Девочка Оля

                Глава первая

  Встретить знакомого человека в большом городе не так просто. Можно прожить всю жизнь, а случай вас так и не сведёт. И всё же мы встретились. Передо мной стоит Сергей Опухтин, неожиданно высокий, непривычно стройный и плечистый. С годами он стал сильно походить на отца, только глаза у него другие - немного печальные, очень мягкие и добрые. Такими глазами смотрит на мир люди, которым в жизни сильно досталось.
- Ну, как живёшь, Сергей? Говорят, уже в кандидатах наук и в доцентах ходишь?
- Давно уже хожу, и на жизнь не жалуюсь, всё у меня в полном порядке.
- Докторскую диссертацию, как отец, не пишешь?
- Не пишу и не собираюсь писать. Не те, знаешь ли, времена. Мой отец стал доктором наук и профессором в 38 лет. Суди сам, сколько он еще успел сделать: одних кандидатов наук подготовил человек тридцать , сколько написал книг, статей, учебников, редактировал журнал, заведовал кафедрой, изъездил весь мир - да всего и не перечислишь. А всё потому, что был молод и здоров. А по нынешним временам, дай Бог, в шестьдесят лет получить эту самую степень. И кому только от этого польза? Ни себе, ни людям. Пройти через эту мясорубку, чтобы через два года сыграть в ящик... Как хочешь, но это не для меня. Можно приносить пользу и в моём звании. И вообще, я живу вот для них – кивает он головой в сторону трех женщин, стоящих неподалеку.

Рядом с Сергеем - его жена Леночка. Она очень маленькая, миловидная и стеснительная: за весь разговор не сказала ни слова, только улыбалась. Чуть в стороне две дочери - Катя и Тамара. Обе уже старшеклассницы, обе на голову выше матери.

   Наша короткая встреча подошла к концу. Опираясь на тросточку и немного хромая, Сергей подошел к машине и сел за руль. Одна за другой хлопнули дверцы, и красные "Жигули" исчезли за поворотом. А я ещё долго стоял на  месте нашей встречи, мыслями улетев в далекое прошлое. Когда же всё это было? С ума сойти, ведь прошло уже 25 лет.

   В самом конце апреля на сибирскую землю внезапно приходит лето - всего лишь на два или три дня, но приходит обязательно. Еще вчера ходили в пальто и старательно огибали лужи. А сегодня неугомонные женщины нарядились в летние платья и босоножки. Лужи куда-то делись. За несколько часов земля успевает высохнуть и согреться. С последними лучами первого теплого дня на открытых местах появляется первая зелень.

   С самого утра по коридорам и комнатам просторной опухтинской квартиры гуляют жаркие сквозняки. От звуков и запахов весны кружится голова. Сергей сидит у открытого окна, он ждёт с работы отца и всё больше волнуется. Новый костюм стесняет движения, модный галстук тисками сжимает горло и мешает дышать. Сегодня 30 апреля. В воздухе уже носится праздник. Через полчаса в школе начнётся торжественный вечер, посвященный Первому мая. Каким он будет, и что Сергея там ждёт? На школьных вечерах он ещё не был, хотя позади уже десятый класс.
Вот на этой зелёной "Волге", что стоит у подъезда, отец отвезёт его в школу, а потом привезёт назад. Только бы ничто не задержало отца на работе. В институте профессор Опухтин нужен едва ли не всем и каждому. Там его буквально рвут на части. Прежде всего - аспиранты. Они подстерегают Степана Ивановича везде и всюду. Неужели эти олухи и в такой день будут приставать к нему со своими дурацкими вопросами?!

   Прямо перед окном пёстрая толпа зрителей окружила спортивную площадку. Одурев от весны, голые по пояс студенты с обезьяньими криками гоняются за мячом. Новая игра называется гандбол. Каждый успех своей команды болельщики встречают восторженными воплями. Игры с мячом Сергею неинтересны, он к ним всегда был совершенно безразличен. Почему же сегодня ему вдруг захотелось оказаться на месте одного из этих полуголых парней? Мысленным взором видит он в толпе зрителей Ольгу в цветастом платье без рукавов. Не отрываясь, следит она за его игрой, любуется его силой и ловкостью и громче всех кричит, когда именно он, Сергей, неотразимым броском посылает мяч мимо вратаря. А потом они вместе идут гулять, и нет у него никаких проблем, никаких вопросов и никаких сомнений. Но всё это только мечты. Для этого нужны ноги, а ног у него нет. Восемь лет назад подкралась к нему та самая болезнь, что отнимает у детей ноги. И с тех пор вместо ног у него беспомощные кости, обтянутые кожей. И ногами-то их назвать стыдно. В специальную школу единственного ребенка родители отдать не захотели. Екатерина Тимофеевна ушла с работы и с тех пор сидит дома с сыном. Тогда же купили Опухтины и эту машину. К многочисленным обязанностям Степана Ивановича добавилась ещё одна, постоянная и не самая легкая - теперь он должен ежедневно доставлять сына в школу, а после уроков привозить домой. С этим в институте вынуждены считаться все: от самого скромного студента до ректора.

   Степан Иванович был крепкой крестьянской породы - высок ростом и широк в кости. Ни здоровьем, ни силушкой Бог его не обидел. Пока Сергей был маленький, Степан Иванович играючи, на одном дыхании, поднимал его на третий этаж, усаживал за ближайшую к двери парту, гладил по голове и уходил до конца уроков. Отец казался ему в те годы сказочным богатырем и великаном. Только в седьмом классе однажды, доставив сына на место, Степан Иванович вдруг сказал: "Тяжел же ты стал братец." Как же удивился тогда Сергей! Перед ним стоял его отец, только ростом он стал чуть ниже, лицо почему-то краснее обычного, да и дышит как-то не так. С тех пор прошло три года .Сергей стал взрослым и кажется ему теперь, что весит он целую тонну. От сидячей жизни он начал полнеть. Предательские валики жира начинаются у него под самой грудью, безобразно оттопыривают и морщат пиджак. Если бы кто знал, как он ненавидит это мерзкое сало! В добавление ко всему, это еще и лишние килограммы груза для отца. С тяжелым хрипом и свистом вырывается дыхание из отцовской груди, когда несет он его по школьной лестнице. Больше всего на свете боится в такие минуты Сергей, что не выдержит когда-нибудь отцовское сердце, и виноват в этом будет только он. Если бы не особые обстоятельства, Сергей сегодня пожалел бы отца и не потребовал бы отвезти себя на этот школьный вечер.

   Волновался Сергей зря. За десять минут до начала концерта он уже сидел в актовом зале, в том самом зале, о котором столько слышал и которого еще никогда не видел. Появление Сергея было встречено с весёлым удивлением. Его тут же окружили одноклассники. Подбежала и Ольга. Бедственный вид Степана Ивановича - вот что её привлекло. Открытым ртом он ловит воздух, а воздух в зале куда-то исчез. Лицо цвета калёного кирпича блестит от пота, мокрые волосы слиплись и перепутались, галстук съехал набок. Носовым платком Степан Иванович пытается вытереть пот, а рука у него дрожит и не слушается. Ольга садится между отцом и сыном, отнимает у Степана Ивановича платок и с ловкостью сестры милосердия начинает обрабатывать ему лицо и шею. Степан Иванович не возражает. Такая забота ему явно приятна.

  Десятки глаз следят за этой сценой, следят и обмениваются многозначительными взглядами. Слова тут не нужны, тут и так всё ясно. Вот они сидят рядышком - профессор Опухтин, его сын и его одноклассница Ольга, чем-то действительно похожие друг на друга: светлые волосы, удлиненные лица, голубые глаза. Прямого сходства нет, да оно никому и не требуется.
"Зачем вы его сюда привезли?" - свистящим шепотом спрашивает Ольга. - "Что он тут собирается делать?"
"Потребовал", - хрипит Степан Иванович.
"Потребовал?! -  возмутилась Ольга. - А о вас он подумал? Эгоист он несчастный! Ведь это когда-нибудь плохо кончится, неужели вы этого не понимаете?"
" Понимаю", - выдыхает Степан Иванович и порывается встать. Ольга его не пускает. Из нагрудного кармана пиджака она достаёт расческу и причесывает Степана Ивановича. За несколько мгновений он обретает достойный вид, а Ольге и этого мало: она поправляет галстук, приводит в порядок воротничок. Вот теперь Степан Иванович выглядит на все сто и может идти. Степан Иванович встаёт и нетвёрдыми шагами направляется к двери. Профессору Опухтину только что перевалило за пятьдесят, он еще здоров и крепок. С каждым шагом его походка становится увереннее и твёрже. На школьный двор выходит уже совершенно другой человек - молодой, энергичный профессор, теперь таких поискать. Легкие серебринки разбежались по его русым кудрям, но, если бы кто знал, как они его красят! Двадцать один  год остаётся жить Степану Ивановичу, главные труды его жизни ещё не написаны, наиболее ценные результаты ещё не получены, самые интересные доклады еще не сделаны, но всё это у него ещё впереди.
Через десять минут между супругами Опухтиными происходи т следующий разговор:
- А знаешь что, Катя, мне кажется, что мы были не правы, не пуская Сергея на школьные вечера.
- Ты так думаешь?
- Ты знаешь, как там хорошо, такая праздничная обстановка. И ребятишки такие красивые, такие нарядные. И так они обрадовались, когда увидели Сергея. Вокруг него там прямо толпа.
- А Ольга?
- И Ольга там же, сразу же подбежала. Какая она сегодня красивая, просто глаз не оторвать!
- Какое на ней платье? Голубое?
Степан Иванович задумывается, потом согласно кивает: «Да, что-то такое, голубое. Это ты ей сшила?».
- Господи, а кто же ещё! Кто же ещё позаботиться о бедной девочке! Она у меня теперь на каждом вечере самая нарядная, - И Екатерина Тимофеевна густо краснеет от чисто материнской гордости.

                Глава вторая

  Приходу детей в доме Опухтиных только рады. Одноклассников Сергея неизменно встречают как дорогих гостей, развлекают, как могут и за стол сажают, и такими лакомствами балуют, каких нигде не попробуешь. Но дети народ особый. В необычной обстановке они чувствуют себя не в своей тарелке, робеют, жмутся друг к другу, разговаривают шепотом и при первой возможности стремятся вырваться на свободу. А дети тут ой как нужны! Посещать школу каждый день Сергей не мог ни в младших, ни в старших классах, мешали неотложные дела и частые командировки Степана Ивановича. И за тридцать дней Сергей пропускал все пятнадцать и по-хорошему каждый раз кто-то должен был передать домашнее задание а, если нужно, и объяснить новый материал. Ко всему привыкают люди. С годами привыкли в классе и к пропускам Сергея Опухтина, привыкли так, что и замечать их перестали. На неделю, я а то и на две уезжает Степан Иванович, и нередко случается так, что никто в эти дни о Сергее даже не вспомнит. Обиды и жалобы бесполезны. "Для таких детей существуют специальные школы ", - так вразумили однажды Екатерину Тимофеевну в учительской. Слов нет, правы они, конечно. Учителя и без этого заняты, а тут ещё родительские капризы: жалко им расставаться с сыном. А мы тут причем?

 От постоянных каникул и одиночества можно сойти с ума, но Сергей держится. Книги и музыка - вот и всё чем может занять своё время. Учиться играть на пианино он начал ещё до школы. Не бросил и после, хотя какой пианист без ног. Восемь лет назад родители купили ему скрипку - инструмент дорогой и звучный - русского мастера Ивана Батова. Маленькая скрипка стоит дороже, чем зелёная отцовская "Волга". Два раза в неделю приходят к нему учительницы музыки, занимаются с ним по часу, и снова он остаётся один. Всё изменилось к лучшему только в седьмом классе.

   Степан Иванович ездил в Прагу, и ждать его пришлось долго. Самолёты уже летали, но доверия к ним ещё не было. Солидные люди ездили только поездом. Целых полмесяца мать и сын точно отрезаны от всего мира. Молчит телефон, никто не приходит - все про них будто забыли. Почти неслышно снует по комнатам Екатерина Тимофеевна. Дел у неё хватает, но и ей тошно от тишины и безлюдья. Резкий звонок у наружной двери возвещает, наконец, о начале новой жизни. Так звонить может только хозяин. Екатерине Тимофеевне достаточно открыть дверь, и квартира Опухтиных уже больше не склеп, а земля обетованная.

