Утриш

Помните, я вам рассказывал про крышку котелка?  Сорвало. Процесс срыва  назвали Перестройкой. Конечно, не обошлось без американцев. А когда без них обходилось? Именно они выдернули (условно выражаясь) шпильку из крышкиной контргайки.
Хотите мою версию Перестройки? Не хотите? Все равно расскажу. В тысяча девятьсот восемьдесят седьмом  Рейган на переговоры с Горбачевым по разоружению в Женеве притащил Ури Геллера, сильнейшего экстрасенса XX века, и посадил напротив Михаила Сергеевича. Это не я придумал, это исторический факт. Дальше - просто. Геллер внушил Горбачеву идею демократизации. Для него это - раз плюнуть. Он и не такое вытворял (полюбопытствуйте в Интернете). Согласитесь - изящное решение гигантской  проблемы – устранение СССР из геополитики.
Практикующие гипнотизеры утверждают, что примерно двадцать процентов людей в той или иной мере гипнабельны. И это проблема. Отлично помню, как один мой вполне здравомыслящий, но без признаков голоса  знакомый (Александр А.) на публичном сеансе гипнотизёра  Юрия Лонго пел со сцены под Аллу Пугачеву.   Когда я спросил Сашу: зачем он это делал, и не было ли ему стыдно? - тот спокойно объяснил: «Но ведь меня  попросили. Как я мог отказать?». А, если бы он работал в МИДе или генштабе? Чистая профнепригодность. Кто-нибудь проверяет чиновников на гипнабельность?  Вот так  рушатся державы и устраиваются цветные революции. И  все шито-крыто. Внушенная идея становится собственной идеей реципиента. А за собственные идеи часть людей готова горло грызть ...Предлагаю внушаемость отмечать штампом в паспорте и запретить гипнабельным занимать ответственные государственные посты.  Издать соответствующий закон. Считайте этот абзац обращением в Госдуму. Но это я отвлекся. Итак, Перестройка.
Абхазы мгновенно разодрались с грузинами,  будто только этого и ждали. Любимое Третье Ущелье (подробности в новелле «Тютю») оказалось  в зоне боев. Но геополитическому катаклизму слабо было испортить наши  летние отпуска. Я и мои друзья  быстренько откочевали на 320 км северо-западнее,  на  Большой Утриш.  Благо это место (как вы, надеюсь, помните) было насижено лично мной, Бобом и Михалычем еще во студенчестве. Правда, теперь мы забрались еще на пять километров дальше от анапской цивилизации в, так называемую, Вторую Бухту. Здесь  по нелепой случайности расположился крупнейший в России нудистский пляж. Вас это смущает? Меня нет. Впрочем, чего только не стерпишь ради приятного летнего отдыха.
На подступе к бухтам, вероятно с военных времен лежит гигантский  ржавый бон. На нем в незапамятные времена кто-то намалевал  остроумный параном: «Оставь одежду, всяк сюда входящий».
Знаете, что такое фисташки? Правильно – невкусные орешки.  Теперь представьте -  во Второй Бухте мы ставим палатки в дикой фисташковой роще вероятно единственной на всю Россию. Кругом лесисто-холмистые горы. Ближайшую - аборигены зовут «Верблюд». За водой бегаем по камням в Первую Бухту, километра за полтора. На берег там ниспадает небольшой, но приятный в жару  водопад. Тут воду брать нельзя, здесь  народ моется, бреется и стирается. За питьевой водой следует пройти  еще метров  шестьсот вверх по водопадному ущелью до, собственно, родника, на котором и «держатся» все окрестные стоянки  в радиусе трех километров. Поход с рюкзаком за водой – полезный тренинг для бледно-вялых горожан.
Народ здесь отдыхает сколь своеобразный, столь и разнообразный. Где еще вы встретите голым заведующего кафедрой, профессора  и лауреата самых неожиданных премий.  