Записки с непонятной войны

                Записки с непонятной войны.

Кавказ… Лёгкая дымка, застывшая в кронах деревьев будто запутавшаяся улыбка вчерашнего дня, обещала солнечный день. В небе со стороны Востока проклюнулась полоска света, коснувшись своим слепящим телом каменистого загривка хребта. Загляденье… И запах ускользающей ночи с её переживаниями напомнил о том, что где-то есть дом… его дом.
Данила потянулся, как бы пробуя себя на прочность. Мышцы, почувствовав пробуждение своего хозяина, привычно включились в работу. Предстоял ещё один день на этой непонятной войне. Губы прошептали молитву, как всегда путая слова. Мозг лениво стал выдвигаться вперёд и первая мысль была о том, что от случайностей никто здесь не застрахован.
Сколько их этих случайностей на войне? Никто не подсчитывал, но по ним можно выстраивать ход событий в любую сторону. Вот и эта поездка сюда в составе спецгруппы вся была вылеплена из этих случайностей. Ещё там, где какой-то «умелец» установил на железнодорожном полотне мину, стало ясно, что обратно вернутся не все. Там в купе тогда они старались друг друга перекричать, мол, всё им по одному месту… А если по этому месту, да осколками? Об этом не думали, да и куда там, когда тебе только двадцать с небольшим, а за плечами год усиленных тренировок и в голове гвоздём сидит лишь одно: «Когда я завалю своего первого?» Спорили, фантазировали и лица раскраснелись, а когда оказались на волосок от смерти, почему-то побелели. Да что там это, если хотелось стать невидимыми и смыться тут же домой к своим мамкам… Было, было и глаза прятать не стоит.
Привыкание на войне происходит по-разному, но чаще всё же хочется вернуться туда, откуда начал свой путь. Там, пусть и мысленно ещё можно сделать всё по-другому.
Когда Данилу призвали в армию, он грезил всем этим и как ему казалось: сумеет пройти через всё… Через всё, но не через унижения. В первую же ночь карантина их построили и чубатые сержанты выгребли всё из их карманов, не брезгуя даже носовыми платками. После проведённого шмона решили спустить пар и спустили: дрались без правил. Как? Все на одного. Вчерашние пацаны неумело махали руками, получая ощутимые удары от «дедов». Да, этих армия уже успела научить как надо бить и куда, но их было всё же мало, а молодняк топтался и никак не мог решиться навалиться всем разом на этих вот-вот дембелей. И тогда Данила как-то изловчился и достал рыжеволосого сержанта. У того было такое выражение на лице, будто он только что в этой казарме, провонявшей мужским потом, «открыл Америку». Удар в челюсть был весьма ощутим. Сержант оказался на полу. В драке падать нельзя, а если упал начинай молиться всем подряд.
Данила бросился его поднимать, но тут началось такое, что пришлось молодняк расталкивать без сантиментов. На него полезли с кулаками свои же, мол, не мешай побеждать. Какая же это победа, когда толпа метелит одного, да ещё и ногами обутыми в кирзачи? Он заорал:
- Убьёте же…
- А нам по х… Они нас, а мы их.
На это всё у него был один всего лишь аргумент и он его озвучил:
- Посадят, пацаны…
И пацаны отступили. Нехотя разошлись по разные стороны, отплёвываясь. «Дедам» досталось. Сегодня был не их день. Они стояли небольшой горсткой и в их глазах плескалась решимость взять реванш. Не сегодня, только не сегодня, а может, вообще, никогда им больше не одержать верх над этими «желторотиками». Данила помог подняться с пола сержанту. Тот выругался, отстранился и побрёл в умывалку, слегка покачиваясь.
После этого случая «деды» хвосты свои поприжали и волю кулакам не давали, но и без этого было достаточно всяких уловок, чтобы отучить молодняк от дерзости. Данила стал неформальным лидером среди своих и как мог старался пресекать что-то из этого списка уловок, но за всем было трудно поспеть всюду.