   С громким стуком опускаются у порога чемоданы, под тяжелыми шагами скрипят половицы, хлопают двери. Лекторский голос Степана Ивановича заполняет все комнаты. Екатерине Тимофеевне тоже надоело молчать, и она говорит без остановки. В общую симфонию звуков вторгается трель ожившего телефона. Для науки останется тайной, каким образом люди с точностью до нескольких минут вычисляют возвращение нужного им человека. "Да, -отвечает в трубку Степан Иванович, - приехал только что". И это только начало . Теперь телефон будет звонить беспрерывно. Добрых два часа он не даёт Степану Ивановичу распаковать чемоданы. На Екатерину Тимофеевну жалко смотреть - она умирает от любопытства. Шутка сказать, муж приехал из-за границы: не с пустыми же руками!

  У Сергея на душе тоже праздник. Кончилась его заточение - завтра в школу. Только бы узнать, что задано. И дело тут не в принципе. Знает Сергей по опыту: спросят его завтра на всех уроках хотя бы для того, чтобы выяснить насколько он отстал. Екатерина Тимофеевна берется за телефон. Классная руководительница сегодня в хорошем настроении, да и просит её Екатерина Тимофеевна так униженно, что отказать ей трудно. Хорошо, она подумает и кого-нибудь пришлёт. И приходит девочка - высокая, худенькая, глаза большие и ясные, как безоблачное июльское небо. "Господи, - думает Екатерина Тимофеевна, - глаза-то какие, ну прямо кукла Мальвина!". Обрадованный Сергей выкатывается в коридор и по-мальчишески грубо кричит: "Ого, кто к нам пришел! Здорово, Ольга!". "Здравствуй ,Сергей" - отвечает девочка и с портфелем в руках проходит в его комнату.

   Занимаются они долго, часа три. Девочка оказалась серьезной и строгой. Переходя от предмета к предмету, она, сама того не ведая, копирует подряд всех учителей. Екатерина Тимофеевна то и дело подходит к двери, прислушивается и, улыбаясь, бежит на кухню. И надо же, кого к нам прислали - не девочка, а просто чудо какое-то. А уж каким ужином угостит она их сегодня! Только бы не стеснялась она, как другие дети. В нужный момент Екатерина Тимофеевна появляется на пороге. "Дети, за стол, будем ужинать". Уговаривать Ольгу не пришлось. Даже внушительный вид Степана Ивановича, казалось, не смутил её нисколько . И вот она уходит: надевает красное плюшевое пальто, такое изношенное, что стелить его впору только под ноги. Да и мало оно ей безбожно. Покупалось оно, наверное, ещё в третьем классе. Руки по локоть торчат наружу. Платок на голове тоже старенький, весь уже светится. На ногах подшитые валенки. Ушла Ольга, а у Екатерины Тимофеевны будто что-то отняли. Дня через два за ужином Степан Иванович вдруг спросил: "А почему к нам не приходит больше девочка Оля?". Сергей пожал плечами. Не забыла о девочке Оле и Екатерина Тимофеевна. Мысли её идут куда-то дальше. Друзей среди мальчиков у Сергея нет, да их и быть не может. Мальчишек в этом возрасте неудержимой силой тянет на улицу, Сергей им не пара. Если нет друга среди мальчиков, то почему бы ему не иметь друга среди девочек... И Ольга для этого, кажется, более всего подходит. У Опухтиных она получит всё то, чего не имеет и не может иметь дома. "Послушай, Серёжа", - начинает она, - а кто у Ольги родители?". Сергей машет рукой: "Отец в гастрономе грузчиком, каждый день пьяный. Мать там же уборщицей - пьёт вместе отцом на пару. Живут в бараке. Пятеро детей - все в одной комнате".  Информация полная, Екатерина Тимофеевна узнала всё, что хотела.

   На охотника, как говорится, и зверь бежит. На другой же день Екатерина Тимофеевна встретила Ольгу около хлебного магазина. Они остановились . Екатерина Тимофеевна, красивая, статная, вся в дорогих мехах, и жалкая Золушка. - "Оля, ты за хлебом? Иди, покупай! Я тебя подожду, нам ведь по дороге". В булочной людно. Проходит минут пятнадцать, прежде чем Ольга снова появилась на крыльце магазина. Такая важная дама не станет так долго ждать какую-то там девчонку. Но Ольга ошиблась. Екатерина Тимофеевна стоит на том же месте, и улыбка у неё всё такая же материнская. До чего же ей, наверное, стыдно идти по улице рядом такой замарашкой! Но Екатерина Тимофеевна о таких пустяках не думает. "Почему ты, Оля, больше к нам не приходишь?" - Я боюсь. - Кого же ты, девочка, боишься? - Степана Ивановича боюсь, он такой сердитый». Екатерина Тимофеевна смеётся: "Какой же он сердитый? Он вовсе не сердитый, а очень даже добрый. Кстати, и ты ему понравилась. Он теперь всё время спрашивает, почему к нам не приходит девочка Оля? Приходи, Оля, мы тебе будем очень рады. Сможешь прийти сегодня? - Сегодня нет. - Ну, тогда приходи завтра. Мы тебя будем ждать. Хорошо?».

  И Ольга пришла. Уроки на этот раз учат недолго. Сергей захлопнул учебник и по привычке рывком подъехал к пианино, взял аккорд и вдруг повернулся к девочке: "Слушай, Ольга, а ведь ты когда-то играла. Неужели разучилась? Попробуй, может, что-нибудь вспомнишь". Глаза Екатерины Тимофеевны расширились: "Оля, ты училась играть на пианино и бросила?". "Да, -отвечает Ольга - уже 3 года". - Но почему? - допытывается Екатерина Тимофеевна. - Инструмента не было. - Как же ты могла пойти в музыкальную школу без инструмента?». Ольга молчит.

   А всё было совсем иначе. И жили они когда-то совсем не так. Отец работал шофером на грузовой машине, мать - воспитательницей детского сада. Был у них свой дом из четырёх комнат, с огородом, садом и всякой живностью. Семья ни в чём не нуждалась. Было у Ольги и своё пианино. А потом случилась беда. Отец попал в аварию: пострадали люди, разбились машины. Виновным признали отца Ольги. Шофёра в этом случае ждёт скамья подсудимых. Для возмещения ущерба, на адвоката и прочие нужды продали дом и всё, что в нём было. Семья переехала в барак, продали и Ольгино пианино. Четыре года пробыл отец в заключении и попал под амнистию. Но четырех лет хватило Ольгиной матери, чтобы пристраститься к вину. Из детского сада её уволили. Прямая дорожка привела её в гастроном, а там ей вручили ведро и тряпку. Вернулся отец, но уже без водительских прав и, недолго думая, устроился грузчиком в том же магазине. Вот и всё, о чём могла бы рассказать Ольга. Но она смотрит и молчит.

- Оля, - продолжает Екатерина Тимофеевна, - ты должна обязательно попробовать. Три года это совсем немного. Навык должен сохраниться.
Ольге и самой ужасно хочется подойти к пианино. Над нотной полкой, между двумя старинными подсвечниками золотом блестит надпись " Наполеон III " 1853 г. Пианино французское, таких Ольга ещё не видала. Красная от смущения садится она на круглый стул, непослушными пальцами пробегает гамму, слева направо до самой четвёртой октавы, возвращается назад и на несколько секунд замирает.
Екатерина Тимофеевна и Сергей ждут. Но вот пальцы Ольги пришли в движение. Она играет "Французскую песенку" Чайковского. Ольга вспомнила две или три пьесы, а под конец разошлась и бойко сыграла "цыганочку". Екатерина Тимофеевна в восторге: " Оля, да ты прекрасно играешь! Ты не разучилась! У тебя способности! Как хочешь, девочка, а теперь ты будешь играть каждый день. Я сама буду с тобой заниматься, и Серёжа тоже поможет".

Приговор Ольге был подписан. Теперь она обязана приходить сюда ежедневно. Естественно и незаметно станет она четвёртым членом семьи. Недели через две, глядя на скрипку, она попросит: "Серёжа, можно я попробую?". Сергей тут же срывается на грубость: "Одурела что ли? Кто в седьмом классе начинает учиться!" - " А я всё равно хочу".
Екатерина Тимофеевна приходит ей на помощь, и скрипка в руках Ольги. Как же на ней играть, если нет ладов? " - "А вот так играть, - горячится Сергей - говорят тебе, не научишься - поздно!".

Но Ольга упряма. Она водит смычком по струнам, прижимает их пальцем в разных местах грифа, слушает. Скрипка отзывается то густо и сочно, то тонко и жалобно. Минут через десять она довольно точно подбирать "Во поле берёзонька стояла". Удивлён даже Сергей и тут же милостиво соглашается выступить в роли учителя. С этого дня скрипка стала особого рода болезнью Ольги, она могла играть, сколько угодно, и никогда не уставала. Может быть, именно скрипка так надолго привязала её к этому дому. Хорошей скрипачкой Ольга не стала, но играть выучилась вполне сносно. В десятом классе она трижды выступила на школьных концертах. В такие дни Екатерина Тимофеевна сама провожала её в школу. Драгоценную скрипку несли вместе. Красиво одетая девочка со скрипкой в руках посреди ярко освещённой сцены - какое же это чудесное зрелище! Совершенно растроганная, возвращалась из школы Екатерина Тимофеевна. Вечером после всех трудов Екатерина Тимофеевна объявляет: "А теперь, Оля мы пойдём готовить ужин, а Серёжа пусть поиграет". Екатерина Тимофеевна - кулинарка отменная, но на кухне ей одиноко. Иной раз глаза бы на неё не глядели. И вот впервые одна не одна. Рядом с ней Ольга, есть с кем поговорить и кому передать свой немалый опыт. Способности Ольги выше всяких похвал: дважды объяснять и показывать не надо. Готовить вдвоём легко и приятно, и всегда всё получится.

   Многое изменилось в жизни Екатерины Тимофеевны. Сбылись сразу два её желания - иметь дочь и иметь здорового ребенка. Больных детей любят больше, чем здоровых, но приносит ли это любовь радость матери?
Главная забота Екатерины Тимофеевны - как одеть Ольгу. Шить она умеет с детства и к портнихам никогда в жизни не обращалась. Одна беда - для кого шить? Была бы у неё своя дочка, и одевала бы она её, как принцессу. Ольгино платье, пальто и валенки Екатерина Тимофеевна ненавидит, как лютых врагов. Придёт время и всё это она выбросит на помойку. А пока надо думать о том, как сделать так, чтобы не обидеть Ольгу и не задеть самолюбие матери.
- А ещё, Оля, мы будем учиться шить.
Ольга не возражает. Для начала они сшили фартук, а потом стали перешивать вышедшие из моды наряды Екатерины Тимофеевны. Очень скоро, уже весной, Ольга была одета ничуть не хуже других девочек в классе. А Ольгина мать всё не появлялась.

