de omnibus dubitandum 96. 414

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ (1857-1859)

Глава 96.414. УЖЕ НЕ СПРАВИТЬСЯ ОДНИМИ КИРКАМИ И ЛОПАТАМИ…

    По сосредоточении, в середине июля 1859 г. главных сил Чеченского отряда на Андийский хребет, потребовалась усиленная перевозка туда из Чечни продовольственных и боевых запасов, и главное внимание гр. Евдокимова направилось, вследствие сего, на устройство удобной дороги от Веденя, что, при каменистой и пересеченной местности, представляло не малые трудности; кроме того, на этом же пути требовалось сооружение укрепленных этапных пунктов, для склада запасов; затем, для предстоявшего (согласно общему плану действий) движения в долину Андийского Койсу, надо было устраивать удобные к ней спуски, по горным уступам, где уже нельзя было обходиться одними кирками да лопатами, а необходимо было прибегать к пороху, для взрыва скал. Солдатам приходилось трудиться не покладывая рук {Подобными же работами заняты были части отряда, оставленные в Ичкерии и Аргунском ущелье}.

    Князь Барятинский, лично следивший за работами, в то же время производил рекогносцировки в южном направлении, и с каждым днем мог убеждаться все более и более, что дело покорения Восточного Кавказа быстро и неуклонно подвигается вперед. Заявления покорности, приносимые депутатами то того, то другого горского общества, сменялись самыми утешительными известиями об успехах наших войск, действовавших со стороны Дагестана и Лезгинской линии.

    Серьезным препятствием на пути наступления Чеченского отряда могла представляться теперь лишь река Андийское Койсу, переправа через которую оборонялась длинным рядом завалов, воздвигнутых вдоль правого ее берега и занимаемых значительными неприятельскими силами под начальством Кази-Магомы.

    К счастию, предвидевшееся тут затруднение устранено было удачною и замечательною подвигами геройской смелости переправою войск Прикаспийского отряда у Сагрытло (на нижнем течении реки).

    Неприятель, угрожаемый с правого фланга, бросил свои укрепления и, разбившись на мелкие партии, ушел далее, в горы; так что, когда 4-го августа небольшая часть из войск Чеченского отряда спущена была к аулу Конхидатль (против которого нагромождены были самые сильные завалы), то препятствий, к немедленному устройству моста уже никаких не оказалось.

    Вслед засим, на правом берегу реки (несколько выше Конхидатля) заложено было, 6-го августа, предмостное укрепление, названное «Преображенским», и с этого дня обладание долиною Андийского Койсу могло считаться для нас обеспеченным.

    10-го августа главнокомандующий, взяв с собою гр. Евдокимова, и в сопровождении лишь небольшого отряда из драгун, казаков и туземной милиции, отправился к войскам, стягивавшимся около Гуниба, куда бежал Шамиль, покинутый теперь почти всеми своими приверженцами.

    Войска Чеченского отряда оставлены были на занятых ими местах для продолжения и довершения работ по устройству дорог и укреплений. Эти труды их, — хотя не блестящие, но плодотворные, в смысле упрочения русской власти во вновь покоренном крае, — были кн. Барятинским, в последние два месяца имевшем случай лично наблюдать за ними, конечно, оценены по достоинству.

    Нет сомнения, что в своих всеподданнейших письмах государю он отдавал должную справедливость как войскам Чеченского отряда, так и доблестному их начальнику. Подтверждением тому служит, что гр. Евдокимов, в самый день закладки укрепления Преображенского, удостоен был звания генерал-адъютанта его величества {Кроме того, 5-го мая, ему объявлено было Высочайшее благоволение}.

    Мы не станем описывать последовавших за тем громких событий в Дагестане, так как гр. Николай Иванович был лишь их свидетелем, но не принимал в них прямого участия.

