Ряньзя и жители её ряньзенцы

                Данный очерк написан в рамках проекта краеведческо-
                литературного иллюстрированного сборника
                «Ряньзя - деревня сказка»

                Фото Н. Н. Назина
 Населенный пункт Ряньзя был небольшим поселочком на стыке Мордовии и Рязанщины.
Про историю основания поселка я рассказал в своем очерке «Ряньзя деревня сказка», хорошо встреченном и принятом читающей публикой, а теперь пришла пора рассказать о населении поселка.
Колорит как самого поселка, так и жителей складывался из того, что в большинстве своем это были выходцы из окружающих сел и деревень.
История которых, в свою очередь, насчитывала ко времени основания населенного пункта три с половиной века.
Вывезенные боярином Салтыковым Петром Самойловичем из своей вотчины во Владимирском уезде Московской губернии во второй половине 17-го века в окружение мордвы мокши на дарованные ему царем земли, они занимались бутным промыслом, или пережиганием леса на поташ. Промысел приносил огромные деньги, место было богом забытое. Да так, что иногда ясак не знали кому платить. То ли Шацким сборщикам, то ли ясачникам из мордовского теперь городка Темниково.
Платили тем, кто вперед успеет взять.
Производство поташа в 18 веке свернулось. Сам процесс забылся полностью, оставив только след в названии сел и деревень. Такие как приставки Буды и Майдан. Да и те почти все по убирали реформаторы от новой власти. А население продолжало жить и развиваться в мордовской изоляции, сохранив самобытный костюм, характерный окающий говорок и музыкальность.
Население Ряньзи пережило два притока людских резервов.
Первый, это когда в 1922-23 годах нарезали экспроприированные барские земли.
Второй был вызван строительством перед войной лесоперерабатывающего завода. В отличие от колхозов в окружающих деревнях на заводе платили за тяжелый труд небольшое, но стабильное денежное вознаграждение.
Хотя в районе размещения лесопильного завода на лесной мордовской стороне в 1918 году появились переселенцы из Пензенского села Рянза, давшие название безвестному ранее лесному ручью и населенному пункту. Поскольку население в большинстве своем было из рядом лежащих деревень, то и культура вековая была общей, и костюм народный повторялся, и наигрыши гармонные были понятными.
Я познакомился с поселком – деревней в пору юности. Когда надо стало расширять кругозор и утверждаться в своей юношеской среде.
А вот с этой самой средой в моей маленькой деревне было сложно. А в Ряньзе был клуб и море красивых, энергичный девчонок. И масса гармонистов.
Жизнь в Ряньзе била ключом.
В Ряньзе у меня уже был друг, Саша Савкин, несколько старше меня возрастом. И давший мне покровительство на первых порах. А также в Ряньзю в семью Максима Кузьмича Янкова вышла замуж моя сестренка. В семье Янковых рос и воспитывался один из самых авторитетных баянистов округи той поры  Анатолий Егорцев, сын старшей дочери Максима Кузьмича.
Толис, как звали его в по деревенски, был парнем физически развитым, и также в силу физического развития уважаем.
Такие связи позволяли мне чувствовать себя в чужой деревне достаточно уверенно.
Ряньзя состояла как бы из двух частей. Малая Ряньзя и большая Ряньзя. На малой Ряньзе жили первопоселенцы из деревни Новая с характерными для нее фамилиями: Назины, Назины – Шонины, Янковы, Якунины, Семеновы, Шуйские, Хрунины, Чирковы, Бученковы…
Поскольку подавляющее количество перечисленных фамилий происходили корнями своими из деревни Новая, то и связаны были практически все родственными узами.
Деревню заселяла работоспособная молодежь и выжившие в страшной военной мясорубке фронтовики, что также добавляло своего колорита. Одни были опьянены счастьем жизни и сознанием того, что остались живы.
Другие просто строили хозяйство и рожали, воспитывали детей. Семьи были многодетные. Уже не по 10-12 человек детей, как в довоенную пору. Но 4-5 человек было не в диковину.
Но после войны резко ощущался недостаток мужчин. И каждый мужичок с талантом оказать внимание вдовушке был востребован.
А на старых фото бригады грузчиков на семьдесят процентов состояли из женщин…
На малой Ряньзе жил некто Фролов, Василий Иванович. Память о похождениях которого до сих пор свежа в народе. Нет, он не был буяном и скандалистом. Но женщин любить умел. И они отвечали ему взаимностью.