 Приходила она только один раз. Сергей и Ольга учились тогда уже в девятом классе. Однажды вечером минут через тридцать после ухода Ольги в дверь позвонили. Чей-то незнакомый, низкий и грубый голос, не то мужской, не то женский, произнес "Здрасьте", осведомился, тут ли живут Опухтины, и объявил: "Я мать Ольги". Сергей выглянул в коридор. У порога стояло странное существо в грязной фуфайке и стоптанных валенках. Из-под фуфайки торчит юбка непонятного цвета. Возраст определить трудно - от 40 до 60, в руках какой-то свёрток.
- Вот принесла платье, возьмите, оно нам не нужно.
- Позвольте, о каком платье идёт речь?
- О том самом, которого недавно у Ольги сшили. У неё родители есть , если что надо, сами купят. А без ваших подарков мы проживём.
Два года готовилась к этой встрече Екатерина Тимофеевна, по-разному она представляла себе мать Ольги, а действительность всегда оказывается изобретательней любой фантазией. С трудом собирает она разбежавшиеся мысли, берет себя в руки. Она будет сражаться, Ольгу она не отдаст.
-Простите, я не знаю, как вас звать?
-Лида.
-Знаете что Лида, давайте пройдём на кухню, сядем и поговорим как женщина с женщиной
- Давайте поговорим.
Сцена пустеет. Теперь Сергей никого не видит, слышны лишь их голоса. .
- Итак, Лида, чем Вы собственно недовольны?
- Тем и недовольна, что Вы на Ольгу шьёте. Зачем Вы только это делаете? Ребёнка у меня отнять хотите... Сразу скажу - не выйдет!
- Помилуй Бог Лида, никто у вас не собирается отнимать ребенка.
- А зачем вы тогда это делаете?
- Вы должны правильно понять. Оля занимается с нашим сыном, мы ей за это очень благодарны и не остаёмся в долгу. Ольга занимается у нас музыкой. Я учу её шить, вязать, готовить. Скажите, разве всё это плохо для девочки?
- Кто говорит, что плохо. Для девочки конечно хорошо, пригодится.
-А теперь скажите, Лида, сколько у вас детей?
-Пятеро.
- Легко вам такую ораву кормить и одевать?
- Кто говорит, что легко. Иной раз на стену лезть, готова - в доме ни крошки хлеба, ни копейки денег, а они есть просят.
- Я вас, Лида, очень хорошо понимаю, сама росла в многодетной семье . Конечно, вам трудно, но согласитесь, если я сошью что-то для вашей дочери, разве вам это не помощь?
- Почему же не помощь? Помощь, конечно, только зачем вы на себя труд берете, была бы она вам, как говорится, родная дочь...
-Скажите, Лида, сколько у вас дочерей?
- Дочек-то трое.
- Вот видите, Лида, какая Вы счастливая мать. А вот мне Бог ни одной не дал. И вы думаете, мне не хочется что-нибудь сделать для девочки, сшить что-нибудь и порадоваться, какая она стала нарядная?  И поверьте, мне это ничего не стоит. У меня висит столько тряпок, совершенно новых - я их раз или два одевала, а теперь это всё из моды вышло, или мало мне. Кому польза, если всё это будет лежать мёртвым капиталом?
- Когда вы из старого шьете, я ничего не говорю. Пальто ей своё перелицевали, я ни слова не сказала. А это платье вы из нового материала сшили.
- Боже упаси, какой же он новый? Я покупала его еще до войны. Хотела сшить платье, а тут война началась, я про него и забыла. Недавно нашла и думаю, что же мне теперь с ним делать? Материал яркий, молодёжный, мне в таком платье и ходить уже неприлично. Разве не так, Лида?
- Ясное дело, вам не к лицу уже будет.
.-А тут Оля пришла. Я на неё прикинула, а ей в самый раз. Вот и сшила.
Разговор явно зашел в тупик. Несколько секунд они молчат.
- И кормите вы её тут непонятно чем. Она потом домой приходит и от всего нос воротит. А мне матери разве такое приятно? - в голосе Лиды звучат неподдельные слёзы.
- Послушайте Лида, всё очень просто. Не надо предлагать Оле кушать, она сыта. К вашему больному ребёнку пришёл бы товарищ, занимался бы с ним полдня ... неужели, вы его просто так отпустите и не покормите?
- Покормлю, конечно, как же без этого...
Говорить им больше ни о чем. Лида снова появляется в поле зрения, но уходить она не торопится, топчется у порога, мнёт в руках свёрток.
- Да, вот еще что, хотела спросить: у вас денег нельзя перехватить до получки?
- Денег? Почему же нет. Сколько вам надо?
- Рублей пятнадцать. Я получу, занесу сразу.
Екатерина Тимофеевна открывает кошелёк, несколько секунд медлит, а потом с притворным огорчением произносит: "Знаете что Лида, пятнадцать рублей у меня не будет, а двадцать пять вас устроит?". Колеблется Лида только одно мгновение, и деньги у неё в руках. Екатерина Тимофеевна торжествует победу. Она отлично знает эту породу людей. Пьющие люди не способны отдать и пяти рублей, а тут сразу 25 . Сумма это для них просто астрономическая. Отдать такие деньги они никогда не смогут. Зато Екатерина Тимофеевна теперь будет в полной безопасности. Подобно другим должникам этого сорта, Лида теперь будет стороной обходить не только этот дом, но даже территорию института, а завидев Екатерину Тимофеевну на улице, она будет поспешно прятаться во дворах и за киосками. Руки у Екатерины Тимофеевны теперь развязаны.

  Лида уходит, а Екатерина Тимофеевна бежит к окну и открывает форточку. Незваная гостья оставила в кухне отвратительный запах старой фуфайки и прокисших валенок. Екатерина Тимофеевна стоит у окна, с удовольствием вдыхает чистый морозный воздух, а на душе у неё поют ангелы. Хлопнула дверь подъезда, на крыльце обозначилось сутулая тень Лиды. И тут же из кустов напротив навстречу ей метнулась другая тень - стройная, явно девичья фигурка. Они о чём-то заговорили и быстро пошли прочь. Первая мысль обожгла, как огнем: «Ольга!».  Но Екатерина Тимофеевна тут же отогнала от себя это глупое подозрение. Не могла Ольга, её воспитанница, прирождённая интеллигентка, с тонким чувством прекрасного, участвовать в этом гнусном спектакле. Что это было, как не самое обыкновенное, хотя и хорошо продуманное вымогательство денег. Екатерина Тимофеевна опустилась на стул, щёки у неё пылали. Как она могла подумать такое об Ольге! У Лиды ещё две дочери, и это конечно была одна из них. На весь мир рубашку не сошьешь: дай Бог ей спасти хотя бы одну душу. А её Ольга - это совсем другое дело. Девочка понимает и любит даже музыку Вагнера и Скрябина. Далеко не каждому взрослому дано такое. И не только к музыке способна Ольга, не только легко и быстро научилась шить и готовить самые замысловатые блюда, она ещё и рисует. Екатерина Тимофеевна делает всё возможное, чтобы развить у неё этот дар. Удивительно, как щедро одарила природа дочь простого шофера, а теперь уже только грузчика. Ольга рисует часто и с удовольствием. Рисунки у неё пока детские и сделаны ещё нетвердой рукой. Но хозяйка дома хранит их, как семейную реликвию. Каждому придумано название, на каждом стоит дата. Собирать детские рисунки дело вовсе не пустое. С годами их накопится много. Начнёшь их просматривать, и хорошо видно, как твердеет рука, как точнее становится сам рисунок, живее краски.

                Глава 3

  В отпуск Опухтины уже давно не ездят. Сергея ведь одного не оставишь и с собой не возьмёшь . Вот и живут они всё лето на даче, живут тихо и мирно, за исключением тех дней, когда приезжают  гости. А народ это всё научный: приезжают одни или с жёнами, и в такие дни дым коромыслом. Екатерина Тимофеевна едва успевает крошить салаты, резать колбасу и варить картошку. Учёный люд не очень-то разборчив в пище: едят всё, был бы коньяк и была бы водка, а без них наука не делается. На другой день утром Екатерина Тимофеевна варит манную кашу. Ничего другого уже не сваришь. Всё, что годилось в пищу, подмяли накануне гости. До середины дня Степан Иванович будет приходить в себя, а потом, тяжело вздыхая, сядет за руль и поедет в город за продуктами.

  Сергей окончил девятый класс. Снова пришло лето и снова Опухтины переселились на дачу. Ольга уехала в деревню к бабушке. Летние дни похожи один на другой как близнецы-братья: днём солнце, а ночью звёзды. Иногда собираются грозы. Дощатый дом кажется жалкой скорлупкой, когда над самой крышей лопается электрический разряд, а за тонкими стенами водопадом шумит ливень.
Всё как обычно , но это только кажется. Екатерина Тимофеевна и Сергей чувствуют себя в это лето неуютно и одиноко. Им не хватает Ольги. Почти три года они оба, каждый на свой лад, лепили из Ольги то, что хотели. И теперь оба, каждый по-своему, влюбились в своё произведение. Случай совсем не новый.
Ольга обещала приехать в первых числах августа, сегодня уже десятое, а её до сих пор нет. Сергей стал раздражительным и капризным, с каждым днём с ним всё труднее. Екатерина Тимофеевна уже давно догадалась, что происходит с её сыном, но чем она может ему помочь... А помочь надо, на то она и мать.

  Думы о будущем с некоторых пор не дают покоя Екатерине Тимофеевне . Пройдёт ещё сколько-то лет, и они со Степаном Ивановичем сами будут нуждаться в помощи .А что будет потом, когда их не станет, и Сергей останется один на всём белом свете... Кому он будет нужен, кто о нём позаботится? От таких мыслей кровь стынет в жилах. Покладистая расторопная сноха - вот то нужно Екатерине Тимофеевне, вот где единственный выход. На первый взгляд пустые мечты, а если подумать... Была же у Николая Островского верная и преданная жена, а дела у него были куда хуже.
Искать сноху не потребуется, никого, кроме Ольги, Екатерине Тимофеевне не надо. Хорошо, что и Сергею тоже. Разумеется, девочка в каком-то смысле принесет себя в жертву, но разве взамен она ничего не получит ...Всё, что есть у Опухтиных, они положат к ногам невестки. Ольге достанется всё: профессорская квартира и всё что в ней есть, дача, машина, и все накопленные деньги - разве этого мало! Ольга ни в чём не будет нуждаться, и за какие-нибудь женские шалости её никто не осудит. К Сергею Ольга уже привыкла. Пройдут годы, и с помощью Екатерины Тимофеевны она по-женски прикипит к нему сердцем, и тогда уже не оторвешь: не бросит она его, сил не хватит. Да и совесть не позволит после всего того ,что они для неё сделали. Всё просчитала Екатерина Тимофеевна... Настала пора действовать.

  Сергей сидит на веранде. На коленях у него лежит скрипка, но играть ему не хочется. О чём он думает? О том же, о чём думают все влюблённые в этом возрасте. Из дома выбегает взволнованная Екатерина Тимофеевна: " Серёжа! Оля приехала!". Как может лучше всего выразить свои чувства музыкант? Скрипка сама взлетела к подбородку, смычок лег на струны, и по листьям деревьев, по крышам соседних дач серебряным дождём рассыпались звуки " Кампанеллы" Паганини. Теперь он будет часто встречать Ольгу именно этой мелодией. А у калитки целуются мать и Ольга. Загорелая, какая-то повзрослевшая бежит Ольга по дорожке к дому: " Сейчас же, отдавай скрипку, ты знаешь, как я по ней соскучилась!". По скрипке она соскучилась, а по нему? Глаза у Ольги устремлены куда-то вдаль, но они ничего не видят. Когда играют на скрипке, глаза у всех такие... Смычок в её пальцах высекает странные, громкие и резкие звуки. Сергей наливается краской негодования: какой чертовщины набралась Ольга в деревне! Его-то не обманешь. Скрипка всё знает и всё чувствует. Любовь эгоистична. Сергей ревнует Ольгу и к её бабушке, и ко всем деревенским, и ко всем её родственникам. Одному Богу известно, чего она могла насмотреться и наслушаться в этой своей деревне.

  Живёт Ольга неделю. Деревенские замашки у неё быстро проходят. Спит она наверху в мансарде, Сергей слышит у себя над головой её осторожные шаги и сердце у него тает - даже ночью Ольга где-то совсем рядом... Засыпает он в эти дни только под утро. Спит он вообще плохо и завидует тем, у кого здоровый и крепкий сон. Побегай целый день на своих двоих и никуда не денешься - ляжешь и будешь спать до утра. А ему не спится, и ночи выдались как по заказу - теплые и тихие. Огромная луна смотрит прямо в окно. В такую же ночь, наверное, сочинял Бетховен свою "Лунную сонату".

