Рассказ моего деда

 Я никогда не видел своих дедушек. Вот бабушек было две - Царство им Небесное, а дедов нет. Не хватало мне общения с ними. Думаю, вот были бы они живы в моем детстве - может быть я был бы сегодня лучше. А так, остался я без дедовского воспитания и по крупицам собирал информацию о покойных предках. Дед Феликс Львович Спивак – еврей, ветеран, артиллерист - участник битвы за Москву, был в окружении и чудом избежал плена и гибели. Один из миллионов солдат Великой Войны. Печатался в военных и послевоенных изданиях. В сороковых и начале пятидесятых развивался его литературный и профессиональный талант… На 9 мая 2020 года получил я замечательный подарок – рассказ деда из военного издания. Текст этот был для меня настоящим общением с дедом Феликсом. Хочу поделиться с вами его живым рассказом… может быть кто-то узнает своих близких среди Героев.
  Некоторые слова газеты истлели от времени. Я немного отредактировал и, надеюсь, не навредил…
                Вот она, артиллерия!
                лейтенант Ф.Спивак
                Её сердце
Не помню точно, сколько пробыл я на командном пункте. Война рождает свой счёт времени. Да и не в нём дело. Меньше всего чувствовал я в те дни время.Ко мне пришла страсть разведчика. Неукротимый азарт поисков овладел всем моим существом, и не было, казалось, на войне дела более увлекательного , более важного и нужного, чем моё.Но иное, видимо, думал капитан Сёмушкин: весёлым лукавством светились его глаза. Таков уж был капитан — любил потревожить душу.Стояла полночь мы только закончили составлять боевое донесение за истекшие сутки, и капитан угощал меня весёлыми историями, до которых был большой охотник, и вдруг, как бы невзначай, он заметил:— Ну что ж, завтра уедешь на огневую. Разведка — разведкой, пора теперь и пушечкой заняться.—Потом вздохнул и добавил:— Эх, и жизнь на позиции, с огоньком!..Рано утром с грустью покидал я командный пункт и своих друзей разведчиков. Мне предстояло пройти километра четыре тихой лесной тропой.Огневая позиция была укрыта за высоткой в густом ельнике; даже в нескольких шагах нельзя было разглядеть ни грозно ощетинившихся орудий, ни признаков большой, кипучей жизни на огневых позициях.«Вот это местечко! — подумал я, ощутив здесь незримую руку капитана Семушкина.— И как откопал его капитан?»Попробуйте найти место, которое сочетало бы так много столь различных требований: почтительное расстояние от противника; укрытие, способное в самые тёмные ночи поглощать яркие вспышки выстрелов; скрытые подходы для доставки боеприпасов, водопои для лошадей... Одним словом, закрытая позиция должна жить, метать смерть в стан врага и оставаться невидимой, неуязвимой. Вот почему так трудно найти место для такой позиции и почему в выборе капитана Семушкина я почувствовал тонкий вкус опытного артиллериста.У опушки меня встретил высоченный батареец.— Боец Строчилкин, шестой номер,— доложил он.Мы пошли вместе. Кусочек леса, такой свежий и нетронутый, каким казался он, когда я подходил, был обжит, как дом, сплошь изрыт и обстроен. Я смотрел на этот подземный лесной городок и думал: сколько труда, сколько бессонных ночей затратили здесь артиллеристы, чтобы вскоре оставить всё и вновь строиться на новом месте! Ведь война для артиллериста — это непрерывная смена позиций. Сколько таких позиций у каждого из нас осталось за спиной и сколько ждёт впереди!Боец Строчилкин служил в расчёте сержанта Горлова.— В батарее у нас лихие наводчики — Саша Власко, Иван Муравьёв. Орлы! Только с нашим им не тягаться. Богатый у нас наводчик—Федя Щёточкин, сами увидите, товарищ командир.Расчёт сержанта Горлова входил в огневой взвод, которым мне поручили командовать. И вскоре я узнал эту спаянную воедино, крепкую боевую семью.Лицо расчёта, гордость расчета—его наводчик. Меткость, быстрота, гибкость—боевые качества всех номеров-воплощал в себе наводчик.Хорош наводчик—значит хорош и расчёт, значит, метко и беспощадногромит он врага!Так было и в расчёте, имевшем «богатого» наводчика Федю Щёточкина. Это был на вид хрупкий, стремительный, словно огонь, паренёк, с рыжими веснушками на лице. Мне казалось всегда, что именно в этой огненной стремительности таится секрет выдающегося мастерства Щёточкина.Наводчик— прежде всего математик. Редко кому устным счётом необходимо владеть с таким блеском, как наводчику артиллерии. Наши команды обычно подаются в цифрах.Кто был на огневой позиции, тот, вероятно, слышал эти команды: правее ноль двадцать или левее ноль ноль пять. Прицел больше десять. Огонь! Командир требует: перенести огонь на столько-то делений вправо, и наводчик прибавляет эти деления к установкам на панораме; перенести огонь влево, и наводчик вычитает эти деления с установок на панораме. Неоценимый математик Федя Щеточкин! С какой быстротой хватал он эти четырёхзначные цифры, как на лету, мгновенно разделывался с арифметикой, и не успевал ещё я записать в командирской книжке поданную команду, а он уже и сложит, и вычтет и выставит на шкале панорамы то что ещё в детстве учили нас называть суммой, остатком или разностью.