Счастье

     На улице темнело, квартира в панельном доме девятиэтажки заполнялась мраком вползающим сквозь стекла. Свет фонарей не доставал до неё. Осень близилась к концу. Становилось очень холодно и тоскливо. Прохожие поднимали воротники, прячась от ледяного ветра. Улицы пустели. Земля покрывалась инеем, но снег так и не желал появляться. Лишь серые тучи мрачно нависали над городом.
     В домах по соседству там и тут загорались огни, закрывались шторы, за ними виднелись силуэты людей. Но эта квартира пустовала. Точнее будет сказать, что пустовала сейчас, и то, по той простой причине, что её нынешняя хозяйка работала до позднего вечера. И возвращалась, когда становилось очень темно и тихо.
     Нельзя, конечно, заявлять, что в отсутствие хозяйки там совсем никого не было. По крайней мере людей, как и, пожалуй, животных, там точно не наблюдалось. Однако там кое-кто все-таки был, и даже, не побоюсь этого слова, жил. Этим кем-то являлся домовик. Еще очень молодым, по их собственным меркам, трехсотлетним подростком, а в этой конкретной квартире он встречал уже шестой десяток. Сам домовик был не велик ростом. Если бы его можно было увидеть, то вам бы показалось, что вы видите котенка-переростка довольно сомнительной наружности, и эстетически не привлекательной внешности и полном отсутствии милоты, что присуща нашим братьям меньшим. Однако среди своих домовик считался очень симпатичным, и даже красивым.
     Домовик появился в этом доме как только его строительство закончилось, до ремонтов и первых жильцов, в общем, как у них принято, по распределению. Однако эту квартиру он выбирал уже сам, руководствуясь только желанием жить как можно выше, хоть и до одури боялся высоты, но тишина, коей невозможно добиться на первых этажах, того стоила.
     Первыми хозяевами его квартиры стала молодая пара. С ними стало больше шума, но жить стало куда как веселее. Так бок о бок они прожили два года. Но с появлением в доме маленького кричащего свёртка, который притаранил хозяин, все изменилось. И домовик потерял всякий покой, но к его большой радости, хозяева в скором времени собрали свои вещи и переехали. И снова пришел долгожданный покой.
     Вторыми хозяевами стали пожилые люди. Бабка и дед по мнению домовика вели себя вполне прилично. Бабка даже оставляла в блюдечке молоко и зачем-то ставила на холодильник. Домовик сразу заподозрил, что это ловушка, и пробовать угощение не решился. Он точно знал, что конспирация в его жизни это главная забота. Основа долголетия и сама основа существования. Домовик понятия не имел сколько им лет, но если бы знал, то посчитал бы, что они совсем дети. Он прожил с ними под одной крышей почти двадцать пять лет. Я говорю почти потому что дед умер раньше бабки. Дед сильно кашлял и постоянно поджигал на кухне вонючие палочки, засовывал их в рот и вдыхал дым. Домовик понятия не имел, что это такое, но был уверен, что пользы сие действие старику не приносит. Тем более что помимо неприятного запаха, дед с них сильно кашлял.
     Домовик решил помочь деду с его проблемой, и, оставив всякую осторожность, выкрал из коробки палочки, но не все, а только несколько штук, и хорошенько спрятал. К большому разочарованию домовика, дед этого даже не заметил. Тогда домовик решился на отчаянные меры и выкрал у деда две пачки, початую и одну новую, в общем все что у деда оставались. Спрятать их конечно было не просто, но он справился. Домовик честно думал, что дед обрадуется, или по крайней мере оценит его заботу, но старик, заметив пропажу, почему-то сильно разозлился, и, что странно, не на него, а на свою старуху. Долго причитал и возмущался, обвинил её, что это она выкинула его пачки с палочками. Затем оделся и вышел из дома. Его не было около получаса, назад он пришел с целым пакетом таких коробочек. Старуха с ним долго потом не разговаривала. До тех пор, пока он не заболел. Старуха ходила за ним день и ночь, выхаживая, но старик все угасал и кашлял, кашлял, кашлял. Той же ночью ему стало совсем плохо и бабка позвонила куда-то и приехали люди во всем белом и унесли старика. Старуха ушла с ними. А вернулась вся расстроенная, в слезах и без деда. Бабка плохо ела и никуда не выходила. А старик так и не появился.
     Десять лет бабка жила одна. К ней приходили раз в месяц, приносили цветные бумажки, справлялись о здоровье и уходили. Её никто не навещал и сама она редко куда-то выходила.
