Экспроприация

Место ссылки  Вологодская губерния. Глушь. Село, где проживают ссыльные,  окружено  густым, местами заболоченным, непроходимым лесом. Надзор вполне либеральный, как и должно быть- конец 19-го века.  На очередном собрании ссыльных решается вопрос –
  «каков моральный облик должен быть у человека будущего, которому суждено жить при социализме».  Неожиданно,  Илларион  Короленко,  тоже из ссыльных, младший брат известного писателя,  предлагает  тест-испытание, который выявит того, кто достоин жить при социализме, а кто не достоин.
Сценарий таков: революционер стоит перед выбором, украсть или нет деньги у своего дяди.  Деньги необходимы  на нужды революции. Дядя очень богат, пропажу он не заметит, если взять небольшую часть,  а деньги  доступны и даже не заперты.  Вопрос, кто морально готов совершить кражу?  Все участники дискуссии были за кражу денег, так как цель благородная, деньги предназначаются революции.  Только один из испытуемых ссыльных сказал, что он не смог бы украсть, как не смотри,  а деньги чужие, вне зависимости от обстоятельств.
Так вот, заключил Короленко, только такие люди, для которых кража неприемлема и даже немыслима, могут жить при социализме, где не будет карательных органов, и не будет преступлений.
   На удивление  Иллариона Короленко самым честным среди тестируемых оказался
Гектор Вальяно.  Который кстати, был внуком  Марка Вальяно, «акулы бизнеса»,
греческого купца-британско подданного, миллионера и контрабандиста, торговца и
мецената. Жизнь Марка Вальяно, полная рисков, была насыщенна острыми моментами, из которых он всегда выходил с гордо поднятой головой.  Одесские купцы, не выдерживая конкурентную борьбу, подали на него в суд, обвинив в контрабанде.
Процесс прогремел на всю  Европу.  Вальяно выиграл этот процесс и отстоял свою честь.
    Он возглавлял греческую диаспору, чьи предприниматели десятки лет назад высадились в Таганроге и создали великолепное процветание этому городу.
Они изменили характер населения, была создана греческая гимназия и театр, Все это благодаря  успешной реконструкции порта и припортовых сооружений.
Смелые люди со всех концов России прибывали в Таганрог, отоваривались, а затем
успешно торговали по всей стране.
   После смерти Марка Вальяно, ему было 94года, осталось  150 миллионов рублей.  В завещании, он разделил  поровну, между двумя сыновьями.  Старший, получив свою часть равною 37,5 миллионов в долларах, уехал во Францию, где построил два круизных лайнера, для морского туризма по Европе.
Младший- Константин продолжил торговое дело, вкладывая деньги в недвижимость.
Целая улица домов в Таганроге, два особняка в стиле французского  Ампира в Пятигорске и усадьба на берегу Черного моря. Кроме того, по традиции, несколько собственных торговых судов, бороздили просторы Средиземного моря.
Неизвестно в какой валюте держал свой капитал младший сын Марка Вальяно –Константин.  Как рассказывал его племянник своим друзьям – политзаключенным, он даже не заглядывал в небольшой сундучок с сокровищами.  Можно только догадываться, зная взгляды дяди, что это были золотые монеты, скорее всего по 10 рублей – червонцы, так их называли в быту.  Обязательно были российские ассигнации и учитывая то, что
Вальяно торговали с предпринимателями со всей  Европы и частично с Ближнего Востока,
у него должна была быть надежная валюта развитых стран.  Обсудив содержание сундучка, ссыльные потеряли к нему интерес.  После окончания ссылки Гектор намеревался покинуть  Россию, а многочисленная родня ждала его в Париже. 
Он усиленно изучал французский, в чем ему помогал Владимир  Иванович.
      Интересная личность – Артемьев Владимир Иванович, возраст за 40, высокий, спортивный, бывший офицер.