Метрах в трехстах от орудия стояло обычное кудрявое дерево, такое, как сотни других. Но в нём таился для нас особый смысл, особое значение, и никто из нас никогда не называл его деревом, а звали всегда «точкой», и не просто «точкой», а «точкой наводки». Это волшебная «точка». Стоит увидеть её в перекрестие панорамы и орудие будет смотреть точно в цель. Каждый наводчик всегда ищет её в панораме, ищет ревностно, упорно, а такой, как Федя Щеточкин мгновенно.Ночью шестой номер боец Строчилкин чинно поднимался по лестнице с фонарем и на «точке» вспыхивал огонёк. Маленький, робкий огонёк. Попробуйте найти его сквозь стекла панорамы в бесконечном море тьмы. Но вот Федя Щеточкин едва заметным движением берет рукоятку маховика: один поворот, второй, пол секунды, секунда - и указывает снаряду его путь. Любит расчёт Федю Щеточкина, гордится его умением. Все номера растят и оттачивают мастерство наводчика. Второй номер Степан Берестов взмахнет, бывало, рукой и массивный орудийный затвор, сдерживающий при выстреле давление нескольких тысяч килограммов, тотчас открывается. Третий номер столяр Юзик Куперман хватает «маленький» снаряд и торопливо, словно боясь обжечься, швыряет его в жерло орудия. Шестой номер боец Строчилкин непрерывно подносит на своих богатырских плечах снарядные ящики. Остальные раскрывают их и чистыми тряпочками обтирают холодную сталь, чтобы легче скользил в стволе добрый гостинец для немчуры.В часы затишья все номера с нежной заботливостью возились у орудия, чистили, смазывали его или все сообща налетали на длинный банник и до блеска драили орудийный ствол. Зато пушка всегда дышала чистотой и свежестью, каждый маховик был послушен малейшему прикосновению руки.Целыми сутками дежурили мы на позиции. Рядом с нами сидел мрачный связист Варфоломеев. Он не отнимал телефонной трубки от щеки, и изредка слышался его бас: Гора, гора я Вишня. Ты слышишь меня, гора?Гора всегда должна слышать вишню. Гора командный пункт капитана Сёмушкина, она часто требует: огонь!Чтобы в длинные осенние ночи легче было коротать напряженные часы ожидания, мы соорудили под плащ-палаткой маленькую печурку и, рассевшись вокруг огонька, часто мечтали вслух. Степан Берестов рассказывал о родной своей деревне близ станции Мураши. Какие богатые края, и чего там только нет! Просто чудеса! Кончится война все поедем в гости на станцию Мураши.Весело потрескивают дрова в печурке, уютно под плащ-палаткой. Тихо кругом. И вдруг в тишину врывается бас Варфоломеева: вишня слушает. По местам!Теперь счёт времени переключается на секунды: цель мгновенно появилась и мгновенно может исчезнуть.По местам! Подхватываю я.И мигом пустеет палатка, и вот уже, сотрясаясь, всем своим тучным телом, ревут орудия.Огонь!Словно черные молнии проносятся фигуры Бойцов. Шестые номера едва успевают подносить снарядные ящики. Гудит земля, пот льёт градом, жарко.Изредка к нам на позицию приезжал капитан Семушкин и, ещё не слезая с лошади, грозно спрашивал: ну как тяга? Ты мне за тягой смотри. Я, брат, за неё душу вымотаю. Наш полк был на конный тяге. Лошадей было много, сытых, сильных. Но упряжки именно нашей батареи славились во всём полку. Что это были за красавцы! Блеском лоснились их холеные спины, огненным паром дышали ноздри.Особую симпатию питал я к упряжке, которая вела орудие Горлова. Это была гнедая шестёрка. Шесть Львов. В дышло передка запрягалась пара мощных коренных коней Король и Мамонт. Мамонт стоил Короля, Король Мамонта. Они были так сказать фундаментом упряжки. За ними шли два мерина образующие средний унос, потом два быстрых лёгких коня переднего уноса. Справиться с такой шестёркой не так уж легко. У каждый лошади силища у каждой свой норов, свои капризы. Но стоило ездовому корня, возглавлявшему ездовых двух других уносов, сесть в седло и взять в руки повод, как постромки плавно натягивались и двухтонное орудие, словно мячик, катилось по дороге. Точно, в такт поднимались и опускались гибкие ноги коней, весело звенели подковы.Однажды наши разведчики обнаружили на переднем крае крупное, хорошо укрепленное вражеское логовище. Капитан Семушкин решил разбить его прямой наводкой.Огонь прямой наводкой ведут с открытой позиции. Расстояние до противника сокращается с нескольких километров до шестисот семисот метров. Орудие выкатывается на открытое место, часто под обстрелом противника, и вступает в единоборство. Наводчику не нужно искать точку наводки: он ясно видит цель. Теперь доли секунды решают вопрос жизни и успеха. Или ты сразу сметешь врага и уйдёшь невредимым или враг накроет замешкавшийся расчёт.Посоветовавшись с капитаном, мы решили доверить выезд горловцам. И лишь тогда смогли в полной мере оценить шестёрку львов. Словно вихрь, выскочили они на Передний край.Не успели ездовые осадить разгорячённых коней, как батарейцы сняли орудие с передка и шестёрка на прежнем аллюре умчалась в укрытие. И вот уже развёрнуто орудие. Чёрные комья земли, вздыбившись, застилают горизонт. Не стих ещё грохот разрывов, а шестёрка, подхватив орудие, мчит его назад. И нет уже ни открытой позиции, ни орудия, ни коней.Медленно оседает пыль над истерзанным логовищем врага. На него дохнуло смертью сердце артиллерии - пушка.