Вид из окна

Ленивое зимнее солнце еще только-только поднялось над спящими домами Уралмаша, когда Илья уже входил небольшой зал в старом сером гос. учреждении, ныне практически полностью отданном в аренду самым разнообразным фирмам и фирмочкам. Вот и их коммерческое предприятие, гордо именуемое "компания Гермес-триумф", занимало несколько комнат на двух этажах этого типичного казенного здания.
Ох... как же не хотелось ему сегодня вставать и переться сюда через пол города!... Сегодня - в субботу, когда все белые люди, никуда не торопясь, сколько душе угодно могут нежиться в своих теплых уютных постелях!...
О да! Илья, скромный, но подающий надежды менеджер по продажам, считал себя, безусловно, белым человеком если уж не голубой крови, то, во всяком случае, повыше всяких там интелигентишек на нищенской зарплате, прозябавших раньше в этих стенах. Ныне территория занята более достойными людьми, одержавшими верх в беспощадной эволюционной схватке. Или взять даже его коллег - продавцов в рознице. Горбатиться порой по шесть дней в неделю с плавающим непредсказуемым выходным, а то и проводить по 12 часов на ногах со сменами 2 через 2. Нет уж, увольте... Он очень гордился своим рабочим графиком, своей пятидневкой с железными выходными в субботу и воскресенье, своим отдельным рабочим местом за столом у самого окна...
Но сегодня - день особый. И не только потому что чуть больше недели остается до его любимейшего праздника - Нового Года, но и потому что в ближайший понедельник в офисе  будет праздноваться День Рождения человека, образ которого является неизменным спутником всех его грез и мечтаний.
Надя работала в бухгалтерии, расположенной как раз над залом продаж. Более того, из столы располагались в точности друг под другом - у самого окна. Иногда Илья с улыбкой представлял, что если вдруг над его головой обвалится потолок, то перепуганная Надя окажется прямиком в его объятиях.  Хотя, не исключено, конечно, что он не пережил бы это экзотическое свидание.
Надя, как и он, любила поглазеть в окошко. Они даже частенько переписывались в Аське, обсуждая погоду, морозные узоры на стеклах или даже просто форму проплывающих мимо облаков. Относительно последних они часто устраивали своеобразное соревнование - кто последний придумает, на что похоже то или иное облако. Кто не сможет предложить свой очередной вариант за 5 минут, тот проиграл. Илья иногда проигрывал нарочно, чтобы сделать Наденьке приятно, но нередко случалось, что она побеждала и в честном поединке.

Жила Наденька в пригороде, в Верхней Пышме, неподалеку от областного центра. И чтобы не застревать в постоянных жутких пробках между мегаполисом и его городом-спутником, она вставала ни свет ни заря и выезжала из дома на работу очень и очень заранее. Так что неизменно оказывалась на рабочем месте раньше всех не только в их фирме, но и во всем здании. И как она только умудрялась высыпаться при таком режиме дня и всегда выглядеть бодрой и веселой - оставалось только догадываться.
Илье хотелось первым поздравить предмет своих воздыханий с Днем Рождения. Причем поздравить не абы как, по телефону, а прекрасным сюрпризом, который ожидал бы его принцессу на рабочем месте. Для этого он заранее испросил разрешения у начальства - якобы ему необходимо обработать большую заявку, промониторить цены и составить достойное конкурентноспособное предложение важному клиенту. Он получил одобрение и, договорившись с охраной, не поленился приехать сюда в свой законный выходной.
Войдя в офис и отключив сигнализацию, Илья сразу же направился к столу любимой. Как всегда, на чистой столешнице царил идеальный порядок. Сначала он достал из сумки довольно объемный пакет с искусственными лепестками роз, за несколько месяцев заказанными им на Ali Express, обсыпал ими весь рабочий стол и кресло любимой, не забыв о клавиатуре компьютера и даже внутренностях ящика стола. Потом достал коробку с подарком, тщательно обернутую в золотую бумагу с розовыми сердечками, которую венчал огромный алый бант. Сверкающий куб был торжественно водружен на рассыпанные лепестки прямо перед монитором. И, наконец вишенкой на торте стала гигантская открытка с его пожеланиями, подписанная его излюбленным псевдонимом - Ил-96 (год его рождения). К открытке была приколота брошь - маленький серебристый самолетик. Илья втайне надеялся, что Надюша будет всегда носить это нехитрое украшение и вспоминать о нем. Самолетик имел тоже происхождение, что и лепестки роз, и был заказан из Китая задолго до этого дня.
Готово!!! Утром в понедельник Наденька придет на работу, и праздник ее начнется с его, Ильи, подарка. Вскоре придет и он сам  - с большим букетом уже настоящих живых роз. Он поздравит ее и Надюша, наверно, его поцелует...

Довольный собой, Илья спустился вниз, достал из тумбочки свою кружку с долларами и заварил себе кофе. Это была его любимая посудина. Удивительная, почти волшебная. Когда она пустая, то перед вами самая обычная черная кружка, но стоит наполнить ее горячим содержимым, как на поверхности тут же чудесным образом проступают заветные купюры. И хотя она уже порядком поистерлась и даже слегка треснула после неудачного падения со стола в "черную пятницу", как он прозвал этот день, все же кружка была большая и удобная. Илья считал, что она приносит ему удачу. Согревая по утрам тело горячим напитком, он разглядывал зеленоватых американских президентов и с удовольствием грелся душой в мечтах о собственной роскошной квартире в центре, хорошей машине и, конечно, о Наде. Почему-то представлялся дорогущий ресторан "Троекуровъ", за столиком которого он подарит девушке кольцо с брильянтом и предложит стать его женой...

Вот и сейчас Илья наполнил свой талисман кипятком из кулера, бросил ложку Neskafe Gold, добавил сахара и, в предвкушении заслуженного наслаждения, направился к своему старому крутящемуся офисному стулу, который гордо именовал креслом. Вообще у фирмы была и шикарная кофемашина, но это удовольствие не для простых смертных. Таким напитком тешил себя только Генеральный и его гости, ну еще, конечно, секретарша Верочка с ее подружками.

Стул-кресло жалобно скрипнуло, приветствуя своего хозяина. Он уселся поудобнее и развернул его прямо к окну - сегодня, в пустом офисе, не нужно было изображать напряженную работу мозга, и он мог себе позволить открыто и не таясь любоваться открывающимся видом.

Признаться откровенно, вид был так себе. Крошечный захламленный задний двор, за ним забор, сразу следом - старые гаражи, перемежающиеся с закоулками-пустырями, еще дальше - обычные жилые хрущевки.