Долго жил в разных странах  Европы, кроме французского, владел английским и немецким.  Близко знаком и сотрудничал с Бакуниным – известным анархистом.  Убежденный марксист с большим опытом подпольной работы.  Он деликатно интересовался семьей Вальяно, особенно Константином и его контактами с зарубежным торговым флотом.
По окончании ссылки  Гектор уехал во Францию, а Владимир Артемьев направил свои мысли и действия в сторону торгового дома  Константина Вальяно.
Побывав в Таганроге, Артемьев убедился, что Вальяно редко бывает в своей конторе.
Отлично поставленное  торговое дело не требовало его постоянного присутствия.
Все дела были под контролем его сыновей, а каждый  служащий знал, и усердно выполнял свою работу.
   Всего себя  Константин Вальяно посвятил строительству усадьбы, называя ее «Белой дачей». Это его детище, он ее проектировал, вместе с молодым и талантливым  архитектором, и контролировал все этапы строительства.  Усадьба располагалась  в
небольшом  приморском поселке.  Здание смотрелось как настоящий архитектурный шедевр.  Белоснежные веранды и небольшие балкончики с резными украшениями создавали видимость плывущего по воздуху белого корабля.  Комнаты особняка украшали хрустальные люстры, а приусадебная территория дышала ароматом цветочных клумб.
Усадьба располагалась у подножия горы, на возвышении, откуда открывался прекрасный вид на море и верхушки вековых елей.  Поселок, где жили постоянные обитатели этой
долины, находился в низине, ближе к морю, приблизительно в полутора километрах от усадьбы.  Немногочисленная прислуга жила в поселке и каждое утро к девяти, должна была ухаживать за домом и окружающей территорией.
   Артемьев поселился в соседнем поселке, на расстоянии не более пяти километров от усадьбы.
Капитал, как он выяснил, был без должной охраны, и это считалось удачным стечением обстоятельств.   Артемьев не считал, что он готовит хищение чужого имущества, а считал это Экспроприацией. Наблюдая, в течении нескольких дней, за малочисленной обслугой усадьбы, он придумал дерзкий план. Он решил поджечь усадьбу, тем самым создать панику. То, что это великолепное строение, произведение исскуства, которое погибнет от губительной силы огня, его не волновало.  Он рассчитал, что если поджечь подальше от
спальни Вальяно, то он успеет выйти из дома, и вынесет  ценности.  А вот, как действовать дальше, Артемьев понимал, что предвидеть это невозможно.
     И вот наступил решающий час.
Когда зашло солнце, за горизонт моря, и наступила темная южная ночь, им овладело беспокойство.  Это был страх перед смертью, страх перед неизвестным, так как он знал, что Вальяно вооружен.  Когда он выйдет из горячего дома, он вынесет ценности, а может выйти с ружьем или с наганом.  То, что он успеет опередить Вальяно,  Артемьев не сомневался, но его знобило.  Артемьев не раз испытывал это чувство перед рискованными операциями в которых он принимал активное участие.
     Все шло по плану.  Облив удаленную от спальни часть здания керосином, он протянул бикфордов шнур в безопасное место, и поджег его.  Через минуту часть здания вспыхнуло глухим хлопком.  Артемьев достал наган, взвел курок, и стал ждать у парадного входа.
     Вальяно появился в белой ночной пижаме, левой рукой он прижимал заветную  шкатулку к груди.  Значить оружие в правом кармане и есть время для переговоров, мелькнуло в голове Артемьев.  «Брось шкатулку!» громко крикнул он, и вышел из тени на освещенную пожаром дорожку.  Вальяно подчинился, но старался что-то достать из кармана.  Медлить нельзя, решил Артемьев, раздался выстрел, Вальяно упал, как подкошенный.  Артемьев отлично стрелял, и необходимости в контрольном
выстреле не видел. Он схватил шкатулку и направился по тропинке в свой гостевой     домик. Главное пройти незамеченным, и ему повезло, он не встретил ни души.
                Артемьев не сразу покинул дачный поселок.  Стал чаше бывать у моря, так же, как и соседи по даче.  Море было очень сердитым, покрывалась белой пеной, а ветер гнал пенистые волны к берегу, устраивая  рокот от перекатывания гальки.