Да так, что супруга его, Миля Петровна, работавшая в медпункте и принимая роды, подняв младенца на руках, сразу определяла:
- Моего работа…
Трудно судить теперь о том, как складывалась судьба тех, кому Василий Иванович помогал решать жизненные вопросы. Но возможных внуков его, горячо интересующихся своим происхождением, я встречал…
Я приезжал в Ряньзю со стороны моей деревушки с лукавым именем Жульевка, основанной одновременно с поселком Ряньзя и по той же причине дележа барских земель. И судьба деревень оказалась похожей. Нарезание земельных паев, обустройство на новом месте, создание колхоза, расцвет… А затем поголовный отъезд молодежи в города и агония… Но моя родная и также милая сердцу Жульевка агонизировала на пару десятков лет раньше.
Из Жульевки дорога вела в поселок либо по опушке леса с древними дубами выходя на колхозную плотину.
Либо уходя перед деревней вправо выходила в центр малой Ряньзи с большим, просторным выгоном, напоминающим площадь большого городка с футбольными воротами в центре. А погонять в футбол или собрать пару команд для лапты было с кем….
На фото 50-60-х лет  Николая Никитича Назина, фотографа тех лет, наличие детворы было неотъемлемым атрибутом…
Где-то здесь жил Борис Шуйский, прославленный гармонист и душа клубных посиделок. Наряду с Толисом Егорцевым – Янковым он был музыкальным эталоном своего времени.
На этом же порядке жил и мой друг Саша Савкин, во многом определившим мою жизнь в будущем. Отец его, Максим Семенов, жил с сыном в большом, добротном доме, срубленном собственными руками. Мать Александра умерла рано, чуть ли не после рождения сына, и дядя Максим воспитывал сына один. Тем не менее парень рос ухоженным и рукодельным. С малых лет занимался радиолюбительством и ремонтом телевизоров. В самом конце 60-х лет прошлого века в наши деревни пришло электричество, появились телевизоры. Самые первые, с подъемными антеннами, установленными на длинных шестах – жердях. Вот изготовление этих антенн Сашка и освоил. Рынок был востребован, а семье из двух мужчин был неплохой приработок.
Вообще и сам дядя Максим был и плотник, и столяр, и мастер на все руки. С колхозом никогда не связывался. Но мастерство его ценилось по всей округе.
Позже, когда я в 1970 году закончил десятилетку, а у родителей на продолжение моей учебы денег не было, Александр забрал меня в областной центр, устроив к себе на завод. Позже к нам примкнул Толис Янков, приехавший поступать в педагогический институт после службы в армии. В институте парень не удержался, вольная и бесконтрольная жизнь сделала свое «черное» дело. Но пару зим наша троица провела вместе, временами деля койку на троих.
Но это было уже много позже, а в описываемый период мы «кучковались» либо у Савкина, либо у Янковых, направляясь затем всей гурьбой в деревенский клуб.
Семеновых было в поселке много, все родственники между собой.
Рядом с дядей Максимом жил Семен Семенов, брат его. Прославился тем, что мог догнать лошадь. И был грозой пацанов, рискнувших забраться в его сад. У Семена в потомках было два сына, Семен и Николай. С Семеном Семеновичем меня позже свела судьба в Рязани. И я имел возможность проследить всю его жизнь. Жизнь деревенского самородка, закончившего после армии сельхозинститут, сумевшему стать высококлассным специалистом своего дела…
Чем и славна была Советская власть… Это тем, что парнишка глухой лесной деревни, от сохи имел возможность получить образование и жить на стипендию.
И такие возможности были у каждого из нашего поколения. Надо было иметь только одно. Тягу к учебе…
Семен, плоть от плоти крестьянской, такую тягу имел…
Здесь же, на малой Ряньзе жил Ваня Кудинов, парень на пару лет постарше. Но бывший также неплохим приятелем.
Помню, в один из летних дней увязались за мной в Ряньзенский клуб мои сверстники из Жульевки. В основном же я тропил свои дорожки в одиночку. Ночного леса, вдоль которого приходилось преодолевать часть пути, я не боялся. А тут ребята попросились в кампанию, я не отказал. А в клубе слово за слово, и произошел конфликт с кем-то из парней из Лесных Цветов. Была деревня неподалеку с таким красивым названием. Тот оказался без поддержки, а мои «товарищи» храбры против одного.
