Жаркое лето в Хабаровске

В Подмосковье, где я живу сейчас, наконец-то пришла теплая, вернее, даже жаркая погода. Днем в тени температура достигает 26-28 градусов, ярко светит солнце.  Вообще такая солнечная погода в подмосковном регионе бывает не так часто.  И мне вспомнилось, как я переживал жару в моем любимом городе Хабаровске.

Как пишут во всех справочниках,  в Хабаровске около 300 дней в году солнечных. Для сравнения – в Москве и Санкт-Петербурге – около 100 солнечных дней.  И Хабаровск расположен южнее Киева,  Саратова, чуть севернее Волгограда.  Сами понимаете, что такое географическое положение предполагает, что лето в городе жаркое.  Так и есть, максимальная  летняя температура  36,7 градуса, зарегистрирована в 2010 году.

Рядом с городом протекает Амур и его многочисленные протоки и притоки, имеется большое количество озер, и это приводит к сильным испарениям влаги в летние солнечные дни, и, как результат этого, высокая влажность воздуха – 90-100%, попросту – духота. Пожалуй, такую духоту я испытал в китайском городе Санья на острове Хайнань, на котором отдыхал в мае 2000 года.  Но там выручал кондиционер в гостиничном номере,  а вот в Хабаровске в нашей квартире кондиционера не было.

Ранее мое детство прошло в северных поселках Хабаровского края.  На лето меня увозили к бабушке с дедушкой в деревню Малышевское,  где у них был частый деревянный дом. В тех местах сильной жары и уж тем более духоты я не помню.  А вот когда бабушка с дедушкой переехали в пригород Хабаровска и на лето меня вывозили туда, я впервые столкнулся с жаркой погодой.  По малолетству меня не пускали на речку купаться, и лишь когда стал учиться в старших классах, большую часть дня проводил на берегу Уссури.  Сейчас эта часть реки называется Амурская протока.  Переименование  началось с пограничного конфликта с Китайской Народной республикой в 60-е годы прошлого века. Но большинство хабаровчан, особенно старшего возраста,  называют реку по-прежнему – Уссури.

Какое-то время мы купались в заливчике между трамвайными остановками  Стройка и 56-я школа, где не было течения. Но постепенно  заливчик заиливался, мелел, и мы перебрались купаться на пляж уже на берегу реки. Рядом с пляжем расположено одно из крупнейших предприятий Хабаровска – завод «Амуркабель». Завод поставлял кабельную продукцию во многие страны мира, был богатый, содержал общежития, служебные дома, детские учреждения – садики и ясли.  Он же организовывал и порядок на этом пляже, где основной контингент отдыхающих были работники завода и их дети. Поэтому еще с тем пор пляж назывался «Амуркабелевский».

Пляж был неплохой, всегда чистый песок, без мусора, характерного для диких пляжей.  Одно невозможно было исправить – быстрое течение реки перемещало большое количество песка, и даже у берега можно было попасть в глубокую яму, и с испуга нахлебаться воды. Поэтому на пляже дежурили спасатели.

Была оборудована и волейбольная площадка, на которой всегда велись спортивные баталии. Принимали в них и мы с моим дядей Вовой, всего на год старше меня. Другой мой дядя Витя в 50-е годы был лучшим волейболистом в крае, капитаном сборно, приглашался даже в сборную команду РСФСР на Первую Спартакиаду народов СССР в 1956 году.  Он и научил нас с Вовкой правильной технике приема мяча, паса, нападающего удара.  Поэтому мы с Вовкой в мужских командах  не выглядели «белыми воронами».

Конечно, в частном доме, где жили бабушка с дедушкой и имели свое хозяйство, были и у нас с Вовкой свои обязанности.  Уже с 12 лет меня брали на покос, где нещадно жучили комары и мошка. Поэтому до сих пор я не усну, если по комнате летает хоть один комар. Его писк действует на меня лучше всякого возбуждающего средства.  Но позагорать на пляже, поиграть в волейбол, а так же вечером сходить на танцы в ДК «Строитель» на Стройке нам хватало времени.