Илья посмотрел вверх. Шел снег... Снег, которого ждали уже чуть ли не полтора месяца, но прижимистая природа почему-то не баловала горожан и отделывалась мелкими подачками белой пыли. Практически конец декабря, а предновогодний город был сер и уныл, и ни единого снеговика не украшало среднеуральских дворов. И вот вчера вечером наконец-то пошел НАСТОЯЩИЙ обильный пушистый снег. Синоптики обещали, что такая погода сохранится еще как минимум с неделю. С серого зимнего неба медленно падали крутящиеся в морозном воздухе снежинки. Эх! И почему даже перед Новым Годом небо такое серое?! Вот повесить бы и туда огромную небесную гирлянду с плавно переливающимися гигантскими огнями, чтобы всем и вся вокруг было со всех сторон видно, что даже небеса празднуют вместе со всем человечеством это замечательное чудо, этот праздников праздник и торжество из торжеств - Новый Год. Это пафосное "праздников праздник и торжество из торжеств" Илья где-то уже, кажется, слышал, только не вспоминалось, где именно. Да это и неважно. Зато как громко и красиво звучит! И действительно - что может быть возвышеннее и торжественней Нового Года?! Разве что, собственный День Рожденья. Впрочем, нет, Новый Год круче - это как один общий День Рождения для всех. Все дарят всем подарки и все радуются. Вот бы и небо радовалось вместе с нами - фантазировал Илья, представляя себе вместо серой унылой пелены необъятный светящийся и переливающийся купол, который он, наверное, смог бы назвать виртуальной Вавилонской башней торжествующего человечества, если бы в его забитой теориями успеха голове водились такие образы.

Неожиданно поднялся ветер, закружилась небольшая пурга. Причудливо вращающиеся снежинки чарующе спускались к земле, словно бы гипнотизируя смотрящего на них. Вместе с ними медленно опускался вниз и взгляд Ильи. Вот закрывающие недалекий городской горизонт крыши многоэтажек, вот заваленные снегом редкие деревья, вот такие же белые от снега старые гаражи и заросший пустырь...

Стоп... Что это чернеет там, у самого ближнего гаража, прям перед носом... На белом фоне отчетливо виднелось продолговатое вертикальное темное пятно. Илья прищурился и даже немного привстал, чтобы получше разглядеть этот неестественный одинокий предмет. Мужик какой-то.. И чё он здесь забыл с утра пораньше. Приспичило, что ли... Так и так ни души вокруг, мог бы и не ныкаться...
Как бы то ни было, упоительное витание в облаках тут же улетучилось, благостное настроение было подпорчено. Илья с недовольной гримасой поставил недопитый кофе на стол и стал собираться. Он уже оделся и хотел было выходить, когда взгляд его снова скользнул по нехитрому пейзажу - мужик все еще стоял на том же месте... Странно - подумал Илья и снова подошел к окну. Ветер на улице стал как будто еще сильнее. Незнакомец все также стоял неподвижно. Впрочем, нет, его немного шатало. Но шатало как-то странно. Голова оставалась на месте - шатались ноги... Илья отпрянул...

Его будто бы обдало какой-то волной не то жара, не то холода и даже слегка передернуло. Первым порывом было поскорее бежать прочь от этого зрелища, но уже в дверях он снова остановился. Надя!!! В понедельник с утра она первая придет на работу и, улыбнувшись его подарку, увидит в окне ЭТО!!!... Вот тебе и День Рожденья... Подарочек, блин... И дернуло же этого придурка припереться именно сюда решать свои проблемы. Э-эхххх... Зла не хватает...
Впечатлительная Наденька это ведь на всю жизнь запомнит. И потом собственный День Рождения навсегда - НАВСЕГДА!!! - будет ассоциироваться у нее с этим кошмаром... А еще его подарок, и он сам - ОН, ИЛЬЯ!!! - тоже будет навеки связан в ее сознании с засевшим мозгу мерзким и жутким впечатлением. Они сольются воедино в её душе и уже никогда - НИКОГДА она не будет с ним счастлива, потому что всякий раз ей будет невольно вспоминаться этот день - его подарок и, тут же, леденящий душу ужас за окном.

Значит надо звонить в полицию, чтобы убрали его отсюда к шутам собачьим... Как там, 02... нет, 102 с мобильного... Стоп. Но менты же его потом затаскают - как нашел, когда нашел, а почему в выходной на работу приперся... И доказывай потом, что ты не верблюд... Это ж может, наверно, на неделю затянуться, а то и не одну. И все выходные точно в пролете, и в понедельник его, наверное, тоже в покое не оставят. И прощай День Рождения Надюшки... И вся задумка с подарком, к которой он столько готовился, коту под хвост... А потом еще и объяснять ей, почему да как - не врать же, в самом деле, с самого начала, когда еще и не сблизились толком... Да и вообще, что он, крайний, чего ради... Надо оно ему?!! Нет, ментам звонить нельзя...

До понедельника еще два дня -  и без меня найдут, вывезут... Но кто найдет-то?... Здесь же никто не ходит почти - уж он-то знает, целыми днями, почитай, в окно пялится... Гаражи ближайшие тоже считай необитаемы - раз в пятилетку хозяева какой-нибудь хлам приносят-уносят. Да и чего ради им по пустырям вокруг шастать?!  Нет, заметить его могут только из здания, в котором расположена его контора. И будет это только в понедельник. И Надя придет раньше... По крайней мере, раньше, чем уберут тело - это точно!...

Сторожу сказать - так это тоже самое, что в ментовку звонить. Все равно он же первый увидел. Бли-и-и-н!!!... Вот ведь угораздило! По любому какой-то бомжара вонючий. Илья опустил голову и замер. Сморщенный лоб, нахмуренные брови и стиснутые плотно губы отражали напряженную работу мысли и какую-то внутреннюю борьбу.
Нет, придется все решать самому. Если этого придурка сбросить на землю, чем-нибудь прикрыть и закидать снегом, то издалека ничего видно не будет, тем более если не знать и не приглядываться, а знать никто не будет. Никто, кроме него...
Но браться за него, снимать, считай обниматься... ммм (его снова передернуло). Отпечатки пальцев, опят же... Хотя он же в перчатках будет. Нет! Что хотите делайте, но не хочу я к нему прикасаться! Ножницы! Просто обрезать веревку - и все! Хотя ножницы, наверно, не возьмут... Лучше нож!
Илья откопал в своем бардаке старый канцелярский нож, сунул его в карман и, выйдя в коридор, решительно закрыл за собой дверь.