На следующий день обиженный паренек привез себе поддержку на грузовике, с набитым кузовом. А мои соратники, увидев такое неравенство, просто сбежали. Я же, поскольку чувствовал себя как дома, бежать и не порывался. И быть бы мне битым за всю честную компанию, если бы не Иван. Он грудью встал на мою защиту. И отстоял.
Позже встречался Ваня мне в Рязани, жили рядом на частном секторе. А позже он вернулся в Сасово, устроившись на Станколинию. Завод, что только строился в середине 70-х и на котором давали жилье.
А где-то между Семеновыми и Кудиновым жили наши сватья Янковы, к которым сестренка моя вышла замуж. Жили молодожены, конечно же, не в Ряньзе. А в Подмосковном Ступино. Но сват, Янков Максим Кузьмич со свахой Полиной Ивановной, добрейшие и обаятельнейшие люди, были еще в силах. Хотя дети уже все определились и разъехались по свои весям. Но с ними жила старшая дочь, Мария Максимовна, работавшая в Лесных Цветах медичкой, то есть медсестрой. И воспитывавшая сына Анатолия, будущего баяниста Толиса. По сути Толис рос на руках у деда с бабушкой, избалованный вниманием как стариков, так и теток. Взросление и формирование которых пришлось на пору его детства.
А гармонисты Янковы были прирожденные и в семье гармонью владели все. И сам Максим Кузьмич вплоть до преклонных лет своих мог развеселить игрой своей любую чвеселую компанию, собравшуюся по поводу очередного праздника.
А отдыхать в деревне могли и умели. Как и работать.
Но талант есть талант. А хороший гармонист всегда был востребован. Вот и бабка Поля обижалась на деда уже в старости:
_ Мол, что ему… взял гармонь, да отправился на посиделки. А я возись со скотиной одна… Напои, накорми и никакой мне от него бывало помощи…
Конечно же, на плечах Максима Кузьмича лежала своя доля тяжелейшего крестьянского труда. Который осилить было возможно только сильным и надежным мужским рукам. Какими и обладал Максим Кузьмич.
Обладал сват Максим незаурядным чувством юмора, передавшимся в какой-то мере и детям его.
Вспоминали в семье долго прибаутки его. И вот одна из них.
Приехал сын его Петр, наш будущий зять, с другом из Сасово. Идут парни по деревне щеголями. А дед смотрит на них из-под руки против солнца и балагурит:
-Я ту думал Косыгин, да Маленков… А это Бучёнков да Янков…
Косыгин и Маленков были в ту пору крупными государственными деятелями, руководителями страны.
Мне же сват Максим запомнился сенокосом.
Точнее, своим инструментом, косой. Отец мой пару лет приглашал свата косить сено напополам. В нашем колхозе были сенокосы вдоль Черной речки, у свата с ними была проблема. Вот отец и пригласил свата на помощь. А косили тогда под десять процентов. То есть десять процентов от скошенного шло косцу, остальное в колхоз. И вот эти десять процентов по окончании работ сваты делили напополам.
Так вот была у Кузьмича коса, подбитая вдоль лезвия патефонной пружиной. И резала коса траву как по маслу. А наладить, правильно заточить косу было особым умением. Так вот, Максим Кузьмич отбивал свою косу раз в сезон за счет особого качества патефонной стали.
И мне позволил сват подержать свой инструмент в руках, несмотря на мои совсем еще детские годы. Но мы взрослели рано за счет труда сельского.
Так вот, коса у свата была тяжелой, трудно ею было размахнуться. Но дальше она шла уже сама… Одно удовольствие было работать такой косой…
Хочу рассказать и о судьбе семьи Максима Кузьмича, типичной для того времени.
В 20-е и начале 30-х годов прошлого веко семья была связана с маслобойней, то есть били масло. Промысел был семейным. Но какую роль занимал в нем сам Максим Кузьмич, сейчас неизвестно. Тем не менее сам он ушел в Ряньзю в примаки в семью Ивана Чиркова, отца бабушки Полины. Я помню этого крепкого старика в начале 60-х прошлого века, умершего скоропостижно.
В деревне Новой Янковым принадлежал большой дом с маслобойней. После раскулачивания хозяев в доме разместили среднюю школу, и многие поколения окрестной молодежи училось в ней, не зная судьбы здания. Как не знали судьбы своего родового гнезда и дети Максима Кузьмича.