Так как к бабушке с дедушкой на лето привозили детей из других семей многочисленного семейства Пастернаков, то места все спать не хватало. Взрослые спали на кроватях и диване, малышня на полу, где раскладывались всевозможные мягкие вещи. Я был старшим внуком, поэтому нас с Вовкой отправляли спать или на чердак дома, или на сеновал сарая с домашней скотиной.  Так что духоты июльских ночей я не ощущал.  К тому же после изрядных физических нагрузок обычно спал как убитый.

Потом началась студенческая жизнь и по-прежнему в Хабаровске.  Если при подготовке вступительных экзаменов в медицинский институт я редко был на пляже, то с июня следующего года, во время экзаменов за 1 курс, я пропадал на пляже целыми днями.  Учебник большую часть дня оставался лежать на подстилке нетронутым, а я играл в волейбол на пляже и купался.  Но это не помешало мне сдать экзамены и перейти на второй курс.

Медицинский институт расположен в центре города, на центральной площади имени Ленина, там же и общежитие, где я три года жил. Известно, что город Хабаровск очень зеленый, много парков и в центре города, и на берегу Амура. Недалеко от общежития, где я жил, был большая парковая зона стадиона «Динамо», и так же детский парк имени  Гайдара.  Огромный ЦПКО – центральный парк культуры и отдыха, был на самом берегу у знаменитого хабаровского утеса. Там были всевозможные аттракционы – цепочная карусель,  качели,  самолеты, делающие «мертвую петлю»,  детский автодром, открытая танцплощадка. В этом парке почти круглые сутки толпились люди, у входа в выходные дни играл духовой оркестр танцевальные мелодии.

Еще один парк был недалеко, он относился к Окружному дому Советской армии - ОДОСА. Там было огромное колесо обозрения, качели и танцевальная площадка, которая была популярна особенно у жителей центра города.  Любители танцев из других районов города чаще танцевали в ЦПКО.

Так что погулять горожанам было где, и летними вечерами по площадям и улицам города в центральной части медленно фланировали люди.  Наибольшее их количество гуляло от площади Ленина  в центре города до Комсомольской площади  ближе в реке. Причем почему-то ходили по одной стороне улицы, где были магазины Универмаг, Центральный гастроном, кинотеатр «Гигант».  А вот противоположная сторона той же улицы Карла Маркса была пустынной.  Мы и мои друзья по общежитию тоже ходили по той стороне, где был кинотеатр «Гигант».  Обычно мы в числе первых узнавали, что на большом экране прекращается показ фильма, и начинают показывать новый,  хотя об этом не было даже афиши.  Но слухами земля полнится, особенно если у тебя на курсе учится сын певицы из этого кинотеатра. И на последнем сеансе накануне нового показа именно этот фильм и начинают крутить.  Именно в этот вечер мы и ходили на хабаровские премьеры фильма.

Особенно запомнился одна премьера. Это был польский фильма «Рукопись, найденная в Сарагосе».  В оригинальной версии были эротические кадры, когда играющая в фильме Барбара Брыльска совершенно голая. Это сейчас такими сценами никого не удивишь, а тогда это была редкость. Придя на следующее утро на лекции, мы рассказали об увиденном сокурсникам.  После занятий они повалили в кино, но эту сцену уже вырезали.  Нас чуть не побили…

Летом после первого курса многие мои сокурсники поехали на путину, зарабатывать деньги и есть свежую рыбу и красную игру от пуза.  Я же съездил в составе сборной команды института на первенстве медвузов по легкой атлетике в Ленинград, а потом провел лето в усиленных тренировках в зале тяжелой атлетики нашего института.  Увидел в журнале «Спортивная жизнь России» комплекс упражнений по атлетизму, и три раза в неделю  ездил на тренировки, поднимая за одну по 10-12 тонн железа.  А после тренировки обязательно шел на городской пляж.

