Рассказ одного чиновника

...Он был полузадушен – но не только пуговицами рубашки, а сверху – строгим черным галстуком. Нет, его еще дополнительно обвивали какие-то невидимые глазу рубахи, наподобие смирительных. Или савана. Костюм - громоздкий, как шкаф. Запертый. И голос его от этого звучал сдавленно, бедно, вымученно. И слегка выкатывались глаза. А еще он всё время озирался по сторонам.
Мы сидели в кафе "Домино". В час дня. Встреча по делу. Ничего личного. Хотя это неправда, как и многое в нашей извращенной жизни. Ну не может быть полной, абсолютной безличности ни в чём, ни в делах-бизнесе, ни в каких-либо иных действиях. Так что этот мем - отмазка. Но я отвлеклась. Беседа наша проходила и впрямь по-деловому. Никакого алкоголя, никакого флирта – ни-ни. "Только чай". В прохладе открытой зеленой веранды - прекрасно.
Однако моему визави не сиделось и не пилось. Он весь состоял из дискомфорта. Сжимался, опускал глаза, понижал без нужды и без того бесцветный голос.

Разведчик - ни дать ни взять. Да и то – Штирлиц в легендарном кино вел себя естественней... А-а, советник, наверное. Тайный.
Но одновременно я и все прочие - массы - должны были осознавать важность его персоны, близость к власти и даже обладание ею. Как это совместить: с одной стороны желание сжаться, спрятаться, втянуть голову в плечи, и с другой – внушать страх низам, вкушать сладость известности? Видимо, эту неразрешимую проблему и решало нон-стоп его измученное подсознание. Отсюда и ненатуральность поведения...

 Так я мысленно рассуждала и даже ловила себя на невольном сочувствии этому, когда-то совсем другому человеку – бравому и искреннему комсомольцу, крепкому сыну хлебопашца, легко бравшему любые барьеры как в академических знаниях, так и в межличностных отношениях. Открытому, светлому...
Сейчас передо мной кукожился и раздувался одновременно человек, который явно находился, как говорится, под внешним управлением. Дернут за ниточку – и он побежит петушком. И закукарекает. Скажут – и он с готовностью прыгнет с этой вот террасы вниз – на камни. Лицом…

Поймав мой недоуменный взгляд, он пояснил:
- Вызвать могут в любой момент. Или настучать...

Куда вызвать? На пожар? О чем настучать? - уточнять я не стала. Страх помешал бы ему ответить честно. Всё было ясно и так: этот "шкаф" состоял на государственной службе. Заместитель начальника департамента чего-то там. По развитию. Не шутки.
И он помнил о том всегда. Даже во сне, даже в туалете и подвале своего коттеджа, даже в бане - тем более. Ведь это, как правило, бывали не бани, а - большая разница - банные корпоративы. А там держи ухо и всё прочее востро. Учитывай, как бы голым задом к шефу не повернуться. Или ляпнуть что-нибудь двусмысленное насчет хозяина. А хозяев - от местного до главного - сколько ступеней, не сосчитать. При полной наготе нужен полнейший самоконтроль. А попробуй его удержи, если до этого принял на грудь столько, сколько начальник повелел. И попробуй ослушаться и не выпить! Значит, подлюка.
И ты постоянно на мушке – где б ты ни находился: на отдыхе ли в теплой стране, в деревенском ли соломенном сарае у матери, в диком лесу... Словом, не придумаешь, куда запрятаться.
Кругом – интриганы. Так и ждут твоей промашки. Всё пишут на диктофоны. Все на твое место метят. Вон вчера одного сняли – и года не продержался. Погорел. А потому как сильно умный – усомнился в эффективности инвестиционного проекта поголовного личного кролиководства, который – страшно сказать – губернатор предложил. Каждой семье взять по паре кроликов и размножить. Дурак! Нет, не губернатор, конечно. Этот кадр – просто идиот. Клинический. Всё тут же доложили. По инстанциям. И припомнили, что жена на новогоднем корпоративе очень печальной выглядела. Наверняка, завел любовницу. И - поминай теперь, как звали. Не видать ему теперь пенсии государственной - полста штук. Как своих ушей не видать. И карьеры в другом месте тоже. Уже есть мнение… С большой буквы.

Он рассказывал мне это осторожно, намеками, словно оправдываясь: система так устроена, я ни при чем.
 - Сколько этапов пройдено, Наташ, сколько ступеней – с того времени, как… - начал он было эпическую тираду, но отчего-то быстро умолк. И опять оглянулся. Хотя шея его, зажатая воротником, поворачивалась с трудом.

Да уж, тогда,  на первом курсе он ничего не боялся. И глаза на лице загорелом его светились -  живые, обаятельные, со смешинками... Разве это его глаза? Пустые, рыбьи, навек испуганные. Не человеческие. Робот – пришло сравнение. Био… Инструмент управления регионом.

Мы расстались через полчаса, обсудив вопрос. Он тяжело, но скоренько плюхнулся в солидную машину, терпеливо ждавшую его у самого въезда в кафе. Сразу поднял стекло, делая вид, что он не со мной. Остались бензиновый шлейф и ощущение неловкости за бывшего мужчину...

А через четыре года мы неожиданно столкнулись снова. На улице. Он шел, а не семенил, не спеша, а главное пешком! Какая метаморфоза! Так не бывает!

- Бывает, бывает - он проницательно среагировал на мое изумление.