В неестественной для города тишине скрипели по свежевыпавшему снегу ровные шаги.  Илья подсознательно шел по самому краю совершенно пустого проезда между гаражами, почти прижимаясь к старым ржавым воротам с облупленной краской. В этом небольшом тупичке-аппендиксе, по центру блестящего белого полотна виднелась лишь одна пара следов, уже основательно припорошенная снегом. Одна и в одном направлении. "Это следы того... еще живого..." - мелькнуло у Ильи.
Гаражи кончились. Угол последнего все еще загораживал небольшой заброшенный пустырь и висящее в его глубине тело. Чтобы его увидеть пришлось пройти еще несколько шагов. Да здесь и месяц и два никто не найдет  - только из конторы и видно... Он свернул с дороги и решительно зашагал к дереву.
Тело висело всего в каких-нибудь 10-15 сантиметрах от земли, а сама веревка была привязана даже не к ветке, а к какому-то торчащему маленькому сучку на старом чахлом дереве. Как ни странно, погибший не производил впечатления бомжа. Скорее наоборот. Добротная некоцаная дубленка, теплые зимние штаны с кучей карманов, блестящие на солнце нулевые начищенные ботинки, явно получше и подороже его дешманского кожзама. На руке играл бликами света серебристый браслет массивных часов. В лицо Илья старался не смотреть - оно было страшное. Очень страшное.
Через пару минут, собравшись с духом, он пересилил себя, достал нож и, обойдя со спины, чтобы не смотреть в лицо, стал резать веревку. Внезапно Илья вздрогнул - в уши ударила мелодия телефонного звонка. Это было что-то нежное и спокойное, наверное, что-то из классики, но в стоявшей мертвой во всех смыслах тишине музыка казалась громом. Из слегка оттопыренного кармана виднелся свет от экрана смартфона. Телефон продолжал звонить и оглушительно вибрировать. И вместе с ним, казалось, вибрировало все существо Ильи. Звонок был долгим, бесконечно долгим. Наконец, все снова затихло. Кровь бешеным сабвуфером стучала в висках. Илья стоял с поднятым ножом в руке, глубоко и неровно дыша приоткрытым от ужаса ртом. Тфу-ты, нервы совсем ни к черту... Еще с минуту он ждал и собирался с духом. Телефон больше не звонил. Тогда он вновь взялся за веревку и стал резать. Только тут Илья почувствовал, что руки дрожат противной мелкой дрожью. Лезвие канцелярского ножа предательски гнулось. Надо было нормальный нож в столовой взять... Ага, а потом этим же ножом тортики резать, в понедельник, на надиной днюхе... Нет уж, лучше сейчас помучиться, а потом просто выбросить.
Старая грязно-белая синтетическая веревка, скорее даже нетолстый канат, поддавалась плохо. Тупое гнущееся лезвие с трудом одно за другим разрезало волокна. Наконец тонкий металл противно звякнул и изрядный кусок канцелярской жестянки упал на снег. Блин!!! Вот ведь, а!!! Везет как утопленнику - Илья криво усмехнулся своей черной шутке, особенно мрачной в сложившихся обстоятельствах. Оставшийся огрызок ножа мало на что годился. Но начатое нужно было завершить. Теперь он не пилил веревку взад-вперед, а с размаху бил по ненавистному канату крошечным кривым остатком ножа. Наконец последние нити затрещали и тело бухнулось на землю, норовя привалиться к сбросившему его мужчине. Илья судорожно оттолкнул тело от себя. Оно с неправдоподобным глухим стуком упало на одну из многочисленных мелких бугристых кочек, голова оказалась у ее подножия, а окоченевшие совершенно прямые ноги неподвижно застыли в воздухе, неестественно возвышаясь над землей и, казалось, укоризненно указывая на потревожившего их хозяина человека.
Илья почувствовал холодок на спине - он вспотел... Плохо слушающейся ногой он столкнул мертвого с кочки и огляделся. Никого... Сердце постепенно приходило в норму. Так... Самое страшное позади. Теперь надо его чем-нибудь накрыть. Илья вернулся к гаражам и вскоре отыскал на небольшой импровизированной свалке какие-то старые коробки. Разрезав их остатками ножа, он получил две длинные полоски картона, которыми и накрыл тело. Так... картон может сдуть ветер - подумал менеджер, вспоминая сегодняшнюю поземку, и положил сверху несколько валявшихся тут же камней и замерзших земляных комьев. Затем неловко присыпал все снегом. Оглядевшись, сбросил с сучка торчащий огрызок веревки, поднял обломанное лезвие и положил его в карман.
Все, теперь прочь отсюда и забыть как страшный сон. Он развернулся, сделал пару шагов и замер. Следы! Их хорошо бы убрать. Как говорится, замести. Почему-то всплыл в памяти образ хитрой рыжей лисы, заметающей следы собственным хвостом. Да... хвоста у меня нет, грустно ухмыльнулся он... Но есть шапка!! Он снял старую кроличью формовку и широкими движениями принялся разравнивать следы своего пребывания. "Ну вот, почти и не видно... - кажется, теперь все действительно кончено..."
Когда Илья удалялся от пустыря, в спину ему снова зазвонил телефон. Он с трудом сдержался, чтобы не ускорить шаг или даже не побежать. Внимательно рассматривая невидящим взглядом снег под ногами, он все дальше уходил от места трагедии. И, казалось, словно в такт ритму его шагов, над безлюдными заснеженными пустырями и гаражами раздавались звуки прекрасной мелодии "К Элизе" Людвига ван Бетховена.

На задней площадке автобуса, пошатываясь, стоял бледный как снег парень. Еще утро, а уже на рогах перешептывались сидящие тут же женщины, с осуждением косясь на только что вошедшего пассажира. Хотя никакого запаха, обычно сопутствующего подвыпившему человеку, от него не исходило.
- Проезд оплачиваем - привычным клише обратилась кондуктор к молодому человеку.
Тот кивнул, снял перчатки и полез в куртку за деньгами. Но тут же вскрикнул и отдернул руку обратно. На пол упал ржавый обломок лезвия от канцелярского ножа. На глубоко разрезанном безымянном пальце юноши заблестела, быстро расширяясь, алая полоска крови...

*     *     *

Поиски Вени в декабре и январе так и не дали результата. В день исчезновения мужа, когда он вечером, после ссоры, вышел на улицу и не вернулся к ночи, Света даже особо и не беспокоилась. Только тяжело вздохнула, опустив на колени отяжелевшие вдруг руки. Снова уехал в Сысерть, в старую пустую квартиру. Пятница, завтра не на работу... Что он там будет делать, один в четырех стенах?!... Наверно, опять напьется.... Уж сколько раз она и уговаривала, и скандалила - давай обратимся к специалисту. Это не нормально. Так нельзя... Все без толку...
Господи, ну почему так все?!! Ведь добрейший же человек, и умница, и руки золотые, и в детках души не чает. Объясняешь ему все, по полочкам раскладываешь, вся к нему навстречу - только пойми, пожалуйста, ну пойми же... Аж душа вибрирует от напряжения, так достучаться до него хочется. А он сидит, потупится, и молчит... Всегда молчит.... Или улыбнется виновато, пробубнит что-нибудь невразумительно-примирительное и лыбится, как дурачок какой... Ну как ребенок взрослый, ей Богу...
Когда он не вернулся и к следующей ночи, и через день, Света заволновалась уже не на шутку. Самой ехать к нему было без толку - ключ он ей так и не дал от своего убежища, а сам может и не открыть... Позвонила Митьке - старому другу его, еще с института. Тот тут же поехал в Сысерть. Сначала обошел дом и посмотрел в окно - света нет. Но все равно полчаса без толку звал и долбился в железную дверь, поставив на уши всех соседей. Оставил записку и поехал обратно - куда деваться... 
Когда в понедельник Веня не вышел на работу - впервые за все 14 лет - стало ясно, что стряслась беда. Начали искать. Искали всю неделю перед Новым годом, потом первого был сделан короткий перерыв, а уже с утра 2 января поиски возобновились...