Время не летело, как пишут романтики в своих книжках о любви. Оно каждый свой шаг опробывало на этих вчерашних пацанах. Там, где готовят молодых и здоровых однажды поцеловать в губы «костлявую», о времени стараются не помнить. Будешь артачиться, сам себя приговоришь к бессмыслице и никакая присяга не поможет тебе преодолеть трудности. А преодолеть надо. А как, если всякие вопросы лезут в голову? Тут все они, а на войне стреляют и убивают и отвечать на все эти вопросы некогда. Везёт не всем в этой карусели. Бывает, что не возвращаются…
Данила об этом старался не думать и пёр по жизни буром. Всё ему хотелось самому попробовать в этой жизни. И когда рыжеволосое существо с зелёными глазами перебежало ему дорогу, он сумел разглядеть в этой мальчишеской фигуре женское желание. Они укрылись с ней в душной подсобке на территории спортгородка от посторонних глаз и… Получилось не так, как в кино, но им было не до этих подробностей. Она не плакала. Закусив нижнюю губу стонала от боли, а он с вытаращенными глазами смотрел на неё и никак не мог отделаться от мысли, что если она сейчас под ним умрёт, его расстреляют. Это мешало, но всё же он кое-как совладал с собой. И потом он себя изводил думами, мол, всё это неправильно. А если завтра их отправят, к примеру, на Кавказ? Он туда, а она здесь. Непорядок…
И вдруг его сослуживец как-то на сон грядущий рассказал, как он развёл одну рыжеволосую бестию на близость на территории спортгородка. Всё сходилось: и зелёные глаза, и прикушенная нижняя губа. Вот такое кино… Ну, уж после этого Данила просто решил не заморачиваться на эту тему: каждому свой кусок удовольствия, а дальше будет видно, куда шагать.

После карантина их сунули сразу на Кавказ. Учили нешуточно. Тут уже было не до воспоминаний и переживаний, а тем более, когда почти все с его взвода прошли через эту рыжеволосую бестию. Теперь жизнь нарисовала ему совсем другие маршруты и надо было просто нести свою службу, обезвреживая бандформирования. Другие краски и запахи, да и после года службы уже ты совсем не тот, что был раньше.
Данила быстро освоился. Вопросы, которые до этого кружили в его голове, подались на сторону, а он просто жил без оглядки на своё прошлое и ждал дембеля. Теперь он не рассуждал: стрелять или нет. На войне так: или ты его, или он тебя. Вот, а домой хочется… И как быть? Стрелял. Уже не помнил своего первого, но отчего-то перед глазами стояли лица тех, кто видел, как он это делал. Свидетели…
А вот интересно, эти свидетели видели, как их боевики изрезали ножами весь медперсонал госпиталя? И не спросишь. А если всех этих, обвешанных оружием, пропустить в Россию, они что сразу станут паиньками? С трудом верится в это. Всех истребить. И плата за это будет большой: матери в чёрном у надгробий своих мальчиков. Лучшего система ещё ничего не придумала для пацанов.
Когда Данила прошёл боевое крещение, прапорщик Захаров пожурил его:
- В следующий раз стреляй на поражение. У нас нет времени лечить всю эту мразь.
- Так я хотел…
- Это ты своей мамке расскажешь, а тут надо воевать, а не милосердием размахивать над головой. Запомни это, рядовой…
На второй год службы стало ясно: скоро домой и надо уцелеть. Данила остро почувствовал, как соскучился по домашним борщам и котлетам. Как всё просто: дом, а тут стреляют и убивают, и ты во всём этом по уши завяз до приказа. Да, мать у него что надо: особенная…
- Даня, - кто-то грубо ткнул его в плечо. – Собирайся.
- Куда? – он открыл глаза.
- В рейд смотаемся. – Прапорщик Захаров смотрел на него с усмешкой. – Разомнём кости. Возьми с собой двух охотников и подгребайте к моей норе.
«И чего ему неймётся? Всё со смертью в догонялки играет» - подумал про Захарова Данила и широко зевнув, поднялся с кровати.

Вышли малой группой: в четыре человека. Прапорщик в своей манере объяснил им задачу. Если не врал, то кто-то нашептал, мол, в развалинах старой мечети кто-то копошится временами. Надо проверить, а заодно разведать тропы, а то шастают эти горцы без страха у них на виду, а им потом нагоняй от командиров получать. Собственно, эта земля их и они имеют полное право мерять её шагами. Ну и что, если война? Это их территория, а все, кто со стороны, пусть оглядываются и точка. И потом, законы
Кавказа – это такая тема, что со своим уставом лучше не соваться. Сунулись и получили по соплям в самом начале. Теперь учёные, да и все поражения уже в прошлом. Осталось навести порядок и жить в мире. Что-то пока никак.