Передо мной стоял опять сильный и свободный человек – из тех времен, когда так много рождалось свеклы и картошки на колхозных немерянных полях, и без нас, студентов, их просто невозможно было собрать в закрома родины.
Распахнутый ворот хлопковой рубашки, джинсы, огонь в очах на фоне трехдневной небритости, вообще - брутальность в самом лучшем смысле слова. И редкая сила.

- Хочешь знать, что произошло? - прищурился он.
- Спрашиваешь!
- Тогда пошли.
И вот мы снова в том же "Домино".  И я слушаю его историю, забыв о кофе с ликером...

…Года два назад почуял я, что умираю. Крестьянским животным нюхом понял, еще без анализов, что плохи мои дела. Устаю, еще не начав что-то делать. Все брюки сваливаются, не успеваю менять. А потом подмышкой шар нащупал – с грецкий орех. Ну, пошел по узи и эскулапам. И в лапы давал, естественно, не жалея тысяч, и в лучший центр удалось попасть, к разным светилам. Сказали – термальная стадия. Неоперабельно. Всё, мол, песенка моя спета.
Трухнул я, что скрывать, впал в тоску. Рано же – думаю, внуков еще не увидел, елки зеленые. И карьера в самом разгаре. Советником предложили уже. Эх…

И тут нашелся один спец, из Азии - то ли из Китая, то ли из еще какой восточной страны. В общем, таец. Приехал я к нему, честно сказать, почти без надежды. Но она и впрямь живучая: дай, думаю, попробую. Хуже не будет уже. Смотрел он на меня минут десять. А потом говорит: решай, начальник, или терпишь всё, что я буду делать или лучше сразу уходи. И вид у него при этом  - зверский. Самурайский.
Я удивился сильно. Но выбрал первое. Таец отправил меня в гостиницу, велев выспаться и еще раз подумать.
На следующее утро я прибыл в его распоряжение. Завел он меня в пустую белую комнату и приказал раздеться догола. Потом поставил к стене спиной. А сам отвернулся. Ну, стою, жду что будет. А у самого слабость,  чуть не падаю. Не помню, сколько времени прошло.  И тут он разворачивается и как набросится на меня с тигриной силой. Короче, начал он меня избивать по-взрослому, не как в кино актеры изображают. Нет! Тут насмерть! Мозжить меня стал реально. И по голове, но больше по туловищу. Я ошалел от такого приема лечения. Впал в шок. Но боль чувствовал – дикую. Как не чувствовать! А он только пуще расходится. Уже вся стена в крови, я весь тоже в ней, а еще в слезах и соплях, только «мама» шепчу… Не знаю, как выдержал, каша какая-то в башке, огни перед глазами, пропасть...
И время кончилось.
- Теперь иди – сказал он спокойно, как ни в чем ни бывало – И живи.

Тут же, у него в квартире, я и отлеживался Куда было мне идти в таком виде. Заполз в угол на дерюгу и завыл. Через два дня таец отправил меня домой. А, кстати, денег не взял. Ага, это мне он должен за такое удовольствие, подумал тогда я. Но этот дикарь добавил: "пришлешь, когда поправишься".

И я поправился – как видишь. Что произошло с организмом? Что там в нем включилось? Иммунитет, протест? Бог знает… Но силы вернулись постепенно, кровь стала нормальной по параметрам, да что кровь… жить я стал, понимаешь? Жить! Будто снова на свет белый родился. Точней, вернулся из забытья. Вот так. И ничего я больше не боюсь, просто люблю это всё – края наши с холмами и оврагами, мышек, кошек, сусликов, стариков скрипучих, кустики-деревца – увидел как в первый раз! Ну, врачи, ясный пень – не поверили. А я уже их и не слушал. Слушал свой организм, радость его невыразимую. Захотелось картины писать, петь захотелось, кричать на весь мир: слава Богу за всё! И тайцу великое спасибо.

Но вот какая штука: на работе меня «товарищи» не поняли. Они-то уж приготовились к похоронам. Чуть ли не деньги на венок мне собрали, как Бубликову. А я явился, не запылился. И сразу понял - вот где загробное царство! Во где мертвечина! То есть, больно живой я для них стал. А там, в той системе, живые не нужны. Нужны механизмы, чтобы чётко исполнил очередную дурную указивку, отписался,  и никаких тебе… «живинок». Помню, батя мне в детстве рассказ такой читал – про живинку. И я всё думал, что это такое? Теперь понимаю – это когда всё вокруг как себя воспринимаешь. Как свою руку, ногу, кожу свою… НЕ мог я больше, физически не мог дышать воздухом прогнившей структуры, рука не поднималась те бумажки подписывать и на собраниях умный вид делать, будучи пешкой. И ушел я оттуда, решил фермерским делом заняться. Город тоже надоел с его грохотом. Как думаешь?
Он по-ребячьи улыбался, сияя как радуга: "представляешь, я цикад услыхал!"
А я просто любовалась этим красивым, вольным изнутри человеком. Это не сыграть. Потому  что совсем иные мысли наполняют его естество - не о врагах и деньгах... И такой, верю, сможет всё. Он из другого теперь измерения, из другого теста. Какие тут еще слова…

Однако поживём - увидим, как говорят мудрые. Вступать на иной путь всегда рискованно. И требует сверхчеловеческих усилий. Ведь этого бывшего чиновника многие назовут неудачником или того хуже - отщепенцем. И будут злорадствовать его неудачам.
Помоги ему, Господи, и дальше.