Было начало осени, но бархатный сезон проходил без сентябрьского комфортного морского купанья.
    Артемьев следил за слухами о проводимом следствии, про поджог и убийство.
Следствие пошло по ложному направлению, сказывалось предубеждение к кавказцам.  Оно заподозрило черкесов из аула расположенного в пятнадцати километрах от Джанхота.
Найти какие-либо доказательства не удалось, и дело обозвали «висяком» отложив на неопределенное время.
Испытывал ли Владимир Артемьев угрызения совести? Ни коим образом, никаких сантиментов. Просто, так сложились обстоятельства.
Он осуществил  Экспроприацию, а это не имеет ничего общего с христианскими догмами, такими как  «не убий» или  «не укради».
Будучи большим поклонником  Чарльза Дарвина и  Карла Маркса он цитировал наизусть некоторые высказывания этих великих мыслителей.
У  Дарвина ему особенно нравилось  «…человек…с его божественным умом, который постиг движение  и устройство  Солнечной системы,  человек со всеми его высокими способностями – тем не менее,  носит в своем физическом строении неизгладимую печать своего низкого происхождения».
                Ч. Дарвин  « Происхождение человека и половой отбор».
Чтение отвлекало и успокаивало Артемьева.  Некоторые книги Дарвина и Маркса он всегда возил с собой.  Он считал, что каждый марксист должен знать  Манифест компартии наизусть.
 Был убежден, что пройдут десятки, а может быть сотни лет и исследователи головного мозга человека откроют многие нейронные структуры ответственные за внутривидовую агрессию, за брачное поведение, за религиозность и мистификацию, и за многие черты характера.  Это поставит под сомнение свободу выбора и свободу воли.  Это станет неприятным фактом для человечества, но не признать научное открытие – значить опуститься в мракобесие.

      Дачный поселок опустел.  Одним из последних уезжал  Владимир Иванович.  Он договорился с хозяином единственного фаэтона в поселке о поездке до Геледжика.
Далее надеялся добраться морем до Поти, а там и до  Тифлиса рукой подать.
Нашлись и попутчики, двое черкесов, которые намеревались приобрести в Кахетии
глиняные  амфоры для изготовления вина по старой технологии.  Они долго рассказывали о преимуществах амфорного виноделия.  Грузины,  называют амфоры – квеври, 
и в амфорах причина их успеха в деле производства вина.  Артемьев понравился черкесам, и они пригласили его на следующий год отведать вина по  вновь воссозданной технологии.
Приплыв в порт Поти, они пересели на поезд до Тифлиса.  Далее их пути разошлись, Артемьев остался в Тифлисе, а попутчики по новой железной дороге отбыли в Кахетию.

     Тифлис – административный центр наместника Кавказа.  С середины  19 –го века город
занял позицию культурного центра всего  Кавказа.  Город расположен по берегам реки под названием Кура.  Старый центр города находится у самого узкого места реки, где очевидно был построен первый мост, соединяющий два берега.
Культурная жизнь города началась в 1851году, когда в новом театре открылся оперный сезон.  Этот театр сгорел полностью в 1874-м году.  Только через 22года в 1896-м году
завершилось строительство нового  «казенного» театра».  В качестве легальной работы Артемьев надеялся сотрудничать в газете  «Кавказ», как журналист и театральный критик.  Он неплохо изучил Закавказье.  В прошлом кавалерист, принимал участие в войне против турецкой армии. Хорошо зная  Тифлис он поселился на
Вильяминовской улице, сняв апартаменты с отдельным входом, с кирпичной шведской печью, и со всеми отдельными удобствами.  Это ему обошлось 20руб. в месяц. Знаменитые серные бани, воспетые Пушкиным, были в километре от дома.  Центральная  площадь – Караван сарай, была в ста метрах от дома, от нее начиналась главная улица – Головинский проспект.  Чем  Артемьеву нравился  Тифлис, здесь все близко, все рядом.
