Ты - не Ева 6
В первый раз она увидела Еву на репетиции университетской самодеятельности к Есенинскому вечеру. Сама Тамара не выступала, а вот Адам играл на гитаре и, как оказалось, пел дуэтом с миловидной блондиночкой. Тому тогда еще позабавило, как эта первокурсница смотрела на Адама, что называется – во все глаза. Но значения не придала – он многим нравился, голубоглазый смуглокожий черноволосый полукровка, но себе Тамара цену знала, да и в его любви не сомневалась. Посмеялась, когда девушка, заикаясь от смущения, предложила ему как-нибудь порепетировать у него в общежитии, а он ответил, что номер и так хорош и в дальнейшей шлифовке не нуждается, поддела: «А ты пользуешь спросом, Адик!» и хмыкнула удовлетворенно на его ответное: «Ты же знаешь, кроме тебя мне никто не нужен, золотая рыбка».
У блондиночки тогда от досады аж губа задергалась. Напрасно она старалась всячески подчеркнуть «неожиданное совпадение имен» - как выяснилось, ее и выступать взяли во многом потому, что звалась Евой – режиссеру показалось интересным такое сочетание. Голосок у нее был приятный, но слабенький, и «Письмо женщине» вытянул, в основном, Адам. Они сталкивались еще несколько раз, ничего удивительного – Ева задружила с Соней Левченко, Тамариной однокурсницей, но и последующие ее попытки обратить на себя внимание Адама заканчивались так же, как первая - ничем. А через полгода, уже в конце весны, они оказались все вместе на базе, где собирались отмечать Санькин очередной День Рождения – тот вечно приглашал толпу народа, в которую вполне могли затесаться и случайные личности.
Они тогда спустились с Адамом к речке, долго целовались, стоя на шатких мостках, потом туда прибежали и Ева с Соней. Сонька стала щебетать что-то насчет купания, Адам предупредил, что вода еще очень холодная, да и место тут глубокое. Тогда Ева преувеличенно (на взгляд Тамары) громко сообщила, что плавать не умеет совершенно. И буквально через несколько минут не понятно как оказалась в реке. Собиравшаяся вернуться к остальным Тома только всплеск за спиной услышала, а обернувшись, увидела уходящие под воду руки.
Естественно, Адам бросился спасать тонувшую. Вылезти на высокие мостки с ношей он бы не смог, поэтому вышел на пологий берег ниже по течению. Тома, нисколько не сомневаясь, что все происходящее – не слишком талантливая инсценировка, с неохотой пошла туда вслед за суетливой Соней, которая своими криками и причитаниями уже привлекла народ. И Тамаре пришлось заглядывать через плечи и головы – благо рост позволял, на Адама, откачивающего Еву. Тома сначала посмеивалась про себя, предвкушая, как они обсудят потом эту историю с любимым. Однако, Ева в себя не приходила, а Адам проводил реанимационные мероприятия не только добросовестно и основательно – в какой-то момент почудился Тамаре в его лице страх и даже отчаяние – с чего бы ему так переживать за эту утопленницу. Сама Тома ни минуты не сомневалась, что все происходящее – спектакль. Вот и Ева в конце-концов закашлялась, а ведь должна была и воду выплюнуть, раз наглоталась, так это ведь не романтично, да и откуда эту воду взять, если желудок пуст? Кто-то закутал ее в полотенце, принес выпивку, и Адам, сообразив, что в его попечении девушка больше не нуждается, пошел к Томе. Но та встретила его упреком:
- Искусственное дыхание обязательно было рот в рот делать?
- Не завидуй! Давай и тебе сделаю, – он попытался обернуть все в шутку, игнорируя ее колючий взгляд.
- Остальных тоже позвать – в очередь?
- Ты что, ревнуешь что ли? – он, кажется, откровенно веселился.
- Ничего, ты не видишь, что она из тебя дурака делает?