Живет себе одиночкой в палаточке, прямо на пляже и варит себе жиденькую овсянку. А несколько лет подряд здесь галдел целый табор голых беременных женщин  на последнем месяце. Некий московский гуру (разумеется, шарлатан) принимал у них  подводные роды. Впрочем, аттракцион быстро свернули. Здесь же обитает последняя колония хиппи. Кто знал, что эти древние длинноволосые птицы еще существуют. С ними мирно соседствуют лысые кришнаиты. На закате дня они часами медитируют под однообразные звуки мриданги и флейты. Но самая устойчивая популяция -  призывники, косящие от армии. Эти живут здесь круглый год. Их неряшливые хижины запрятаны в глухих чащобах на склонах гор. Выглядят они сущими робинзонами, а наиболее продвинутые  - пятницами (о чем только думают их родители?). А в целом народ здесь неконфликтный и добродушный, и даже мнит себя особой кастой. При встрече вам всегда пожелают: «Доброго Утриша» или просто «Доброго утра», независимо от времени суток. Знайте, что если глубокой ночью где-нибудь в Москве, в темном переулке вам пожелают доброго утра,  это не псих, не маньяк, а добродушный представитель утришской «флоры»  в перерыве между летними отпусками.
Кстати, о фауне. Самое поразительное, что окрестные леса там действительно кишат живностью. Например, сколопендрами. Обнаружить в спальнике длинноногую хитиновую гусеницу неприятно, но отнюдь неудивительно. Не пугайтесь, а просто смахните ее ловким прицельным щелчком. Случаев укушения я лично не наблюдал, да и не слышал про подобное бесчинство. Впрочем,  в это время года сколопендры  почти не ядовиты. Подозреваю, что именно наличие этих раскрученных прессой насекомых сдерживает наплыв случайной публики в эти райские (по большому счету) места. Слава сколопендрам – естественным регуляторам численности отдыхающих на Большом Утрише!
Вам нравятся сони? Мне да.  Я и сам  соня, если верить жене. Но речь не обо мне, а о  разновидности ночных белок. Это совершенно очаровательные существа с огромными грустными глазами и длинным непушистым хвостом. Днем они дремлют, забравшись, например, в ваш мешочек с продуктами, объевшись ваших же макарон. А ночью сидят на деревьях  и с глубоким интересом смотрят в ваши тарелки. Смешная борьба с этими милым грызунами входит в меню традиционной утришской кухни.
Подозреваю, что енотов на Утриш завез американский диверсант. Нудистский пляж пришелся им по вкусу,  они быстро расплодились и стали сбиваться в банды. Сначала промышляли по помойкам, но это им быстро наскучило и они перешли к откровенным грабежам.  Под покровом ночи с гиканьем и улюлюканьем еноты нападают на спящий лагерь и волокут в лес все, что  не привязано.  Мой друг, Федюков, рассказывал, как  безуспешно пытался вырвать последний батон хлеба из лап гигантского енота.   
Каждая ночь начинается с  дурашливых воплей шакалов. Начинает всегда один,  присоединяется второй, затем - третий, четвертый. И главное так  грамотно выводят, черти хвостатые, на голоса, что твои грузины -  в терцию,  в кварту,  в квинту. Признаться, я искренне полагал, что это ор пьяных грузин, и долго удивлялся, как  им не надоест орать одно и то же из года в год. Но однажды застукал хвостатый квинтет ночью у помойки при свете луны. Смотрю и, правда, гру …  шакалы.  Шакалят и поют  славу человеческим отходам.    
Опять же кабаны. Сейчас они куда-то делись, а в начале девяностых их было видимо-невидимо. Лес был густо удобрен их пометом, утыкан следами и исчерчен тропами. Любопытно, что кабаны тоже сообразили (значит, их тупость преувеличена), что жрать желуди пошло, когда под боком  полно деликатесов. Набеги кабанов на палатки, в то время как их обитатели беспечно жарятся на пляже, были ужасны - тенты разорваны, продукты сожраны и затоптаны, консервы вскрыты клыками. Народ реально  озаботился, где хранить жратву. В палатках нельзя – кабаны, в рюкзаках бесполезно – еноты, на деревьях глупо – сони. Тогда придумали «холодильники». Это нагромождения здоровенных камней, внутри которых хранится сыр, колбаса и прочие вкусности. Захотел ребенок колбаски? Не вопрос. Папа напрягся, при-под-нял верхнюю ка-ме-нюку, запустил руку в образовавшееся отверстие по самое плечо и … «и-и-и-и-и-и!!! там сколопендра!!!»
Кабаны почти исчезли (съели анапцы к  концу голодных девяностых), а «холодильники», логично деградировавшие в урны, до сих пор «украшают»  утришские стоянки. Ну вот, теперь не отвертеться, придется рассказать, как мы с Женькой Гапоновым гоняли вышеозначенных кабанов по ночному лесу. Впрочем, на эту тему написана специальная песня и в ней все сказано. Исполняется лирически-энергично.

