Жизнь

Когда мы наконец доберемся до обнаружения жизни за пределами Земли — увидим ее издалека и тотчас узнаем по зеленым пятнышкам и синим кляксам в телескоп Джеймс Уэбб, или (при пессимистическом сценарии) встретимся с ней лицом к лицу при высадке на одну из экзопланет спустя много смутных столетий (не уверен, что слово «лицо» к тому времени будет все еще релевантно, but anyway) — так вот, когда эта грандиозная и высочайше антисипированная на протяжении всей новейшей истории встреча наконец состоится, она может оказаться совсем не такой драматично-невероятной, как мы это себе представляем сейчас.

Очень вероятно, что навстречу длинноногим и золотоволосым, чем-то одновременно похожим на Джеймса Дина, Мишель Обаму и Мерилин Монро голографическим астронавтам выйдут из грязноватого бункера недоверчивые дядьки с одинаково зачесанными волосами и в одинаковых пропахших махоркой френчах и, пожевав какое-то время усами, неуверенно протянут руки в немой сцене посреди пустыря, тщательно скрытого от посторонних глаз тройным периметром часовых и забором с колючей проволокой. И сразу после этого рукопожатия где-то загремит, где-то ухнет, что-то тревожно загудит, почва заходит ходуном и встречу придется срочно прерывать, не успев толком установить вербальный контакт.

И, покидая атмосферу укутанной милыми красноватыми лесами компактной планетки — почти игрушечной Земли с четырьмя ее необитаемыми сестрами, висящими в никогда не темнеющем до конца небе с головешкой близкой-преблизкой звезды, — поднимаясь над пустынным равнинным пейзажем с полосками складских помещений и гусеницами замаскированных военных ангаров, Джеймс обратится к Мэрилин (или она к нему, что к тому моменту уже будет полностью синонимично) с вопросом: «Thoughts?» И Мерилин, с поистине кинематографической выразительностью посмотрев напарнику в глаза и попутно скользнув взглядом по дымному, чем-то неуловимо знакомому индустриальному пейзажу в иллюминаторе, только пожмет плечами и буркнет: «Nah». После чего оба размажутся по спокойной и умиротворяющей сверхсветовой магистрали.

Или — если я окажусь прав, и Джеймс Уэбб оправдает все возлагаемые на него надежды, то нам повезет чуть раньше. Аккуратно подведенные нейтральным карандашом, немигающие глаза астронома середины новых 60-х прищурятся на едва заметную точку, повернутся к монитору, выявят нерегулярное и немыслимое, сердце уйдет в пятки, пальцы забегают по клавиатуре, губы зашевелятся стоящими Нобелевки словами, статьи полетят в «Nature», тысячи других глаз и губ и пальцев возьмутся за работу, сотни вдохновенных ассистентов и интернов в ночных лабораториях отщелкают миллионы фоток, избавятся от шума, наведут на резкость, применят фильтры, повторят эксперимент еще раз на следующий год, и, когда наконец в каждый облачный household проникнет один и тот же разворот «Time», где слева — хорошо различимая и почти моментально идентифицируемая как «суша» зеленая как бы Америка, но только неправильно нарисованная, а справа — тоже моментально родной и затянутый даже словно бы похожими унылыми облаками кусок Европы с характерной паутиной дорог и гроздьями мегаполисов, когда мои глаза и твои глаза увидят таящую, типа, ледяную шапку Антарктиды, нефтяные пятна на глади, как бы, Атлантики, четко видимые фитили лесных пожаров и глубокие воронки от чего-то очень, очень злого, недружественного и рукотворного, мы посмотрим друг на друга, каждый в меру своих способностей стараясь изобразить уровень драматизма, достойный если не Джеймса Дина, то хотя бы Мэрилин Монро, и после продолжительной тишины один из нас наконец спросит: «Are you thinking what I’m thinking?». И другой (или другая — что будет на тот момент, вероятно, все еще важно), по-дветысячишестидесятски кэжуально затянется косяком и пожмет плечами, молча глядя в окно на простирающийся до самого горизонта неподвижный урбанистический пейзаж и думая о том, какую стоит заказать пиццу.