Для всех хабаровчан не побывать на пляже рядом с утесом было большим грехом. Поэтому в отдельные солнечные дни на пляже негде было протолкнуться, не то, чтобы найти место, где разложить подстилку.  Все склоны и зеленые газоны в районе пляжа были покрыты загорелыми телами отдыхающих.  Течение и Уссури, и Амура быстрое, а в месте, где расположен центральный городской пляж, эти реки сливаются в один поток, который идет рядом с правым берегом,  там, где пляж и утес.  На вершине утеса уже долгие годы стояло строение, которое некоторые называли «Ласточкино гнездо» по аналогии со знаменитым на Черном море.  Поэтому заплывать далеко от берега не рекомендовалось, течение могло вынести смельчака на середину реки далеко за утесом.  Но многие рисковали, и плавали, нарушая запреты. Я был один из таких смельчаков, проплыл мимо утеса и выплыл к берегу далеко от пляжа, к набережной стадиона имени Ленина, и потом в одних плавках  возвратился на пляж.

Так что то лето 1966 года я хорошо поработал со штангой, накачал мышцы, особенно грудные, и это стало предметом моей гордости на долгие годы, и зависти у девчонок с небольшой грудью.  В конце августа я стал коричневым, как вождь индейцев Чингачгук, увиденный в фильме про американских индейцев.

Следующее лето я провел снова в Хабаровске, участвуя в соревнованиях и тренируясь к чемпионату РСФСР по легкой атлетике среди студентов, куда и поехал в конце августа.  Запомнился день 20 июня 1967 года. Мне исполнилось 20 лет, и этот день я провел с любимой девушкой на левом берегу Амура. Мы взяли напрокат лодку на стадионе имени Ленина, переплыли на ней на левый берег и там отлично отдохнули,  загорели. Девушка даже обгорела на солнце, которое припекало немилосердно. Я, к этому времени уже неплохо загоревший, так как весь май тренировался на стадионе в одних трусах, не почувствовал, что солнце такое  сильное, не посоветовал прикрывать тело, поэтому вечером пришлось натирать кожу девушки сметаной.

Следующие  годы летние месяцы уже не были такими беспечными и беззаботными. Началась студенческая практика – вначале сестринская, потом врачебная, полтора месяца, которые я провел в Николаевске-на-Амуре, а на следующий год – военно-морская, и  этот месяц пробыл в поселке Заветы Ильича в Советско-гаванском районе.  Тогда впервые в жизни окунулся в холодные морские воды Татарского пролива.

К этому времени я уже был женат, был ребенок, и вместе с ним мы с женой, той самой, с которой я отметил свое двадцатилетие,  летом в жаркие дни продолжали ходить на берег реки. Но уже не на городской  пляж, а на дикий, образовавшийся  в том месте, где хабаровский затон сливается с речными водами.  До него нам добираться было ближе, да и течения там практически нет.  Тогда я еще не знал, что этот хабаровский затон станет для меня местом, где я буду проводить жаркие дни и вечера.  Но это произошло намного позже, когда я в мае 1979 года получил от больницы квартиру в ведомственном доме на улице Шевчука. Дом был построен на средства Амурского речного пароходства и ремонтно-эксплутационной базы флота. Как положено,10% квартир были отданы райисполкому, а тот уже выписал ордер на заселение мне по ходатайству больницы.

Но пока я получил квартиру, мы несколько лет жили в кооперативной квартире моих родителей на углу улиц Ленина и Волочаевской. Хабаровчане знают, что это центр города.  Окна нашей двухкомнатной квартиры выходили на солнечную сторону, поэтому за день квартира очень нагревалась.  Вот именно в ней я понял, что такое спать в душную ночь. Назвать сном это было нельзя, так, лишь иногда была какая-то дрема.  Чтобы как-то освежиться, я укрывался смоченным холодной водой полотенцем, но оно быстро высыхало, и приходилось снова и снова вставать и мочить его.  И потом временами я прибегал к такой процедуре, но чаще стал включать в жаркую ночь вентилятор, который хоть и гонял теплый воздух, но все равно было не так жарко.

Наконец, мы получили квартиру и первыми в нашем подъезде заселили её. И хотя она располагалась в доме весьма далеко от основных транспортных магистралей, в то время это была улица Краснореченская, но это не очень расстраивало нас. Главное – у нас есть свое жильё, трехкомнатная квартира на улице Шевчука.