     Как то днем старуха прилегла отдохнуть и спала долго, очень долго. Дня три, не шевелясь, тут то домовик и заподозрил неладное. Оставив всякую осторожность, начал шуметь. Гремел посудой, ронял вещи и попытался стащить с бабки одеяло и тут же почувствовал ужасно неприятный запах. Мерзкий, гнилой , вонюче-сточный. Домовик перепугался не на шутку. Раскрыл свою зубастую пасть и завыл словно собака, потом бросился к входной двери и принялся тарабанить по ней своими ручками, выл и царапал. И кто-то его все-таки услышал.
     Сначала в дверь позвонили,затем стучали и под конец долбили как бешеные, а вскоре и вовсе сломали дверь. Зашли люди в синей форме и тут же повытаскивали платки, закрывая нос, видимо этот запах смерди тяжек был и для них. Нашли бабку, осмотрели, открыли окна и, достав черную коробочку и говоря в нее, вызвали еще кого-то, долго что-то писали, пока старуху грузили.
     Очень долго было темно и тихо. Домовик заскучал. Целыми днями бродил из угла в угол, и даже, забравшись на окошко, начал всматриваться вниз. И, о чудо, страх высоты более не тревожил его. И это не могло не радовать.
     Как-то гораздо позже приехали какие-то люди. Зашли внутрь, сменили замок на входной двери, раскрыли окна, сняли занавески, вынесли половики, и выкинули посуду, диван и тряпки. Потом они ушли. И снова стало тихо. Никто не нарушал покоя этой квартиры. Однако этому не суждено было длится вечно. А домовик и сам не чаял какое счастье он испытает в скором времени. Одиночество, как считал сам домовик, хорошо в малых дозах.
     И вот настал тот самый день, когда дверь квартиры снова отворилась и в квартиру въехал новый жилец. Точнее сказать въехала. Молодую девушку звали Любовь. Добрая, отзывчивая и жизнерадостная. Она ворвалась в его скучный мирок, как тайфун, грозящий снести все на своем пути. С первого дня Люба начала наводить в квартире свои порядки, с музыкой, с шумом принялась мыть и убирать, командовала теми мужчинами, что заносили вещи, долго ругалась, если кто-то делал не по её. И как бы домовику это не нравилось, его чувства к новой хозяйке воспылали пламенной любовь и щенячий преданностью.
     И как бы банально это не звучало, домовик влюбился, да так что сам не мог понять, что с ним твориться. Его крохотное сердечко колотилось, словно выстукивая чечетку. Там, там, тум, тик, там. Его маленький хвостик, размером чуть меньше заячьего, ходил ходуном. Ноздри крохотного розового носика сужались и расширялись, хватая воздух, и жадно вдыхая теперь навеки любимый запах новой хозяйки.
     Домовик был на седьмом небе от счастья. Хозяйка любила чистоту и порядок, а дома навела такой, что вечно недовольный домовик покраснел от стыда и смущения и теперь смотрел на неё как на небожителя.
     Любовь была так рада, что теперь живет одна и сама себе хозяйка, что даже домовик ощутил всю полноту переполнявшей хозяйку радости. Поначалу домовик очень хотел ей чем-нибудь помочь или угодить, но даже не представлял чем. Любовь со всем прекрасно справлялась сама. Уютно и тепло стало с её появлением и порядок был безукоризненный. Домовик же наблюдал за ней из угла и улыбался.
     Домовик радовался когда хозяйка улыбалась и грустил с ней, когда той становилось грустно. И грусть его как, и её, была доброй.
     Въезжая в квартиру, хозяйка захватила с собой немало книг, и по вечерам с удовольствием их читала. И даже иногда сам домовик подкрадывался к ней поближе и через плечо подглядывал в книгу. Читать он конечно же не умел, но даже сам процесс единения, занятости общим делом, делал его счастливым.
     Хозяйка очень любила книги и брала их с собой всюду. Читала, когда отдыхала. Читала, когда готовила, и не редко, когда уходила в ванну, где мылась, как казалось домовику, в чистом кипятке.
     Вскоре у Любы появилась подруга. Она часто приходила в гости, иногда одна, и совсем редко с мужем. И трещала без умолку, не давая хозяйке и слова сказать. Домовика это бесило, но Люба, казалось, и внимания на это не обращает.
     Любовь устроилась на работу, что домовику крайне не понравилось. Но что он мог поделать. Хозяйка начала рано уходить и приходить очень поздно. Часто начала жаловаться подруге, что устает и переносила встречи, когда та звонила. Однажды вечером хозяйка пришла домой поздно и очень уставшей и тут в дверь постучали.
     Хозяйка открыла дверь. На пороге стояла подруга, пришедшая без звонка и приглашения. Любе это не понравилось и она решила помягче сплавить злополучную подругу, но та не на шутку разбушевалась и покрыла Любовь таким обильным ливнем ругательств, что домовику почему-то стало стыдно. Так лучшая подруга стала бывшей.
