de omnibus dubitandum 97. 115

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО СЕДЬМАЯ (1860-1862)

Глава 97.115. СЕРЬЕЗНЫЕ ПРЕПЯТСТВИЯ…

    Административная деятельность гр. Евдокимова, по возвращении из Тифлиса, т.е. при наступлении 1861-го года, должна была открыться переселением казаков на новые передовые линии. Как мы уже знаем, переселение это — согласно проекту генерала Филипсона — решено было производить целыми полками. Осуществление этого проекта на первых же шагах встретило крайне-серьезные препятствия.

    Переселение должно было начаться с 1-го Хоперского полка (в состав коего входило 6 станиц), и объявление о сем последовало в начале января. Но уже в исходе этого месяца начали ходить темные слухи о нежелании казаков подчиниться этому решению начальства; а в начале марта явилась от них к гр. Евдокимову депутация, которая выставляла ему на вид какое огромное раззорение должен понести весь полк от одновременного его переселения в полном составе, и просила рассрочить это дело на три года.

    Не считая себя вправе соглашаться на такую рассрочку, Николай Иванович разрешил, однако, депутатам отправиться в Тифлис, чтобы представить свое ходатайство главнокомандующему.

    Поездка эта успехом не увенчалась. Кн. Барятинский — в то время уже тяжко больной и лежавший в постеле — хотя принял депутатов и выслушал их просьбу, но объявил категорически, что они должны подчиниться сделанному о них решению, так как на то есть воля Государя.

    Тогда депутаты, возвратившись из Тифлиса, потребовали от своего бригадного командира {Полковник Алкин, впоследствии начальник Лабинского округа}, чтобы им был предъявлен царский указ, без чего полк на новые линии не пойдет, потому что, без верховного повеления, начальство переселять их не может; если же — добавляли они — на то есть государева воля, то они готовы идти хоть на край света, хотя бы пришлось через это в конец разориться.

    Между тем требуемого высочайшего указа заблаговременно исходатайствовать не догадались, и представить казакам наглядного выражения царской воли было нельзя.
Одновременно с протестом хоперцев присланы были гр. Евдокимову подобные же просьбы от трех назначенных к переселению черноморских станиц.

    Но еще более серьезным оказалось заявление представителей Черноморского дворянства, в котором они, опираясь на жалованные грамоты императрицы Екатерины II, находили подобное переселение вовсе несогласным с их правами.

    Гр. Евдокимов сначала решился — по обыкновению своему — повернуть дело круто. Оппозиции приказаниям начальства он не признавал, привыкнув во время своей боевой службы к беспрекословному повиновению. Для надлежащего внушения хоперцам, он послал к штабу их полка — станице Александровской, 3-и баталиона пехоты и 4-и эскадрона драгун, при 4-х орудиях, сам же поскакал в Екатеринодар, для объяснений с Черноморским дворянством. Там все его разъяснения и внушения остались, однако, безуспешными: черноморцы упорно стояли на своем; так что, наконец, выведенный из терпения граф приказал арестовать 10 наиболее влиятельных штаб- и обер-офицеров и отправить их в Ставропольский тюремный замок. Мера эта произвела по всей Черномории весьма удручающее впечатление, но дела переселения вперед не подвинуло.

    Высылка к Александровской станице отряда регулярных войск тоже едва было не повела к крайне нежелательным последствиям. Все мужское население 1-го Хоперского полка (кроме офицеров) взялось за оружие и приготовилось к сопротивлению. В то же время пошли слухи, что и все казаки, от Черного моря до Каспийского, всеми этими событиями сильно возбуждены.

    Положение дел грозило сделаться критическим.

    Граф Евдокимов, которому на этот раз выпала печальная доля — быть исполнителем чужих ошибочных проектов, скоро понял, как человек умный, что, в данных обстоятельствах, насильственные меры к добру не поведут, и потому решился взять на себя ответственность в отмене или, по крайней, мере отсрочке всех сделанных свыше распоряжений.

