Сказка и лентяе Васечкине и синеглазом жуке

В одной весёлой-превесёлой стране жил лентяй Васечкин. Не один, конечно, жил. Много таких, как он, там обитало. Одни жители – на диванах валяться любители, другие – нытики, любого занятия критики, третьи просто весельчаки, от забот житейских далеки. А еще жила в той стране Фея – трудодельница. Приходила она на помощь лентяям только в самые сложные моменты, когда угрожала им верная погибель. И позвать ее позволялось лишь один раз в жизни.

Но вернемся к Васечкину. Такой он был ленивый, что ни за какое дело не мог взяться. Только возьмётся и сразу же из рук выпускает. «Чё это я его делать буду? – думает, – на кой оно мне надо?»

Ну не надо, так не надо. Дело полежит, полежит, да и пропадет, если кто другой его не подхватит. А Васечкину и хорошо. Спокойно. И оттого весело.

Только вот однажды шёл наш лентяй по лесу и зацепились у него штаны за сук. Разорвались так, что пятая точка на улицу глядеть стала. Ходит Васечкин в драных штанах, светит нежными местами. А его и спрашивают: «А чего ж ты одёжку — то не зашьёшь?» «Чё это я её зашивать буду? –отвечает, – не я разорвал, не мне зашивать».

Жил так Васечкин в дырявых штанах, жил-не тужил. И вот у него все съестные припасы закончились. Посидел он денёк без еды. Голод не тётка, в животе по-злому урчит, покоя лентяю не дает. Вот парень и думает: «Надо бы по сусекам поскрести, авось, сухарик найдется». И только он представил, что в чулан тёмный и холодный спускаться придётся, да ручки пачкать и сразу передумал, перетерпеть решил.

Сидит себе дальше в рваных штанах, голодный, с урчащим животом. А тут дождь пошёл. Да с такой силой по крыше затарабанил, что потекла вода во все щели и дырочки прямо в дом ленивого парня, во все чашки-скляночки, да ему самому на голову. Вымок лентяй весь, сидит, горюет. Непогоду проклинает и крышу прохудившуюся корит.

Прошёл дождик, солнышко выглянуло и через дырочки, пробитые дождиком в крыше, прямо Васечкину в лоб засветило. Согрелся он, расслабился. Даже вокруг парок теплый поднялся. Повеселее лентяю стало. И вдруг видит, отовсюду какие-то пригретые жуки вылазят. Ползают и грызут всё вокруг: бумажки всякие, ложки деревянные, стол со стульями. Вот и к кровати подбираются. Глядишь, и самого Васечкина вот-вот сожрут.

Испугался Васечкин, заорал, что есть мочи, стал Фею — трудодельницу звать. Только она одна и могла спасти погибающего.

Явилась Фея и спрашивает:
– Что это ты, бедолага, горлопанишь, словно смерть твоя пришла?
– Может и лучше, чтоб она пришла, чем такой вот жизнью жить, – грустно говорит Васечкин.
– Неужто ты забыл, что мы в весёлой-превесёлой стране живем?
–Да какое уж тут веселье?! Лесной куст мне штаны порвал, дождик крышу пробил, еда закончилась, а самого меня чуть вот эти жуки не съели.

Огляделась Фея, улыбнулась ободряюще:
– Ну, это не самое страшное в твоей жизни, помогу я тебе. Только в другой раз позвать ты меня уже не сможешь, самому с трудностями справляться придется.
– Ладно, ладно, – отвечает лентяй, – скорее спасай меня, давай!

Взмахнула Фея рукой, обрызгала страшных насекомых чудным средством с ароматом травяным и тут же исчезла. Жуки в тот же миг перестали ползать, перевернулись на жёсткие спинки, лапки кверху задрали и подохли. А один успел залезть на кровать Васечкина, а потому и травли избежал. Повернулся вверх брюшком и превратился в девицу-красавицу.

Лежит девица на подушке лентяевой, смотрит синими глазищами прямо тому в очи, влюбляет в себя. Чувствует Васечкин — гибнет он. Не от жуков страшных – от любви.

И так ему лень от любви умирать! Решил напоследок рядышком с красавицей прилечь. Погибать, так хоть в удовольствии, да с удобствами. А девица его не пускает. «Неужто ты со мной в рваных штанах лежать будешь?» – спрашивает.