  Всему приходит конец. Волосы Ольги аккуратно причесаны. На ней яркое летнее платье. Тонкая талия перехвачена чёрным блестящим пояском с белой пряжкой. Теперь такая мода, все ходят с такими поясами. Ольга готова отбыть в город. Вот и кончился праздник, семь дней пролетели, как один миг. На глазах у Екатерины Тимофеевны слёзы. И у Сергея тоже першит в горле. И чего ей только надо в этом пыльном и душном городе? Расспрашивать Ольгу бесполезно - у неё дела, больше она ничего не скажет.  А им остаётся здесь жить ещё дней восемь, а потом запылённая "Волга" снова остановится у подъезда их дома. Дачный сезон кончится.  Впереди десятый класс.

  Торжественно и значительно проходит первый учебный день. Учителя выглядят именинниками. Наконец-то дети, кажется, всё поняли - да, теперь они не просто школьники, теперь они десятиклассники. Совсем скоро им предстоит вступить в самостоятельную жизнь, и к этому событию нужно готовиться со всей ответственностью. Серьёзности детей хватило ровно на один день. До конца учебного года ещё целая вечность, а тут началась обычная школьная жизнь. Тот же класс и те же парты, такие же уроки, звонки и перемены - всё как в первом классе, и всё это уже порядком надоело. Наука и техника достигли немыслимых высот - человек недавно полетел в космос, а школа по-прежнему подобна затерянной в тайге староверческой деревне – никакие изменения её так и не коснулись. Люди управляют могучими машинами, а вооружение учителя, как в средние века - указка и мел.

  Сергей Опухтин в классе самый смирный и самый воспитанный, но и он достает бритвочку и вырезает на парте свои инициалы. А на нижней стороне крышки полностью имя и фамилия. Пусть знают все, кто сидел когда-то за этой партой. Другие дети украшают парты куда более изобретательно, и стоит ли их за это винить? Разве для этого даны человеку руки, чтобы шесть часов подряд они оставались без дела? Но страшнее всего те самые неумелые руки, которые берутся поправлять школу и делают её всё хуже и хуже. Что же изменилось в десятом классе?
Стопка учебников стало в полтора раза выше. Понять и запомнить всё это могут лишь три гения взятые вместе. Домашние задания отнимают ежедневно много часов, а когда же жить?
Многие одноклассники Сергея решили вопрос очень просто: шести уроков в день вполне достаточно для знакомства с науками. Всё остальное время моё, уроки учить не обязательно. Учителя негодуют, но сделать ничего не могут. Аттестат зрелости они им всё равно выдадут. Трудно учится в десятом классе, но время, слава Богу, не стоит на месте. Отзвенели под ногами сухие осенние листья, выпал снег, декабрьские морозы разукрасили окна, незаметно подкрался март. Екатерина Тимофеевна и Ольга шьют очередное бальное платье. Седьмого марта на школьном вечере Ольга опять будет играть на скрипке. В каком попало виде на сцену не выйдешь. Платье удалось на славу. Екатерина Тимофеевна сияет от гордости. Ольга крутится перед зеркалом и воображает себя королевой. Лучше бы не шили они этого платья, и лучше бы не было этого вечера. С него-то всё и началось.

  Ольга сидит в коридоре и тонким пальчиком быстро крутит телефонный диск. Кому она звонит? Никаких знакомых с телефонами на квартире у неё до сих пор не было. Домашний телефон вообще пока редкость. Говорит Ольга тихо, через закрытую дверь не понять ни слова. Можно, конечно, приоткрыть дверь и послушать, но Сергей воспитан иначе. С детства ему внушили: нельзя подслушивать чужие разговоры, нельзя читать чужие письма, нельзя задавать нескромные вопросы. Возвращается Ольга. На щеках у неё ярким огнем горит румянец, глаза как-то странно блуждают. Безуспешно пытается она понять задачу и поступает просто - переписывает решение себе в тетрадь.

  С этого дня Сергей ненавидит телефон. Говорит Ольга часто и только в такое время, когда Екатерина Тимофеевна куда-нибудь уходит. А хозяйка дома уверена, что всё идёт хорошо, именно так как она задумала. Дружба матери с Ольгой, по мнению Сергея, уже выходит за рамки дозволенного. Это раньше они только шили и колдовали на кухне. А теперь они вместе разгуливают по городу. Маршруты у них самые разные - магазины, базар, кино, театр, концерты, какие-то выставки. Сергей всё чаще остаётся один, он уже всерьез ревнует мать к Ольге, а Ольгу к матери. Неужели Ольга дороже ей, чем родной сын? И неужели Ольга приходит сюда только ради Екатерины Тимофеевны?
Никаких покупок лично для себя Екатерина Тимофеевна без Ольги теперь не делает. Пусть девочка знает, что она здесь не чужая, что она уже взрослая и с её мнением здесь считаются. Где-то еще в сентябре приходится соседка и просит взаймы денег. Екатерина Тимофеевна возится с тестом:
- Оля, принеси, пожалуйста ,деньги.. Видишь у меня руки в тесте.
Ольга округляет глаза и поднимает брови.
-Оля, деточка, ты же знаешь, где лежат деньги.
Ольга молча уходит и приносит деньги, а Екатерина Тимофеевна довольна: Ольга теперь допущена к святая святых - к семейной кассе. Теперь она совсем своя. Деньги Екатерина Тимофеевна хранит в старомодной дамской сумочке ещё довоенного образца. Сумка лежит в одном из ящиков буфета, ящик не запирается. Да и зачем - в доме все свои .Сколько в сумке денег, Екатерина Тимофеевна никогда не знает. Когда заходит речь о крупных расходах, она всегда говорит: " Надо посмотреть, сколько там у меня денег". Всё это слышит Ольга и делает выводы.

  У себя дома Ольга наблюдает другую картину. Собираясь на работу мать наказывает старшему сыну: " Сдашь бутылки и банки ,купишь хлеба и папирос." Денег на буфет детям самой собой не полагается. Завтракают только куском хлеба и стаканом чая, часто даже без сахара. Иногда и вовсе не завтракают. В школе она умирает с голоду. На большой перемене весь класс устремляется в столовую, а Ольга ходит по коридору и делает вид, что она сыта, и вообще она соблюдает фигуру. Знала бы Екатерина Тимофеевна о муках голода своей приемной дочери, залилась бы слезами. Но сама она до этого не додумается, не зря ведь говорят, что сытый голодного не понимает. Испытание голодом продолжается уже много лет. Пятьдесят копеек для Ольги целое состояние. А у кого-то деньги лежат открыто и даже не знают счёта.
По субботам Ольга обычно ходит в баню. У Опухтиных просторная ванная: стены сверкают белым и голубым кафелем. Горячая вода есть даже ночью.
- Как хочешь, Оля, - заявляет Екатерина Тимофеевна,- но в баню я тебя больше не пущу, не хватало ещё подцепить там какую-нибудь заразу.
Больше часа шумит и плещется вода за дверью в ванной комнаты, Ольга выходит розовая и счастливая. От ванной она в полном восторге и готова купаться хоть каждый день. Екатерину Тимофеевну это только радует: кто же захочет добровольно отказаться от такого, почти сказочного по тем временам удобства и такого удовольствия.
 
  В десятом классе что-то, кажется, изменилось и в семье Ольги. В тот самый день, когда выпал первый снег, пришла Ольга и снимая пальто, сообщила новость: "Екатерина Тимофеевна, посмотрите, какую мне мама купила кофточку".
Начало было положено, новые вещи стали появляться у Ольги каждый месяц, а то и чаще. Екатерина Тимофеевна испытывает что-то вроде ревности, но по-человечески здесь все правильно. Наконец-то её родители поняли, что у них уже взрослая дочь, а кто же не наряжает дочерей в эту пору?

   Опухтины славятся своим хлебосольством. Гости, приёмы и застолья бывают у них часто.
- Ну, Оля, - говорит Екатерина Тимофеевна, - сегодня у нас большой день.
Они надевают фартуки и берутся за дело. Предстоит сготовить добрый десяток блюд. К назначенному времени обе переодеваются и встречают гостей в красивых платьях и кружевных передниках. Ольге отводится особая роль. Когда она появляется в столовой с подносом в руках, все взоры устремлены на неё, все улыбки адресованы ей. На глазах у женщин даже поблескивают слёзы. В самом конце вечера подвыпившие дамы будут обязательно тискать её в коридоре и целовать мокрыми липкими губами. Зачем они это делают, Ольга не понимает. Не знает она и того, что её мать, Лида, в тот памятный вечер вынесла из этого дома не только деньги, но и блестящую идею.
Как объяснить людям, почему она докатилась до такой жизни, и почему из трёх её дочерей две - золушки, а одна принцесса, почему Ольга принята у Опухтиных как родная дочь? Кто же такая Лида, если не жертва несчастной любви и мужского вероломства? А кто такая Ольга? Если думаете, что дочь грузчика, то сильно ошибаетесь. Выпив для храбрости, Лида отправилась к соседке Нюре и плача, пьяными слезами, под большим секретом выложила ей свою историю. Дескать, Оля у неё внебрачная дочь самого профессора Опухтина. Нюра работает в гардеробе института, она не болтушка, держать язык за зубами умеет. Но кто же станет носить в себе тайну - хотя бы одному человеку её надо рассказать обязательно. На это и рассчитывает Лида. Медленно, но верно, вполне правдоподобный слух расползается, достигает ушей всех и каждого.

  Вот уже больше месяца Сергей борется с искушением, хотя борьба бесполезна. Ревность, как и любовь, способна на всё. Екатерина Тимофеевна уходит в магазин, Ольга тут же садится к телефону. Сергей слегка открывает дверь и прикладывает ухо к щели. Голос у Ольги игривый и ласковый, говорит она малопонятными обрывками фраз, отдельными словами и междометиями. Никакого имени она так и не назвала, но то, что это он, ясно, как белый день. «Ты же сам сказал» - говорит Ольга, дальше Сергей не слушает.
 
   Когда Ольга снова заходит в комнату он, уже сидит у стола на прежнем месте. Ольга делает вид, что читает, но Сергей-то отлично знает: не видит она ни одной буквы.
- Ну, и с кем же ты говорила ,позволь тебя спросить?
Вопрос прозвучал грубовато и как-то по-хозяйски, а Ольге в нём послышалось ещё и другое: придёт мама - всё расскажу, будет тогда тебе. Глаза у Ольги сверкнули - не глаза, a две голубоватые льдинки, голос стал низким и грубым,как у её матери: «А тебе-то какое дело, тебе-то что надо ?!". Что-то холодное сжало Сергею сердце: никто с ним никогда ещё так не разговаривал, и чего было больше в этом взгляде - ненависти или презрения? Но за что, чем он заслужил себе такое отношение? Такой знакомый и такой надёжный мир вдруг зашатался, стал чужим и непонятным.
Он привык получать от жизни всё, что хотел. Жить ему трудно, намного труднее, чем другим людям, но виноваты в этом ноги. Всё остальное - пустяки : надо только сказать маме, а мама всё знает, всё может и всё умеет. Ему нужна Ольга, и она у него есть и будет, потому, что так хочет мама. А ещё у неё есть отец, которого все знают, все любят и все боятся. Со всех концов света приходят к нему письма, со всех концов страны приезжают к нему люди, книги отца продаются в магазинах и так будет всегда. Они – Опухтины, и этим всё сказано.

   Глаза и голос Ольги сделали своё дело. Впервые Сергей сомневается: а что если возможности родителей ограничены, и даже мама не всё знает и не всё умеет? Поверить в это трудно, почти невозможно, но сомнение не проходит. Маленькое облачко, набежавшее на ясное небо, быстро растёт, становится тяжёлой и мрачной тучей. У Ольги кто-то есть, а что это значит? Как они себя ведут, что делают, когда встречаются и кто он? Всё это Сергей должен узнать любой ценой.

