Марфа, встряхнись!

Опубликовано http://pslit.co.ua/load/1-1-0-184

Марфа спешила на работу. В доме полный кавардак, хоть вчера и было воскресенье. А на улице моросил скучный дождик. За ночь всё подтаяло, опять развезло, и хорошо было бы отыскать резиновые ботики. Хляби и мокреть. Грусть-тоска. Вчера-то было ничего, подморозило. Марфа ездила с подругой в аптекарский огород и заодно обновила новые сапоги.

 
Зима в этом году была совершенно весенняя. Сколько раз уже обманутые растения просыпались? А что там с медведями в лесу? Ужас!
Аптекарский огород порадовал их расцветшим в открытом грунте январским морозником. Белые мясистые цветки доверчиво склонялись к палой листве, опушённой свежевыпавшим снежком. Роскошные разнообразные орхидеи в оранжерее пользовались большой популярностью. Но их было немного жаль. Они не могут так же, как этот трогательный морозник, насладиться настоящим небом, дышать свежим, хоть и московским, но всё же невыдуманным воздухом.
Потом подруга заманила к своему отцу в гости. Марфа была уже в этом доме давным-давно. Запомнилась тогда рыжая собака, которая не заходила в открытую кухню без разрешения и красивый деревянный буфет. Собачий век короткий, а вот буфет остался тот же. Почти питерский сумеречный двор-колодец волшебно стыл за окном. На комоде в комнате устроилась компания ёлочных шаров и тыкв, увитая светящимися лампочками гирлянды.
Хозяин показывал свою замечательную ювелирку, которая в тисочках ждала его на столе. Советовался с дочерью, тоже художницей, насчёт рамы для картины. Хозяйка кормила щавелевым супом. Угощала деревенской северной картошкой. Достали настойку. Марфе вспомнился фильм «Сказки старого Арбата». От Арбата далеко, но настрой похожий.


В такую слякоть, как сегодня, тёплые новые сапожки жалко было надевать. Кроме них в калошнице были неубранные на антресоли босоножки, ботинки, ботинищи и ботинушечки, ещё много всякой обуви, целый обувной магазин, а вот нужной пары не было. Времени тоже не было. Марфа вывернула всю обувь на пол. Их не было! Пройдя по прихожей, она обнаружила пропажу мирно стоящей у двери. «Волшебный будет денёк!» - подумала Марфа.
Во дворе, как обычно по утрам, два дворника сидели на корточках на краю дорожки и починяли мётлы. Они развязывали верёвочки, перебирали прутья, добавляли новые и связывали их накрепко вновь.


После того, как все работающие уедут на работу, но до того, как мамашки с детьми выйдут на площадку, наступит час тишины. Это час, когда особенно отчётливо слышно воркование голубей. Они сидят на проводе, ровно над белой полосой, окрасившей асфальт и газон. Машины сюда народ старается не ставить, иначе белая полоса распространится и на них.
И в этот час тишины дворники со своими мётлами соберутся на небольшом пустыре за домом. Они построятся рядком. Самый старый и опытный встанет лицом к остальным и скажет: «А теперь по моему свистку – отталкиваетесь от земли посильнее, д;ржите метлу ровно, зависаете над землёй и приземляетесь».
Какой-нибудь совсем ещё юный дворник не справится с управлением, и, неожиданно для всех, а главное, для самого себя, взмоет ввысь. Неумело закружит над двором. Над крышей пятиэтажки, из трубы которой курится пар, над детским садиком, затаившимся на время завтрака, над помойкой, где тихонько копается бомж. Ужас сменится восторгом в душе молодого дворника. Но тут старый и опытный, с седой бородой, развевающейся на ветру, примерно, как у Дамблдора, поспешит на выручку и водворит неопытного на исходную позицию.


По улице Марфе пришлось идти очень быстро. Пока ещё автобуса дождёшься. Потом нужно будет ехать на метро, а там ещё пешком немного. Время поджимало.
На полной скорости промчался джип. Прорезав колёсами глубокую лужу, задорно и по-хозяйски, устроил огромный фейерверк брызг. Марфа только и успела, что опустить зонт, так что низ пальто до колен и ботики промокли, по подолу грязными струйками стекала вода. Трудно даже представить себе, сколько слов и образов сразу возникло у Марфы в голове. А главное, с каким огромным удовольствием она вцепилась бы в того водителя. Но досада вырвалась из неё только приглушённым рыком.


Водитель джипа ехал из маленького уездного городишки. Выехав среди ночи, он провёл за рулём уже пять часов. Все дела, которые нужно было сделать в городишке, пошли наперекосяк. Пришлось задерживаться на воскресенье, чтобы доделать всё в понедельник. Убить это воскресное время там было очень мудрёно. Прогулявшись по центральным улицам, он зашёл перекусить в забегаловку, расположенную на втором этаже торгового центра. Вся фасадная стена кафешки представляла собой огромное окно. Выходило оно на площадь. Слева от площади стояли красивые купеческие дома. В непроглядных серых облаках показался долгожданный просвет. Жизнь потихоньку начинала обретать цвет.
Поглощая свой греческий салат и поглядывая в окошко, он другим глазом наблюдал за молодой симпатичной семьёй, стоявшей в очереди. Мужчина с ребёнком, трёх примерно лет, пошёл за столик, а мама ожидала заказ. Мальчуган рассматривал вожделенную коробку с игрушкой. Папа заботливо снимал с него лишние одёжки, чтоб не вспотел. Прямо воскресная идиллия. Потом семья воссоединилась, удобно раскладывая по столу свои бургеры. Начался неспешный диалог. Помимо ненормативной лексики, остальной словарный запас этой пары был крайне скуден. Малыш продолжал невозмутимо возиться со своей коробкой.
«Вот так и живём» - думал водитель джипа, неожиданно въезжая в лужу. В последний момент он заметил девушку, которую обдал фонтаном брызг. Увидев её отчаянно-возмущённое лицо, он хотел было остановиться, но собственное безобразие так обескуражило его, что он впал в ступор и не нажал на тормоз. Было стыдно…