В ментовке в розыск не сразу, но приняли. Как обычно, без особого энтузиазма. Оно и понятно, для них это простая серая рутина. И как бы хорош и добр ни был полицейский, при постоянном контакте с человеческим горем сердце профессионально грубеет... Но хоть что-то... Контора, в которой работал Веня была, скажем так, довольно серьезная, и её служба безопасности кое в чем смогла подсобить. Телефон Веня использовал корпоративный, и СБ-шники смогли не только пробить звонки, но также по своим каналам определили район нахождения абонента. Точнее - его телефона. Звонков с разговорами поле той злополучной ссоры зафиксировано не было - ни входящих, ни исходящих. А вот местоположение дало некоторые зацепки. Примерная точка определяется соотношением уровней сигнала от ближайших к смартфону вышек. И, судя по всему, она находилась в непосредственной близости от дома пропавшего. Район не менялся - телефон находился в одном месте. Он хотя не отвечал, но первые дни принимал сигнал, пока батарейка не села - а это значит, что он не был принудительно отключен и симка была на месте. Смартфон никто не украл.
Да, сначала искали именно телефон. Возникла мысль, что Веня его просто выбросил и ушел в неизвестном направлении. О другом думать не хотелось...
Искала Света, искали родственники - сестра ее двоюродная, дядя и тетка Венины. Тот же Митька с еще одним другом Колей, тоже с института. Очень помогли ребята из Лиза Алерт, волонтерского отряда по поиску пропавших людей, его местного филиала. Они подошли к делу профессионально - разработали и помогли распространить листовки, разместили информацию в интернете, помогали с поисками непосредственно на месте...
Как же много у нас в стране добрых, неравнодушных людей... И это не только волонтеры из Лиза Алерт - эти-то вообще люди особые, о них можно книги писать... А просто самых обычных людей, мимо тысяч которых мы каждый день проходим на улице. Практически в каждом, к кому подходили поисковики со своими листовками, они находили искреннее сочувствие. И хотя все пожимали плечами и качали головой, но в самом голосе их, в жестах и выражении лиц чувствовалось  идущее от сердца душевное участие, даже некая робкая неловкость - извините, мол, рады бы помочь, да не можем... Многие давали простейшие банальные советы, старались подбодрить...
Многие, но не все... Информация с вышек определила некую конкретную точку на карте, в радиусе которой должен был быть телефон. Точка эта попадала на закрытую территорию какого-то небольшого предприятия, отгороженного от окружающего мира бетонным забором и небольшим шлагбаумом с будкой-сторожкой. Мите с Колей удалось проникнуть на эту территорию без особого труда. Они заглядывали в каждую щель, в каждый закуток, тщательно присматриваясь к маленьким ямкам на снегу, какие остаются от брошенного небольшого предмета.
Друзья осматривали двор, когда из небольшого здания напротив вышел дородный хорошо одетый полноватый мужчина небольшого роста в очень пушистой дорогой меховой шапке. Коля направился к нему, обратившись со стандартным, уже выученным наизусть обращением-вопросом. Мужчина в шапке нетерпеливо и раздраженно перебил, ответив вопросом на вопрос - как они здесь оказались?! И далее, даже не слушая ответа, разразился такой бранью, которую услышишь не во всякой подворотне. Еще больше чем вопрошающим, без спроса проникнувшим на объект, относящийся, как потом выяснилось, к сфере ЖКХ, досталось охранникам, которые их пропустили. Маленький начальник метал маленькими темными глазками яркие молнии, сопровождаемые оглушительными раскатами дурно пахнущего, смердящего словесного грома. Когда подошедший Митя, извинившись, попытался еще раз объяснить суть вопроса, заметив, что речь идет о жизни человека, раскрасневшийся, окончательно вышедший из себя чиновник жилищно-коммунального хозяйства кратко и доходчиво выразил свое отношение к пропавшему Вене, не забыв указать, куда именно нужно идти его друзьям. Мите в тот же момент кровь резко ударила в голову, он глубоко и прерывисто задышал, и возмущение вот-вот готово было вырваться наружу волной ответного гнева. И только предупреждающий жест Коли, взявшего его за плечо, словно маленькая, но решающая подпорка перед готовой обрушиться плотиной, сдержала митину ярость, и он все же дрожащим от переполнявших эмоций голосом заметил: "Не дай вам Бог попасть в такую же ситуацию и вот... также искать СВОЕГО друга. Не дай вам Бог!... С наступающим!!!" - он резко повернулся и зашагал к выходу со двора, Коля последовал за ним.
Через несколько минут их догнал один из охранников. Он был гораздо менее агрессивен, но настойчиво попросил и даже потребовал больше и не приближаться к их объекту, поскольку из за них вся смена только что чуть не потеряла работу и уж точно будет оштрафована. Этот простой человек был хоть и не очень дружелюбен, но от него не веяло той звериной злобой, которой было преисполнено все существо его начальника. Ни единого оскорбления, ни единого грубого слова не слетело с его уст, хотя именно он, в отличие от толстяка, действительно пострадал от визита.

