de omnibus dubitandum 96. 140

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ (1857-1859)

Глава 96.140. КАШЕЛЬ ГЕНЕРАЛА МИЩЕНКИ…

    Аргунское ущелье – не простая неприятельская позиция, не аул, который можно разорить набегом, с налета, с тем, чтобы через три месяца он опять явился на своем месте.

    Аргунское ущелье – это вопрос жизни и смерти почти половины непокорных племен Кавказа, и если бы мы покорили весь северный Кавказ со стороны Дагестана, большой и малой Чечни, но не совладали бы с Аргунским ущельем – мы никоим образом не вправе бы были считать за собою эту сторону края и, постоянно должны были бы видеть и, испытывать самые пагубные для нас сношения покорных горцев малой Чечни с непокорными.

    Тогда как взятием Аргунского ущелья мы раз и навсегда положили этим вредным для нас сношениям и разделяли овец направо, козлищ – налево. Важность такого разделения понятна только для тех, кто захватил еще Кавказскую войну на левом крыле и сам в ней участвовал.

    Но возвратимся к отряду.

    Колонна генерал-майора Мищенки* состояла из трех батальонов Куринского полка, шести орудий (в том числе двух горных) легкой № 5-й батареи и двух сотен казаков.

*) МИЩЕНКО Василий Козьмич (черкас)(?-11.01.1875)(III колено) — дворянин, уроженец г. Александрова, Ставропольского уезда, Ставропольской обл. Генерал-Майор. Отец - Козьма Саввич, р. ? г. Титулярный Советник. Признан в дворянстве Определением дворянского собрания от 1821 г. июня 30, № ?. Определение утверждено указом Сената ? г. ?, № ?. Внесен во 2-ю часть дворянской родовой книги. Проживал в г. Александрове, Ставропольского уезда, Ставропольской обл. Мать - ?, р. ? г. Братья: Илья, р. ? г., Савва, р. ? г., Иван, р. ? г. и сёстры: Надежда, р. ? г. и, Мария, р. ? г. [Список дворян, внесенных в дворянские родословные книги Ставропольской губернии, Терской и Кубанской областей, с 1795 г. по 1 декабря 1912 г. Составлен Ставропольским депутатским собранием по постановлению очередного губернского собрания состоявшегося 16 декабря 1909 г. с. 48.]

"11 января 1875 года, в Тифлисе, после тяжкой болезни умер, Генерал-Майор Василий Кузьмич Мищенко. Покойный был одним из заметных людей на Кавказе. Большая часть его службы, начиная с персидской кампании 1827-1828 гг. протекала в беспрерывных походах и боевых стычках с неприятелями. Несмотря на тяжкие раны и мучительные страдания от болезни причиненной одною из этих ран, покойный не оставлял службы до самой смерти" [Иллюстрированная неделя, 1875 г.]
Жена – Даранова (Баранова) Мария, р. ? г., фрейлина русской Императрицы во времена императора Александра II.  Сыновья: Виктор, р. ? г., полковник, флигель-адъютант, генерал-губернатор Западной Сибири, ?, р. ? г., ?, р. ? г., Василий, р. ? г., генерал, атаман Таманского отдела Кубанского Казачьего Войска,  ?, р. ? г., ?, р. ? г., Леонид, р. ? г., полковник, в ПМВ командовал пехотным полком, был ранен и умер от ран и Владимир, р. 18.5.1870 г. Дочь - Людмила, р. ? г. (Л.С.)

    Резерв колонны генерала Кемпферта, под командою генерал-майора Рудановского, составляли: пять батальонов Тенгинского, Виленского и Белостокского полков; 20-й стрелковый батальон, четыре орудия и две сотни казаков. Резерв колонны генерала Мищенки, под командой полковника Тимермана, составляли: два с половиною батальона Апшеронского полка, Сводный линейный стрелковый батальон, рота сапер и два орудия.

    Резервы эти были двинуты ночью же, с 15-го на 16-е января, непосредственно за их центральными силами: первый из Бердыкеля, второй – из Грозной; последний явился в крепости Воздвиженской одновременно с выступлением из нее колонны генерала Мищенки.

    Наконец, арьергард всего этого отряда, находившийся под командою полковника Муссы Кундухова, состоял из четырех эскадронов драгун, шести сотен казаков, четырех с половиною сотен милиции и четырех конных орудий. Этот арьергард следовал также из крепости Грозной по пятам резерва правого крыла (ген. Мищенко) отряда.

    Уже одно исчисленное количество войск, достаточное для порядочного генерального сражения, подтверждает наше заключение о том, что главнокомандующий войсками далеко не сквозь пальцы смотрел на возможность какой-либо неудачи при взятии собственно Аргунского ущелья.