                Это было поздним летом.               Am E Am
                Ночь в фисташковом лесу.              Am Dm G C
 Ветер с моря плещет тентом,          F A Dm
пробегая по лицу.                F E   
Длинный стол сколочен грубо,      Am E Am
рядом каменный очаг.                Am Dm G C C7    
На столе накрыто скупо -               F A Dm
водка, каша, виноград.                F E Am

В банках свечи догорают,               Am Dm G
блики света на ветвях                C Am
то затухнут, то играют,                Dm G
кан томится на углях.                C C7
За столом царит веселье -               F A
песни, шутки, детвора.                Dm
Мы справляем новоселье,               F Am
мы приехали вчера.                Dm E Am

Вдруг компания сомлела,
наступила тишина -
из кустов на нас смотрела
злая морда кабана.
Пауза как в «Ревизоре»,
слышен только треск свечей,
да шуршание на море
легкой зыби меж камней.

Тишина была прологом -
встал известный наш трепач
и сказал, давясь восторгом:
«Братцы, это же секач!»
Тут же все мы заорали
словно стадо обезьян,
засвистели, застучали -
был народ, конечно, пьян.

А в ответ все заходило
и затопало вокруг.
Видно стадо окружило
наше сборище пьянчуг.
Мы с товарищем схватили,
кто топор, а кто острОгу
и за стадом припустили.
                Не догнали, слава Богу.

Основная веревка на море - это и хорошо и плохо. Хорошо сушить белье,  остальное плохо.  Шел я как-то и никого не трогал от Большого Утриша во вторую бухту, где ждал меня Женя, уже обремененный небольшим семейством. Слева громоздилась  большая  (метров пятьсот) сыпучая гора. Веревку я сунул дома в рюкзак автоматически (мало ли что). И это «мало ли что» случилось в виде симпатичной девушки в купальнике и слезах.
- Молодой человек, сделайте что-нибудь!
- В чем дело?
- Да вон же – муж не может спуститься.
Муж – какая досада. Метрах в тридцати над нами висел почти голый человек в обнимку с большим камнем («чемоданом» в терминах скалолазов).
- Давно висим? – вопрошаю тоном Остапа.
- Давно, – грустит брошенная жена, - хотел сфотографироваться …
- Брось «чемодан», я все прощу! – ору глумливо.
- Не могу, он на меня едет.
Вздыхаю, достаю веревку и лезу.  Через десять метров начинаю понимать: здесь что-то не так. Через двадцать — осознаю: дело плохо, а через тридцать — понимаю: вниз не спущусь. Дело в том, что гора насквозь «живая»,  на ней всё едет, и всё ломается от мала до велика. Берешься за выступ, нагружаешь, а он у тебя в руках остается – кошмар скалолаза. Добрался до голого.
- Руки затекли.
- Как звать?
- Федя.
- Гы, гы!!! – мрачно радуюсь  и принимаю неверное решение:
- Лезем наверх, - мне показалось, что выше гора выполаживается.
Обвязываю Федю под мышками намертво, и себя – намертво (помирать так вместе). Поднялся повыше, кое-как закрепился, натянул веревку.
- Брось «чемодан».
- Боюсь.
- Бросай, и в сторону…
«Чемодан» ушел вниз, поднял пыль и выкатился на пляж. А мы полезли наверх. И лезли мы … три часа. И тридцать три  раза я проклял свою веревку, свой гонор и свой дурацкий альтруизм. Представьте километр лунного пейзажа, повернутый на шестьдесят градусов к горизонту. И выше  гора не выполаживалась -  видимость одна. Ужаса я там натерпелся больше чем на всех стенах Крыма и Кавказа вместе взятых – здесь работали другие законы, другие требовались рефлексы. Веревку закладываю  за камни зигзагом, только это  фикция - все камни «плывут».  Федю, практически, не держу – нечем держать, а он веревку нагружает.  Товарищ не въехал в прелесть момента - болтал без умолку, смеялся как ненормальный. Пока лезли,  стал как родной, всё про себя рассказал – где родился, где женился. Оказался Федор воспитателем детского дома для слепо-глухо-немых в Сергиевом Посаде.  Ну,  думаю,  значит, Бог за него, долезем. И ведь долезли. Потом час спускались лесом через водопадную щель. Обещал Федя коньяк поставить, да так и не объявился. 