С нашего балкона открывался вид на центральную часть города, на городские очистные сооружения и на водную гладь затона.  Здесь хочу сделать небольшое пояснения для тех, кто не живет на берегах крупных рек. Как известно, любая река имеет течение, которое может унести любое судно. Особенно опасно это течение, когда оно несет льдины при ледоставе и ледоходе. Льдины могут пробить борт любого судна, если оно не ледокол. Чтобы этого не происходило,  искусственно создаются затоны, т.е. какая-то часть реки отделяется дамбой, и там нет никакого течения.  Вот в эти затоны на зиму ставятся речные суда.  В Хабаровске я знаю три затона. Тот самый, на берегу которого я жил, второй затон называется Кировский, он был акваторией судоремонтного завода имени Кирова,  там зимой находились корабли и катера Амурской военной флотилии. И один небольшой затон был у Хабаровского судостроительного завода в Индустриальном районе города.

Но самым большим был затон, где на зимний отстой становились многочисленные суда Амурского речного пароходства,  пассажирские дебаркадеры , катера и  маломерный флот, который не могли вытащить на берег реки, чтобы его не повредили ледяные глыбы.  Кроме этого, в него сбрасывались воды очистных сооружений. Труба, по которой в затон стекала вода из этих сооружений, была хорошо видна с нашего балкона.  Вот рядом с ней и был дикий пляж,  где мальчишки и взрослые купались в затоне. Если уровень воды была небольшой, то с трубы ребята прыгали в воду, с высоты метра 2-3.  Когда подросла наша дочь, она тоже прыгала вместе с пацанами.

Мы же с женой с трубы не прыгали, но почти каждый вечер после работы плавали в затоне. К этому времени жена уже освоила ласты, с ними ей было намного удобнее плавать, а я еще со времен службы во Владивостоке на подводной лодке предпочитал плавать в ластах, маске с трубкой.  Учитывая, что летние дни в Хабаровске были жаркие, приходилось потеть и на работе, и в общественном транспорте,  то такие плавания в стоячей воде затона очень освежали. Через какое-то время я рискнул переплыть затон, побывал   на дамбе, которая  отделяла его от русла реки, а затем мы стали переплывать и с сыновьями. Однажды я плавал туда, толкая перед собой пляжный матрац, на котором лежала жена.

Берег затона у очистных сооружений постоянно менялся, потому что именно сюда свозили песок после дноуглубительных работ на Амуре и Уссури. Большие баржи с  песком и водой, заполненные земснарядом на середине реки, толкаемые буксиром-толкачем, подходили к другому земснаряду, пришвартованному к берегу затона, и тот  выкачивал эту смесь песка и воды на берег в разных местах. Вода стекала в затон, а на берегу вырастали терриконы песка, отличного строительного  материала, и всю зиму самосвалы вывозили его на стройки народного хозяйства, чтобы на следующее лето эти терриконы вырастали снова.  Все это мы наблюдали почти четверть века, пока жили в нашей квартире № 5 на улице Шевчука.

В этой трехкомнатной квартире с окнами на две стороны дома летом можно было устраивать сквозняки, но в некоторые дни даже они не спасали от духоты. Поэтому иногда я перебирался на диван в гостиную и спал с вентилятором, который обдувал меня.  Временами в особо жаркие и душные ночи возникало желание купить и установить в окне кондиционер, но духота проходила, и желание пропадало.

Еще одно обстоятельство досаждало в душные летние ночи в квартире с открытыми окнами. Над нашим домом проходила глиссада взлета и посадки самолетов с Хабаровского аэропорта, который расположен на окраине города, в отличие от многих других аэропортов.  Иногда шум двигателей взлетающего или садящегося самолета был такой сильный, что казалось, самолет приземлится на нашу крышу. Наша квартира была на втором этаже пятиэтажного дома, представляю, что ощущали квартиранты на пятом этаже. Зимой с закрытыми окнами такой шум не ощущался. Когда  читал знаменитый роман Артура Хейли «Аэропорт», я понимал, почему жители близлежащего к аэропорту поселка добивались, чтобы самолеты не летали в ночные часы.  Но после развала СССР самолеты стали летать реже, и ночных рейсов стало намного меньше.