    На полпути к цели, у казачьего поста, колонна генерала Мищенки остановилась, привела в порядок свои ряды и приготовила свою артиллерию. С этого места были уже раскинуты цепи, и батальоны двигались в боевом порядке с орудиями в голове и на левом фланге.

    Стало рассветать. Яснее начали обрисовываться ребра лесистых гор, ограждающих вход в ущелье. Ни одного выстрела, ни единого звука голоса не было слышно, кроме громкого кашля генерала Мищенки (Генерал Мищенко был ранен в грудь и от этого страдал сильным и глухим кашлем), которым обнаруживалось его присутствие впереди колонны; по этому кашлю горцы давно привыкли отгадывать, кто именно ведет войска.

    Тут нагнал нас генерал Евдокимов. 

    Колонна остановилась у самого входа в теснину. В это время в разных местах по ущелью раздалось несколько горских выстрелов, которые, по-видимому, были для неприятеля призывным сигналом к битве.

    Тотчас были сделаны следующие распоряжения: стрелковые роты Сводного линейного батальона спущены вниз к левому берегу реки; на дороге против ущелья поставлены два горных и два полевых орудия легкой № 5-й батареи, которым приказано было действовать по завалам, преграждавшим вход в ущелье и защищавшим с фланга правую высоту; два других полевых орудия той же батареи были направлены несколько правее, на верхние завалы, защищавшие гору с фронта; влево от дороги был поставлен подоспевший к этому времени взвод конных орудий, которому предстояло действовать по завалам правого берега реки и таким образом облегчить взятие их колонною графа Кемпферта, которая, между прочим, еще не показывалась.

    Пехота расположена была по флангам и позади орудий.

    Едва только роты спустились вниз к реке, а артиллерия успела установить орудия с разных сторон – с боков, сверху, снизу – горцы открыли по войскам перекатный ружейный огонь.

    В ответ на это мгновенно засвистели ядра, зашипели гранаты, – и все слилось в один непрерывный гул, среди которого свист горской пули был слышен только тогда, когда она пролетала возле самого уха. Снизу, от реки, густыми клубами поднимался к нам дым от беглой пальбы линейного батальона.

    Огонь становился все чаще и чаще, и начиналось то, что на простом языке называется светопреставлением. Канонада продолжалась уже около получаса, но горцы держались упорно и не думали еще очищать ни одного завала.

    Генерал Евдокимов сидел верхом на лошади, как вкопанный, беспокойно поводил кругом глазами, обращая их чаще всего туда, откуда должен был показаться Кемпферт, и время от времени перебрасывался замечаниями с генералом Мищенко.

    Видя, что неприятель не поддается орудийному огню, командующий войсками приказал генералу Мищенке направить два батальона, под командою полковника Рихтера (впоследствие генерал-адъютант и начальник 13-й пехотной дивизии.), на штурм правой горы и ее завалов.

    Эта гора, ограждая собою вход в дефиле и господствуя над прилежащими к ней высотами, составляющими вглубь по ущелью и вправо по равнине ее продолжение, являлась главным оплотом всей неприятельской силы и главной защитой самого ущелья.

    Взятием расположенных на ней, по ущелью и перпендикулярно к нему, завалов мы садились на головы горцам, находившимся внизу по обе стороны оврага, и могли их оттуда поражать на выбор.

    С поручением по фронту поскакал прапорщик Агишев, но, едва поравнялся с орудиями – вспрыгнул в седле как обожженный и остановился.

    – Что случилось? – спросил его один из артиллерийских офицеров.

    – Кажется, ранен,– жалобно произнес Агишев, хватаясь рукою ниже поясницы.

    – Ничего, поезжай далее,– подхватил, смеясь, вопрошавший,– не умрешь.

    Вслед за Агишевым галопом скакал командир батареи подполковник Тверитинов, и. не сворачивая с дороги, чтобы объехать орудия, он направил свою лошадь как раз перед самыми дулами, в нескольких шагах впереди них.

    Он видел, что в это время орудия заряжались и, вероятно, рассчитывал проскользнуть благополучно, а может быть, и вовсе ни на что не рассчитывал, а пустился вскачь сгоряча, в забывчивости. Как вдруг ядро из орудия, которым командовал Кашинцов, просвистело мимо него так близко, что конь под ним остановился, как пригвожденный к земле.

    Павел Васильевич опешил.

    – А-а, черт! – крикнул он, оправившись, – не видите меня, что ли? Верно, булавка?

    Кашинцов, не обращая на это замечание никакого внимания, простодушно осклабился, что-то проворчал себе под нос и продолжал свое дело.

    Случай был действительно курьезный и возбудил несколько острот среди офицеров над неловкостью Кашинцова.