    Он немедленно послал приказание высланным к Александровской станице войскам возвратиться на свои места, а хоперским казакам велел объявить, что переселение целым полком вовсе отменяет, и чтобы они разошлись и занялись своими обычными хозяйственными делами. Вместе с тем он объявлял, что на переселение весною 1862 года будет испрошено особое высочайшее повеление, которое и будет обнародовано в свое время. То же было сообщено и в Екатеринодар, для объявления его черноморским станицам. Мера эта принесла благотворные плоды: волнение улеглось и казаки успокоились.

    Еще до совершения описанных событий, кн. Барятинский, тяжко больной, выехал в Петербург и более на Кавказ уже не возвращался, а генерал Филипсон, назначенный в сенаторы, тоже выбыл в Россию. Временно исправляющим должность главнокомандующего Кавказскою армиею назначен был кн. Орбелиани, начальником же его штаба — свиты е. в. генерал-маиор Карцев.

    Отправив в Тифлис донесение обо всем происшедшем в Кубанской области, за последнее время, гр. Евдокимов тотчас же приступил к составлению нового проекта заселения западного Кавказа христианскими жителями. Проект этот был сходен с тою системою переселений, которая практиковалась уже за 20 лет перед тем, при устройстве военно-грузинской дороги и Линий: Сунженской и Лабинской; с нею казаки были уже знакомы, и она не являлась для них столь раззорительною, как переселение целыми полками.

    Под ближайшим надзором графа новый проект положения о заселении предгорий западного Кавказа был разработан генералом Забудским {Начальник штаба Кубанской области} и подполковником Кравцовым {Дежурный штаб-офицер Кубанского Казачьего Войска} в течение одной недели; затем отправлено в Тифлис, а оттуда, с фельдъегерем, в Петербург.

    По прошествии полутора месяца, уже в июле того же 1861 года, прислан был из Петербурга, прямо в Ставрополь, на  имя гр. Евдокимова, именной высочайший рескрипт, в котором, в главных чертах, одобрялась представленная им система переселений и повелевалось привести ее в исполнение, причем переселяемым пожаловано было пособие на новое водворение более чем вдвое против прежнего, а именно, вместо 71 р. по 150 р. на каждое семейство.

    Для выслушания этого высочайшего повеления, были собраны 1 августа, в станицу Михайловскую (близь Ставрополя), депутаты от шести линейных казачьих бригад; там же собралось много казаков из окрестных станиц. После торжественного богослужения и благодарственного молебствия, гр. Евдокимов вышел к депутатам и лично обносил пред ними высочайший рескрипт, приглашая грамотных казаков удостовериться в собственноручной подписи государя. Затем он передал подлинный рескрипт помощнику своему по управлению Кубанским Казачьим Войском, генералу Иванову, и торжество завершилось угощением всех присутствовавших {Кравцов. «Кавказ и его военачальники», «Русская Старина», изд. 1886 г., томы L, LI}.

    Таким образом, благодаря уму и прирожденному такту Николая Ивановича, а также его внимательности к нуждам и условиям быта местного населения, все эти замешательства кончились вполне благополучно. Дело колонизации — вопреки возникавшим по временам затруднениям — пошло удовлетворительно; а по мере успехов войск и оттеснения черкесов в горы переселение стало приобретать все более и более обширные размеры.

    Одновременно с работами по устройству колонизации вверенного ему края, гр. Евдокимов должен был зорко наблюдать и затем, чтобы занятия и действия войск велись сообразно общему плану и служили подготовкою для прочного устройства новых поселений.

    По прибытии подкреплений с восточного Кавказа, военные силы, сосредоточенные в Кубанской области, достигли весьма крупных размеров; они разделялись на несколько отрядов, часто переменявших свой состав (согласно изменению условий их деятельности) и принимавших название, обыкновенно, от той местности, или от того племени, среди которых им приходилось действовать; так, были отряды: Мало-Лабинский, Адагумский, Даховский, Шапсугский и др.

    Каждому из них гр. Евдокимов намечал особую работу; но общность всех этих работ велась гармонически, к одной конечной цели — очищению северо-западных гор, предгорий и лесных трущоб от местного населения, которому затем предоставлялось или перебираться на открытую прикубанскую плоскость, под наш ближайший надзор, или же выселяться в Турцию.