     Приходя домой, Люба часто жаловалась сама себе, что сильно устает и не высыпается. Не долго думая, домовик решил ей помочь. И как только хозяйка засыпала переводил будильник. А один раз и вовсе выключил. Хозяйка очухалась ближе к обеду и, посмотрев на часы, вскрикнула. Вскочила с постели и через десять минут её как ветром сдуло.
     Домовик был доволен, его хозяйка наконец-то выспалась. А вот Любе было не до того. Выспаться то она выспалась, но ей такую выволочку на работе устроили, грозили, что вообще уволят. Но домовой этого не знал и продолжал помогать.
     Зима закончилась и пришла весна, с зеленью и теплым красочным рассветом. И Люба почувствовала это всем сердцем, тем более что в нем появилось новое светлое чувство. Её избранник с её же работы часто провожал её до дома, потом как-то пришел к ним домой и остался на ночь. Но после ни разу не появился. И осталась хозяйка одна, если не считать домовика, а не считать его нельзя.
     По ночам Любовь часто плакала. Домовик знал, что она любила по настоящему.
     - Почему? - спрашивала она себя в эти моменты, давясь горючими слезами, - ну почему я не могу быть просто счастливой. Я просто хочу счастья, совсем немножко, только чуточку для меня одной.
     Так прошли тяжелые две недели домовика. Домовик не знал в чем дело и понял лишь про счастье.
     Домовик, видя, что его хозяйка по ночам плохо спит, потеряв всякую осторожность, выключил ночью будильник и телефон. Накрыл Любу дополнительным одеялом и сделал все звуки вокруг тише. Домовой хорошо постарался, так что Люба быстро потеряла работу, плюс ко всему в её трудовой появилась нелицеприятная статья, так что поиски новой не увенчались успехом.
     Слезы хозяйки стали обыденностью даже днем. Голос часто срывался на обвинениях всего и всех вокруг и летел в никуда. Слышал её только домовик и его мохнатая мордочка тут же намокала от слез.
     Неделя сменялась неделей. Лето подходило к концу. Хозяйке становилось всё хуже. Домовик уже ни раз слышал, что Люба устала так жить, что хочет счастья. И ничего не может с этим поделать. Домовик сидел в темном углу и, слушая, плакал.
     Этой же ночью домовик подобрался тихонько к хозяйке и до самого утра гладил её по голове своими трехпалыми ручками.
     Во вторую ночь домовик снова прокрался тайком в постель хозяйки и так же нежно гладил по волосам. На этот раз выпустив свои длинные черные когти и чуть касался ими кожи и в местах касания начинали тускло светиться. Хозяйка спала и спала сладко.
     Третья ночь оказалась для Любы необыкновенной. Домовик давно уже подобрался к ней и медленно гладил её по волосам, закрыв свои маленькие красные глазки. Любе снилось, что она маленькая и счастливая, вокруг друзья, семья, любимые игрушки, веселье.
     Домовик прижался своей мохнатой щекой к её и все интенсивнее гладил её по голове. Домовик внушал ей счастье, созданный им морок, который кончится с её пробуждением. Его мохнатая мордочка намокла. Маленькие жилистые ручки тряслись от натуги. Он устал, сильно устал. Все свои силы он направил на живые воспоминания хозяйки, она не просто видела сон, она жила там и была счастлива. Он желал дарить ей счастье и дарил его, хоть и понимал, что если потратит все свои силы, то умрет.
     - Счастье хозяйки в обмен на его никчемную никому не нужную жизнь - это достойная цена, - думал он, промокший от пота и слез, - вот только меня не станет и она проснется. И счастья не будет. И только эта мысль посетила его голову, как тело его выгнулось, а мышцы напряглись, его мягкая шерстка засветилась и свет, словно соскальзывая с его тельца, перетекал на её лицо. Лицо хозяйки светилось алым чуть подрагивающим светом, её губы расплылись в улыбки, глаза открылись и светились счастьем.
     Домовик опустил правую лапку на шею хозяйки и, полностью выпустив длинные когти, резанул под подбородком, оставив на шее три узких, глубоких разреза. Наружу хлынула кровь. Люба не шелохнулась, её грудь плавно вздымалась и опускалась, сердце натружено билось все замедляя стук. Тук. Тук. Тук...
     Домовой, весь перепачканный кровью, натужено дышал. Его собственный свет мерк, глаза закатились. Он ещё крепче прижался к хозяйке.
     - Счастье... - прошептала она одними губами, но домовик её услышал.
     - Вечное счастье, - ответил он ей и умер.