Дуглас Паккард. Беркли и монадология Лейбница

ИДЕАЛИЗМ БЕРКЛИ И МОНАДОЛОГИЯ ЛЕЙБНИЦА
Дуглас Паккард

Поначалу философия Беркли ставит в тупик, смешивая наш здравый смысл с полным отрицанием материалистической позиции, хотя его аргументы кажутся неопровержимыми. Тем не менее в ней есть неопределенности и несоответствия, особенно в отношении того, какие механизмы, так сказать, могли бы прояснить его идеи и сделать из них нечто более определенное. Другими словами, каковы схемы метафизики, которые описывают идеалистический мир, представленный Беркли? Эта статья покажет, как использование монадологии Лейбница может заполнить эти пробелы и дать альтернативные и последовательные объяснения, хотя, как правило, взгляды Беркли легче усваиваются.
Как известно, Беркли стремится доказать, что "нет такой вещи, которую философы называют материальной субстанцией" (Pojman, 646). В этом он уверен вне всякого сомнения. Беркли начинает с указания, что мы можем воспринимать только то, что он называет разумными качествами (цвета, звуки и т.д.) и, таким образом, мыслимые вещи (трава, гром) являются комбинациями качеств (зеленого и острого, громкого и яркого и т.п.). Суть его положений вытекает из простого наблюдения, что все восприятия имеют место в уме, то есть мы не ощущаем непосредственно вещи, но лишь те качества, с которыми наш разум воспринимает их. Это очевидно в случае восприятия, связанного с удовольствием или страданием (например, тепла, громкости, сладости и т.п.), и имеет место, по-видимому, при любых единичных восприятиях. Менее очевидно, что качества, которые мы считаем неотъемлемыми, такие, как масса, объем или расстояние, относительны, но Беркли утверждает, что, так как человек и муравей вряд ли согласятся с тем, кто из них велик, а кто мал, протяжение в пространстве и все другие физические качества - которые станут бессмысленны без протяжения - также относительны. 
Поэтому, несмотря на наше нежелание это признать, все качества, которые мы наблюдаем, первичные и вторичные, как некоторые философы различают их, являются восприятиями, которые могут иметь место только относительно ума, и не могут быть присущи в абсолютном смысле любым внешним объектам. На самом деле, поскольку "разумные вещи" на самом деле есть просто собрания воспринимаемых умом качеств, все, что мы называем физическими объектами, есть просто очевидные наборы восприятий. Невозможно, чтобы объекты, которые мы воспринимаем, существовали во внешней реальности где-либо в большей мере, нежели качества, которые их составляют, но мы знаем эти качества только в собственном уме и не имеем прямого восприятия чего-либо внешнего.  Представление какой-либо идеи, скажем, восприятие травы - это не что иное, как набор идей в уме, хотя это и  не исключает существования каких-то качеств, внешних для нашего впечатления, которые либо незаметны, либо нелегко воспринимаются.
Гилас называет ощущение травы "актом восприятия ума" и говорит, что мы воспринимаем траву как немыслящее существо, обладающее качествами, которые мы можем ощутить (Pojman, 657). Однако, если есть какой-то объект, отдельный от ощущений, то есть не воздействующий на ум в восприятии, то восприятие его может быть чисто пассивным, то есть ощущаемым и в немыслящем существе. Это противоречие, ибо восприятие как таковое создается только умом и его не может быть в немыслящем существе.  Поэтому не может быть объекта, воспринимаемого отдельно от его качеств; объект - это просто набор таковых. Что касается второго персонажа диалога, Филонуса, то, когда он говорит о различии между  активной и пассивной частью восприятия, его утверждение, что пассивной части нет, подразумевает, что все восприятие находится в части активной. У людей есть некие представления; тем не менее мы не действуем, когда мы ощущаем вещи. Мы просто открываем глаза и видим солнце. Эти два взгляда  можно примирить, удалив предположение, что то, что мы воспринимаем, должно приходить извне.