    На очищенной, таким образом, местности, в пунктах, по возможности соединявших в себе стратегические и хозяйственные выгоды, возводились руками войск укрепленные посты и станицы, постепенно занимаемые переселенцами, как из линейных казаков, так и из крестьян ближайших местностей России.

    К этой конечной цели гр. Евдокимов шел систематично, но неуклонно — до самого завершения кавказской борьбы. С 1861 года войскам, действовавшим в Закубанье, пришлось, в течение 3-х лет, вести непрерывно кочевую походную жизнь и распроститься с сколько-нибудь продолжительными отдыхами в штаб-квартирах {Условия быстрого покорения западного Кавказа требовали присутствия войск в неприятельской стране в течении круглого года; готовых квартир в стране не было, так как горцы, оставляя аулы, жгли обыкновенно все свои постройки. Такие условия этой своеобразной горной войны заставляли держать войска в палатках круглый год, и в палящий зной, и в зимнюю стужу.

    Войсковые начальники не раз пытались упрашивать графа пускать войска в ближайшие станицы, хотя поочередно; но граф никогда не соглашался на такую меру, как потому, что того не позволяли условия войны, так, главным образом, оттого, что люди, перемещенные среди зимы из палаток в дома, повально заболевали тифом сами и заражали местное население.

    Это забытое правило не было-ли одною из главных причин сильного развития тифозной эпидемии среди войск, действовавших в последнюю войну на мало-азиятском театре.

    Сам граф, возвращаясь из зимних походов в Ставрополь, с первого ночлега под домовою крышею, до приезда в свое ставропольское помещение, останавливался в неотапливаемых домах, а если таковых не находилось, то, зная привычки графа, в пунктах его ночлегов, в приготовляемых для него помещениях, заранее открывались окна.

    Даже по возвращении в Ставрополь из зимних экспедиций его половина (дома - Л.С.) держалась с открытыми трубами и форточками около недели времени. Такое распоряжение графом своими личными помещениями вызывалось еще тем обстоятельством, что, переходя быстро из холодных к теплым помещениям, получаются насморки, что вызывало у графа сильные страдания, вследствие двух пульных ран в лицо, недалеко от носовой полости. (Из воспоминаний офицера ген. штаба, служившего при графе Евдокимове в Кубанской области)}.

    Военные действия в западной части Закубанья ведись без всякой маскировки; как уже сказано, шапсуги, обитавшие там, были открыто нам враждебны, и с ними стесняться было не для чего.

    Такой же системы можно было держаться и относительно мелких разбойничьих обществ: бесленеевцев, шах-гиреевцев, кизильбековцев и др.; но с многочисленным племенем абадзехов, которые считали себя обеспеченными предшествовавшим заявлением покорности и некоторого рода условиями, которые заключил с ними генерал Филипсон, надо было держать себя, на первое время, что называется, политично.

    Хотя не было почти сомнения в том, что они принимали участие в хищничествах, производимых на нашей Линии, но явного сопротивления войскам, работавшим в средних частях рек — Белой и Лабы, они сначала не оказывали. Постепенное вдвижение русских поселенцев в их край стало, однако, сильно беспокоить абадзехов, и все более и более усиливалась между ними решимость противудействовать этому всеми силами и средствами. Решимости этой немало содействовали происки заграничных агентов, высаживавшихся на черноморском прибрежье, а также подстрекательства убыхов, живших по этому прибрежью, за главным хребтом кавказских гор, и вероятно предвидевших, что и до них доберется русская рука.

    В июне 1861 г. прибыло на восточный берег Черного моря, из Константинополя, тайное посольство в составе трех лиц: капитана турецкой службы, Смеля (родом убыха), Эффенди-Галана (родом шапсуга) и еще какого-то англичанина. Они привезли послание к народам «адыге» {Этим общим именем назывались все горцы северо-западного Кавказа}, в котором, объявляя себя уполномоченными от Англии, Франции и Турции, уверяли, что правительства названных государств обещают всем черкесам свое покровительство от притеснений России, и что они силою оружие заставят ее признать их независимость, если только черкесы, с своей стороны, соединят свои усилия и составят общий союз для войны с нами. Посольство это обещало удостоверить свои полномочия письменными документами.