В 1979 году я после долгого перерыва снова попал на берег Японского моря, мне дали путевку на 2 недели на базу отдыха «Лазурный берег».  И хотя это был сентябрь, но была теплая погода, и вода в бухте Шаморра не очень прохладная. После этой поездки я загорелся желание свозить к морю свою семью. Но на следующий год у меня ничего не получилось, потому что я попал на операционный стол по поводу мочекаменной болезни.  В послеоперационный период я в полной мере испытал «прелести» душного июля в нашем городе.

Урологический корпус городской больницы № 10 был выстроен относительно недавно. Тогда же  были высажены и деревья в парке этой больницы, они не могли дать тень, особенно в летние месяцы. Тем более что окна в этом корпусе были огромные, шторы на них тонкие и прозрачные. Наша палата выходила на солнечную сторону, поэтому к концу дня в палате на 8 человек нечем было дышать.  После разреза на полживота я мог встать, лишь подтягиваясь за простынь, привязанную к спинке моей кровати.  В мочеточник был вставлен катетер, по нему в баночку вытекала моча из правой почки. Баночку требовалось периодически опорожнять, да и левая почка продолжала функционировать.  И я, весь в поту,  подтягивал свое тело, вначале, чтобы сесть на кровати,  опустить ноги, потом шел со своей баночкой на веревочке через плечо через весь длинный коридор до мужского туалета.  И такие походы за ночь были не единожды.  Спать, вернее, дремать, можно было только на спине, что я не научился делать до сих пор. Поэтому, когда меня позже перевели на другую койку у окна, и ночью на меня стал дуть ветерок, показавшийся прохладным, и  я смог лечь на бок,   уснул так крепко, что утром меня пришлось будить медсестре, чтобы дать мне градусник.  Так что этот июль 1980 года мне запомнился на всю жизнь.

Но со следующего лета наша семья стала часто выезжать к морю,  хотя это было непросто. Во-первых,  в те годы в Приморье была пограничная зона, для въезда в которую надо было выполнить некоторые формальности. К тому же поездка хоть и не на Черное море, но на семью из пятерых человек, требовала финансов,  а пока я работал один. Но я решал эти проблемы, правда, приходилось буквально не выходить из больницы, работать на 2,5 ставки.  Но зато какое блаженство мы испытывали во время отдыха на берегу бухт Тавайза, Шаморра, Тихонгоу,  купаясь и загорая с утра до вечера.  К этому времени все дети и жена умели хорошо плавать,  дети еще и нырять, так что все ждали лета, чтобы поехать к морю.  Это позволяло как-то легче переносить духоту и жару Хабаровске.  Помню, один год вода в Амуре прогрелась  до 28 градусов, а когда на солнце все  40, то хочется постоянно находиться в воде. А стоячая вода в затоне еще больше нагревалась, особенно когда уровень воды в Амуре был невысокий. Но теплая вода не освежала, мне приходилось нырять на глубину, чтобы  хоть немного  охладиться.

Но один год уровень воды в Амуре был выше 6 метров от нормального, были затоплены все пойменные луга вдоль Амура и Уссури. Конечно, это не 8 метров, как в 2013 году, но все равно очень высокий паводок.  Вода затопила берег затона, подошла к нашему дому.  На углу его был газгольдер, так не только моторные лодки швартовались у него, но даже однажды подошел катер типа «Ярославец».  Я выходил купаться из квартиры в одних плавках, с ластами и маской, босиком.  Прямо у газгольдера заходил в воду и плыл,  раздвигая кусты, которые росли на берегу.  Но такой высокий уровень воды был однажды за все годы, что мы жили в Затоне.