Поиски телефона результата не дали. Но зато на размещенную Лиза Алерт в интернете листовку откликнулась женщина, которая сообщила, что видела очень похожего человека на железнодорожном мосту, стоявшего у перил и смотрящего на бегущую внизу автостраду. На ее вопрос, не нужна ли помощь, мужчина ответил, что всё нормально и быстро зашагал прочь. Все поиски мгновенно были переброшены в этот район. Веня жил недалеко от метро, а указанное женщиной место было неподалеку от конечной станции единственной ветки короткого екатеринбургского метрополитена.
Опросы продавцов в близлежащих магазинах, киосках и павильонах автобусных остановок давали основания для осторожного оптимизма. Похожего человека некоторые действительно видели. Кто-то рассказал о компании бомжей, вместе с которыми он сидел на лавочке.
Бездомные стали следующим шагом. Их искали, расспрашивали, для завязывания разговора угощали пивом. Некоторые говорили, что видели его, и даже пили с ним. Одна женщина сообщила, что он живет сейчас на теплотрассе неподалеку, и небольшая экспедиция исследовала сначала одно, потом другое, а затем и еще несколько неприкаянных мест, обжитых несчастными, отвергнутыми обществом людьми. Всем раздавались листовки с телефоном, обещалось хорошее вознаграждение и угощение, если при их помощи будет найден Веня. Если становИще находили пустым, то оставляли хозяевам соответствующие записки.
Как же много рядом с нами людского горя, мимо которого мы проходим каждый день, часто брезгливо или даже с омерзением... У каждого из этих опустившихся ныне людей была когда-то своя более или менее благополучная жизнь. Были дом, работа, у большинства была семья... Конечно, все это утеряно ими не без их же собственной вины. К печальному итогу чаще всего так или иначе привели пороки и страсти, разросшиеся до всепоглощающих размеров. Так маленький огонь лучины при небрежении и попустительстве может перерасти в гигантский роковой пожар, жадно поглощающий все имущество и самое жилье нерадивого хозяина, оставляющий его голодным и нагим перед лицом жестокого равнодушного мира. Такова страшная плата... таков итог...
Впрочем, итог ли?!... Настоящий, последний итог будет подведен не здесь и не сейчас, и вовсе не людьми, осуждающими этих бродяг-оборванцев... Кто знает, что будет начертано под той действительно последней чертой, подведенной под бренным путем каждого живущего на земле человека. Может быть участь стократно раскаявшегося в своих ошибках лежащего на дне человека будет много лучше, чем жребий того же упитанного хорошо одетого мужчины в очень пушистой дорогой меховой шапке...
Нет, конечно, страдания сами по себе не приносят никаких заслуг заблудшему страдальцу. Сколько есть на наших улицах истерзанных пороком нищих, дышащих лютой ненавистью ко всем и вся в своей бессильной злобе... Рядом с ними почти физически чувствуется их ярая скрытая агрессия. Но сколько есть тихих, забитых, смирившихся со своим горем несчастных, в грязной подворотне незримо для других омывающих чистейшими горькими слезами свою злосчастную долю, свои когда-то маленькие слабости, которые они себе раньше снисходительно позволяли и которые незаметно переросли в необоримые для них тяжкие пороки...
Не мы, не наш суд будет над этими душами - их будет судить Тот, кто разрешит участь и каждого из нас...
Общались ли бездомные с Веней?... Конечно, нет.... Кто-то искренне заблуждался, обознавшись лицом, кто-то сознательно лгал, польстившись на дармовое пиво, а кому-то просто хотелось поговорить, ощутить себя хоть на миг важным и нужным людям из этого столь равнодушного обычно "благополучного" мира.
Так безрезультатно прошел еще месяц. По рекомендации Лиза Алерт, далее поиски были свернуты до весны. Ждали, может быть, за это время появится новая информация, Может быть все-таки всплывет где-нибудь венина банковская карта, которая была с ним на момент исчезновения. Ждали напрасно...
Ближе к концу марта операция возобновилась. Теперь искали уже тело, хотя об этом старались не говорить. Лиза Алерт вновь определила районом поиска окрестности дома Вени. Заглядывали во все закоулки, исследовали заброшенные колодцы...
Волонтеры хорошо знали свое дело. Парни и девушки. Они были тепло, но удобно одеты, у каждого был при себе фонарик, на всякий случай, один на команду крепкий, но легкий канат с карабинами, в рюкзаках - термоса с горячим чаем. С родственниками и друзьями пропавшего ребята общались не очень много. В основном, переговаривались между собой. Для них это была далеко не первая совместная поисковая операция и далеко не последняя. Разговаривали не только по делу, но и обсуждая свои самые обычные текущие дела. Также просто беседуют за чашкой кофе друзья  по работе или старые однокашники. Иногда раздавался смех. При этом нахождение неподалеку близких человека, которого они разыскивают, ничуть их не смущало. Хотя при обращении непосредственно к родственникам и друзьям пропавшего они были учтивы и осторожны в словах и действиях, чтобы ненароком не причинить новой боли и без того болящему сердцу.
И все это было искренне - и сочувствие, и старание не навредить, и деятельное стремление помочь... Просто - так же, как и у полицейских или хирургов - у них неизбежно появилась привычка к с своему труду. Эмоции частично отключились, и они просто делали свое дело. А жизнь... жизнь идет дальше и берет свое... Нельзя исключить, что среди ребят существует даже своеобразное соревнование - кто сколько нашел людей. Живых или... или погибших... СпасиБо им... СпасиБо и низкий поклон за их труд. Бесплатный, но такой дорогой для людей, которым они бескорыстно помогают...

Тело Вени тоже нашел волонтер. Примерно в двухстах метрах от круга поиска, очерченного ранее, исходя из данных по локации телефона. На календаре было 12 апреля. Начатая уже вечером операция затянулась и ближе к 11-ти, когда собирались расходиться, один из парней совершил эту страшную находку, которой все ждали и которой так боялись. Он дал знать остальным поисковикам Лиза Алерт, и место сразу было оцеплено. По правилам - надо признать, достаточно разумным, - никто не должен был ничего трогать, и до приезда полиции подходить к телу мог только человек, его нашедший, опять же, ничего не трогая...

На опознание Света не поехала. Ей было очень страшно увидеть родного, любимого человека таким... застывшим и мертвым... Почти не разложившееся на холоде тело опознали родители. Это был их единственный сын.
Митя и Коля, тоже искавшие Веню 12 апреля, не стали показывать вдове место гибели - ей еще жить там, может быть, время от времени проходить мимо этого гаражного массива... Зачем... Только лишняя боль и горькая память...

Через некоторое время, уже после похорон, Свете вновь позвонил следователь Константин Петрович и попросил еще раз подъехать - ознакомиться с закрываемым делом, забрать пока еще хранившиеся в полиции венины вещи, подписать некоторые бумаги... По необходимости пришлось взять с собой и детей - семилетнюю Софью и пятилетнего Кирилла.

Следственный комитет располагался в старой потрепанной сталинке, бок о бок с обычными жилыми домами старого Уралмаша.  Кирилл под присмотром Софьи остался играть на детской площадке, а Света поднялась в кабинет.
Все оставшиеся формальности были улажены на удивление быстро. Свете отдали венин сотовый телефон, коричневый бумажник с нетронутыми деньгами и пластиковыми картами, часы и, почему-то, компас.. И зачем он ему в городе? Здесь не заблудишься... Куда собрался, чего искал...
В кабинете воцарилась тишина и подвисла некоторая неловкость.
- Ну почему, скажите, почему... почему же его так долго искали... Ведь он же был здесь, совсем рядом. Ведь вроде и прочесывали же все... И люди мимо каждый день ходят, и дома с окнами...
Константин Петрович вздохнул, в задумчивости застыл на секунду и, нагнувшись, открыл ящик письменного стола, извлекая из него небольшой пластиковый пакет с наклеенной на него бумажной биркой.
Света отшатнулась - следователь извлек из пакета обрывок грубой толстой синтетической веревки. Нет, это была явно не петля с шеи погибшего. Просто небольшая петелька диаметром меньше черенка лопаты, намертво завязанная кривым уродливым многократным узлом.  Второй конец напоминал старую разлохмаченную щетку с торчащими во все стороны грязными щетинками.
- Вот... это нашли рядом с телом. Обратите внимание на форму и состояние волокон. Такое возможно только в одном случае - если веревку резали под нагрузкой.
- Под нагрузкой?!... Резали?!... - слова оперативника не доходили до Светы, она в непонимании наморщила лоб, силясь понять мысль собеседника.
-  Да... Под весом... под весом тела Вениамина Сергеевича. Этот синтетический трос изготовлен из полипропилена. Он состоит из множества скрученных тонких нитей. Как мне объяснили эксперты,  если отдельные нити, будучи натянуты,  рвутся или разрезаются, то  они изгибаются и завиваются в спирали. Нагрузка перераспределяется на оставшиеся нити, которые при этом растягиваются и удлиняются. По этому канату можно сделать вывод, что волокна резались в напряжении. И не сразу, одним махом, а одно за другим - именно поэтому конец веревки так излохмачен.
Другими словами, кто-то обрезал веревку, на которой висело тело вашего мужа. Потом, уже на земле, его накрыли картоном, чтобы не привлекать внимания. За пару дней сверху все засыпал снег.
- Но... кто?!!... Но... зачем?!!!! - чудовищная простота и абсурдность раскрывшейся картины не умещалась в голове.
- Кто - мы не знаем. Зачем?... Сложно сказать. Ограбления не было - все вещи и деньги были не тронуты. Это был не грабитель, а, скорее всего, какой-то случайный человек... Может быть, несчастный просто портил ему вид из окна...