Возвращаться домой Марфа не стала. Сжав зубы, не давая себе раскисать, она двинулась дальше ещё более решительным шагом. Автобус долго не приходил. Ногам было холодно.
Марфа отчаянно опаздывала. Возможно поэтому в метро уже схлынула толпа. Было почти свободно. Проехав немного, ей удалось даже сесть.


Скрюченная девушка, сидевшая напротив Марфы, надёжно поселилась в своём смартфоне. Рядом оживлённо общались две дородные подруги. Одна из них втиснула довольно внушительную по объёму нижнюю часть своей выдающейся фигуры в обтягивающие кожаные штаны. Левее сидела красивая блондинка с умными глазами и руками. Ногти умных рук были окрашены лаком цвета морской волны, все, кроме безымянных. Эти были белоснежными. Мужчины в вагоне, имевшие глаза, посматривали на неё. Вошёл юноша лет семнадцати в белом флисовом капюшоне, и уселся между блондинкой и ещё одной девушкой, просыпающейся только на остановках.
Юноша в белом капюшоне, как только сел, достал из рюкзака книгу. Раскрыв её, он удобно устроился, уперев локти в коленки и ушёл в чтение.
Что характерно, это был Сартр. Не юноша, в смысле, а книга.
Блондинка с умными глазами из-за завесы своих прямых, не очень длинных волос поглядывала в Сартра. Потом она стала читать не отрываясь. Всерьёз заинтересовавшись книгой, девушка захотела увидеть лицо читающего, но оно было надёжно укрыто белым капюшоном.
Через несколько остановок юноша взял свой рюкзак и вышел из поезда. А девушка погуглила Сартра в смартфоне и продолжила чтение. Все мужчины, имевшие глаза, тоже погуглили и стали читать.


Последний отрезок пути пролегал в деревянном проходе с козырьком около стройки. Призакрыв зонт и прибавив шагу Марфа проходила последний пролёт, как вдруг треск и ощущение, что кто-то хватает за подол, остановили её. Гвоздь торчал из доски сантиметров на десять. Дырка в подоле пальто была в три раза больше. Даже досады уже не испытывала Марфа. Только глухую пустоту.
Обычно тем же путём вслед за Марфой шла немолодая пара. Сегодня Марфа опаздывала и увидела их далеко впереди.


Давно заметив тот самый гвоздь, муж каждый день собирался взять с собой пассатижи и загнуть его, но всё время забывал. Жена его была ещё более забывчива. Они вообще были той ещё парочкой.
Он был из разряда гномов, а она была из эльфов.
Он любил, чтобы все было правильно. Она была не против этого, но в разумных пределах.
Он любил сладкое, а она – острое. Ей нужны были слова и прикосновения. Ему была нужна забота, уют и порядок.
Он понимал, что нужно выживать, а потом уж всё остальное. Она легкомысленно считала, что всё материальное вторично, главное – то, что происходит в голове и в сердце.
Он видел мир в общем, но увязал в мелочах. Считал, что уж если делать, то как следует. Жена шутила: «Хорошо, но никогда». Она-то упивалась деталями, но всё, за что бралась делала на грани халтуры, зато с огоньком.
Он, если привык к чему-то, то привязывался накрепко. Ему не нужен был никто, кроме самых близких. Она, широко раскрытым сердцем и безоглядно распахнутыми глазами жадно вбирала в себя всё подряд.
Жизнь их была как горная речка. То ровно, то пороги, то весёлым водопадом. Были, конечно и омуты, тёмные, глубокие. Но в общем уживались они как-то, такие разные, местами хорошие и такие бестолковые.
Шли они сейчас перед Марфой неторопливо, под ручку. И не знали, что гвоздь, который он завтра наконец загнёт, сделал своё чёрное дело.


Марфа наконец дошла до работы. Но состояние было такое, как будто пора уже домой. Она села, не раздеваясь, в своём мокром драном пальто, когда в комнату вошёл Кирилл. Он был на взводе:
- Ну где ты ходишь! Уж пол десятого почти! Марфа Петровна, в среду выставка, забыла? Встряхнись!
- Привет! Спасибо на добром слове.
Когда Кирилл закрыл дверь, Марфа включила компьютер, водрузив локти на край стола, вложила лицо в ладони, закрыла глаза. Под веками летали то ли бабочки, то ли яркие лучики. Захотелось на море. Чтобы мелкая окатанная галька под ногами, прохладная вода лижет щиколотки, а чуть дальше от берега она ярко-бирюзовая с тёмными пятнами водорослей. А солнце чтоб поджаривало плечи и скалы за спиной. Но работа не волк… Марфа, встряхнись!