В начале 90-х годов произошла авария на канализационно-насосной станции, которая  качала бытовые отходы к очистным сооружениям огромного Индустриального района города. И все эти отходы без очистки потекли в затон. Купаться там можно было  с большой опаской, и на этом наши вечерние походы к реке завершились.  К этому же времени  еще одна беда добавилась  к другим бедам Амура и Уссури. На берегах этих рек началось бурное развитие вредных химических производств на сопредельных территориях Китая.  Никаких очистных сооружений они не строили, и все отходы сливались в реки и речушки, воды которых,  в конце концов,  попадали в Амур.  Есть выловленную в Амуре рыбу стало невозможно из-за сильного запаха фенола.  Естественно, небезопасно было и купаться в Амуре.

Хорошо, что в это время в нашей семье появился свой автомобиль, на котором можно было ездить отдыхать на озера, не сообщающиеся с Амуром.  Во время одной из командировок в район имени Лазо я узнал об одном водоеме, которые образовался на месте глубокого карьера, когда из-под земли стали бить источники, и водоем заполнился водой.  Как гласит народная пословица, «водичка дырочку найдет». Так и из этого водоема вода при повышении уровня стала вытекать в горную речку Хор,  но наполнение водоема шло только за счет подземных вод и осадков.  Когда мы впервые приехали на этот водоем, были приятно удивлены прозрачностью воды в нем, почти как в море.

После этого мы раза два-три за лето ездили купаться и отдыхать на этот водоем. Его отличие от морского было только в одном – в присутствии комаров.  А вот плавать в маске и ластах в нем было также приятно, как и в море. Подземные воды не давали воде очень сильно нагреваться даже в жаркую погоду, в отличие от обычных озер.  Да и прозрачность воды была просто удивительная для природного водоема. Выезжали мы на одной-двух машинах всей семьей в это место, расположенное в 70 км от Хабаровска, обедали там, захватив с собой продукты, и проводили у воды  часов 6-7.  На обратном пути останавливались в поселке Корфовский, где была очень хорошая шашлычная. Там мы ужинали, и, не торопясь, возвращались к концу дня в Хабаровск.

Появление в семье автомобиля и снятие пограничных запретов в Приморье позволили без особых проблем ездить к Японскому морю.  Вот тогда мы и побывали во многих красивейших бухтах Приморского края. Вначале ездили преимущественно в августе, а затем в начале сентября. К этому времени многочисленные отдыхающие с детьми школьного возраста уезжали, и поселиться во всевозможных кемпингах можно  было без особых проблем.  Тем более,  что дальневосточники поняли, что поездка на Японское море значительно дешевле, чем на Черное (раньше многим северянам предоставлялся бесплатный проезд,  который  был отменен в постсоветской «демократической» России).  Так что до тех пор, пока не стали ездить в Таиланд,  Вьетнам, Китай, мои земляки-дальневосточники почувствовали, что и на Японском море можно неплохо отдохнуть. 

Вот так проводил я и наша семья жаркие летние месяцы в Хабаровске. Другие люди находили  отдушину, проводя дни на дачах, которых было очень много в окрестностях города. Некоторые дачи были на левом берегу Амура, и добираться туда приходилось на пассажирских платформах, которые толкали буксиры.  Обычно в конце дня пятницы многочисленные толпы хабаровчан стояли у мест посадки на такие речные транспортные суда, а другие  - на  пригородные автобусы. У многих хабаровчан на дачах были домики, где они проводили ночь, чтобы с утра субботнего дня начинать трудиться на своих дачных участках. Я знал немало таких заядлых дачников, к некоторым из которых ездил в гости.  Конечно, за городом, на природе  летняя жара намного легче переносится,  чем в нагретых за день каменных домах и на асфальте улиц.

Вот такие воспоминания были навеяны жаркой погодой, установившиеся в Подмосковье в эти дни. Здесь такой ночной жары и духоты, как в Хабаровске, не бывает.  Небольшой город очень зеленый, много кленов, лип, рябины, яблонь, окружен сосновым лесом, который создает особую атмосферу и в городе, так как автомобили по городу ездят редко.  Так что о летней духоте, характерной для дальневосточного Хабаровска, можно только вспоминать.