- Есть указание: быть предельно внимательными. Участились случаи, когда их духовники в голос призывают под знамёна Аллаха. Вот мы и проверим, кому они там по ночам молятся или наоборот не молятся, а что-то замышляют. Идём скрытно. И так прямо сверху на их головы и…
- Сверху? – удивился Данила.
- Ага, с неба, - прапорщик хохотнул. - Пусть думают, что мы от их Аллаха. И примут они нас с распростёртыми объятиями. Уж чего-чего, а в этом вопросе они могут ещё удивить. Или нет?
- Так-то пока затишье и поговаривают, что к весне замиримся…
- Ну, до весны ещё надо дожить всем нам. Или я не прав? – Прапорщик оглядел всех. – В том-то и соус, что прав: и они под рубахой кинжал держат и мы к ним не с караваем хлеба идём. Это я к тому, что неожиданности нас будут поджидать на каждом шагу, пацаны.
«Тоже мне взрослый нашёлся, - подумал Данила про Захарова. – Самому-то ещё до тридцатника лет пять топать, как минимум».
Прапорщик ещё раз всех оглядел. Как бы все упакованы под завязку. Тут так: на Бога надейся, но на всякий случай лишнюю гранату всегда имей под рукой. Вот-вот, пригодится.
Солнце уже упокоилось за горными вершинами и ночная мгла обняла землю, втянув в себя всё вокруг без остатка. Осень стояла тёплая, но по ночам уже стало подмораживать. Шли след в след. Отойдя от базы, сошли с дороги и углубились в заросли. Здесь был проверенный проход. А вот дальше надо было уже надеяться на удачу. Растяжки - это такая гадость, от которых кишки могут за секунды оказаться на ветках деревьев.
Прапорщик шёл первым. За ним Данила, за спиной которого неустанно сопел Клоун. Это прозвище, а звали этого симпатягу просто - Витька Дрозд. Нормальный пацан с каким-то там поясом по карате и, вообще, родившийся в рубашке. Два раза был на волосок от смерти и каждый раз выпутывался без единой царапины. Везунчик… Захаров шутил, что с такими задатками, как у Клоуна, в самый раз оказаться однажды на эшафоте. Замыкающим шёл Димка Новак. Простой парень, с огромными глазищами, которыми, кстати, в темноте мог разглядеть каждую мелочь. Его Данила сразу выделил из всех своих сослуживцев. Любил он уравновешенных людей. Суета и торопыжество на войне – это прямая дорога на небеса. Ещё, это первая ласточка неверию в то, что делаешь. И куда с таким неверием ездить на войну? Тут сразу же можно готовить похоронку.
И дуракам нечего делать там, где убивают. Нет, так-то они мелькают время от времени. Особенно, их много бывает на всяких смотрах. Обвешанные наградами большие любители строить солдат в шеренги. И строят, но сами даже не знают, как там на передке. Сидят себе по кабинетам, да в тылах бумажечки подмахивают, а им за это ордена на грудь. И когда кто-то из их числа кричит на солдат, что они «сукины дети» и что надо просто пойти и умереть… за Родину, его едят глазами, а на душе ни единого намёка на патриотизм, поскольку этот лампасник будет свою задницу прятать за их спинами – за спинами идущих на смерть.
Про это уже столько передумано, что пропускаешь всё это через себя без всякого осмысления. А на кой, если Бог давно от всех отвернулся, а эти в погонах со звёздами просто зарабатывают «бабло». Собственно, им и побеждать не к спеху: есть война - монеты звенят в карманах, а до всего остального им просто нет никакого дела. И когда приходит на ум перечислить последние победы в этой непонятной войне, пальцы так и остаются не загнутыми.
Данила после таких мыслей чувствовал себя на дне сточной канавы. Кстати, таких как он было вокруг предостаточно. Одни из этого списка до хрипоты доказывали, что эту систему пора порвать на куски. Другие просто, устав от безнадёги, лезли под пули. Среди этих встречались счастливчики: становились героями, но чаще всё же посмертно.
