Зигзаги судьбы и странности любви

Году так в 1907 в большом поморском селе, что на реке Онеге недалеко от Белого моря, поселились два брата-поляка. Поселились они там не по своей воле. Студенты Варшавского университета, бунтовали они в революционном 1905 году против царя-батюшки, за что и поплатились:  выслали их из родной Варшавы аж в Архангелогородскую губернию.

 А там в глухих северных краях и слыхом не слыхали ни о каких революциях. Ну, приехали паны - пускай живут. Эка невидаль! Вон прибился же к селу годков десять назад Васька-китаец, обженился, и уж бегают по улице желтолицые китаята. И этих занесенных судьбой панов поморы не обижали. Жить их определили у местного бобыля. Паны хоть и выглядели диковинно, но были приветливы и словоохотливы, интересовались и рыбным промыслом, и охотничьим, да и сами ходили белку бить - стреляли изрядно.

Звали братьев Феликс (Фелисат по-поморски) да Янек (Иван). Поморы в разговорах меж собой даже завидовали братьям. Да и то сказать, определила казна им содержание (и фатеру оплачивала, и кормежку), а работать не принуждала, да и от родных посылки шли. Так что иным казалось: хорошо устроились паны.

А примерно через год приехала к младшему Яну-Ивану невеста аж из самой Варшавы. Панночка была хорошенькая, беленькая, в кудряшках да в пенсне. Звали ее Марыся - Марыся Анжеевна. Стала она учительствовать.

 Не полюбилась она поморам: уж слишком была горделива да гневлива. Сердилась, когда имя ее коверкали (а ведь не со зла - с непривычки), презрительно щурилась от грязи да от запахов (а куда без них в рыбьем да охотском промысле), и детям уж больно рьяно в их льняные головы науку указкой вбивала.

 Поселилась она у вдовы Ольги, в большом доме, в особой светелке. Стали они с Янеком хлопотать о женитьбе. Разрешение от властей пришло быстро, а вся закавыка оказалась в церкви: не было в округе католического костёла. Так урядник возил их чуть не в сам Архангельск, чтоб повенчались по католической вере. Вот такая она была - царская ссылка.

Спустя короткое время стали замечать сельчане: Марыся все чаще гуляет под ручку с Фелисатом, старшим братом мужа, а Ян-Иван увивается вокруг Анны - дочери вдовы Ольги. Да и понять можно было пана. Анна слыла первой красавицей на селе. Ростом высокая, ловкая и сильная, приятная лицом, с пшеничной косой чуть не до земли, она в пятнадцать лет встала к рулю баркаса, заменив погибшего отца. Многие к ней сватались, но переборчивая невеста оказалась. Как будто ждала кого.

В общем, когда подошел к концу срок ссылки, Фелисат с Марысей вернулись в Варшаву, а Ян-Иван остался с Анной. И хоть жили они невенчанными, но были счастливы - польский пан и гордая поморка. Родилось у них двое сыновей. Ян-Иван завел на селе прибыльную торговлю: скупал у поморов рыбу, пушнину, соль, выгодно сбывал все это, а в село привозил скобяные товары и бакалею.

А потом наступили смутные времена. Революция, да не такая, как в 1905, а такая, что перепахала всю жизнь поморского села. Белые, красные, интервенты - всех повидали в селе, всех пережили. Установившаяся советская власть смотрела на Яна- Ивана косо: хоть и ссыльный, но не большевик, а эсер. Он еще раз "поднялся" - во времена НЭПа. Но потом советская власть с ним церемониться уже не стала: сослали на Соловки.

Анна осталась в родном селе с двумя подросшими сыновьями. К ней сватались. И хотя от мужа не было вестей и все кругом говорили: "Сгинул!" - она все равно на что-то надеялась.

 И Ян-Иван вернулся оттуда, откуда не возвращаются. Забрав жену и сыновей, он уехал за сотни километров от поморского села. Понимал, что новая власть не простит ему ни происхождения (шляхтич), ни его политических убеждений, ни его прошлых торговых успехов - он для советской власти классовый враг.

Семья устроилась в глухой вологодской деревеньке, затерянной в лесах. Там их никто не знал. Вступили в только что организованный местный колхоз. Жизнь начала налаживаться. А вскоре Анна ... бросила мужа и вернулась в родные места. Она не могла жить без реки, без моря, без баркаса. Сыновья остались с отцом.

Обоим сыновьям Ян-Иван и Анна постарались дать образование, что совсем не просто оказалось в эпоху революций, гражданской войны, репрессий. Увлек Ян-Иван своих сыновей и революционными идеями. Так что и старший Иван, и младший Тарас были убежденными коммунистами, искренне верили в идеалы революции и готовы были многим пожертвовать ради светлого будущего трудового народа.

Темноволосые и темноглазые, не по-деревенски учтивые, сыновья польского пана и поморской красавицы очень нравились голубоглазым девушкам из вологодской глубинки. И к началу войны и Иван, и Тарас обзавелись семьями, детишками, домами.
 
Началась война. Сыновья Анны и Яна-Ивана ушли на фронт добровольцами осенью 1941 года – после окончания крестьянской страды. Погибли оба: Тарас через несколько месяцев пал смертью храбрых под Волховом, а старший из братьев Иван сложил голову в боях за Берлин.

 В вологодскую деревню принесли похоронки. Весть о гибели младшего сына подкосила Яна-Ивана: он превратился в дряхлого старика, с трудом ходил и мечтал об одном – дождаться старшего Ивана. На Ивана похоронка пришла уже после Победы. Ян-Иван умер в лесной деревушке, вдали и от Польши, и от Поморья – в глубине России, за которую сложили головы его сыновья. Теперь уже и той деревушки нет. Нет и сельского кладбища.

Анна тоже умерла в годы войны. Она слегла после того, как до нее дошло известие о гибели Тараса. Анна тихо угасла в течение нескольких недель. Перед смертью написала письмо Яну-Ивану, говорила о своей любви к нему и сыновьям, просила прощения. Это письмо через двадцать лет найдут при сносе дома, где жила последние годы Анна, и получит послание уже ее старший внук.
 
Анна тоже похоронена на сельском кладбище на высоком берегу реки Онеги недалеко от Белого моря - в месте, которое было ей в жизни дороже всего.

Такие вот зигзаги судьбы и странности любви. Ян-Иван - мой прадед, а Анна - моя прабабка.