Светлана отвернулась. До боли сжимая прижатый к щеке скомканный влажный платок, она смотрела на улицу. Внизу, сквозь застившую глаза переливающуюся в весенних лучах сверкающую пелену был виден двор. Замерзшая Софья, нахохлившись, сидела на скамейке, Кирюша возился в песочнице и пытался соорудить из застывшего коркой  песка гараж для подаренной отцом машинки...

*     *     *

В жизни Ильи почему-то все пошло наперекосяк. Столь нелепо порезанный в автобусе палец загноился и долго болел. Продажи, и без того невысокие, резко пошли вниз и упали почти до нуля. Причем ладно бы временно - у всех бывает. Так нет - он мало продавал и, соответственно, мало получал и месяц, и второй, и третий... Потом его внезапно скрутил аппендицит, и в больнице, даже при этой пустяковой операции он умудрился словить осложнение, провалявшись в итоге на койке почти целый месяц. По возвращении на работу его вызвал к себе Главный и, справившись для приличия о здоровье, закончил доходчивым объяснением, что компания не может себе позволить содержать в штате сотрудника, результаты труда которого уже длительное время  ниже предельно допустимых и тянут вниз общие средние показатели всего отдела продаж. И, таким образом, как говорится, в его услугах больше не нуждаются. В довершение всего, собирая пожитки, он умудрился вдребезги разбить свою любимую кружку-талисман. В общем, не везет, так не везет... Пришла беда - отворяй ворота...
Еще пару месяцев он обивал пороги разных контор, пытаясь найти новое теплое местечко, но, как оказалось, очередной кризис выбросил на улицу сотни таких, как он. Ответом на поданные им резюме была тишина. Пару раз он по недосмотру устраивался в такие шарашкины конторы, из которых сбегал без оглядки после первых двух-трех дней работы, так и не получив расчет за отработанные смены.
В конце концов, старый школьный товарищ, которого он раньше за глаза презрительно называл пролетарий, помог ему устроиться оператором в типографию. Работа оказалась на удивление не из простых - современные станки с программным управлением требовали хорошей подготовки. Но, под руководством доброго старика-мастера Сергея Васильевича, Илья довольно быстро все освоил, и уже через два месяца был переведен из стажеров в полноценные операторы. Зарплата стала выходить даже больше, чем в его "Гермес-триумфе".
И только отношения с Надей не играли в американские горки и были его единственной отрадой. Она действительно очень обрадовалась тогда его подарку, его сюрпризу. Прыгала, как маленькая девочка, и хлопала в ладоши, так что косички смешно подскакивали у нее над плечами, а потом поцеловала его в щеку. Они иногда встречались - ходили в кафе или в театр. Кино девушка не любила - говорила, что хороших фильмов сейчас практически не снимают. Иногда Илье казалось, что его милая почему-то грустит, но она всегда отшучивалась, говорила, что это ее тараканы...
Когда Илья лежал в больнице, Надя несколько раз навещала его. Хотя он не очень любил апельсины, но приносимые ею съедал без остатка. Впрочем, больше ему по душе были пирожки, которые, оказывается, так вкусно пекла его возлюбленная - говорила, что у мамы научилась.
Не расстались они и когда Илью уволили с работы, все осталось по-прежнему. А когда юноша устроился в типографию, Наденька испекла для него большой открытый рыбный пирог - с полосками из теста, имитирующими газетные строчки, хотя печатал он на своем станке не газеты, а этикетки. На тот момент, для шампуня. Здесь же, в типографии пирог и оприходовали, угостив и мастера, и других печатников. Сергей Васильевич потом сказал, что у него очень хорошая девушка, и чтобы он ее берег. Когда у ее молодого человека закончилась стажировка, она испекла еще один - на этот раз яблочный.
А потом Надя заболела, и вот теперь уже он, Илья, накупив всякой вкуснятины, приехал в Верхнюю Пышму навестить больную. Жила она с родителями и двумя братьями в уютной трехкомнатной квартире. Небольшая надина комнатка была чисто прибрана и дышала, казалось, каким-то умиротворением и покоем. В уголочке виднелась небольшая двухярусная полочка с разными иконками.
Парень сидел на стуле рядом с постелью Наденьки и просматривал фотки, которые она показывала ему на планшете. Надя маленькая, со смешными, торчащими в разные стороны косичками. Надя на выпускном в школе. Вот еще серьезная, аттестат получает. Вот на огромном общем снимке - Илья ее сразу нашел, хотя многие девчонки были друг на дружку похожи в этих старых формах, советского еще образца, о которых и вспоминали-то сейчас раз в жизни - на школьный выпускной. А здесь Надя задорно смеётся закатив голову с прищуренными от смеха глазами... Какая счастливая фотка... А вот уже более поздние... Это с книжкой - к экзаменам готовится. Видно, что ее только что оторвали, и она недовольно, немного хмуро смотрит на фотографа. Это в институте, в коридоре, тоже, наверное, перед экзаменом, все с конспектами стоят. Надя сейчас на заочке учится, в педагогическом.
А вот и их офис. Тоже много фоток. В том числе и его любимая - как радостная Надя целует его в щеку в тот самый День Рождения, когда он подарок ей заранее на столе оставил. Глаза озорные, а в руках букет роз, им подаренный. И он стоит - красный, смущенный, но безумно счастливый... Хорошо, что Пашка этот момент поймал... Дальше снова семейные пошли. Вот Наденька с родителями где-то на море, как выяснилось, в Абхазии. Вот помогает младшему брату уроки делать. Вот уплетает клубнику за деревянным столом на увитой зеленью летней веранде. А вот какая-то уже зимняя фотка - Надя в обнимку с улыбающейся молодой русоволосой женщиной, а рядом высокий мужчина в дубленке с очень добрыми, слегка грустными глазами. Одна рука мужчины с массивными серебристыми часами придерживала ногу сидящего на шее смеющегося мальчика лет пяти, а ладонь второй была обращена к зрителю в приветственном жесте. Рядом стояла , обнимая его, похожая на русоволосую женщину девочка-школьница.

