Когда зацветёт земля... 10

***
Антон сидел на переднем сиденье и просто смотрел вперёд, не замечая ни пейзажа, ни домов с чешуйчатой черепицей, что красными рыбками выныривали справа и слева от дороги. Водитель попытался завести разговор о Джелалледдине Руми,* но, видя задумчивость пассажира, замолчал.

«И я по тебе скучаю», – думал Антон, борясь с желанием немедленно позвонить Тоне и выяснить, что она делает и где решила ночевать.

Когда такси подкатило к неправдоподобно крошечному аэропорту Невшехира, это желание стало невыносимым.

– Тоня, где ты сейчас? – спросил в трубку Антон, едва распрощавшись с таксистом.
– Я возвращаюсь Чавушин, – ответил голос, наполненный нежной грустью, – я хочу подождать тебя там, где мы… где я была с тобой…
– Ну, ладно, – проворчал Антон, немного обеспокоенный тем, что она проведёт ночь одна в пещере. – Смотри аккуратней с дверью, замок совсем новый, мало ли что… я буду о тебе думать… то есть уже думаю о тебе, и по-моему, отныне я обречён думать о тебе всегда…
В сложной глубине телефона она радостно вздохнула:
– Я тебя жду…

В самолёте он хотел заснуть, но не мог. Всё мечтал о Тоне, вспоминал серебристую в сумраке пещеры кожу. Кожу прохладную на вид, но тёпло-бархатную на ощупь. Вспоминал глаза, широко распахнутые, с какой-то грустью в глубине. Отчего всё-таки она плакала в церкви? Вспоминал длинную шею и круглую смешную причёску и то, как сразу понравилось ему её редкое мягкое имя Антонина. То, как она шептала «любимый», слушая его невесёлый рассказ о детстве. Больше всего он изумлялся её доверию, сквозившему в каждом движении тела, когда он прижимал её к себе. Впервые раздев её, он сразу почувствовал, как вся она устремилась вперёд, ему навстречу, раскрываясь и поддаваясь его рукам. Теряясь в своих ещё совсем свежих воспоминаниях, он чуть было не опрокинул стакан апельсинового сока на соседа – впервые летевшего в Стамбул молоденького турецкого парнишку, чья сконфуженная полуулыбка привела Антона в чувство.

Примерно через полтора часа самолёт приземлился в столице и сразу же стал нагреваться. По сравнению с прохладной Каппадокией, где феи если и топили свои камины, то оставляли всё тепло у себя внизу, в Стамбуле было жарче. Антон написал Тоне: «Сели. Как ты?» и моментально получил ответ: «Я в твоей пещере. Всё хорошо, дорогой».

После философского спокойствия каппадокийских долин с их неподвижно застывшими туфовыми обитателями, Стамбул оглушил Антона. Улицы кишели невообразимым количеством людей и автомобилей, снующих, где придётся. Люди и машины. Машины и люди. Кошки и собаки. Собаки и кошки. Хулиганисто гудели клаксоны, озорно тренькали трамваи, громко болтали пешеходы. Всё это пёстрое месиво зачастую вынуждено двигалось по одним и тем же участкам дороги, не разбирая, где тротуар, а где проезжая часть. В противном случае для всех просто не хватило бы места.
Нанятое Антоном такси раздражённо ползло через стамбульское столпотворение, стараясь пробраться в центр к фешенебельному отелю «Пьер Лоти», находившемуся в самом сердце района Фатих. «Трафик, проклятый трафик, чёртов трафик…» - бормотал немало вспотевший водитель. Со скоростью ленивца такси продвигалось мимо ювелирных лавок, ослепляющих массивными изделиями из непривычно светлого и оттого казавшегося искусственным золота, мимо магазинов свадебных платьев для мусульманок, мимо бесчисленных кафе и торговцев бубликами-симитами,** мимо прилавков с разноцветной палитрой пряностей, орехами и сушёными фруктами. Большой чёрно-белый кот вальяжным пашой возлежал на синем блюде в витрине магазина керамики и, лениво щурясь, наблюдал за тремя турчанками в чёрном, подпавшими под гипноз толстых золотых змей – браслетов – в лавке напротив.

Пока такси тащилось по запутанным улицам (многие из них не имели даже вывесок с названиями), Антон успел два раза позвонить Тоне и удостовериться, что всё в порядке. Издалека, из пещеры, её голос звучал тягуче, отстранённо, и Антону на миг показалось, что эта женщина была лишь наваждением, сказкой, одной из тех фей, что прячутся в глубине земли и топят камины. «Так не бывает, - убеждал он сам себя, - я не кисейная барышня, чтобы за одни сутки почувствовать такую привязанность… Так не бывает на свете…» Так не бывает… Но так было.

С трудом удержавшись от третьего звонка Тоне («А вдруг она посчитает меня тираном, контролирующим каждый её шаг»), он, после водворения в номер, поужинал рядом с отелем и отправился прогуляться.  Он миновал Голубую мечеть – гигантский, но гармоничный монолит – и вышел к бесподобной Айя Софии, казавшейся с первого взгляда уродливым нагромождением беспорядочно прислонённых друг к другу кусков стен. Он знал, что впечатление это обманчиво, и потому терпеливо шаг за шагом обходил сооружение, давая «кускам» постепенно занять своё место, выровнять пропорции, и представить великолепное строение во всей красе. Между Айя Софией и Голубой мечетью шумел большой современный фонтан. Вода в нём била то низко, открывая весь обзор, то взмывала высоко к небу, и тогда Айя София почти скрывалась за алмазными брызгами.