Путч  девяносто первого года мы с друзьями встретил именно там, во Второй Бухте. Единственным источником информации   служил маленький хриплый приемник на дохлых батарейках. Периодически он выкашливал  странные  новости, оставляющие неприятный простор для  разгоряченного югом воображения. Чем мы могли помочь новорожденной демократии? А вот чем. Коля Лукин ловил на донку скорпен (не путать со скорпионами) и нарекал их именами членов ГКЧП. 
- Эта пусть будет Крючков (председатель КГБ), - говорил он, снимая с крючка недовольную скорпену.
- А  эта, смотри - глаза навыкате -  будет Янаев (и.о. президента СССР).
- А эту страшненькую назовем Пуго  (глава МВД). («Забил заряд я в тушку Пуго»).
Затем свежепоименованных скорпен резали, солили и бросали в кипящее масло. НАПОМИНАЕТ ОБРЯД ВУДУ.  Результат не замедлил сказаться. ГКЧП не продержался и трех дней, демократия победила, СССР развалился, большинству стало хуже.
Мораль, блин!
Резкие перемены в государствах заведомо вредны, поскольку на крутых поворотах истории прохиндеи ориентируются быстрее прочих. Они  не любят свою работу, они любят  власть и деньги, и потому  легко  срываются   ради  большей власти и больших денег. В результате прохиндеи первыми занимают ключевые места в новом государственном устройстве, первыми пускают в нем корни и только термидоры способны   их   оттуда выкурить. Поедание революцией  своих детей входит в меню большинства уважающих себя революций. Полегче на поворотах, господа реформаторы, полегче.

Но вернемся на Утриш и зададимся простым вопросом: за что мы его, собственно, любим? Действительно, за что? Сколопендры кусают, сони крадут, еноты грабят, кабаны громят, голые смущают, за водой - далеко, магазин - еще дальше.  Согласен. Имеют место отдельно взятые недостатки. Зато сидишь, бывало, вечерком на обрыве, ножки загорелые свесил. Море тихое, тихое. Только волнушки прибрежные негромко  - шир, шир. Стрекозки сотнями туда-сюда - вжик-вжик - мушек вредных кушают. Солнце плющится о наковальню горизонта  в золотую рыбку   и ныряет до утра в очень Черное море. Бездна крабов, Eriphia verrucosa, выползают на вечерний намаз и провожают солнце двумя безднами стебельковых суперпозиционных глаз. Тонкий длинноволосый юноша, сидит на камне и наигрывает на дудочке что-то полуиндийское. На душе легко и торжественно от общей правильности  мироздания.

Вечер. Утриш. Море не спит,          С G Am F
шумно дыша, галькой шурша.        C G F G
Тает закат, вечер богат                C G Am F
знаками нашей любви.                C G C
Ночь принесла тайну костра.          С7 F H Em
Ветер утих, бросил залив.                A Dm G C
Блики луны море зажгли.                C7 F H Em
Ночь, но не спишь - это Утриш.      A Dm G C

Светом луны горы полны,
танцы ветвей, лица друзей.
Здесь у костра тает Москва
странным и суетным сном.
Лес нас укрыл тысячью крыл,
памятью смол дым опоил.
Молча, вдвоем за дощатым столом.
Звонкая тишь –  это Утриш.

Здесь в облаках,                С G
над горбами «Верблюда»                Am F
носится дух                C G
нашего друга.                F C