Но в здании школы многие годы стояли чаны и баки для сбивания масла.
И сохранились семейные предания других потомков членов семьи. О том, как раскулачивание освободило их от тяжкого труда… Дав возможность свободно вздохнуть….
Вот такая ирония в перипетиях того времени….
Жила в Ряньзе целая колония семей по фамилии Назины, к которым относится и наш самородок фотограф Николай Никитович Назин.
Благодаря работам Николая Никитича можно живо представить поселок середины прошлого века…
Чтобы отличить представителей разных семей, некоторые семьи имели дубликаты – приставки. Так в Ряньзе было много Назиных  Шониных.
С  конца деревни со стороны Шафторки жил некий Венедикт Бученков. Сам хозяин в памяти уже не остался. Но до конца 90-х жила в поселке его немая дочь, ставшая вместе с  Аленой Егорцевой, дочкой Толиса, героинями моей сказки «Аленка в гостях у волшебника» (http://proza.ru/2019/04/13/1395)
На другом порядке поселка Ряньзя жило много представителей фамилии Грачевых. Фамилия происхождением своим из села Салтыково и по воле судьбы со всеми представителями этой фамилии в Рянзе по маме моей у нас общий предок  Никифор Грачев.
Мамина тетушка Евдокия, в девичестве Грачева, вышла замуж в Ряньзю за Ивана Ивановича Потарыкина. Иван Ивановичей Потарыкиных было в Ряньзе аж целых два, и оба родные брата. Захотелось так назвать сыновей своих отцу…
И еще хочу вспомнить еще об одной незаурядной семье, жившей в Ряньзе… Это семья Ивана Ивановича Крюченкова.
Его три дочери были примерно моими ровесницами и до сих пор стоят в памяти своей непоседливой моторностью вот уже полвека….
Наши родители были знакомы, поскольку мой отец десять лет проработал на лесопильном заводе.
В связи с фамилией Ивана Ивановича у меня произошел казусный случай, за который мне стыдно до сих пор…
Как-то раз ранним летним утром, вернувшись с улицы, мы гнали скот на пастбище. И отец поинтересовался у меня, как, мол, там Иван Иванович Крюченков?
А я иду не успевший прикорнуть даже после клубных танцев, и не соображающий ничего… Да и фамилию такую слышал в первый раз, поскольку по деревенски девчонки были всегда Афонины…
И в полусне ответил, мол да кто его знает… Применив грязное матерщинное словечко…
Надо сказать, что в семье нашей не матерились. А мой пассаж был чистым влиянием улицы…
Отец промолчал, поняв ситуацию. А я помню, находясь уже в преклонных годах.
Иван Иванович был уроженцем деревни Студенец, труженик, гармонист.
Умер относительно рано, в в 1982 году в своем доме в Ряньзе, сорвав здоровье в неуемном труде. Но успев отстроив сыну дом в Салтыково. Дом его, присмотренный детьми, жив до сих пор. И сам Иван Иванович оставил наследников по имени своему Иван Иванович уже в третьем поколении...
А когда я вижу на фотографиях дом Ивана Ивановича в Ряньзе,  пробуждаются в памяти моей  образы его красавиц дочек….
Из коренных жителей деревне не изменили лишь Виктор Семенов, представитель фамилии, о которой я рассказал. И Татьяна Бирюкова, более известная как Таня - безручка.
Безручка потому, что молодую и красивую её затянуло в пилораму, лишив руки. Так и прожила она в одиночестве. Родив и воспитав, однако сына. Таня дожила до преклонных лет, и сын стал ее опорой…
А я, когда вижу её фото, вспоминаю картину провожания девчонок в микрорайон завода, где жила Татьяна… И нас окликнули с чердака её дома сама Татьяна и цветовский парень Володя Базин, также лишившийся кисти руки в колхозном комбайне…
И помню их счастливые лица… В то время они нашли друг друга….
Володя также был гармонист – виртуоз, и я помню, как добровольные помощники в клубе растягивали ему меха гармони, а он завораживающе играл здоровой рукой…
И Виктор, и Татьяна ушли из жизни в последние годы. Виктор одиноким и полностью одичавшим….

Дорогие читатели!!! Если к Вам в руки попал этот очерк, и Вы были связаны с деревней Ряньзя, и можете что-то рассказать, пишите мне.
У меня открытый профиль в одноклассниках, пишите мне в Прозе…
Сказка не окончена….