Раньше он чувствовал бы себя просто одиноким человеком, в свободное время бредущим сквозь толпу, пробирающимся мимо счастливых (или нет?) семейств с колясками, мимо шумных туристов, торговцев и полчищ бродячих собак и кошек. Однако теперь он шёл по Стамбулу вместе с Тоней. Пусть физически она и находилась далеко в каппадокийской пещере, мысленно он не прекращал разговор с ней, комментируя всё, что встречалось на пути, воображая её немедленные или задумчивые ответы. От такого её присутствия он ощущал незнакомое до сих пор спокойствие.
Вместе с Тоней Антон проследовал вдоль стен дворца Топкапы, попал на проспект Аширэфенди, повернул направо и, нырнув в улочку, проходящую между плавающим в пряном облаке Базаром специй и Новой мечетью, оказался через несколько минут на берегу бухты Золотой Рог.

«Видишь ли, – мысленно сказал Антон Тоне, – этот Золотой Рог совершенно не похож на Золотой Рог моего детства». «Эти огромные приземистые мечети разве не напоминают сопки?» – спросила воображаемая Тоня. «Нет», – Антон покачал головой. Здешние холмы не тонули в печальном сером тумане. Светящиеся точки огней радостно сияли с противоположного берега, обрамляя царящие в темноте гигантские мечети, закутанные в плащи золотого света. От многочисленных вывесок питейных и прочих заведений вода бухты была разноцветной, словно какой-нибудь смешной неловкий турчонок просыпал в неё с набережной пачку блестящих разноцветных леденцов, и теперь они жёлтым, зелёным, розовым просвечивали сквозь молочно-синюю воду. Галатский мост был запружен рыбаками. То и дело они выдёргивали удочки, доставая из воды бьющихся серебристых рыбок, которых тут же безжалостно поджаривали расторопные владельцы маленьких кафе. Рыбой пахло отовсюду. В другое время Антона раздражил бы этот резкий вездесущий запах, но в тот миг даже эта вонь казалась ему отличным дополнением к прогулке. Вдыхая ароматы Золотого Рога, он всего лишь поделился наблюдением с воображаемой Тоней: «Представь, я только пару раз почувствовал запах воды». Воображаемая Тоня обняла его и шепнула: «Давай пройдёмся по мосту». Антон послушно пошёл в направлении Галатского Моста. Там также было столпотворение. Антон продвигался к середине, наблюдая, как отваливают от пристани набитые пассажирами залитые огнями паромы.  Внезапно ноги его задрожали, закружилась голова, запрыгали перед глазами огни, всё накренилось вправо, потом влево и чуть было не перевернулось вверх тормашками. «Тоня, Тоня, что со мной?!»  «С тобой ничего, – смеясь, ответила воображаемая Тоня, – это дрожит мост». «Землетрясение?» – спросил Антон. - «Я не знаю». Он оглянулся.  Люди, ничуть не выглядевшие перепуганными, продолжали ловить, жарить и поедать рыбу, одновременно указывая ребятишкам на паромы и чаек.   

Когда он сошёл с Галатского Моста, «землетрясение» действительно прекратилось. Больше не качались огни, рыбаки, рыбы и паромы. И всё же, несмотря на уверения воображаемой Тони, он не был убеждён, что в головокружении виноват мост. Антона немного подташнивало. «Возвращайся в гостиницу и ложись спать. Ты чертовски устал», – тревожно просигналила воображаемая Тоня. «Это правда, – зевая, ответил ей Антон, – многовато поворотных событий для пары дней…». По дороге в отель он достал телефон и прочитал сообщение, присланное реальной Тоней: «Спокойной ночи, дорогой!» Он остановился возле Базара специй, чтобы написать: «И тебе спокойной! Набирайся сил. Тебе их понадобится много, когда я вернусь». «Не дашь мне спать?» – немедленно спросила реальная Тоня. «Точно, не дам», – коротко ответил Антон.
Издалека, из страны туфовых изваяний прилетел улыбчивый смайлик.

Над Стамбулом уже висела густая ночь, когда он, наконец, забрался в кровать. Он любил хорошие гостиницы, но, если бы позднее его спросили об обстановке номера или цвете ковра на полу, он бы, пожалуй, затруднился ответить, настолько мало всё это интересовало тем вечером.  Он закрыл глаза. Где-то в таинственном пограничном состоянии между сном и явью ему почудилось, что он стоит перед входом в свою каппадокийскую пещеру и никак не может попасть внутрь. «Как жаль, что я не могу проникнуть в твои сновидения…» – еле-еле пробормотал Антон и сам погрузился в сон, такой же густой и вязкий, как настоящая стамбульская ночь. 

* Джелалледдин Руми - персидский поэт-суфий 13 века.
* Турецкие бублики с кунжутом.

Продолжение
http://proza.ru/2020/06/12/799