Несколько духанов с приличной едой вокруг дома.  Можно заказать еду на дом, обслужат в лучшем виде.  Артемьев облюбовал один духан, глубоко в подвале, это тифлисская особенность, так местные жители спасаются от жары.  Отношение к еде, это часть особого уклада жизни. С раннего утра, мелкие торговцы – их называли кинто, разносили овощи, фрукты и даже жареные шампиньоны на широких подносах, почему то установленных на голове. Активно были вовлечены  утреней торговлей окрестные крестьяне. На осликах они развозили мацони в глиняных сосудах.  Этот кисломолочный продукт пользовался большой популярностью у местных жителей, особенно у бедноты. Торговля сопровождалась криком, так привлекались покупатели.  Молоком и молочными продуктами торговали немцы-швабы, оповещая свое прибытие звоном калакольчиков.  Они выгодно отличались от местных крестьян, всегда в белых фартуках и чепчиках, на чистой тележке запряженной мытой до блеска лошадкой.  Уладив дело с наймом прислуги,  Артемьев решил, что пора связаться с товарищами из РСДРП.
  Встреча не была неожиданной,  Артемьев хорошо знал Карнатовского еще по съезду в Женьеве.  Карнатовский – типичный чеховский интеллигент, пенсне,  бородка клинышком и речь с исчезающей буквой  «р». Это хорошо, кавказцы любят интеллигентов, в отличии от россиян, подумал Артемьев.  Вспомнили товарищей, поговорили о жизни. Виктор Карнатовский посоветовал встать на учет в полицейском управлении, для этого обратиться именно к Гогоберидзе.  Вообще дел много, товарищи здесь активные, сейчас заняты заменой типографского станка на более производительный.  Артемьев поделился о том, что совершил экспроприацию, правда средств выручил не много, всего тысяча рублей. О жертве ни слова. Сказал, что есть идея для нового дела, это пополнит партийную кассу. Если буду нужен, буду по четвергам с утра в мирзоевской бане.  Пока  период адаптации,  как за новеньким будут присматривать.
  Артемьев очень любил тифлисские бани.  Считал их модернизированными римскими термами.  Нигде в Европе он не встречал ничего подобного.  Таинство начиналось с  ванны заполненной теплой серной водой.  Затем следовала  «киса» это главное в процессе.
 Киса – это рукавица из грубой верблюжьей шерсти.  Лежащего на теплом каменном ложе, массажист, по местному терщик, скребет кисой, так, что удаляется наружный слой ороговевающего эпидермиса, от этого кожа приобретает розовый оттенок, особенно у светловолосых.  Затем появляется специальный мешок, который производит мыльную пену.  Этой пеной покрывается каменное ложе и лежащему в этой пене терщик делает особый массаж, сперва ногами, а затем руками.  Клиент готов.  Напоследок, обливают – ушат горячей воды, заворачивают в простыни и обувают в деревянные тапочки. Это все.
Чувствуешь, что ты только родился. В голове пусто, никаких лишних мыслей, только звериный аппетит.  Основатели тифлисских бань предусмотрели и это.
  К  Вашим услугам хаши, еда для бедных, баловство для богатых. Хаши – такова надпись над входом в заведение.  Хаши – это похлебка из говяжьих ножек и рубца, которая
варится всю ночь.  Перед потреблением ее следует подсолить и добавить толченый чеснок.  По традиции, хаши употребляют только натощак, утром.  Так же перед потреблением,  натощак, следует принять чарку  чачи – виноградная водка крепостью 50* и выше.  По местному поверяю и хаши, и чача - полезны от болезней желудка. 
    Очень ценил  Артемьев местные вина, особенно белое кахетинское, сорт винограда
 Ркацители.  Удивительно было то, что Ркацители в переводе с грузинского –рог красный.
Вино получалось янтарного цвета, насыщенного вкуса - аромат и сильный, и пышный.
Вкус вяжущий и зависит от срока выдержки.  Сделав глоток такого вина очень долго ощущаешь приятное послевкусие.
    Артемьев, как истинный марксист понимал, что не время расслабляться, пора действовать.  Договорившись с редактором  «Тифлисского листка» и  «Вестника Кавказа»
о своих публикациях, он решил использовать местную прессу для изложения своих взглядов на мир.  Для серьезных статей он выбрал еженедельник  «Кавказ» возглавляемый довольно прогрессивным  редактором  Платоном  Иоселиани.
    Надо отметить, богатые жители  Тифлиса, стремились к европейской культуре,  поэтому поощряли и материально поддерживали журналистов, артистов и музыкантов.
За интересные и оригинальные статьи платили неплохие деньги.  Свою первую статью
Артемьев назвал «Преступность – истоки и причины».  Заглавие броское, вызывающее, должно привлечь читателя.
    Начиналась статья с главной проблемы общества людей. Главное это проблема взаимоотношения и взаимодействия между разными членами сообщества.  Это самая сложная и самая важная проблема.  Далее автор утверждает, что любое общество держится на альтруизме.  Без альтруизма не было бы ни государства, ни города, ни деревни.  Кроме того, общество держится на взаимной  приспосабливоемости.
Подобное  взаимодействие создали такие поведенческие механизмы, когда члены общества помогают не только своим, но и чужим, особенно таким, от которых в будущем следует ожидать выгодные услуги.   Общество, где есть альтруизм и взаимная
приспосабливаемость может преодолеть многие противоречия, такие как, имущественное расслоение или интеллектуальное неравенство, в доисторические времена неравенство в
физической силе.
     Если этого нет, назревает социально одобренная агрессия, которая перерастает в столкновение.  Одна часть общества обвиняет другую, что те присвоили наше, чужое,
не выполнили обещанное, избегают контактов, не подпускают к кормушке.
     Наступает ситуация, когда человеческая предрасположенность к одобренной обществом агрессии, проявляется особой, именно человеческой формой поведения,
которая называется  РЕВОЛЮЦИЕЙ.
     Далее  Артемьев проводит анализ на примере прошедших революций.
Статью он отнес в еженедельник «Кавказ» к Иоселиани, и получил одобрение, с напутствием в дальнейшем писать мягче. Выход статьи вызвал большой интерес  среди
жителей благородного Тифлиса.  У  Артемьева пытались взять интервью и стали приглашать на различные мероприятия.  Это вызвало недовольство у Карнатовского и он посоветовал на время поехать в Батум.  Вручил Артемьеву рекомендательные письма к
местным товарищам и газеты из Авлабарской подпольной типографии. 

     Начало века было нерадостным для жителей  Батума.  Артемьев ощущал это по взглядам в его сторону.  Вновь прибывший, чужак, неизвестно кто.  Маленький городок, где все жители связанны с портом и нефтеперерабатывающим заводом.  Рабочих, всего чуть более тысячи, а они сумели подчинить своим требованиям весь город, в период стачки.  Конец был печален, только убитыми  пятнадцать человек. Во главе всего выступления стоял молодой человек.  Учитель – так его называли портовые грузчики.
Аба – так он представился Артемьеву.  Он искренне обрадовался привезенным газетам  «Искра». 
-- Буду искать ответ, как могли так жестоко поступить с нами.  И  Ротшильды, и братья Нобиле, люди европейской культуры, они и есть хозяева порта и нефтяного завода.
Они знали, что в нас будут стрелять.  Артемьев видел, что в сознании  Абы произошел перелом, а этот урок с расстрелом – надолго, а скорее на всю жизнь.  Перед ним стоял молодой человек лет двадцати, с каштаново-рыжими волосами и выразительными желтыми глазами.  Взгляд был пронзительный,  как будто он читал мысли собеседника, или хотел понять, что от него скрывают. Внешность запоминающаяся, минус для подпольщика.  Договорились встретиться вечером в таверне, когда совсем стемнеет.