- Это сестра моя двоюродная - Светка - поясняет Надя - я тогда не хотела тогда с ними фоткаться. Пускай, говорю, ваше чисто семейное фото будет. Но она меня чуть не силком притянула. Ты, говорит, тоже наша семья. А это рядом муж ее, Веня, и детки их... Так уж вышло, что это их последняя общая фотка, декабрь позапрошлого года получается...
- Что, развелись? - спросил Илья и чтобы поддержать разговор, и чтобы дать понять, что он не просто так смотрит, из вежливости, а действительно интересуется и слушает все, что говорит его возлюбленная.
- Нет... Просто Вени не стало. Так жалко, такой добрый человек был, детей любил, и Свету... Слабый только...
- Ниче се, слабый - с недоверием хмыкнул Илья, разглядывая крепкую сильную фигуру.
- Духом слабый. Про таких говорят "бесхарактерный" или "бесхребетный". Все из него веревки вили. Даже Светка... Я сколько раз ей говорила - ты с ним помягче, он ведь человек ранимый на самом деле. Не смотри, что он молчит - он все в себе носит... Вот и ушел тоже, по слабости...
- А от чего он умер? - Илье с трудом верилось, что этот здоровый сильный человек снят на фотографии за считанные недели до смерти.
- Он... не умер... Он... хуже... Намного хуже... Он... себя убил... - голос Нади дрогнул и она на мгновение замолчала - Понимаешь, не было у него в душе силы... той силы, той опоры, которая помогает все преодолеть и все вынести. Многие, очень многие люди, имея такую опору, переносят и в тысячу крат больше, чем ему выпало. А у него-то, можно сказать, все было - и семья, и работа хорошая. Дети в нем души не чаяли. Жена тоже его любила... Жестковата с ним бывала, конечно, но любила... Однако из любой мухи можно раздуть слона... особенно если есть в этом деле помощники и тихой сапой без умолку  ... Сначала печаль, потом уныние, потом отчаянье... когда глаза уже прикрыты шорами, и ничего, кроме проблем своих и боли своей человек не видит... Черное пятнышко рассматривается под микроскопом, а остальная картина - яркая, солнечная, прекрасная - как будто шторкой задернута... Украдкой пить начал... Большинство-то пьющих в компаниях этим делом занимаются, гулеванят, буянят. А он один, втихушку... И все, видать, про несчастность свою думал... Вот и додумался...
По лицу Нади уже давно медленно текли слезы, но Илья не перебивал...
- Самое страшное, что спастись ему теперь трудно, невозможно почти...
- В смысле?
- Самоубийство - это самый, САМЫЙ страшный грех. Любую ошибку можно исправить, раскаяться, потому что человек продолжает жить - у него есть для этого время. А для самоубийцы этой возможности нет. Всё! Он сам себе все пути перерезал... Вот, думаешь, почему Иуда никогда в рай не войдет?
- Ну так... он Христа предал...
Надя покачала головой
- Нет, не потому... Господь все может простить, если раскается человек. При жизни. Петр - другой апостол - трижды от Спасителя отрекся, трижды Его предал. Но покаялся, и служил Ему потом до конца дней своих, и распят был, тоже на кресте, только вниз головой, и теперь в руках у него ключи от рая. А Иуда с собой покончил - повесился на осине. С тех пор, считается, у нее листики дрожат, даже когда ветра нет. Он отнял у себя саму возможность такого покаяния. Всё!... там, за гробом всякие слезы уже бесполезны... Здесь, только ЗДЕСЬ мы что-то можем изменить в своей жизни, в своей участи...

Илья неловко заерзал на стуле - что-то понесло его Надюшку,. Нет, он, конечно, знал, что она верующая, но не предполагал, что настолько. Однако парень чувствовал, что его девушка рассказывает все это не только и даже не столько для него... Внутри у Нади жила боль... боль за своего погибшего родственника, и жить с этой болью ей было тяжело. Тем, кто вот так вот уходит из жизни, следовало бы крепко задуматься о тех близких, которых он оставляет. Оставляет с неизгладимым, непоправимым горем... Ничего, вот выговорится Надюшка, и полегче станет... Илья продолжал слушать....

- Мы ведь даже записку за него в храме подать не можем. Не молится Церковь за самоубийц!!! Всё!!! Частицы за них не вынимаются!... Только дома можно... самим...

Надя вытерла слезы, встала и взяла с полочки в углу одну из маленьких иконок. На темно-зеленом фоне была изображена красивая девушка с серьезным, немного печальным лицом. Темно-русые волосы опускались на плечи, правая ладонь обращена к зрителю, как бы в жесте приветствия. По бокам от золотого нимба располагались нечитаемые витые закорючки наподобие арабской вязи...

- Это что, какая-то исламская святая? Ну, мусульманская в смысле...
- Нет, что ты - Надя даже улыбнулась, несмотря на слезы. Видимо, его невежеству - в исламе вообще икон нет, у них запрещены священные изображения... А это икона православная, грузинская, и подпись здесь тоже на грузинском, хотя святая по национальности русская. Просто прожила всю жизнь в Тбилисси, в прошлом веке...
Это Анастасия Сидящая - ну так ее в народе прозвали и сейчас так называют. Вообще она Никишева по фамилии. Официально ее еще не канонизировали - материалы вроде только готовят... Видишь, даже в Церкви своя бюрократия... Ну да у Бога она уже прославлена, как и тысячи других, кого мы и имен-то не знаем...
Так случилось, что в молодости ее жених, офицер, покончил с собой - застрелился. И она потом вся свою жизнь его отмаливала. Дала обет сидеть на земле и никогда не вставать. Так и сидела, зимой и летом, десятки лет. Оттого ее и прозвали - Анастасия сидящая. Господь ее потом, еще при жизни, чудесами прославил, прозорливостью... Люди к ней стали приходить... Мно-о-го людей... Ну да про нее есть в интернете - захочешь, почитаешь. Даже книжка есть, рассказ. У него почему-то два названия - "И на земле как на небе" и.. как там... "Из суицида в вечность", кажется... Юлия Крюкова автор.
Вот на Анастасию и есть наша маленькая надежда... На нее, да на милосердие Божье... Вообще, конечно, есть очень много святых. К любому можно обращаться. Каждый из них может помочь, в общем-то, в любой ситуации. Но особенно чутко святые откликаются на те скорби, через которые они прошли сами. Анастасии эта страшная боль известна... Она ее понимает...  ох как понимает...

Надя больше не плакала, голос вновь стал спокойным и ровным, словно даже мысли о святой утешили ее сердце.

- Представляешь - продолжала она, глядя вниз с какой-то грустной горькой улыбкой на лице - кто-то снял тело Вени с дерева и спрятал - накрыл какими-то коробками, так мне Светка рассказывала... Мы его столько искали - и зимой, и весной уже потом... В апреле только нашли... А он все это время где-то рядом был, ребята сказали, чуть ли не двух шагах от дома... - она прерывисто вздохнула, на глазах снова появились слезы - Я не понимаю... не понимаю!!!!... как вот так можно... И зачем... ЗАЧЕМ?!!!.. Смысл-то какой?!!!...
И тут Надю прорвало. Она закрыла лицо сложенными лодочкой ладонями и плечи ее сотряслись от рыданий.
Илья сидел неподвижно. Бледный как полотно. Тело стало ватным, в голове зашумело. Застывшие немигающие глаза уставились в пространство...
Тем временем Надя извинилась, достала из под подушки платок и постаралась взять себя в руки.
- Ладно, что-то расклеилась я совсем - ты вон, совсем уж белый стал... Загрузила я тебя... Извини!... Не бери в голову... Это мои тараканы... Просто... я живу с этим, понимаешь... Иногда прорывается... Вот, фотку снова увидела и... Больше не буду... прости...
Она наклонилась и слегка пожала его запястье. Горячая ладонь как огонь обожгла холодную руку.
- Пей чай. Остыл уж, наверное... Пирожки вот тоже... Мама пекла, очень вкусные... ешь...