Делать нечего, не зашивать же. Скинул Васечкин драные портки и в койку к красавице. А та как заволновалась, как закричала истошно «Ой, да как это ты ко мне, девице, с задом голым! Не смущай, меня молодец, ой не смущай!»

А лентяй и сам уже так сконфузился, что коленки озябли, да гусиной кожей покрылись.

Отводит красавица взгляд от парня, а самой, видно, жаль его.

Вздыхает, в потолок глядючи, и говорит: «Ты это...поправил бы крышу - то! Вдруг дождик вновь пойдет и прямо на нас? Не хочется мне вместо того, чтоб целоваться сладко, с тобой в постели мокнуть». Поверил Васечкин, что погибать, целуясь с красавицей в сухой койке приятнее, нежели в холодной луже, словно лягушка, плавать. Да и открытой попой в доме перед девицей светить неудобно. Взобрался на крышу, поправил, как умел, кровлю.

Возвращается, а красавица штаны ему зашитые протягивает. «Кушать хочу, – говорит, – надевай, да принеси хотя бы сухарика какого или муки горсточку».

Обрадовался Васечкин подарочку, да напрягся, про студёные сусеки вспомнив. Однако, в зашитых штанах теплее и уютнее, нежели в дырявых, да и не так страшно в холодный чулан лезть. Направился за тем, за чем послали. Наскреб немного муки ржаной, несет в дом, а сам думает, как же вместо хлебушка красавице муку отдать да так, чтоб не обиделась.

Зря Васечкин волновался. Открывает двери, а у девицы уже и печь затоплена и кадка для теста приготовлена, и дождевая водичка, что во все емкости в доме лентяя набралась, кипятиться на чай поставлена. Поразился лентяй такой девичьей проворности, опомниться не успел, а та, недолго думая, ему в руки метлу: «Наводи, мол, порядочек, пока я хлеба напеку».

Метет парень избу, жуков дохлых сметает в кучу, и сам себе дивится. Как у него всё просто и само собой получается. И крышу поправил, и муки на хлеб наскрёб, и штаны целы стали. «Верно, Фея постаралась, чудо сотворила», – думает. И вспомнил о том, что самое страшное впереди у него и что ничего уже, кроме смерти, его не ждет, ибо некому спасти будет.

Собрался было Васечкин пригорюниться и пойти в койку беды смертной ожидать. А тут красавица румяный хлебушек из печи достает. «Кушай, – говорит, – милый, не то сил не будет для любви!». «А и правда, – думает лентяй, – я ж от любви помереть должен. И в удовольствии с удобствами, чё горевать-то?»

Наелись они с красавицей хлебушка тёплого, с ароматной хрустящей корочкой. Запили чайком, из дождевой водицы накипяченным. Собрались спать укладываться, да печь остывать стала, похолодало в доме, а дров в запасе больше нет.

Васечкин, не долго думая, всех жуков, Феей потравленных, да им в одну кучку сметенных, — и в печку. Вспыхнуло, засверкало искрами в горниле, в доме вмиг теплее стало. Обернулся Васечкин на красавицу. А её и нет. Кинулся, бедолага, к койке, подушку перевернул, одеяло встряхнул, под матрас заглянул. Все углы в доме обыскал. Нет нигде девицы.

И так стало лентяю грустно, такая тоска-печаль его взяла, что словами не описать. И сытый он, и согретый, и штаны на нём целые, а вот невесело парню, хоть умри.

Вспомнил он про то, что погибать от любви собирался, да теперь и не резон вроде: любовь — то исчезла, развеялась как дымок от сгоревших жуков.

И вдруг видит, ползет по полу один жучок. Весело ползет, резво. И смотрит на Васечкина синими-пресиними глазами. И почудилось парню, буд-то просит жучок его о тепле, да о защите вечной. Словно голосом девичьим просит. А в доме опять студёно становится.

Сунул Васечкин синеглазого жука за пазуху и бросился во двор дрова колоть.

С тех пор так и колет. Натопит печь, обогреет жука. Вновь дров наколет, вновь обогреет. Ждёт, когда насекомое вновь в красу-девицу превратится. А про то, что погибать собирался, забыл уж. Да и некогда теперь помирать-то. И печалиться тоже некогда.