   На другой день он объявил о своем решении пойти на первомайский вечер. Реакция матери было совершенно неожиданной - Екатерина Тимофеевна разгневалась. Она не просто говорит, она кричит на Сергея , чего раньше никогда не делала.
- Какой ещё вечер?! Ты что ещё придумал?! Знаешь что такое вечер?! Что ты там собираешься делать!
- Я хочу быть с Ольгой.
- Не нужен ты там Ольге! Ольга будет танцевать , ты что будешь делать?! Сидеть и от ревности лопаться?!
- Никакой у меня не будет ревности! Мне всё равно, с кем она будет танцевать, я просто буду сидеть и смотреть, как она танцует.
- Мальчишка! Ты не знаешь жизни! Не такие как ты за ножи хватались и глупости делали! А он, поглядите, какой герой нашелся! Ни на какой вечер я тебя не пущу, так и знай!
И зачем она это только сказала... Сергей прочитал много книг, о жизни он уже знает всё, что положено знать. И вот оказывается, что в книжках пишут далеко не всё, что-то очень важное и нужное там обходят молчанием. До 1 Мая остаётся ещё шесть дней. Осторожно, но настойчиво родители пытаются отговорить Сергея от его затеи и только подливают масла в огонь. От него, как от маленького, пытаются что-то скрыть. Пусть знают: ничего у них из этого не выйдет!

                Глава 4

   И вот он в актовом зале. Начался концерт. Ольга сидит рядом. Никто из парней к ней так и не подошёл. Никто с ней не заговаривал, всё это странно. Вывод напрашивается один: никого у Ольги нет, и не было, и всё это Сергею только померещилась. Смотрит Ольга прямо на сцену, а могла бы иногда посматривать в зал, искать там чьё-то лицо, встречаться с кем-то глазами. Сергей уже чувствует себя намного увереннее. В школе есть несколько постоянных парочек. Все они сидят вместе. А разве Ольга не сидит рядом с ним? Они уже связаны тысячами нитей, и порвать их теперь невозможно.

   Концерт окончен. С невероятным грохотом растащили по сторонам стулья, зал очистился. Теперь он походит на арену цирка. Какие же события разыграются здесь сегодня? На сцене уже суетятся оркестранты. А где же Ольга? Только что была здесь. Ольга сидит в метрах в пяти, мирно беседует с девочкой из другого класса. И снова около неё нет никого из мальчишек. А уж теперь-то, перед самым началом танцев, он должен был объявиться.

Сергей окончательно успокоился - тревога была ложной. Мало того, своим появлением в этом зале он вполне мог испортить Ольге вечер. Может случиться так, что никто сегодня не пригласит её танцевать, и ничего удивительного в этом не будет. Всем известно, что Ольга постоянно бывает у них дома. А зачем? Догадаться не так трудно. Танцевать с Ольгой на глазах у Сергея - значит в открытую над ним издеваться. А кто же захочет это делать?

  Родители большинства детей в этом зале работают в этом институте, что и отец Сергея. Кому же интересно навлекать на себя немилость могущественного семейства Опухтиных... Зачем приглашать Ольгу, если в зале полно других девчонок? А где собираются учиться дальше эти ребята? Очень даже многие в том же институте. Профессор Опухтин ещё будет читать им лекции и принимать экзамены. Не знает Ольга, какая участь уготована ей сегодня. Пусть будет всё так, как будет. А он ещё, конечно, принесёт есть свои извинения, но жалеть не станет. Пусть она хотя бы раз побывает в его шкуре. Ничего с ней не случится, один вечер посидит и посмотрит, как танцуют другие. Он ведь тоже будет сидеть. Помимо своей воли, Сергей испытывает жестокое чувство собственника. Разве жалеет хозяин собаку, когда сажает её на цепь? Он говорит: моё, что хочу, то и делаю. Странные мысли, промелькнувшие в голове у Сергея, на языке церкви называются " гордыней", но ему таких вещей знать не полагается. А "гордыня" грех, и грех наказуемый.

   Оркестр заиграл вальс. И тут он появился. Он учился в другом десятом, звали его Глебом, и был он сыном какого-то большого военного - то ли полковника, то ли даже генерала. Чёрный костюм сидит на нём так, будто он в нём родился. Упругим скользящим шагом в такт музыке Глеб шел между танцующими парами прямо к Ольге. Ольга сидит на том же месте, голубое платье пышными складками лежит у неё на коленях. Она смотрит на Глеба, вся как-то сжалась, втянула голову в плечи, точно ожидая удара. И вдруг легко подхватилась и невесомым мотыльком полетела ему навстречу. Не пошла, а именно полетела - белые туфельки, честное слово, так ни разу и не коснулись пола. Глеб протянул руки, и голубой мотылек забился, затрепетал, закружился в его объятиях. Вот когда Сергей прикусил губу. Пара была необыкновенно хороша. Здесь были танцы, любые достоинства, таланты и способности не имеют тут никакой цены. Тут нужны были ноги.
 
  Никогда Сергей ещё не чувствовал себя таким беспомощным и жалким. Ольга отдалась танцу с каким-то упоением. Голова её слегка запрокинута назад, она смотрит Глебу в глаза, на щеках алеет румянец, она что-то говорит и всё время смеётся. Такой возбуждённой Сергей её ещё никогда не видел. Вечно молодой и такой целомудренный танец вальс. Трудно поверить, что когда-то его преследовали, объявляли безнравственным. Екатерина II и Павел I  , английские короли и германские кайзеры запрещали танцевать вальс. "Какое бесстыдство, -писали газеты того времени, - девушка или женщина позволяет публично обнимать себя всякому, кто пригласит её на танец". Теперь это смешно. Смешно, если сам танцуешь, а если сидишь, прикованный к стулу, и твою любимую у всех на глазах обнимает кто-то другой, и ей это только нравится - это уже не смешно .

   Надежда Сергея ещё не оставила. Кто он такой, этот Глеб? Наверняка, обычно сердцеед. Сегодня ему захочется испытать себя в этом качестве. Кончится этот вальс, и он оставит Ольгу, в школе есть девчонки куда красивее. Да и что может быть между ними общего? Не такой Глеб дурак, чтобы не понимать, из какой Ольга семьи. Это у него, у Сергея нет выбора. А будь он на месте Глеба, отхватил бы себе всем на зависть первую красавицу и обязательно из интеллигентной семьи. Только бы скорее кончился этот танец. Пары больше не кружатся, оркестр молчит. Зал снова опустел. Теперь все сидят. Ольга и Глеб устроились в углу у самой сцены. Знать бы, о чём они говорят. Головы их почти касаются и они, как маленькие, держатся за руки. Это ещё зачем? Детский сад давно позади. Взрослые люди не должны делать глупости. Сидел же он с Ольгой весь концерт, но ему и в голову не пришло взять её за руку. Неприязнь к Глебу быстро растёт. Подойти бы сейчас к ним, встать в позу графа Альмавивы и спеть ему из Моцарта слова той самой арии: " Мальчик нежный, кудрявый ,влюбленный... Не довольно ль вертится, кружится, не пора ли мужчиною стать ?”.

   Оркестр играет танго, звучат знаменитые "Брызги шампанского". Ольга и Глеб снова танцуют. Судя по всему, расставаться они не собираются. Один танец сменяется другим, они все танцуют и танцуют, и никого для них на всём белом свете больше не существует. Сколько раз они были совсем рядом: протяни руку и коснёшься голубого шелка, но ни разу Ольга на него даже не взглянула. Про Сергея она просто забыла и все остальные о нём тоже забыли. Если чей-то рассеянный взгляд случайно задерживался на его одинокой фигуре, то что он мог прочитать в этом взгляде: бедный калека захотел посмотреть как танцуют, пусть сидит и смотрит, если ему так надо, а мы будем танцевать. Никогда еще Сергей не чувствовал себя таким обманутым и таким ограбленным. По какому праву и по какому закону подлости среди всех девчонок школы Глеб выбрал именно Ольгу? Две учительницы медленно идут вдоль стульев. Да Сергея доносятся случайно брошенные слова: "Чему вы удивляетесь, Галина Андреевна. ..генеральский сын и профессорская дочь... нашли друг друга, этого надо было ожидать ". Смысл этих слов Сергей поймёт только через много месяцев, а пока ему не до этого. Он следит за Глебом и Ольгой, а они уже потеряли всякий стыд. Раньше между ними было хоть какое-то расстояние, а теперь они танцуют, тесно прижавшись друг к другу.
Может быть, точно также ведут себя и другие парочки, но Сергей этого не видит, ему достаточно этих двоих.

   А потом был тот самый фокстрот. Огненная "Риорита" подняла с места весь зал, танцуют все! Сидеть остался только Сергей. Как мелькают туфельки Ольги, и какие неутомимые стальные пружины скрыты в длинных ногах Глеба! Эти ноги будут ему теперь сниться. Раскатилась дробь барабана, и музыка смолкла так же внезапно, как и началась. Ольга и Глеб остановились у дверей зала, о чём-то поговорили и вдруг исчезли. Сергей даже не понял, как это случилось. Только что были здесь и вот их уже нет. Сергей сидит у окна. Если сунуть голову за штору, будет хорошо виден школьный двор, озаренный светом из окон зала. Проходит долгая минута, и вот далеко внизу показались две фигурки - высокий плечистый парень в черном и стройная девушка в светлом платье. Они медленно идут прочь от школы. Длинная рука Глеба отделилась и, как чёрная змея, обвилась вокруг Ольги. А как поступила она? Отстранилась? Нет, она прижалась к своему спутнику и положила головку ему на плечо. И в этот миг темнота ночи укрыла их от посторонних глаз. И тут нервы у Сергея не выдержали, с ним случилась истерика. В праздничном зале раздался крик не то человека, не то раненого зверя. Танцы прекратились, позвонили домой, приехал отец. С большим трудом с помощью нескольких парней удалось затащить обезумевшего Сергея в машину. Серая в темноте "Волга" резко взяла с места и тут же исчезла за воротами школы. А праздник был уже испорчен. Никто ничего не понял, да и что можно было понять, если с лёгкой руки Лиды Сергей и Ольга по отцу были для всех братом и сестрой.

   Общественное мнение выразила на другой день классная руководительница Галина Андреевна, Она позвонила Опухтиным и, мягко говоря, отчитала Екатерину Тимофеевну. А бедная мать была со всем согласна. Да, она глубоко сожалеет, что так получилось. Да, она ни в коем случае не должна была отпускать Сергея на вечер. Столько новых впечатлений, столько шума, такая духота …. тут и здоровый, если не будет танцевать, а просто сидеть, может сойти с ума, а у неё больной мальчик… Да, она приносит свои извинения за испорченный вечер. А её мальчик и правда был болен. Уже был врач: прописал лекарство и полный покой - никаких раздражителей, никаких контактов с посторонними. Сергей отказывался есть, весь день он лежал в постели и пустыми глазами смотрел в одну точку. Его знакомство с жизнью состоялась. Погас свет надежды и в глазах Екатерины Тимофеевны. Глупые материнские мечты разлетелись вдребезги. Никогда больше Ольга не переступит порог этого дома. Впереди была старость, пустота и безысходность.

  На уроках Сергей больше не был. Ещё семь раз в дни экзаменов зелёная "Волга" останавливалась во дворе школы, а потом перестала даже появляться на этой улице. Как прошёл выпускной вечер, и как выглядела на нём Ольга, теперь уже никто не скажет. А в доме Опухтиных на швейной машине ещё очень долго лежало раскроенное, но так и не сшитое платье из розового шелка. Дня через два после последнего экзамена Екатерина Тимофеевна случайно зашла в комиссионный магазин и ахнула, увидев там целую выставку Ольгиных нарядов. На самом видном месте висели два самых удачных платья, не узнать их она не могла. Она шила их своими руками - жёлтое с белым к 8 марта и голубое к Первому мая. Это были произведения искусства. Сколько труда и фантазии вложила в них Екатерина Тимофеевна, и вот теперь они были бесстыдно выставлены на продажу. Наверное, ничем нельзя было сильнее обидеть Екатерину Тимофеевну. Чьи-то руки трогали теперь благородный шелк, какие-то незнакомые женщины и девицы хмурили брови, узнавая цену. Платья стоили дорого, а они не могли стоить дёшево. Как могла Ольга с легкостью отказаться от того, что принесло ей когда-то столько радости?

   Плохо разбирая дорогу, шла по улице Екатерина Тимофеевна. Постепенно в её голове наступала ясность. Говорят, что яблоко от яблони недалеко падает. Все мы знаем эту мудрость, и все мы любим её забывать. Только теперь она поняла, кто стоял у подъезда в тот вечер, когда Лида приходила занимать деньги. Дома она долго стояла  перед старинным буфетом, глядя на крайний левый ящик, и наконец, сказала сама себе: ” Глупая ты баба, вот откуда брала Ольга деньги на свои обновки в десятом классе. А ты-то, старая дура, и правда решила, что её паршивая мать наконец-то взялась за ум.”
Опустилась Екатерина Тимофеевна в кресло, закрыла глаза, и поплыли перед её мысленным взором картины прошлого. Какое же это было чудесное время, когда к ним приходила Ольга! Почти четыре года у неё была дочь - здоровая, красивая, талантливая, ласковая и послушная. Разве всякой матери дано такое счастье?! Если бы в этот момент открылась дверь и вошла Ольга, Екатерина Тимофеевна прижала бы её к своей груди и всё бы ей простила. Разве виновата бедная девочка, что ей достались такие родители. А деньги? Бог с ними, с деньгами, беднее она не стала. Ужаснее всего, то, что Ольга уже никогда больше сюда не придет. Она достойная дочь своей матери. Екатерина Тимофеевна слишком хорошо знают эту породу людей. Тот, кто берёт без отдачи, больше уже не приходит. И всё же человек не может не верить в чудо. На другой же день Екатерина Тимофеевна отправилась в магазин и выкупила оба любимых Ольгиных платья. Если чудо всё-таки произойдет, Ольгу будет ждать сюрприз. Вот и всё,  что осталось у Екатерины Тимофеевна на память от девочки Оли с большими, как у куклы Мальвины, голубыми глазами.

                Глава 5

   Спустя год Сергея привезли в больницу. И было это даже не больница, а целый научно-исследовательский институт. Известный на всю Сибирь профессор внимательно осмотрел его ноги, потом прикрыл их простыней и долго сидел молча, рассматривая лицо больного. И вот он заговорил: ”Молодой человек, а почему Вы собственно не ходите? ”. Ответом на этот вопрос была истерика. Такая реакция, скорее всего, тоже входила в планы врача. Знаменитый ортопед тут же встал и покинул палату.

- Итак, молодой человек, - предложил он, - продолжим наш разговор.
Это было уже на другой день. За одни сутки больного точно подменили: лицо осунулось, около рта залегли складки - вчера их не было, а в покрасневших глазах плавают огоньки ненависти. К серьёзному разговору Сергей Опухтин теперь подготовлен. Большинство больных этого типа морально сломлены и совершенно безвольны. Ходить не хотят, но мечтают получить ноги из рук врача. Давайте нам какие угодно лекарства, делайте какие угодно процедуры, но больше ничего от нас не требуйте. Мы люди больные и слабые, и на большее не способны. Это законченные и уже неисправимые инвалиды, со своей участью они смирились, к своему несчастью привыкли, бесполезно и пытаться поставить их на ноги. Этим можно говорить всё, всё что угодно, и ни один мускул у них на лице не дрогнет, а в глазах будет всё та же покорность судьбе и робкая надежда на чудо. А этот парень, как видно, из другого теста. Завёлся, что называется с пол-оборота. И кто бы мог подумать: единственный сын известного учёного. Профессору и смотреть его вчера не хотелось. Каким он может быть, если не взрослым младенцем, избалованным и капризным. И вот приятная неожиданность. Надо думать, кто-то сильно разбередил ему душу, так, что рана не заживает. Этот может и должен встать на ноги.

- Итак, как молодой человек, если бы у вас не было ног, я бы не спросил у вас вчера, почему вы не ходите. Но у вас есть ноги. И их можно и нужно научить ходить. Вы думаете, вашим близким легко с вами? Вашему отцу легко носить вас на руках, а вашей матери легко ухаживать за вами, как за маленьким ребёнком? И не вечны они, ваши родители. До сих пор было принято считать, что при вашем заболевании человек навсегда теряет способность ходить. Я утверждаю обратное: если в костях и суставах не произошли необратимые изменения, ноги можно вернуть. Вы еще очень молоды. Необратимые изменения у вас пока в самом зачаточном состоянии. Лекарство вам не помогут, тут нужны тренировки по особой системе, и ничего больше. Далеко не каждый может выдержать это испытание. Потребуются годы, будет трудно, будет очень больно, а порой и страшно. Многие начинают, но не выдерживают, бросают тренировки и до конца своих дней остаются безногими. А время, между прочим, ваш первый враг, оно разрушает организм безногого человека в пять раз быстрее и в первую очередь - сердце. В один прекрасный день оно останавливается без всякого предупреждения. И одним инвалидом становится меньше. Всё теперь будет зависеть только от вас. Гарантия успеха - 100%, было бы на то ваше желание.

   На другой день Сергей уже был дома. По его настоянию Екатерина Тимофеевна снова пошла работать. Не должна была мать видеть мучений сына, не должна была слышать его стонов. Прошло несколько месяцев, и он одержал первую победу. С помощью костылей проделал по комнате путь от своего кресла-каталки до дивана. Расстояние между ним и не превышала трех метров, но для Сергея эти метры были первыми, а потому и самыми памятными. Оживают ноги из рук вон медленно. Временами кажется, что он стоит на месте, и тогда надо вспомнить эти три метра. Они уже позади. Несколько раз Екатерина Тимофеевна, возвратившись домой, заставала сына в комнате в крови, в ответ на крик матери Сергей отвечал: ”Мама, сегодня я три раза прошёл от двери до окна, только на четвёртый упал и ударился об этот проклятый стол. Но это всё ерунда - голова заживёт, главное - я буду ходить".

   Прошел еще год, наступил апрель. Последний день этого месяца Сергей решил отметить по-своему. И вот этот день настал - сегодня 30 апреля. Как и три года назад, на сибирскую землю внезапно пришло лето. Сегодня так же тепло и солнечно, и окна распахнуты настежь, как и в тот памятный день. На спортивной площадке перед окном уже другие, но такие уже полуголые и такие же шумные парни гоняют за мячом, и пестрая толпа болельщиков ведёт себя так же неистово. Сергей берёт костыли и выбирается на крыльцо. Дома никого нет, и помешать ему никто не сможет. Сегодня он решил добраться до спортивной площадки. Надо пройти метров сорок - пустяк, если есть ноги. Шесть метров асфальта, а потом мягкие, еще не просохшие газоны. Идти по ним трудно, но другого пути для него нет.

   Легко сказать - идти. Идти – это значит шагать, переставлять ноги, а именно этого он ещё не умеет. Мускулы на ногах уже частично восстановились, но пока нет самого главного - нет нервного импульса, нет команды мускулам сократится или расслабиться. Он повисает на костылях и вместе с телом передвигает свои беспомощные ноги сантиметров на двадцать вперёд, встаёт на ноги и переставляет костыли. Стоять он может, но каждая опора на ноги причиняет боль и чем дальше, тем всё больнее. Его уже давно заметили: со всех сторон за ним наблюдают. И всё же он добрался до лавочки на краю площадки. Ему тут же уступили место. Суставы и кости болят так, что темно в глазах и сил больше нет даже на то, чтобы достать платок.

  Пусть весёлый апрельский ветер сам высушит пот у него на лице. И ветер сделал свое дело. Постепенно прошла боль, и Сергей поймал себя на том, что с интересом следит за поединком двух студенческих команд. Он даже кричит вместе со всеми, когда мяч влетает в чьи-то ворота. А почему он, собственно, должен молчать? Разве ему не двадцать лет? Раньше он был равнодушен к спортивным играм, но то было раньше... Много лет он мог только видеть эту лавочку из окна своей комнаты, а теперь он на ней сидит. Лавочка самая обычная: деревянные бруски на бетонных подставках, но для него последние месяцы она стала ближайшей целью и смыслом жизни.

   Откуда взялось у солнца столько тепла - ведь ещё только апрель. Все парни здесь голые по пояс, в рубашке, пожалуй, только один Сергей. А почему он должен быть белой вороной? Сергей незаметно снимает рубаху. Никто на это не обратил внимание. Всё бы ничего, если бы не вон те две девчонки на углу площадки. Уставились на него, будто костылей никогда не видали. Не торопись, Сергей, с выводами. Ты и сам не знаешь, как изменили тебя костыли за это время. Нет у тебя больше ни грамма жира, а твои широкие опухтинские кости обросли такой броней мускулов, что любой парень здесь тебе позавидует. Вот на них то, на твои мускулы и пялят глаза девчонки, а твои костыли им нисколечко не интересны. Рядом с Сергеем сидит вертлявый парень. Внезапно он поворачивается, тычет Сергея в бок большим пальцем и скороговоркой спрашивает: "Давно ногу сломал?" Такого поворота Сергей не ждал ,и ответил неопределённо: "Да, было дело... "
- Ну, ты не переживай! Если гипс сняли, значит всё в порядке, скоро будешь бегать. Я тоже ногу ломал, а ничего, теперь бегаю.
Парень щёлкает пальцем по костылю и говорит немного задумчиво: "Знакомая игрушка... А ты знаешь, я свои потом поломал и в печке спалил. Ты тоже спалишь? ".
- Конечно, спалю - отвечает Сергей убежденно.

   Парень вскакивает и убегает. На его место садится невысокая улыбчивая девушка. На Сергея она смотрит с каким-то ласковым сочувствием. "Больно ходить?" - спрашивает она. Сергей кивает. "Когда снимают гипс, сначала всегда больно, а потом ничего. Я тоже ногу ломала, у меня даже кость наружу выходила, вот погляди", - и она демонстрирует маленький шрам ниже колена. -А всё равно сложили и всё срослось. Теперь даже от физкультуры не освобождают. И тебя тоже освобождать не будут, ты так и знай!".

Как же он хорошо сделал, что пришел сюда! Медицинские познания всех этих ребят не идут дальше перелома. И никакой он для них не инвалид, а раненый Илья Муромец. Пройдет немного времени, и он снова встанет в строй. Вот почему смотрят они на него с таким весёлым участием. Каждый взгляд словно говорит: "Ну что добегался парень, будешь теперь смотреть под ноги."

   Было уже темно, когда Сергей возвращался домой. Теперь его хоть никто не видел. А дома полно гостей. В коридоре его встречает отец, и бесцеремонно тащит в столовую. Впервые Сергей сидит за столом среди гостей. Звали его и раньше, но он всегда отказывался. Сегодня он, наконец, победил ложный стыд. Ему не было стыдно, когда он шёл на глазах у всех к этой заветной лавочке. Стыдно, когда тебя носят на руках. Теперь он будет ходить туда каждый день. Медленно, но верно расстояние до лавочки будет сокращаться. Шампанское ударило в голову, боль в ногах сразу пошла, стало легко и даже весело. Уже давно ему не было так хорошо. И всё же что-то ему мешает.
 
Не сразу он понимает, в чём дело. В простенке между окнами прямо перед ним акварельный рисунок Ольги, один из самых удачных. Екатерина Тимофеевна заказала для него рамку и повесила тут на видном месте. Зелёные кусты, за ними вид на здание студенческого общежития, почти всё небо занимает грозовая туча. Она стремительно приближается. Белая полоса на свинцовом фоне говорит сама за себя: будет гроза с ливнем и градом. Ольга любила грозу. Когда начинали сверкать молнии, она вся преображалась, в глазах появлялся странный блеск. Во время грозы она любила стоять у открытого окна, и было трудно понять, какое удовольствие она в этом находит. Грозы боятся все. Люди закрывают окна и даже форточки, опускают шторы и занавешивают зеркала, а тут шестнадцатилетняя девчонка спокойно стоит на открытой веранде или у распахнутого настежь окна, сощурив глаза, смотрит на дымчатую завесу дождя и ждёт, когда снова полыхнёт молния и всё содрогнется от удара грома. А что, если Ольга нарисовала свою судьбу? Какие грозы гремят теперь надо её головой? Вот уже три года от неё нет никаких вестей. Куда она уехала, и что с ней стало - этого не знает никто. Где же ты теперь, девочка Оля? Отзовись! Есть ещё место, где тебя помнят и даже ждут.