Итак, первое разъяснение Беркли таково: если все, что мы воспринимаем, не только имеет место в нашем сознании, но и состоит из качеств, тогда ум не является ни активным, ни пассивным, он просто есть. То, что мы называем внешним миром, наше восприятие, является на самом деле состоянием нашего ума в любой конкретный момент. Это практически не отличается от философии Лейбница. Монада воспринимает, будучи "без окон". Как можно воспринимать внешний мир без окон? Это значит допустить, что внешнего мира, или по крайней мере мира материального, нет, есть лишь наши внутренние состояния. Все восприятия, будь то свет и цвета, вкусы, звуки и т.д. - все это одинаково страсти или ощущения в душе" (Pojman, 658). Если мы считаем объекты просто группами восприятий, то они существуют лишь в душе.
Монады у Лейбница - самые простые единицы существования в природе, не имеющие протяженности. Это просто точки без длины, ширины и т.д. (об обосновании этого скажем чуть позже). Как таковые они просто не имеют в себе места для окон, и в них нет пути внутрь для чуждых монаде вещей. Тем не менее, хотя они нематериальны и не имеют протяжения, их отличительная особенность - наличие некоторых качеств. Лейбниц утверждает, что эти качества постоянно меняются и обозначают состояние монады в любом мгновенном ее восприятии, тогда как принцип, по которому совершаются изменения, он определяет как интенцию.
Что значит воспринимать что-то для нас существенное? Говоря о зрении, мы обычно представляем себе глаз как камеру, получающую   образ из внешнего мира, который проецируется на нашу сетчатку. Иными словами, мы считаем, что наше отношение к внешнему миру отражается (рефлексируется) внутри самого себя. В расширении монады внешний мир аналогически отражается в ее внутреннем качестве, но не может войти через какое-либо окно. Связь между монадами - ибо на самом деле нет ничего другого, что может восприниматься нами - является гармоничной, предустановленной. Монады внутренне отражают друг друга через абстрактные правила, а не материальные взаимодействия. В этом очень много от современной физике частиц, основанной на абстрактных принципах симметрии в управлении точечными взаимодействиями, а не на буквальных столкновениях между частицами.
Так как все состоит из монад, которые имеют восприятие, это включает в себя наши умы, хотя Лейбниц добавляет к монаде человеческого ума или души память. Поскольку восприятие определяется как отражение текущего состояния и восприятий монады, ее дополнительным качеством является способность учитывать идеи прежних состояний. Именно это единство монады и памяти Лейбниц маркирует как душу. В "Монадологии" душа сосредотачивает все восприятия, и, значит, как и у Беркли, воспринимает все объекты. 
В чисто рациональных рамках Лейбниц рассуждает, почему простейшее бытие не может иметь протяженности или быть материальным. Быть простым значит не делиться на более мелкие части. Протяжение подразумевает соединение субстанций, множество вещей, потому что нет предела делению протяженного объекта. Поэтому простая субстанция не должна иметь частей и протяженности, то есть она непространственна. Так как все состоит из этих простых сущностей, материи в строгом смысле нет. Беркли возражает против существования материальной субстанции без описания природы идеального, оставляя читателя в замешательстве. Если есть материальные внешние объекты, мы должны предположить существование материального субстрата, поддерживающего их, то есть субстанции. Откуда возьмется материальный объект, скажем, дерево, если оно ни из чего не состоит? Но на самом деле, если мы воспринимаем его, то мы уже установили, что восприятия находятся в уме, и   не может быть ничего материального внутри нематериального ума.
Если мы стремимся к "тихому" материализму, мы можем предположить, что субстанция или субстрат поддерживает материал, это распространяется на все материальные качества, такие, как протяженность, и не может никаким образом быть отделено от них. Но как что-то может распространяться, не имея протяжения? Эта логика подразумевает два разных вида протяжения, где один поддерживает другой. Но что поддерживает второй тип протяженности? Мы можем продолжать так до бесконечности, и должны будем сделать вывод, что это не придаст смысла материальной субстанции. Тогда что такое субстанция нематериальная? Это монады Лейбница.