Вокруг начали переглядываться, посмеиваться, даже отпускать комментарии – в трезвой-то студенческой компании за словом в карман не лезут, а когда народ в подпитии уже – так и подавно. Адам, который еще секунду назад чувствовал себя героем, а теперь стал центром насмешек, сухо ответил:
- Пойду во что-нибудь переоденусь, холодно…
В номерах нашелся банный халат, точно в таком же щеголяла теперь Ева. Она, на удивление быстро отойдя от «утопления», теперь увивалась вокруг своего спасителя, щедро потчуя его словами благодарности и выпивкой, чтобы «согрелся». Он время от времени вопросительно поглядывал на Тамару, ожидая, что та подойдет сама и сгладит несправедливый – на его взгляд - наезд. Но девушка приняла глухую оборону, уверенная, что первый шаг должен сделать Адам. Назло ему вытащила на медляк Санька и чуть не расплакалась от обиды, увидев, что Адам рядом танцует с Евой. Встретившись с Томой взглядом, он подмигнул. Она отвернулась, но долго не выдержала, вернулась к нему глазами. Он показал ей язык, и Тамара уже готова была рассмеяться, но тут Ева особенно нежно положила голову ему на плечо, мокрые светлые волосы делали ее трогательно-беззащитной. «Отлично смотритесь в этих белых перышках, голубки!» - крикнул кто-то, намекая на "казенные" халаты. Другой голос спошлил, что их древним тезкам одежд вообще не положено, и изрядно подвыпивший Адам начал плавно двигаться, подражая стриптизерам, вытащил пояс из штрипок, кинул в толпу, где его поймала какая-то девушка, изобразившая восторг оглушительным визгом. Халат распахнулся, под ним были черные боксеры - ничего криминального, но не для Тамары и не в тот момент. И, конечно, торс Адама, вылепленный занятиями в студенческом тренажерном зале и летней работой на стройках. «Нарцисс», - скривилась Тома. Ей было стыдно за эту сцену, казалось, что он специально хочет унизить именно ее – в угоду Еве, которая идею с импровизированным стриптизом приняла «на ура» и даже слегка оголила плечики, подыгрывая Адаму.
Пояс ему вернули, и приличия были восстановлены. Он поискал глазами Тамару, но ее нигде не было. Подождал, потом все-таки обошел базу, спросил нескольких знакомых, не видели ли. Ему ответили, что девушка уехала с Павликом Мищенко – давним своим воздыхателем, которым вертела как хотела. Разумеется, ей стоило только намекнуть, что желает вернуться в город, и Павлик тут же запрыгнул в отцовскую «Ауди», заботливо придерживая пассажирскую дверцу.
- Ты давай, не теряй времени, догоняй, а то Павлуша твою девушку уведет. Ему ж только глазком моргнуть стоит, - подначил Генчик Калинин, часто заморгав одним глазом – намекая на физический недостаток Павлика, страдавшего нервным тиком.
Теперь разозлился Адам. Нет, он, разумеется, к Павлику не ревновал, бесило, что Тамара делает из него, как ему казалось, посмешище. Телефон, чтобы ей позвонить, пришлось брать у Евы – ее аппарату повезло больше, в момент незапланированных водных процедур он лежал в сумочке у Сони, его же собственный безнадежно промок в кармане джинсов. Тома на звонок ответила, но, услышав голос Адама, прервала соединение, а потом и вовсе оказалась вне зоны действия сети.
Эту часть истории знали оба. А вот что было дальше, Тома рассказывала ему сейчас.
Павлик послушно довез ее до дома, сделав на прощание неуклюжую попытку пригласить на свидание, которая была вежливо отклонена. В дороге Тамара немного остыла, произошедшее уже не казалось ей таким уж страшным и обидным, и злилась она теперь больше на себя: ну, подумаешь, нырнул за этой дурочкой. Ей бы подыграть, потешить его самолюбие, включиться в хор чествовавших героя голосов, а не разыгрывать сумасшедшую собственницу, - глядишь, он об этой утопленнице и думать бы сразу забыл. А стриптизера из себя корчил – ну так понятно же, чтобы ее, Тамару, задеть, обратить на себя ее внимание. В сущности, дурачество. Студенты еще не так развлекаются. Уезжать уж точно не следовало. Мелькнула надежда - вдруг он помчался за ней. Но тут Тома сообразила, что на базу они приехали на арендованном микроавтобусе вместе с остальными. Значит, Адам без колес, и вернется он только завтра… Решила позвонить, но его номер оказался недоступен. Тогда она набрала тот, с которого поступил последний вызов от него. И услышала голос Евы.
- Позови Адама, пожалуйста, - вежливо попросила Тамара, опять успокаивая себя – ну, подумаешь, вертелась рядом, вот и взял телефон у нее.
- Адик, это тебя! – Тома даже зубами скрежетнула, услышав фамильярное обращение, хотя его многие так называли.
И Ева, и подошедший к телефону Адам, судя по голосу, времени даром не теряли и были уже изрядно пьяны. Тамаре показалось, что она расслышала его смех перед тем, как он спросил:
- Том… чего ты сбежала? Ты что, обиделась?
- А ты, смотрю, вовсю развлекаешься? – ее напускное спокойствие в секунду улетучилось.
- Ну так мы вроде и ехали не на похороны.
- Рада за тебя! – она отключилась и сбросила последовавший звонок, сказав себе «Утро вечера мудренее, завтра разберемся».