Расслабились, разнюнились, а здря (как говаривал Кузякин). Девиз  девяностых «Бди!» - никто не отменял. Перманентный тонус  и всегдашняя готовность к прыжку вбок. Вы видели торнадо не по телевизору? Или так. Вы видели торнадо не по телевизору вблизи? Нет? Вам повезло. Мне нет.
Погода испортилась мгновенно. Только что шпарило солнце, звенел  цикадами разгоряченный лес. Сонное царство, всеобщий расслабон, по-испански - сиеста. Вдруг набежала тучка, вторая, третья и поперла, поперла из-за горизонта неестественно темная клубящаяся махина величиной с Джомолунгму. Из-под нее ударил холодный, шквалистый ветер, который сдул с берега остатки пляжников и мигом раскачал поседевшее от страха море. Краски стали резче и холодней, как на полотнах Рокуэлла Кента. Почитатели  тревожной эстетики Кента высыпали  на обрыв. И тут из тучи высунулся темно-синий хобот. Он двусмысленно  покачался и  потянулся к воде. Туча захотела пить. Наши дети завизжали от восторга и кинулись  на берег.
- Ура! Настоящий смерч!!
Я стоял на обрыве и снимал торнадо на камеру. В видоискатель было ясно видно: оно приближается. В голове нарисовалась картина разрушений из телевизионных новостей, а  внутренний голос раздвоился на осторожного Валерия  и пофигиста, Валентина.
- Ей, дружище, не пора ли нам сдриснуть?
- Не ссы, старичок, прорвемся?
-  Дурак, не прорвемся, пропадем оба.  Может в лес отбежать?
-  Сам дурак, смерч и в лесу достанет.
-  А может к деревьям привязаться? А? Точно! Веревкой! Хотя бы детей привязать.
-  Утопия.
Но эта мысль уже овладела мной.
- Привязать детей, надо привязать детей, детей привязать надо, где веревка …
Я огляделся. Дети разбежались по пляжу.
- И правда, утопия.
Меж тем, взрослые с интересом рассматривают смерч метрах в трехстах  от берега, и обсуждают его достоинства и недостатки.
- Да, старичок, похоже, на этом берегу переживаешь ты один.
Туча жадно пьет соленую воду. Там, где хобот припал к воде, клубится водяное облако в форме застывшего взрыва. Я поднял камеру и продолжил съемку …
На этом месте я прерываю ужастик. Не из вредности, ни-ни, а только драматической интриги для. На всякий случай заявляю: во время съемок ни один ребенок не пострадал.
Театральная пауза. Пауза. Раз, два …,  еще чуток … Ну.
А теперь отсылаю заинтригованного (надеюсь) читателя к песне, написанной по случаю этого экстраординарного гидрометеорологического явления. А то знаю я вас, эстетов, стихи небось пропускаете.             

           Adagio        Залило солнце райский сад чуть-чуть колючий,       A D
а я палатку подтянул на всякий случай.                G A D      
Ласкают волны бережок почти интимно.                D
Народ разлегся на пляжу весьма картинно.              D G A D

           Andante       И я прилег, закрыв глаза, чуть-чуть в сторонке,       H Em
книжонку вежливо зажал в своей ручонке,              Em A D
но тень легла на мой живот, и я проснулся,              D6 G
увидел тучу над собой и встрепенулся.                D A D

          Animato       А море встало на дыбы как конь ретивый,
и забрыкалось по камням, мотая гривой.
Народ забрался на бугор и смотрит грустно.
На берегу само собою стало пусто.

            Allegro        И вдруг гляжу невдалеке из синей тучи
к волнам припал могучий червь  водососущий.
Народец рты пооткрывал: ведь это ж надо -
на Черном море с неба свесилось торнадо.

            Presto         Детишки весело орут, а я снимаю,
и то, что близится каюк, я понимаю.
Червяк все ближе подползает  к нашей горке,
и никуда не убежишь, но все в восторге.

           Moderato     А море вдруг сменило цвет на светло серый.
Червяк рассыпался дождем, а он не вредный.
И солнце вышло из-за туч как из-за ширмы,
и никого не напугал червяк противный.

Главный аттракцион сентябрьского  Утриша - поход за виноградом.  Сразу оговорюсь: приключение для избранных. Десять километров туда, десять - обратно, и все по горам, да по долам, плюс виноградники охраняются - «бродилка» со «стрелялкой» (солью). Как правило, я ползаю  по кустам  вокруг виноградника с начальником управления одной (не скажу какой) федеральной структуры. При этом федеральный (не скажу какой) начальник тащится по колючкам, как тот удав по тому паркету. А главное, виноград-то дрянь -  винный ркацетели - кислятина, но адреналин, помноженный на усталость,  работает как усилитель вкуса E621 и тоже вызывает привыкание.  Впрочем, забудьте этот абзац. Вы его не читали,   я его не писал.
На сладкое  ложка дегтя. Точнее «Правило первого арбуза», которое гласит: «Райские условия на стоянке продолжается строго до первого арбуза». Догадались почему? Да? Нет? Правильно - мухи. Поэтому с покупкой первого арбуза  следует временить как можно дольше. Терпеть и гнать от себя соблазнительный образ красного сахаристого ломтика.  Мяу! Но, сами понимаете, вынести такую пытку не в силах ни один аскет. Поэтому уже на третий день гонец с рюкзаком вприпрыжку мчится на ближайший рынок за пять километров от стоянки. И вот уже кривой турецкий ятаган с хрустом вонзается в алую плоть зелено-полосатого пузана. ХРЫК.  Трындец. Ровно десять минут требуется местным мухам, чтобы прибыть на место преступления.  С этого момента ваш отдых продолжается под мерные шлепки самодельных мухобоек и ненормативную лексику  ваших прежде интеллигентных сожителей.