Но и вкусный травяной чай с вишневым вареньем, и свежая, тающая во рту сдоба остались практически не тронутыми. Они просто не лезли в горло. Илья сидел в полной прострации. Словно бы что-то оборвалось у него внутри, словно бы рухнула разом вся его жизнь. Он словно в тумане слышал откуда-то издалека голос любимой, отвечая невпопад и не в силах поддержать разговор.
Наконец встал, поблагодарил за чай, пожелал Наде поскорее поправиться и распрощался. Наверное, уже навсегда...

Через три дня Илья написал Наде письмо по электронке. Позвонить или, тем более, встретиться лично у него не хватило духу. На нескольких страницах текста он во всем честно ей признался. Признался, потому что носить это в себе он был не в силах. Нельзя строить глубоко личные, будущие брачные отношения со скелетами в шкафу. Путь по жизненному морю уже не будет чистым и светлым, если глубоко в трюме семейного корабля затаится непомерно тяжкий груз лжи и подлости.
Ответа он не получил...

Жизнь как будто бы шла своим чередом, но ее словно лишили красок. Словно роскошное блюдо, внешне оставшееся манящим и аппетитным, внезапно потеряло вдруг все свои соки, стало сухим, пресным и совершенно безвкусным. Ничто не радовало юношу, ничто не могло его развеселить. Он просто по инерции продолжал жить... Вспоминались слова Нади: "Сначала печаль, потом уныние, затем отчаянье...". Казалось, что он маленький беспомощный кораблик, затянутый в гигантский жуткий водоворот. Тихо, бесшумно влечет он свою жертву, затягивая все дальше и дальше. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее несется крошечный парусник по блестящей и манящей в своем страшном очаровании водяной воронке. И участь его предрешена, если только кто-то извне не остановит и не спасет его, не протянет руку помощи...

Прошло еще две недели, пока однажды телефон в его кармане не зазвонил вдруг вальсом Мендельсона. Такой сигнал был установлен у него только на одного человека... Надя поздоровалась и, не ходя вокруг да около, предложила встретиться. Договорились на следующий день в центре.

Хотя Илья пришел заранее, минут за десять до назначенного времени, он нашел возлюбленную уже ожидающей его на скамейке. Надя была в скромной фиолетово-голубой кофте и синей юбке, волосы покрывало что-то вроде платка... Илья не знал, как это правильно называется, но было красиво. Воздушная полупрозрачная ткань гармонично дополняла русые косы и нежно обрамляла тонкое, почти детское личико.
- Привет! Садись!
- Привет!... Ты... прости меня...
- Ты уже извинился в письме! Садись!... - девушка, казалось, сосредоточенно глядела внутрь себя, старалась не потерять важную мысль, не забыть слова, уже заранее подготовленные для собеседника - Я... очень много думала над твоим письмом... Сначала я не хотела верить, потом жутко на тебя рассердилась, разозлилась даже...
- Э...
- Подожди... Не перебивай!! И я было решила, что Бог тебе судья, тебе с этим жить. Я тебя простила, и хотела на том успокоиться... о тебе забыть и просто жить дальше...
Но... мне неспокойно было... как ты с этим... Мне все Иуда вспоминался... Вдруг и ты также... Я себе этого не смогу простить... - под и без того красными заплаканными глазами вновь показались слезы - Вот... Словом, письмом такие вещи не делаются... Нужно в глаза сказать. Знай, я тебя прощаю. - закусив нижнюю губу, Надя вскинула голову и посмотрела прямо в глаза Илье.
Тот хотел сказать "спасибо", но к горлу подкатил ком, и он только раскрывал рот, издавая нечленораздельные звуки. Губы дрожали. Глаза стали влажными.
- Не говори ничего - я все вижу!...  Больше даже, чем скажешь... И еще, САМОЕ главное... Для тебя, для души твоей, этого мало. Мало моего прощения...
- Я п-понимаю. мне нужно еще у Светы прощения попросить, и у других тоже...
- Нет, я не об этом. Светке я и рассказывать не стала - она только-только утешилась, мир в душе вроде обрела... И остальным... тоже... - никому... Я о другом. Сейчас... сейчас постараюсь сказать...
Надя несколько секунд помолчала, собираясь с мыслями.
- В нашем языке есть слово...уникальное слово - такое еще только у греков есть. На другие языки оно не переводится в точности, чтобы все-все оттенки смыслов донести. У нас к нему привыкли и... тоже до конца мало кто его глубину осознает, только интуитивно, душой все чувствуют. Это слово "помилуй", у греков "елейсон". В нем ведь не только просьба о прощении - нет. Это только ЧАСТЬ смысла. В этом слове еще и мольба об исцелении. Прошение о том, чтобы раны наши душевные лекарством помазали - маслом, миром, елеем.
Вот... Вот говорит мама сыночку маленькому, дитю неразумному - не трожь огонь, обожжешься! Но он такой красивый, манящий такой... Я его только одним пальчиком, думает... Сунет ребеночек руку в пламя, обожжется, и к матери бежит. Коленки материны обнимет, сам ревет - пальчик свой показывает, даже сказать ничего не может... Вот зачем он к маме прибежал? Чтобы она его простила, чтобы не наказывала за то, что он не послушался и в огонь полез, чтобы в угол не ставила? Да нет же - он от нее помощи ждет, что она его утешит, пальчик его вылечит... Хотя потом может и отшлепать, конечно...
Вот так и мы все, как этот ребенок... Только не пальчик у нас, а вся душа обожжена... И не может человек, перед которым виноват, прощением своим ожоги эти вылечить. При всем желании не может, не в его силах...
Вот... Ты ж крещенный, насколько я помню.
- Ну да... В детстве еще, маленьний был, бабушка крестила...
- Вот и хорошо... Здесь решать тебе... Я могу... только рассказать, показать... помочь, если захочешь... У меня ты прощения попросил, я тебя простила. Теперь нужно обратиться к Нему, к Богу. Перед ним покаяться. Чтобы Он тебя простил, и не только простил, но и вылечил - тогда и душа болеть перестанет, если искренне все, по-настоящему...

Повисла тишина... Илья чувствовал, что Надя права. Но все это было так внезапно, так неожиданно... Церковь всегда была для него чем-то... Она вообще ничем для него не была - он отдельно, она отдельно. Он никак к ней не относился - ни хорошо, ни плохо. Не пересекались их дорожки... А вот нако-ж... как оно повернулось....
Душа внутри робко тянулась навстречу надиным словам, но словно сотни маленьких незримых веревочек удерживали и не пускали ее...
- Бог тебе поможет! Пойдем!... - Надя встала и протянула ему руку.
И предложение, и просьба, и мольба и некая не весть откуда взявшаяся власть - все было в этих словах. И эта рука...
Илья встал, осторожно, как хрустальную, взял надину ладошку обеими руками, поднес к губам и, затаив дыхание, поцеловал.
- Пойдем!... - сказал он, глядя в глаза любимой.
Удерживающие веревки порвались и исчезли. Душа вырвалась на свободу.

Конец