Но утром Соня прислала фотографию. Сцена снята была через окно одного из домиков, судя по освещению – на рассвете. Адам и Ева лежали в обнимку – "райская" парочка. Тамара чувствовала себя униженной, растоптанной, поруганной. Ну как так, даже не втихаря с кем-то изменил - практически у всех на глазах. Тамара привыкла, что ею восхищаются, дорожат. И такое отношение со стороны любимого мужчины было просто немыслимо. Все внутри нее болело, кипело, жгло, словно по венам раскаленный металл пустили. И тогда, и сейчас, когда рассказывала.
- Что еще за фото? - он выглядел искренне удивленным.
- На, любуйся… Я их в каждый новый телефон перекачиваю... мазохистка…
Она загрузила галерею, не с первого раза попав в экран дрожащими пальцами, и открыла изображение. Адам несколько секунд смотрел на экран, потом молча вернул аппарат.
Она тоже молчала. Сейчас она бы простила. Не стала бы рвать отношения из-за пьяной измены, тем более, если б знала наперед, что забыть его все равно не получится. Но Тамара рассчитывала хотя бы на раскаяние с его стороны, хотела услышать, что он сожалеет…
- Тома, не было тогда ничего. И не могло быть. За кого ты меня держишь? Думаешь, если я выпил, то на любую бы кинулся? Раз ты уехала – свято место пусто не бывает? Я знаю только, что немного лишку перебрал и пошел спать. В комнате нас человека четыре было…
- И что? Хочешь сказать, что она прокралась туда, устроила фотосессию с твоим обездвиженным телом и слиняла?
Он неопределенно кивнул. Злости на Еву не было, только удивление – на что рассчитывала? Ведь если бы Тома ему все рассказала, он еще тогда объяснил и…
- Ты и правда такой наивный? Если все так, как ты говоришь, ты серьезно веришь в то, что твоя Ева сначала случайно упала в воду, а потом – рядом с тобой в кровать. И Соня по собственному желанию решила вас увековечить и мне прислать? – продолжала выговаривать Тамара.
- Это не имело бы значения, если бы ты поговорила со мной, а не укатила в Анапу, не попрощавшись… - упрек, явно послышавшийся в его голосе, Тому обрадовал – значит и его грызет.
…Не только собственные подозрения тогда терзали Тамару. Может быть, если б она разбиралась с этой новостью сама, без свидетелей, то скоро поняла бы, что спектакль продолжается и эти снимки не более,
чем постановка. Однако Сонька растрепала о пикантной сцене, которую якобы застала, случайно заглянув в окошко соседнего домика, по всей группе. Все эти сочувствующие или откровенно насмешливые, злорадствующие взгляды однокурсниц, пересуды, бестактные вопросы, бесили, умножая в разы ее злость на Адама. Он еще и на виду у всех на перемене подошел, в очередной раз сделав попытку примириться. Да не с покаянной речью, а с дурацкой фразочкой, вроде "брось дуться, чего ты, не надоело?" Вот уж тогда она его отбрила, резко и громко, чтобы до каждого дошло - она не позволит с собой так обращаться.
А тут одноклассница бывшая, поступившая в педагогический, сообщила, что можно с ней поехать в детский лагерь вожатой на июнь. И Тома воспользовалась возможностью сбежать от сплетен и наказать изменника. Пусть никто уж не говорит, что Тамара его сразу простила. Да и он поймет, что может ее потерять.
Пропустила его защиту диплома и последовавшую вечеринку. Пропустила вручение и выпускной. Сбрасывала звонки и на смс отвечала – «Не пиши мне!» или просто молчала. Но время делало свое дело: обида постепенно рассеивалась, Адама с каждым днем не хватало все сильнее. Впрочем, она с самого начала решила, что их расставание временно, поэтому с негодованием пресекала любые попытки мужского персонала лагеря за ней приударить. Выдержав месяц, поняла, наконец, что хватит, можно и простить, подбирала слова, прокручивала в уме диалоги, но тут приехавшая к ней в гости Соня сообщила, что Адам «везде ходит с Евой». И Тамара осталась еще на поток. А когда, наконец, вернулась в Краснодар – не было уже Адама, он уехал в Темрюк к матери. Потом ей показали фото Евы в соцсетях – с темрюкского пляжа. Сначала одна, потом с ним. И это было вдвойне обидно, потому что, несмотря на их двухгодичный роман, с матерью Адама Ева знакома не была – домой он ездил крайне редко и всегда один.
- То, что вы там вместе оказались, тоже случайность?
Он усмехнулся:
- Типа того. Пошел на пляж, встретил ее. Она комнату снимала неподалеку.
- С ее-то деньгами в Темрюке отдыхать? - скептически произнесла Тамара. Ева была ребенком обеспеченных родителей, когда-то уехавших из Краснодара на север и закрутивших там прибыльный бизнес. Дочери, вернувшейся на родину учиться, они сняли квартиру и хорошо обеспечивали. Хватило бы на черноморские курорты и даже на заграничные.
- Том, я понимаю, что она за мной поехала…
- И?
- И я сделал вывод: она рядом, а тебе я не нужен, причем не понятно почему. На выпускном как дурак один был, хотя Ева предлагала тогда со мной пойти, но я все ждал, что ты объявишься…
- Ты мне не нужен!? После всего? Адам! Как можно было подумать такое???
- А ты считаешь, что у меня самомнение до небес? Это в фильмах герой точно знает, что героиня любит его, просто выпендривается. Потому что он сценарий читал. А я в какой-то момент подумал – вдруг, и правда, надоел тебе…
У Томы его слова в голове не укладывались. Как можно после всего сомневаться в ее любви? Она вспомнила, как ехала на ночном трамвае, чтобы только увидеть его, когда из-за шабашек не получалось встретиться сразу после занятий. На ночь в общагу посторонних не пускали, да и своих после закрытия тоже. И они долго целовались на скамейке, потом она вызывала такси и уезжала только уверившись, что он благополучно забрался в свое окно по спущенной ребятами веревке с узлами. Позже она приводила его домой - мать качала головой, отец хмурился, недовольная Ирка перебралась в зал, а они вжимались друг в друга, чтобы уместиться на узкой подростковой кровати...
- И ты просто так отступил? - воспоминания всколыхнули теплые чувства и оставили ощущение потери - больше никогда и ни с кем так не будет.
- Знаешь, между добиваться и навязываться – грань тонкая. Да и мальчиком для битья быть устал.
Тамара не нашлась, что возразить. Действительно, дура. Довыделывалась…
- И где это у вас в первый раз произошло? В Темрюке или раньше?
Он кивнул, не понятно, на какой из двух вопросов отвечая, да ей уже и не важно было.
Она закусила губу. Прикрыла глаза. Вспомнила разговор после его возвращения. Тогда она назначила ему встречу сама, чувствуя после счастливых фотографий соперницы в соцсетях, что может потерять его, уже теряет. И на короткий месяц у них все, вроде бы, наладилось. Она решила просто забыть, ничего не выяснять. Начать все с начала. Переехала к нему, в квартиру, которую он снял после окончания вуза. Стала непривычно тихой и даже уступчивой. А потом появилась Ева… и сообщила, что ждет ребенка. И Тамара опять сама его выгнала. Выбросила вещи за порог. И смотрела в окно, как он уходит через двор, а Ева семенит рядом и пытается взять у него одну из сумок. И мечтала только об одном – чтобы боль, выцарапывающая изнутри ребра, поскорее утихла. Забыть его, забыть… Тогда казалось, что это возможно. Тогда еще верилось в то, что время лечит.
Ну все, чудесное утро воспоминаний пора заканчивать. Тома встала:
- Наверное, зря мы затеяли этот разговор… Что сделано – то сделано.
Он тоже поднялся. Усмехнулся:
- Легче не стало.
- Да…
- Вроде все выяснили, но…
Она посмотрела ему в глаза, пристально. Голова слегка закружилась.
- Адам, ты ее любишь?
Он задумался.
- По-своему, да, наверное. Не так, как тебя тогда...
Она кивнула и, не прощаясь, быстро пошла прочь, оставив розы на скамейке. Он догнал ее уже у выхода из скверика, схватил за руку.
- Ну подожди!
- Зачем? Что ты еще можешь мне сказать?
Вокруг было уже слишком много народу – утренняя тишина сменилась дневным воскресным гомоном, сновали дети, скамейки были заняты их родителями, нянями, бабушками. В такой обстановке сложно говорить что-либо, предназначенное для двоих. Да и не говорить ему хотелось. Он смотрел на ее светлые губы, вкус которых до сих пор помнил, шею с заметной синей жилкой, которая билась когда-то под его губами, плечи с ямочками в пересечении тонких бретелек сарафана. Гладил глазами ее волосы, напитанные сочным светом майского солнца.
Тамара, минуту назад готовая было разрыдаться, упивалась моментом. Его немое, тяжелое желание, еще более явное в окружении бабушек и дошколят, наполняло ее женской гордостью на грани ликования. Она вдруг поняла, что ради этого пришла. Не чтобы ворошить прошлое и разбираться, кто в чем виноват и чей камень тяжелее. А чтобы понять – может он на нее еще вот так смотреть – может! И, чтобы не испортить, не опошлить этот момент, она быстро прижала свои пальцы к его губам – ничего не говори, и все-таки ушла.
Свидетельство о публикации №220061201423