Данила по началу приткнулся к «говорунам». Ему показалось, что они знают, как дальше будет. Увы, ничегошеньки они не знали. Собственно, и в героях ходить он не хотел. Нет, это была не трусость. Просто он любил жизнь и за медаль на груди не хотел вот так просто лечь под могильный холмик. Вот так он и остался один: сам по себе. И когда ещё в самом начале на призывном пункте прыщавый сержант решил поглумиться над призывниками и стал проводить шмон, выворачивая им карманы, Данила спросил: «Это вот так надо защищать Родину?» Мордатый детина с оттопыренными губами повёл его в туалет и там ударил под дых исподтишка. Данила не остался в долгу: перетерпел боль и ответил. Сержант оказался на унитазе и его оттопыренные губы превратились в две тряпочки розоватого цвета. Инцидент быстро замяли. Спасло то, что на призывниках была ещё «гражданка» и до присяги ещё предстояло протопать им изрядно километров. И потом, сержанту хотелось вернуться домой вовремя, а так ему светил срок за превышение своих обязанностей. За это могли его биографию подправить не в лучшую сторону.

- Ну вот мы и на месте. – Захаров огляделся по сторонам. – Вроде тихо. Привал пять минут. Новак выдвинься чуть вперёд и не спать мне, а то раньше времени с архангелами поручкаемся.
- Товарищ прапорщик, а если ничего не обнаружим?
- Значит, так и доложим, что всё чисто.
- А если…?
- Рядовой, дай голове отдых. – Прапорщик по-отечески посмотрел на Димку. – Самое главное вернуться, а всё остальное будет потом.
- Я хотел только уточнить.
- Всё, выдвигайся…
Уже через пару минут со стороны Новака раздался условленный сигнал. Насторожились. Руки сжали оружие. Время как бы нарочно не торопилось перелистнуть эту страницу, мол, пусть немного на себе почувствуют, как это бывает страшно. Данила ещё подумал, что вот сейчас хрустнет ветка под ногой крадущегося боевика и тишину разорвут автоматные очереди. Кому-то повезёт, а может и никому… Ночь и смерть. Бесконечная вереница смертей и больше ничего, если не считать овдовевших женщин.
- Ну что там у нас? – Захаров покрался к Новаку.
- Вроде тени.
- Где?
- Там у пролома в стене.
- Сколько?
- Две… А там кто его знает…
- Проверим. Сержант со мной… Остальным держать сектор под прицелом и по сторонам поглядывать. Начинаем хоровод… пацаны…
На полусогнутых ногах стали пробираться к развалинам мечети. Не получилось спуститься с неба, как обещал товарищ прапорщик. Темень… Было видно только то, к чему прикасалась рука. Захаров произнёс шёпотом:
- Здесь они… здесь…
Слух уловил непонятную возню внутри полуразрушенной мечети. Потом свет такой приглушённый… Да, это были они. Новак не ошибся: двое. На каждого по одному. Захаров вытащил нож. Тоже проделал и Данила. Задача была простая: обезвредить без шума. Один молодой и гибкий. Другой, судя по кряхтенью, старик, но ещё в силе. Модой что-то пытался закопать, а старик подсвечивал ему.
Всё произошло быстро: брошенные ножи угодили в цель. Прапорщик бросал в молодого. Тот ничком упал в яму без звука. Из спины торчала только рукоятка ножа. Уж чего-чего, а бросал ножи он профессионально. Данила метнул нож в старика. Лезвие прямиком вошло в горло. Захаров, выбравшись к яме, выставил большой палец, мол, молоток. Старик ещё был жив. Он попытался рукой вытащить из-за пояса пистолет, но прапорщик носком ботинка выбил его из слабеющей руки. Данила видел, как смерть провела по лицу старика невидимой ладонью. Тот дёрнулся и замер.
- Чего они тут накопали? – Прапорщик за ноги оттащил в сторону молодого кавказца. – Оружие… Тут у них вроде схрона. Толково придумано… Рация… Автоматы… Эти не надеялись на перемирие. На всякий случай запаслись основательно. И как с ними прикажешь договариваться? А? Тут что у нас? Ничего себе… - Захаров извлёк мешок с лямками. – Никак калым… Точно. – Прапорщик рукой извлёк из мешка часть содержимого. - Ого-го! Это мы удачно прогулялись. Как считаешь?
- Надо оружие забрать, - произнёс Данила, продолжая смотреть на старика с открытыми глазами.