В своем первом диалоге Беркли приходит к выводу, что все, что есть, должно быть воспринято, и нет никакой реальности, кроме идей в уме. Этот вывод поднимает множество вопросов. Как вещи могут взаимодействовать друг с другом, если ум "наблюдает" за ними? Молния направляется к земле потому, что кто-то смотрит за ней, или знает об этом? Если мы успели увидеть, как молния ударила в дерево, то была ли она над деревом до того, как мы это увидели? Можно ли увидеть ее в двух футах от точки удара?
Во втором диалоге Беркли подходит к утверждению, что существует последовательная, внешняя реальность, которая требует существования бесконечного Бога, чтобы Он воспринимал все и обеспечил регулярное взаимодействие "неодушевленных" предметов. Этот подход предполагает, что Беркли рассматривает существование чего-то независимого от человеческого разума, хотя это, по-видимому, входит в противоречие с его предыдущим требованием не признавать ничего, что он не мог воспринимать (Pojman, 665). Это также вводит богословские соображения, которые способны повлиять на личные убеждения даже самого последовательного и логичного философа. Я хотел бы постараться показать, что монады Лейбница позволяют избежать неверного антропоцентричного (что не исключает Воплощения! - Пер.) понятия Бога вместе с плохо определенным и несколько противоречивым понятием пространственно бесконечного ума, в то же время поддерживая внешнюю, хотя и нематериальную реальность.
Давайте сначала рассмотрим вопрос, каким образом никаких объектов (возьмем пока этот термин как условный) не существует независимо от умов. Первый диалог Беркли показал   существование восприятия только как идеи в разуме человека, прежде чем он вводит понятие Бога, то есть по сути он натягивает веревку над пламенем, чтобы посмотреть, что произойдет: погаснет пламя или перегорит веревка. Пламя нагревает веревку, которая без него останется невредимой (мы основываемся  на том, что Лейбниц назвал бы принцип достаточного основания для условной истины: уцелеет веревка или сгорит, для того и другого должна быть какая-то причина). Но как мы можем быть уверены в том, что что-то случится, пока мы этого не видим? Возможно, кто-то проскользнет мимо нас и сожжет веревку, чтобы ввести нас в заблуждение. Предположим, что мы можем исключить такого рода нечестную игру и иметь дело лишь с взаимодействием двух неодушевленных предметов без нашего или еще чьего-то восприятия. Это заставляет нас сделать вывод, что существует внешняя для нашего восприятия  реальность, которая может означать только одно из двух: либо есть материальные объекты вне нас, либо пламя и веревка были фактически кем-то восприняты.
Первый вариант был явно опровергнут Беркли, и он говорит, что бесконечный Разум дает ответ на все. Однако два философа согласны с тем, что умы не имеют протяженности или размера; что же тогда означает бесконечный разум? Если бесконечность подразумевает размер, мы приходим к противоречию. Может ли быть другой вид бесконечности? Беркли не занимается этим моментом, но Лейбниц говорит о восприятии как о "представляющем множественность в единице или в простом бытии", имея в виду, что восприятие как таковое не   единственно, потому что можно увидеть голубое небо и зеленую траву одновременно и иметь отдельные идеи того и другого (Pojman, 602). С другой стороны, это не означает, что монада содержит эти две идеи, ибо она не имеет протяжения, позволяющего содержать вещи. Вместо этого все идеи или восприятие монады воплощены в ее уникальном характере. Нематериальная идея каждой монады включает восприятие и мысли. Поэтому бесконечный разум может означать разум, который воспринимает все и не требует противоречивого качества бесконечной протяженности.
Однако сказать, что есть бесконечный разум, который воспринимает все - это то же самое, что сказать, что это идея, которая включает в себя все остальные идеи. В чем же тогда различие между Богом, бесконечным разумом и природой как суммой всего, что есть? Спиноза не видел никакой разницы, и Беркли признает свою философию очень согласной с "понятием, которым пробавляются многие люди нашего времени, которые считают, что в Боге есть все"(Pojman, 665). Теист сказал бы, что у Бога есть воля, а у природы нет, но Беркли доказывал бытие Бога тем, что должен быть бесконечный разум, который ничего особенного не делает, лишь все воспринимает (НЕВЕРНО. - Пер.). Такую роль природа могла бы исполнить очень хорошо, а Божие провидение становится в такой перспективе антропоцентричной натяжкой (? - Пер.).