«Казаки боятся темноты»  усмехнулся  Аба.
Таверна располагалась недалеко от моря.  Выход к берегу и на пляж был за высоким забором.
«За забором, в сезон устраивают нудийский пляж.» - объяснил Аба, пожимая руку.
- «это причуда хозяев и чиновников из Европы. Местные рабочие: грузины, армяне, греки, а особенно мусульмане: аджарцы, турки и персы, не одобряют этих нудистов.  С этим можно было смириться, если бы платили так, чтобы можно было прокормить семьи».
   Аба рассказал, что успел прочесть все газеты.  Ему понравилась статья, в которой  автор разбирает цитату  К. Маркса о том, что  «религия это опиум для народа».  Очень актуальная статья, но он не со всем согласен.  Автор понимает, что опиум это как яд, как отраву.  Аба считает, что  К.Маркс имел ввиду опиум как обезболивающее. Обида на несправедливость, боль унижения, «религия-опиум» притупляет, и вместо возмущения предлагается терпение и прощение. 
   Артемьев был удивлен, как тонко Аба подметил суть высказывания Маркса. Еще более удивило то, что Аба оказался без пяти минут священником.  Он поведал о тяжелой атмосфере  доносов и слежки в семинарии.  Многие семинаристы пристрастились к наркотикам, особенно к какаину.    Аба подробно проанализировал положение церкви,  с ее отрицанием науки, в особенности истории, биологии и достижений психологии.
Возмущает непонятная канонизация выживших из ума старцев, непонятное поклонение перед мумифицированными останками человеческого тела.  Церковь стремится внедрить рабскую психологию и задавить критическое мышление, в этом ее большой вред.

  Из рассказа Абы,  Батумские товарищи хотели собрать деньги для пострадавших при стачке.  Надежно было бы это сделать в церкви, но священнослужители категорически запретили использовать помещение храма для сбора денег.
    Артемьев рассказал  Абе, что товарищи в Тифлисе одобрили его идею произвести экспроприацию средств для партийных нужд.  Часть вырученных средств можно будет направить для пострадавших семей, а тем более, для тех, кто потерял кормильца.
     Операцию по экспроприации назначили провести на пассажирском пароходе
«Цесаревич Георгий».  Артемьеву удалось узнать, что на пароходе будет перевозиться крупная сумма денег, в опечатанных мешках.  Организацию захвата было поручено провести вожаку боевой группы – Амо.  Аба  хорошо знал его, и сказал, что, где Амо – успех обеспечен.  Пароход шел из Новороссийска в Батум.  Группа Амо была хорошо замаскирована под студентов и чиновников низкого ранга.  Все они расположились в
третьем классе и были вооружены.
               
   . Пароход находился близ Сухума, когда в рубку ворвались люди с оружием. Отобрав у капитана ключ от корабельного сейфа, они выгребли из него 16 тыс. рублей. В это время сообщники налетчиков обыскивали каюты пассажиров. «Выстрелами налетчики загнали пассажиров третьего класса и команду в помещение третьего класса и заняли выходы. Пассажиры первого класса пытались оказать сопротивление и произвели выстрелы, грабители пригрозили убить находившихся в их руках заложников в лице двух помощников капитана и четырёх матросов», – описывала происшествие газета «Русское слово».
Собрав все ценности в мешки, налетчики погрузили их в подошедшие с берега лодки и быстро уплыли. Как позже рассказывал капитан, всего налётчиков насчитывалось свыше 20 человек – многих из них он прежде видел среди поднявшихся на борт пассажиров. Когда спустя несколько часов «Цесаревич Георгий» пришёл в Сухум, искать налётчиков было уже поздно.
   Хорошо, что все закончилось без жертв на пароходе, рассуждал Артемьев. Образ убиенного  Константина  Вальяно иногда всплывал в его памяти.  Это была его тайной, которую он не откроет никогда. Последующие события, в которых он примет непосредственное участие и реки пролитой крови, сотрут и эти угрызения  совести.
                КОНЕЦ.