    После покорения Гуниба и пленения Шамиля, на восточном Кавказе водворилось общее затишье, и нашим властям, по-видимому, оставалось лишь упрочивать мирными средствами то, что приобретено было силою оружия {Кн. Барятинский, представляя военному министру соображения свои на 1860-й год, между прочим, писал: «Я на сей раз могу с душевною радостию довести до сведения вашего превосходительства, что за исключением лишь Правого крыла на всем остальном протяжении вверенного мне края военных действий нигде уже не предвидится.

    Ныне, с покорением всей восточной половины Кавказа, нам открывается здесь обширное поле мирной деятельности: уже не силою оружие, но мерами административными и работами должно отныне укрепляться и упрочиваться достигнутое нами, после полувековой борьбы, господство над воинственными племенами Чечни и Дагестана. (Отношение кн. Барятинского к военному министру, от 13-го ноября 1859 г., Воен. Уч. архив, отд. II, № 6610)}. К сожалению, дело пошло не так гладко, как ожидали.

    По возвращении из-под Гуниба, начальнику Левого крыла, уже сильно истомленному предшествовавшими чрезмерными трудами, далеко не приходилось отдыхать на лаврах. Новые, многосложные работы ожидали его, по устройству вверенного ему края, переименованного, в начале 1860 г., в Терскую область (равно как Правое крыло — в Кубанскую область): водворение переселенцев на указанных им местах, устройство новых казачьих станиц, наделение тех и других земельными угодьями, проложение колесных дорог по разным стратегическим направлениям; наконец, возведение укрепленных опорных пунктов, особенно на переправах, в теснинах, могущих преградить сообщения, с тем, чтобы можно было ограничить до наименьшей степени число войска в горах и держать главные силы на плоскости, где содержать их было гораздо дешевле и удобнее. Всеми этими работами следовало торопиться, пока Кавказская армия была еще в усиленном составе, имея у себя еще 18-ю пехотную и резервную дивизии, возвращение коих в Россию предвиделось в скором времени.

    Гр. Евдокимов, соображаясь с государственною необходимостию, повел дело круто. С чеченцами он, зная их характер, не церемонился {О характере деятельности гр. Евдокимова в покоренной Чечне см. ниже в прилож. № I: «Извлечение из записки ген. Лорис-Меликова, управлявшего в 1863 г. Терскою областию»}.

    Последние, будучи поставлены в совершенно новые условия быта, прямо противуречившие их прежним привычкам необузданного своеволия, конечно, были недовольны.

    Неудовольствию этому немало способствовал и обнаружившийся во многих местах края голод, которого начальство наше, несмотря на принимаемые им меры, не могло вполне устранить. Наделение новых аулов земельными угодьями, при массе других текущих дел, тоже, по-видимому, не везде происходило соответственно потребностям жителей и, вероятно, при спешности работы, сопровождалось многими промахами. Лично усмотреть за всем начальнику края не представлялось возможности, а второстепенные и третьестепенные исполнители его распоряжений не всегда оказывались понимающими дело.

    Мусульманское население Левого крыла (или Терской области), неудовлетворенное в своих ожиданиях, а частию и под влиянием фанатизма, стало, целыми обществами, просить о разрешении переселиться в Турцию.

    Гр. Евдокимов, лично, был очень доволен подобным стремлением, видя в нем средство избавиться от самых беспокойных и ненадежных соседей. Главнокомандующий, по-видимому, тоже разделял его взгляд на это дело; но, когда эмиграция стала принимать слишком крупные размеры и по поводу ее возникли в Константинополе щекотливые, дипломатические переговоры, то пришлось, по крайней мере, на время, приостановить ее.
       
    Обманутые в своих надеждах горцы, волею-неволею принужденные оставаться под властью гяура, конечно, примкнули к рядам недовольных.

    Все вышесказанные и подобные им обстоятельства представляли благодарную почву для сеятелей смут. Бывшие приверженцы Шамиля, особенно же те, которые лишились прежней власти и сопряженных с нею выгод, стали втихомолку распространять в народе разные зловещие слухи и исподволь подготовлять всеобщее восстание. Разветвления заговора простирались от Малой Чечни до Дагестана.