                Глава 6

   В один из дней поздней осени Сергей ковылял на своих костылях по дорожке сквера, возле спортивной площадки. Навстречу шла женщина. Увидев его, она громко вскрикнула и в страхе метнулась в боковую аллею. Сергей вернулся домой в дурном настроении. Неужели он так плохо выглядит, что пугает своим видом людей? Через несколько дней Екатерина Тимофеевна отправилась утром за почтой и, подойдя к своей двери, остановилась потрясенная. В чёрный дерматин были воткнуты десятка два иголок и булавок. Екатерина Тимофеевна отлично знала, что это значит - чья-то злая душа посылала ей и всей семье свои проклятия. Бросив на пол газеты, она позвонила в квартиру напротив.

  Дверь открыла Наталья Михайловна, жена проектора института. Приложив руки к вискам, перед ней стояла бледная Екатерина Тимофеевна. Наталья Михайловна всплеснула руками: "Екатерина Тимофеевна, голубушка, что с вами? На вас лица нет". А она молча только показала на дверь. Между двумя самыми влиятельными в округе дамами состоялся военный совет. Было решено, не касаться иголок голыми руками, а Екатерине Тимофеевне и тем более. Наталья Михайловна надела резиновую перчатку, вынесла железную кружку и сама выдернула все иголки и булавки, а потом вынесла и закопала их подальше от дома. Но успокоить Екатерину Тимофеевну так и не удалось. Весь день она не находила себе места и не случайно: вечером заболел Степан Иванович.

   Она поняла это сразу, едва только муж приступил порог дома. Уходил он из дома крепким и молодым, а через несколько часов постарел и : снимая пальто тяжело дышал и по-стариковски шаркал ногами. И была бы тут только простуда - впервые в жизни профессор Опухтин жаловался на сердце. Степан Иванович гордился своим крестьянским сердцем, уверял, что не знает в каком оно у него боку, называл своё сердце бычьим и был уверен, что хватит ему такого мотора на три жизни. Недостатка в знакомых медиках у Екатерины Тимофеевны не было, а вдвоём с Натальей Михайловной они могли даже ночью поднять с постели любого профессора мединститута. Главный кардиолог города появился утром, а с ним целая бригада. Высокий худой профессор в очках с толстыми стеклами слишком долго, как показалось Екатерине Тимофеевне, осматривал больного. Наконец он вышел в столовую, удобно устроился в кресле и занялся расшифровкой электрокардиограммы. Главный сердечный доктор то хмурился, то удивленно поднимал брови, а Екатерина Тимофеевна уже знала - ничего хорошего он ей не скажет. Так и случилось. Глядя куда-то в окно, совершенно бесстрастным голосом человека, привыкшего к тысячам смертей от сердечных недугов, профессор произнес: " Случай трудный и странный. Придётся нам взять его с собой, будем госпитализировать". А в понимании Екатерины Тимофеевны это был конец. Если его заберут, назад он уже не вернётся. Трудно сказать, удивился ли старый врач, когда каким-то чужим низким и хриплым голосом она ответила: "Не отдам". Медиков удивить не так просто. Кардиолог  пожал плечами и встал: "Ну что же, это ваше право, я заеду завтра."

   На другой день машина с красным крестом слова остановилась около их подъезда. Больному лучше не стало, сердечные лекарства не помогали. Собираясь уходить, очкастый профессор, как бы между прочим, спросил: "Я видел у вас молодого человека на костылях... Это что ваш сын? Что у него с ногами? ". Слушая рассказ Екатерины Тимофеевны, он ходил по комнате, заложив руки за спину, и брови у него почему-то хмурились. Но вот он остановился. Вопрос был совершенно неожиданный: " Он учился в специальной школе? ". " Зачем это ему?" - подумала Екатерина Тимофеевна, но послушно ответила: "Нет, он учился в обычной школе. Он у нас один, нам трудно было с ним расстаться".
- Это я всё понимаю, но кто возил его в школу, кто заносил на нужный этаж, кто забирал из школы?
- Это делал отец.
- Такого, простите за выражение, верзилу?
Екатерина Тимофеевна в ответ только опустила голову.
- И когда он в последний раз поднимал сына?
- Больше двух лет уже прошло. С тех пор как Сергей стал учиться ходить, он никому не позволял взять себя на руки. Года полтора не выходил на улицу. Это серьезно обеспокоило нас. Теперь он уже немного ходит, и все проблемы отпали.
Профессор вдруг повеселел.  Быстро заходил по комнате и так же быстро заговорил: "Вот теперь мне всё ясно. У вашего мужа сильно увеличен левый желудочек. Явление неопасное и даже нормальное, когда речь идет о людях тяжелого физического труда. А вот у нашего брата, интеллигенции, такое перекос сердца - это признак скорой катастрофы. Но у вас случай особый, деформация сердца вполне закономерна. Учёба сына в обычной школе, как видите, не прошла для отца бесследно. Теперь у него сердце грузчика, и оно нуждается в регулярных физических нагрузках и упражнениях. Другого выхода нет. Лекарства здесь бессильны. Итак, постоянные нагрузки, или будет беда, и помочь мы вам тогда уже ничем не сможем".
С этим он и уехал. Утешил ли он хозяйку дома? Нет, конечно. Куда надежнее, когда прописывают ворох лекарств и разные там процедуры. А тут зарядка, да еще из уст профессора.

   Такого рода рецепты можно вычитать и в "Пионерской правде". А между тем в семье Опухтиных произошло небывалое: отец и сын обменялись сердцами. Бычье сердце отца досталось сыну, а сердечная недостаточность сына передалось отцу. Жить бы Степану Ивановичу лет сто и никогда не вспоминать о сердце,но он  прожил 71 год и последние десять лет постоянно жаловался на сердце.
Свой отцовский долг профессор Опухтин выполнил до конца и благодарности ни за что не ждал. А если бы и хотел, всё равно не дождался бы. Школьные годы Сергей Опухтин начисто вытравил из своей памяти. Встав на ноги, он рассматривал их как годы позора и унижения. Родители поняли это и никогда не заговаривали с ним о том времени. Машина скорой помощи пронеслась мимо окон. Профессор уехал. Екатерина Тимофеевна подбежала к зеркалу и в ужасе закрыла глаза. Беда одна не ходит - старая эта истина верна, наверное, для всех случаев. Вчера вечером она обнаружила у себя под ухом странные красные пятнышки, сегодня утром пятен стало больше, они спустились вниз, появились под скулами. Не помогли никакие мази. А что она видела теперь? Красная сыпь, как крапивой обожгла щёки , подбородок и даже верхнюю губу.
Нет ничего страшнее незнакомых слов, когда речь идет о болезнях. Аллергия на нервной почве - таков был приговор Екатерине Тимофеевне. И за этим-то странным словечком пришлось побегать из кабинета в кабинет и от врача к врачу, пока добралась она до спецполиклиники. Сегодня про аллергию знают все. А тогда, лет двадцать пять назад, в списке болезней у простых смертных она ещё не числилась. Не знали тогда и остеохондроза, а загадочное слово инфаркт ещё только начинало входить в моду.
- Это очень опасно?
Главное светило по кожным болезням только пожал плечами.
- Что я должна делать, будет лечение?
- От аллергии пока нет лекарств. Вы, по-видимому, сильно понервничали, надо держать себя в руках.
Екатерина Тимофеевна шла домой и физически чувствовала, как сгущается вокруг неё мрак безысходности. Ясно было одно: проклятие чей-то черной души продолжало действовать, и спасения от него не было. Надо было готовиться к худшему. Помощь пришла неожиданно.

   Был уже поздний вечер, когда в дверь осторожно позвонили. Екатерина Тимофеевна открыла дверь и даже не спросила, кто там. Потом и сама не могла понять, как это могло случиться. Степан Иванович уже уснул. Дышал он тяжело. Через закрытую дверь было слышно, как хрипит и свистит у него в лёгких. Сергей тоже угомонился и уже начал засыпать , когда появился неожиданный гость. Чей-то незнакомый женский голос произнёс: "Здравствуйте, извините, что так поздно. У меня дело к вам. Меня Нюрой звать. Я в институте на вешалке работаю, может, видали меня?". А в ответ голос матери: "Как же не видала, помню вас конечно". Голоса стали глуше, слова неразборчивыми. Собеседницы уединились на кухне.
Любопытным Сергей не был, и чужие разговоры подслушивать не привык. Однако на этот раз какой-то голос сказал ему, что визит ночной гостьи касается и его, Сергея Опухтина. Не вставая с постели, можно костылем дотянуться до двери. Тихонько скрипнув, дверь распахнулась, и голоса сразу стали громче.
- Я ведь живу-то где, в том же бараке, где и Смирновы. Девочка к вам ходила - Оля ... Помните? За стенкой они у меня живут.
Екатерина Тимофеевна тихонько охнула. Сергей ясно представил себе её в эту минуту. Кончиками пальцев она сдавила виски и теперь сидит и смотрит в одну точку. Пауза длилась целую минуту.
- Где она теперь, Вы знаете?
- Как бы не так. Пропала наша Ольга, сгинула. Кавалер у неё в десятом классе завёлся. Говорят, будто бы генеральский сын, а Ольга возьми и влюбись в него до беспамятства. А когда школу закончили, парень-то этот в военное училище поступать поехал, не то в Ригу, не то ещё куда-то в Прибалтику. Так Ольга за ним и увязалась. Продала, что могла из своих вещичек и укатила. И с тех пор, как в воду канула, ни письма ,ни открытки вот уже три года. Может быть, вам она пишет?
- Нет, и нам она тоже ничего не пишет.
А на кухне уже громко шумит чайник. Серьёзный разговор у женщин без чаепития не получается. Чем важнее или нужнее гостья, тем больше выставляется на стол разных сладостей. На этот раз случай особый: Нюра и так рассказала уже немало, а главное ещё впереди. В третий раз щелкнула дверца холодильника, чайник перестал шуметь, теперь слышно лишь, как тихонько позвякивая ложки о края розеток . Разговор возобновляется. Теперь речь заходит о Лиде.

- Мать-то у неё в конец запилась. Совсем баба свихнулась, небо ей уже с овчинку кажется. Вбила себе в голову, что это вы Ольгу куда-то учиться отправили. Деньги ей и посылки шлете, а потом своего сына на ней женить собираетесь. Я ей говорю: "С ума ты сошла, Лида, какой он жених, он же безногий». А она своё талдычит: "Плохо ты, - говорит, - знаешь таких людей. Не стали бы они зря на неё тратиться. Женить хотят сына и всё тут, чтобы всю жизнь из-под него горшки таскала".
Святая простота Нюра не ведала, как больно уколола она сразу двух обитателей этого дома. Опустила глаза и слегка покраснела Екатерина Тимофеевна, а в другой комнате стиснул зубы и до боли сжал кулаки Сергей.
- А тут недавно такое случилось: идёт она мимо вашего дома, а навстречу ей ваш сын. Испугалась она так, будто чёрта увидала. Прибегает ко мне - лица на ней нет, а глазищи горят, как у бешеной кошки. " Всё , - говорит, - я теперь знаю, всё видала, никакой он не безногий - ходит он, только на костылях. Они у меня дочку отняли. И на каникулы она к ним каждый год приезжает, и на даче у них всё лето живёт, а домой даже носа не кажет, отца и мать забыла. Отольются им мои слёзоньки! Найду я на них управу!".

А дня через два приходит пьяненькая и улыбается хитренько так. Я сразу поняла, натворила она чего-то. "Дай, - говорит ,- выпить, тогда скажу". Ну я налила ей рюмку, выпила она и говорит: "За что боролись, на то и напоролись. Булавок я да иголок заговорённых им в дверь навтыкала, всем им теперь погибель будет".
- Я сперва-то посмеялась, а ночью проснулась, думать стала - да ведь тут не до смеха. Глаз-то у Лиды дурной, у неё-то что мать, что бабка - настоящие ведьмы были, порода у них такая. Мать-то я хорошо знала, вся улица неё боялась, сроду детей от неё прятали.. На ребёночка, бывало, посмотрит, тот потом всю ночь криком заходится. У соседей, помню, свинья опоросилась. Приходит она: "Покажи,- говорит, - Клава, поросят". Та её и так её так и эдак не пускает ,а она напролом лезет. Посмотрела, а свинья в тот же день поросят съела. Вот я и подумала - как бы и у вас какой беды не случилось».