- Мы сделаем так: ямку эту присыплем и заминируем, а калым возьмём с собой. Оставим, так сказать, гостинец доблестным воинам Аллаха.
Данила ничего не ответил. Нагнулся и закрыл старику глаза. Подумав, накрыл лицо его папахой. Захаров скривил губы.
- Никак Достоевского начитался? А? – он усмехнулся. – Давай поторопимся. Наши заждались, да и убираться надо, а то сейчас родня набежит и будет такой фейерверк, что мало никому не покажется.
Мечеть покинули, незаметно скользнув тенями вдоль стены в заросли. Чуть-чуть пробежки по еле угадываемой тропе. Захаров нёс мешок сам. Данила шёл за ним след в след.
- Чёрт… Куда они запропастились? – Прапорщик подал условный сигнал.
Данила насторожился вглядываясь в обступившую их темень.
- Ложись! – скомандовал Захаров и плюхнулся там, где стоял. Что-то прошелестело над головой и стукнулось в ствол дерева позади Данилы. В голове мелькнуло: «Нож».
- Суки… Засада… Уходим, - сквозь зубы произнёс Захаров.
- А ребята?
- Сейчас молись о себе, а у них уже другая жизнь там… на небесах. За мной…
Они скатились вниз. Шумно. Автоматная очередь откуда-то сбоку заставила пригнуться к земле.
- И тут нас ждут. Нет, так просто не сдамся. Давай в разные стороны. Встречаемся у гряды: там, где развилка. Пошёл…
Данила дал очередь наугад и сорвался напрямую через заросли. Пробежав несколько метров, сменил направление и упав на землю, отполз за дерево, пытаясь сориентироваться, куда дальше. Прапорщик не стрелял. Уходил по тихому. Где-то трещали заросли. И тут Данила понял, что ребят не вернуть. Приподнявшись, дал очередь на приближающийся звук и тут же к земле и перекатился чуть в сторону. Прапорщик продолжал уходить без шума. Ещё одна очередь. Кто-то вскрикнул. «Только не плен» - промелькнуло в голове у Данилы. Он метнулся опять в сторону и снова дал очередь. И на это раз кто-то получил свою долю пуль. Замер, прислушиваясь. Где-то рвануло. Сработал «гостинец» прапорщика на месте схрона. Удачно… Внимание боевиков сменило направление. Данила ползком пролез по какому-то овражку. Простучал пулемёт с их базы. Даниле показалось, что он услышал даже заведённые моторы БТР. Дальше помнил смутно: бежал, падал и снова бежал.
Он прождал у гряды на развилке до утра. Прапорщик так и не появился. Когда вернулся на базу. Особист первым делом сделал ему допрос по всем правилам. Недоумевал, мол, почему Данила вернулся, а прапорщик с опытом нет. Ещё задавал какие-то вопросы. Данила рассказал всё, как было, только о находке Захарова не обмолвился ни единым словом. Решил, что так будет лучше.
Дальше оставалось дождаться дембеля и домой. Война эта осточертела и всё чаще он стал думать о той рыжеволосой зеленоглазой бестии из своего прошлого. Ещё часто вспоминал ребят, которых уже не вернуть.
Потом был вывод войск, но это уже без Данилы. Он устроился охранником к одному «тузу». Когда его работодателю сделали отверстие во лбу, решил сменить профессию. Университет, но работать по специальности не стал. Опять ушёл в охрану. И тут узнаёт, что Клоун вернулся в страну. Прошёл рабство за рубежом. Чеченцы продали его за границу, взяв в той вылазке в плен. А вот встретиться с ним не удалось. Тот, потыкавшись по кабинетам чиновничьим, решил обосноваться в Европе. Каждому своё…
Когда всколыхнуло Украину, Данила не отходил от телевизора. А что ему ещё оставалось делать? Мать похоронил. Личная жизнь не получилась. Была одна вертлявая, но Бог детей им не дал. А потом и вовсе сбежала она с одним его знакомцем. У того денег было побольше, чем у него. Посмеялся от души, мол, баба с воза - телега рысью…
Вот, а тут Украина. Так бы и проторчал перед телевизором, но в одном из репортажей с майдана распознал среди «хохлов» прапорщика Захарова. На следующий день уволился и собрав вещички, подался воевать, а заодно получить ответы на вопросы от своего наставника из прошлого.
До сих пор никаких вестей от него нет…