    Предполагалось, подняв весь народ, перебить некоторых главных начальников (в том числе и гр. Евдокимова), а других захватить в плен для взятия за них крупного выкупа; некоторые укрепления наши имелось в виду взять штурмом, другие же принудить к сдаче блокадою {Рапорт ген.-ад. князя Орбелиани военному министру, от 4-го июля 1860 г. (В. Уч. Арх., отд. II, № 6613). — Записка полк. Белика (по-видимому). Арх. гр. Евдокимова, № 61}.

    Все эти планы были, конечно, довольно фантастичны, но легковерных чеченцев не трудно было убедить в том, что льстило их врожденным инстинктам и обнадеживало в возвращении прежнего, дикого своеволия.

    На наше счастие, заговор еще не успел вполне созреть, как затаенное неудовольствие уже обнаружило себя отдельными вспышками в разных пунктах Чечни, заставившими наше начальство насторожиться и принять энергические меры для подавления зла в самом зародыше.

    Первый взрыв мятежа последовал в самом глухом углу Ичкерии — в ауле Беной. После взятия Гуниба, большая часть беноевцев вынуждена была, под угрозою русского оружие, покинуть свою труднодоступную местность и расселиться по окрестным аулам; но несколько семей, под разными предлогами, осталось на старом месте. Целый год спокойствие здесь не нарушалось; но в начале мая 1860 г., когда леса оделись листвою, большинство выселившихся беноевцев вернулись к своему старому аулу, избрали себе имамом некоего Бойсунгура и дали клятву не покоряться русской власти.

    Момент для восстания был выбран весьма удобный: добраться в это время года до Беноевских трущоб было почти невозможно; от таяния снегов и от проливных дождей реки разлились, дороги были размыты, да кроме того мятежники преградили их завалами; переправиться через Хулхулау и Аксай не представлялось средств; подножного корма для войсковых лошадей еще не было. Начальство наше, волею-неволею, должно было на первое время ограничиться выжидательным положением. Дерзость беноевцев, к которым пристали и другие ичкерийские аулы, вследствие этого временного бездействия, возрасла и они стали нападать на наши небольшие команды, отбивать скот и т.п.

    Вскоре после этого вспыхнул бунт на верховьях Аргуна. Один из прежних шамилевских наибов, некто Ума-Дуев с бывшим кадием Атабаем, возмутили Аргунское общество Дзумсой, а частию и шатоевцев, и произвели целый ряд хищнических нападений на наши транспорты и мелкие колонны, убивали людей, угоняли лошадей; наконец, усилясь прибывающими из разных аргунских обществ абреками, стали открыто нападать на команды, производившие дорожные работы, покушались даже атаковать укрепления и сторожевые башни. Распространяясь все более и более к западу, волнение охватило остатки населения, гнездившегося по верховьям мало-чеченских речек: Мартана, Гехи, перешло на Ассу, подняло Акинское общество, вблизи военно-грузинской дороги, и разрешилось целым рядом кровавых происшествий, стоивших нам нескольких десятков людей.

    Летом, когда мятежники, разбившись на мелкие шайки, всегда могли укрываться в густых лесах, преследовать их было весьма трудно. В числе обстоятельств, им благоприятствовавших, было и то, что значительная часть наших войск, еще в начале 1860 г., переведена была в Кубанскую область, где кн. Барятинский имел в виду приступить к самым решительным действиям {В Кубанскую область переведены были из Терской все три драгунских полка, 4 стрелковых баталиона и 12 сводных баталионов из стрелковых рот Кавказской гренадерской, 20-й и 21-й пехотных дивизий. Они отправлены на Кубань в течении февраля 1860 г.}.

    Теперь, оставшиеся в Терской области войска пришлось отрывать от самых необходимых работ, для действия против хищнических партий; с Кубани нужно было возвратить 20-й стрелковый баталион и один драгунский полк, кроме того, из Грузии притянуто было два полка Донских казаков.