   Екатерина Тимофеевна всхлипнула и начала рассказывать. Говорит она долго и путано. Нюра слушает, затаив дыхание - не каждый день услышишь такое, да ещё из первых уст. В дорогой чашке китайского фарфора бесполезно стынет чай".
- Вот и выходит, что и правда всем нам погибель будет, - закончила Екатерина Тимофеевна и снова всхлипнула.
- Да вы не расстраивайтесь. Средства есть верное, тысячу раз проверено , только оно и помогает.
- Что это?
- Вода святая. Вам самим-то неудобно в церковь пойти, а с меня какой спрос - сходила и принесла. Вреда не будет, а поможет обязательно, по себе знаю и на других людях проверяла.
Теперь они шепчутся, как дверь заговорщицы, слов не понять. А Сергей полон негодования: этого еще не хватало ! Неужели мать клюнет на эту удочку? Ведь она жена учёного! Сергей ещё молод и пока слишком плохо знает другую половину человечества. Скрипнули половицы, две тени выплыли в коридор. Что они собираются делать? Открыли дверь, вышли на лестничную площадку. Булькнула в бутылке вода - Нюра кропит дверь снаружи. Снова зашли, обработали дверь изнутри, а потом стены и пол прихожей.
-А теперь я вас побрызгаю и всю лергию вашу как рукой сымет.
Екатерина Тимофеевна послушно подставляет лицо, шею и грудь.
- А теперь самого надо.
- Проснётся.
- Нет, не проснётся, от святой воды не просыпаются, сто раз проверяла.
Два призрака на несколько секунд замирают возле закрытой двери, прислушиваются и бесшумно проникают в комнату. Степан Иванович заворочался, что-то промычал, но не проснулся, а они уже в коридоре.
-Теперь сына надо. Он у вас болезный, ему в самый раз поможет.
Сергею уже давно хочется расхохотаться, но делать этого нельзя - испортишь им всю обедню. А они уже рядом. Холодные капли падают на лицо, шею, голую руку. Трижды брызгает на него Нюра. Затем дверь тихонько скрипнула, они удалились. Капли кусаются, точно мухи. Скорей бы их смахнуть, но Сергей решает испытать силу воли: лежать и не шевелится, пусть высохнут сами. Когда это случилось, он уже не заметил. Крепкий молодой сон на добрые десять часов вырвал его из жизни.

                Глава 7

   День выдался солнечный, но прохладный и ветреный. Сергей вышел из дома, в руках у него на этот раз была только толстая трость. А как же костыли? Они остались дома. Отшлифованные до блеска орудия пытки и исцеления будут еще долгие годы без всякого применения стоять в углу у двери, и никто из суеверного страха не осмелится их выбросить. Куда же он собрался? Это знает только он один. Сам поход был задуман еще зимой, а сегодня было 30 апреля. Прошел ровно год с того памятного дня, когда он без посторонней помощи сумел добраться до спортивной площадки и впервые победил стыд и беспомощность.

   А теперь он идёт за хлебом. А почему бы нет? Люди каждый день покупают хлеб, почему он должен быть хуже других? До магазина метров триста. Так далеко он ещё не ходил и не очень-то верит, что сумеет без приключений пройти весь этот путь туда и назад. От столба до столба пятьдесят метров, a пятьдесят метров - это сто шагов, и все сто надо сделать, только потом будет отдых. Сесть негде на всём пути, но зато к столбу можно привалиться спиной, да ещё опереться на палку, и тогда ноги немного отдохнут. Позади уже половина пути. Вернуться домой теперь так же страшно, как и идти вперёд . Идёт ли он на самом деле, шагает ли как все люди? Со стороны на него лучше не смотреть. Он не шагает, а скорее прыгает с одной ноги на другую и при каждом шаге содрогается, как от удара в спину. Торжество и боль, радость и страх смешались на его лице в гримасу умалишенного, и люди обходят его стороной. И всё-таки он добрался до магазина .

   Когда-то тут, у этого деревянного крылечка встретились его мать и Ольга. С этого всё и началось. А могли и не встретиться. Нет, не таит он на Ольгу зла. Она указала ему своё место и правильно сделала. Так бы и жил он, как живут другие безногие, не ведая, как он смешон и жалок. Нет ничего проще, чем привыкнуть к собственному несчастью. Только вот "спасибо" он Ольге не скажет - гордость не позволит, да и обида тоже, а она в нём ещё жива. Сергей ещё никогда ничего не покупал и плохо представляет себе, как это делается.
При виде нового покупателя очередь расступилась. Сергей протянул продавщице рубль, показал на булку хлеба и тут же поймал себя на том, что не знает, сколько стоит хлеб.
- Хватит или ещё надо?
Глаза продавщицы побелели от страха. Теперь уже было яснее ясного - покупатель был ненормальный. Молниеносным движением она сунула хлеб ему в сумку и отсчитала сдачу. Странный покупатель ушёл, а очередь, облегчённо вздохнув, заворчала: "Ходят тут всякие... Куда только милиция смотрит? Ребёнка на улицу выпустить страшно!".

   А Сергей уже стоит на крыльце, едва ли не космическое расстояние отделяет его от дома. Весь этот путь он прошёл сам, своими ногами, разве это не чудо? Из магазина то и дело выходят женщины, бросают на него боязливые взгляды и проворно сбегают с крыльца. Только на безопасном удалении они начинают оборачиваться, а то и вовсе останавливаются и бесцеремонно его разглядывают. Всё это надо терпеть, человеческому любопытству нет границ. Если он ненормальный, то пусть и сделает что-нибудь ненормальное . Не с пустыми же руками идти домой, будет хоть что рассказать .

   Спуститься с крыльца - дело хитрое. Ступенек всего четыре и на каждой можно сломать шею, если ноги вас плохо слушаются и того хуже гнутся. Но вот он уже на тротуаре. Зрителей сразу как ветром сдуло. Вернуться назад будет труднее, и сесть будет по-прежнему негде. В натруженных ногах боль нарастает горячими толчками, и всё же он идёт. Уже далеко позади остался синенький хлебный магазин. Через полчаса он уже будет дома, часа два пролежит на диване в полном изнеможении, а потом примет решение ходить за хлебом ежедневно. Так он впервые начнет приносить родителям пользу, и только так ноги получат настоящую тренировку. Нельзя больше ходить вдоль дома. Точно по заказу около каждого подъезда стоят две лавочки, и ноги сами идут к ним. Никакая сила воли не заставит их поступить иначе.

   В магазине к нему скоро привыкли. Продавщицы встречали как старого знакомого: и никакой он вовсе не сумасшедший, просто болят у парня ноги. Только покупатели при его появлении всякий раз замолкали и расступались. Хлеб он покупал всегда без очереди. Прошел месяц и магазин стал ближе, и было уже не так страшно пускаться в путь. Теперь уже можно было мечтать и строить планы. Мечта у него была самая простая - он хотел учиться. Едва ли не каждый день он встречал во дворе своих бывших одноклассников. Они учились уже на четвёртом курсе и сил нет как важничали, разговаривая с ним. Через полтора года у них в кармане диплом, а он, Сергей Опухтин, со всеми своими талантами и способностями до сих пор ещё никто и ничто. Неужели и он когда-нибудь вот также непринуждённо обронить в разговоре: "А у нас в институте..." Но тренировки сделали своё дело.

   Первого июля он впервые прошел мимо синенького магазина. Было раннее утро, люди спешили на работу. Все шли в одном направлении - к автобусной остановке. Ему было туда же. Нижняя ступенька автобуса оказалось Бог знает где. Поднять ногу так высоко он не мог. Выручили сильные руки да бойкие парни, что напирали сзади. Его буквально внесли в переполненную машину. Автобус шёл к центру. За окном был город, в котором он родился и вырос и которого совершенно не знал. Но не открывать и не изучать город он ехал. В этот день в политехническом институте начала работать приемная комиссия.

                Эпилог

   С тех пор прошло шестнадцать лет. Хорошим осенним днем Сергей приехал в один из крупных Уральских центров на конференцию. Как прошли эти годы? Да, в общем-то, почти так же, как у многих его ровесников. Он окончил институт, аспирантуру и защитил диссертацию. Женился, у него приятная и улыбчивая жена, две прекрасных дочери. Переехал в Новосибирск, работает в Академгородке. Родители еще живы, отец, правда, совсем отошёл от дел, постарел, на сердце жалуется. Словом, всё как у людей.

   На конференции тоже всё шло своим чередом. После заслуженных докладов научная братия решила отметить встречу коллег из разных городов, и Сергей вышел в ближайший гастроном. Встав в очередь, он только спустя некоторое время обратил внимание на продавщицу и вдруг почувствовал внутри какой-то толчок. Это была довольно потрёпанная женщина, вероятно, его лет. В волосах уже явно было заметна ранняя седина, под глазами чёрные круги, глаза довольно мутные, но почему-то такие знакомые... Работала она с каким-то остервенением, зло швыряя на прилавок бутылки, с покупателями разговаривала грубо. Но где он мог её видеть? Таких знакомых у него никогда не было. Сергей еще некоторое время мучился, как вдруг какой-то неуловимый наклон головы, мелькнувшее на секунду выражение лица, и ... он вспомнил. Боже мой, неужели, это она?!

  Но как же она изменилась! В голову хлынули воспоминания. Тем временем подошла его очередь. Взяв то, что ему поручали, он ещё медлил не в силах отойти от прилавка, напряженно вглядываясь в это, столь изменившееся, лицо. "Ну что уставился, взял - отваливай," - прервал его грубый окрик.
Что-то пробормотав ,Сергей вышел на улицу. Вернувшись, он долго не мог успокоиться. Его коллеги веселились вовсю, время от времени кто-то подходил к нему и, положив руку на плечо, спрашивал, почему он такой скучный. Когда вечеринка закончилась, он не спал ещё полночи и пришел к выводу, что если это она, то, наверное, нужно поговорить с ней. Он не мог уехать просто так как. Но как с ней заговорить, если в магазине всё время толпятся покупатели? И он решил прийти на другой день к закрытию магазина. Без пятнадцати восемь снова зашёл в этот гастроном.

   Но её не было. Вместо неё работала приличная спокойная женщина лет пятидесяти. Не зная, что делать, Сергей топтался в магазин, пока не вышел последний покупатель.
- Закрываем, - сказала продавщица и направилась к двери. - Одну минутку, мне нужно вас спросить... Вчера тут работала одна женщина... - Ольга что ли? А вы ей кто? - Да в школе, кажется, вместе учились - А... - Давно она у вас здесь? - Лет десять где-то. - А что-нибудь про её жизнь вы знаете? Я не видел её уже много лет.

   Продавщица нахмурилась и облокотилась на прилавок. - Не сложилось у неё жизнь. Влюбилась в какого-то генеральского сынка, уехала с ним в Ригу. Пока он в военном училище учился, четыре года снимала углы, мыла полы, ждала, когда отпустят в увольнительную. А он перед окончанием женился на другой и увёз её в Германию. Отравиться она пыталась, но откачали. Потом скиталась где-то. Теперь вот здесь. - Замужем она? - Муж грузчиком в нашем гастрономе работает. На пару и пьют. - А дети? - Трое.А что у неё отец, мать есть? Сама-то она из какой семьи? - Да, из такой же, как у неё теперь.
- Вот так и случается, - вздохнула продавщица, - дочь судьбу матери повторяет. Ладно, мне закрывать пора. Ей-то сказать что-нибудь? - Да нет, наверное, ничего не надо.

    Сергей вышел. Он брёл по вечернему городу, и множество мыслей теснилось у него в голове. Откуда-то сама собой всплыла строчка: " Сам не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь ." Действительно, что потерял он и что приобрёл ? Есть о чем подумать.