Но Бог Лейбница есть необходимая субстанция, транзитивная и имманентная причина всего, что есть. Хотя все  условные истины нуждаются в достаточной причине, чтобы быть таковыми, существование монад включается в них, и в конце концов должна быть некоторая необходимая истина, чтобы начать все. Предположим, машина врезалась в дерево. Мы можем сказать, что авария произошла потому, что дорога была ледяной, была снежная буря, была зима, потому что эта сторона Земли была повернута от Солнца и т.п. Эту цепочку условных истин можно развивать бесконечно, но она не обозначит достаточной причины события. Что же является достаточной причиной существования в целом? Это не может быть частью бесконечного регресса условных истин, но это необходимая и окончательная Истина, вне всей цепи причин, то есть Бог.
 В монадологии Бог тоже монада, но ничего не может быть без Него, потому что тогда монаде понадобится извне своя конечная причина - а это по-прежнему Бог по определению. Бог содержит все, отражая внутри Себя самым полным и ясным образом любую возможную реальность. Хотя все конечные монады различны, их всех имманентно объемлет бесконечная Божественная монада, которая обладает Знанием, или полная, совершенная форма всех идей, восприятия и воли, или, наконец, совершенная интенция, которая не просто мыслит наилучшее, но движется к тому, что на самом деле лучше (также это Сила и Источник всего, но об этом отдельный разговор). В этом случае кажется невозможным изъять богословский багаж, ибо Совершенство в его различных формах  действительно неотъемлемая часть определения Бога у Лейбница.
Есть ли более простой способ реализовать бесконечное восприятие у Беркли, чем такой Бог? Беркли упустил из виду то, что прояснил Лейбниц: если восприятием наделены нематериальные умы, то как мы можем знать то, что есть, но  не воспринимается? Конечно, мы не можем видеть умы или касаться их. Мы знаем, что другие люди мыслят, потому что мы можем общаться, но как мы могли бы общаться с тем, кто не имеет восприятия? Для Лейбница монады являются «атомами природы", которые все воспринимают (Pojman, 602). Что это значит для мысли Беркли?
Внешняя реальность для человеческого разума есть потому, что невозможно для кого-то не быть воспринятым, если он не одинок во вселенной. Мы привыкли считать, что восприятие приводит к относительности между наблюдателями: ясно, что цвет, движение, звук и т.д. мы воспринимаем по-разному. Если кратко ввести некоторые знания ХХ века, влияюшие на нашу дискуссию, то теория относительности Эйнштейна показывает, что даже немыслящие элементарные частицы на пути от Солнца к Земле сталкиваютмя с релятивистскими эффектами, да и для нас на больших скоростях время может течь быстрее, чем если бы мы сидели в лаборатории. Восприятие возможно независимо от протяжения, и это именно то, что Лейбниц предсказал в 1714 году! С другой стороны, в квантовой механике тоже не может быть чисто материалистической интерпретации - ибо она включает в себя частицы, действующие как волны, а также наблюдателя. Система является неотъемлемой частью результата, который мы получаем при измерении. Априори формулируются лишь математические аксиомы, а не физические наблюдения. Что такое математика как таковая, если не система связей абстрактных идей? Свела ли наука мир к абстракциям? Беркли писал: "Принципы и теоремы науки... есть универсальные интеллектуальные понятия и, следовательно, не зависят от материи" (Pojman, 647).
Кажется, и Лейбниц, и Беркли имели правильные представления о подлинной природе вселенной. Они признавали нематериальный мир, состоящий из воспринимающих субъектов и идей внутри них. Лейбниц обеспечивает свою метафизическую система почти целиком согласно хорошо продуманным доводам Беркли против материализма, и, если взять их вместе, вывод кажется почти неизбежным. Мы гораздо меньше понимаем реальность, чем нам нравится думать, и нас еще явно ждет раскрытие великих загадок.

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn