже снилось: утонувшая несчастная матушка. Зайдёт в комнату, сядет в углу, сидит и молчит… А из волос всякие водоросли вылезают. И на самой макушке, на охапке волос, сидит огромная чёрная жаба. И не мигая смотрит на бедную Алевтину Ивановну.
«Надо будет как-нибудь помолиться за мужа и за матушку: тайно сходить в церковь! Может, тогда отстанут?» – возникала странная мысль. Хотя ни сама Алевтина Ивановна, ни её покойный муж в бога не верили! Прекрасно понимая, что все церковники – стукачи и доносчики: по-другому им просто в коммунистическом болоте и не выжить. Впрочем, как им, бедным, быть – что ещё оставалось?..
Но в ту ночь Алевтине Ивановне приснился совсем необычный и страшный сон: с эшелона их выгрузили прямо в поле, под дождь. Овчарки надрывались сдерживаемые конвоирами, что тоже мокли, кутаясь в брезентовые накидки, мало спасавшие от холодных струй дождя. Тяжелей всех приходилось беременным, а таких числилось около тридцати или даже больше. Те бабы, что происходили «из простых», из Питерских окраин – страдали не так сильно, как всякого рода «интеллигентки»: являясь более привычными к грубости и бытовым неудобствам.
Вата считалась огромным дефицитом. И женщины, у кого шли месячные, рвали бельё на «затычки». А самые опустившиеся – и вовсе не обращали внимания на кровь, что сгустками проступала на старых армейских брюках, в которые одели женщин. Конечно, имелась угроза потери крови больше нормы… Но, казалось, женщинам, доведённым до скотского отчаянья – становилось уже всё равно. Все эти жёны, дочери и сёстры бывших ответственных партийных и советских начальников – по печально известному «ленинградскому делу» были схвачены, осуждены и сосланы как самые опасные преступницы Страны Советов. Но они не знали, что самое страшное их ожидает ещё впереди – там, за тёмным лесом, что пока не видно из-за плотного дождя и холодной осенней сибирской ночи…
– Княгиня, не ложись на землю, а то трубы застудишь! – крупная женщина с лицом колхозницы с партийного плаката приложила ладонью грязь на лицо молодой женщины, одетой, как и все: мужские солдатские штаны, стоптанные ботинки и фуфайку с дырами на рукавах. На голове молодой женщины красовался серый платок, что обычно заключённые выкраивали из старых рубах, выбрасываемых охранниками.
 – Мордочку погуще грязью намажь! – наставляла крупная колхозница подопечную. Она трогательно опекала молодую заключённую, кого называла почему-то «княгиней». Та, нагнувшись к земле, макнула указательным пальцем немного жижи и аккуратно провела по своей мягкой розовой щёчке.
– Да не так, боже ты мой! – ругалась наставница. И черпанув всей пятернёй холодную грязь, стала густо намазать лицо княгине.
– Ты не ругайся, Марфуша! Я грязь, знаешь ли, с самого детства не люблю.
– Сейчас придём в лагерь: всех, кто помоложе да посимпатичнее – охранники сразу же отберут себе. И ещё не худший вариант! Потому что тех, кого забракуют – в бараки к уголовникам распихают. Вот тех – точнее, что от них останется – будем с тобой утром собирать.
– А ты? Ты не боишься? – девушка большими голубыми глазами смотрела сквозь струи дождя на свою заступницу.
– Я тоже боюсь. Но меня на барак не берут. Ведь я сначала парочку зэков-доходяг поубиваю!
И она многозначительно показала огромный мозолистый кулак.
…Раздалась команда «Стройся!» – и женщины стали подниматься с земли и строиться в колонну вдоль серых деревянных вагонов, что ещё в гражданскую использовали для перевозки лошадей и скота.


Душа в заплатках,
нищенка босая,
просила ласки,
путая слова –
а чёрный день
сжимал её запястье,
с усмешкой боль
как лёгкий пух ловя.

Стояла ночь,
неделя шла восьмая,
в каналах чёрных
плавились дома –
а век жестокий
поминальной цепью
сковал всех вместе,
яростью дыша.

И люди шли
на эту казнь: бледнея,
в одеждах серых
кутая тела –
толпою грешной…
Лишь согреты тенью
на самой кромке
битого стекла.

Тот век прошёл –
и стало нам добрее
смотреться в небо,
что спешит на холст…
И девочка
любуется той елью,
где смыт дождями
душ уснувших холм.



Продолжение следует …