Эх, баня, баня, баня... - Писатель года 2020

Неподалёку от быстрой судоходной реки, берега которой соединял железнодорожный мост, местечко жилое находилось. Не посёлок, не деревушка, а пяток деревянных бараков, три четырёхквартирных дома, ну, и десяток частных домишек. В бараках с множеством комнат с одним длинным коридором, в основном, пришлый люд жил. Откуда-то появлялись, но долго не задерживались и, в поисках лучшей доли, местечко покидали. А если кто-то оставался - мечтали получить квартирку в доме элитном, где соседей всего трое. Или, на худой конец, в одном из бараков, в котором проживало 8 семей и у каждой семьи выход на отдельное крылечко. Главной достопримечательностью являлись мост и переезд, где дежурные встречали и провожали поезда. Да и местечко называлось "У переезда". Всё хозяйство с бараками и мостом принадлежало железной дороге. Существовал и маленький погост с десятком земляных холмиков, но виден не был, в лесочке располагался. А прямо у железной дороги жители огороды развели, где по весне можно было услышать: - Тася, у тебя не будет лишней картошки? У меня маненько не хватило!   - Да где же у тебя хватит? - отвечает Тася - если ты всю межу раскопала!   - Ну да, прибавила землицы. У Витьки аппетит, знашь, какой? Так будет или нет? А то придётся у Пани просить.  - Да возьми, ведро осталось. - Ну, спасибо! Яиц тебе принесу!(ведро картошки стоило 1 рубль, и столько же -10 яиц).

Водились в местечке и ребятишки. У кого - двое, у кого - трое. И только у Павла Иваныча с Марусей было их 6 человек, трое довоенных, а ещё троих Пал Иваныч уже после войны настрогал. Плотником работал. Ютились в комнатке метров 16 и такой же кухне, где стояла печь, в углу железная кровать, ближе к дверям - стол. На печке всегда что-то шкворчало (держали скотину). Пал Иваныч воевал, а когда вернулся - облюбовал житие себе возле печки. У жены и детей спальные места были в комнате, но Маруся, нет-нет, да и заглянет к мужу за печку. Пал Иваныч, ясное дело, не против, за годы войны истосковался по женской ласке. К самой стенке придвинется, чтоб Маруся не свалилась с узкой панцирной сетки да одарила бы мужа, как подобает! Ну, Маруся и старается, чтобы Пал Иваныч с работы домой бы торопился, а не свернул бы налево. Баб-одиночек в местечке с избытком! Маруся хоть и переживает, что после визита за печку к Пал Иванычу она опять "понесёт", но где трое, там и шестеро! Патриархальная семья была. Лишь о войне Пал Иваныч не любил говорить. Если только выпьет немножко, да и то больше - плакал!

А в бараке с отдельными крылечками в одном конце жили Николай Семёныч с Панюшкой, а в другом -  Катерина с дочками. Николай Семёныч, по слухам, прижимистым был, лишнюю копейку не пропьёт, не прогуляет, а в кубышку спрячет. Зато Панющка - сама доброта! Хоть и жили они вдвоём, но держали корову, поросёнка. Однако, случалось, что говорливые кумушки судачили меж собой: - Ты погляди, Настя, молоко продают, а Панька всё в кухфайке ходит! Неужто другой одёжи нет? Хушь бы плюшеву жакетку приобрела!   Это языкастая Татьяна делится своими наблюдениями с соседкой. Сама Татьяна даже кур не держит, ленива, а дочке только в день зарплаты купит грамм двести подушечек и ладно. Зато себя страсть как любит. Ну, и к мужскому полу тяготеет! Потребность, значит, у неё такая! Зато Настя, поддакивая Таньке, уже вскоре, встретив во дворе Панюшку, слово в слово передаст той разговор с Танькой и, опустив подробности своего поддакивания, уже вечером с распростёртыми объятьями встретит Панюшку, которая принесёт ей с вечернего удоя литр молока и денег не возьмёт. Панюшка появится у неё в ярком шёлковом халате. А Настя, нахваливая обновку и сам фасон, какой Панюшке очень к лицу, прекрасно знает, что теперь хозяйка коровы в любое безденежье одолжит транжирке Насте нужную сумму и литр молока станет отпускать в долг. Таким образом Настины Генка и Ванька ужином будут обеспечены. А уж "подмосковный батон" ценой 18 копеек она у других одолжит.

Первый телевизор в местечке появился у Николая Семёныча. Для ребятишек это было диво дивное. И вот, ближе к вечеру девчушек человек 5 и двое одноклассников  вваливались в квартирку Николая Семёныча. Хозяину, пришедшему с работы, наверное, не очень нравилось, когда вся гурьба в валенках и в верхней одежде, напустив холоду, устраивалась в кухне на полу у двери в комнату, где  стояло "окно в мир". Панюшка сидела на оттоманке, а Николай Семёныч, повздыхав и поохав, перебирался на кровать. Ребятишки же, в основном - безотцовщина, отцы которых остались кто - под Курском, кто - под Москвой, кто - где, не думали о том, что доставляют хозяевам неудобство. Хоть матери и поругивали их, чтобы они не шастали к Николаю Семёнычу, но кина-то больше не было ни у кого! А если уж маленький чёрно-белый экран показывал индийское кино, тут уж не только ребятня, но и мамы, извиняясь, устраивались в кухне на табуретках. В такие вечера Николай Семёныч на кровати не валялся, а соседей привечал, говорил: - "Заходите, бабоньки, заходите!" Девчушки вместе с мамами переживали за "Бродягу" и, показав осведомлённость, подпевали герою: - "Абара я, а бара я-я! Никто нигде не ждёт меня-я! Не ждёт меня-я!" А ещё больше сочувствовали сыну прокурора, когда отец в прокурорском обличии выносил приговор своему сыну! Мамы-зрители на индийских фильмах плакали всегда. И, собираясь кучками, ещё долго обсуждали доселе невиданное, словно и сами являлись участниками тех событий. И радовались, что в Советском Союзе жизнь совсем другая.
Таким образом "окно в мир" у Николая Семёныча являлось очень познавательным, образовательным и полезным новшеством. А вскоре Николай Семёныч у колодца, каким пользовалась округа, собственную баньку выстроил. Панюшка затею одобрила.

Накануне помывки, заглянув к подружке Катерине поесть у неё супу из домашней курицы, который та умела готовить как никто другой, Панюшка пригласила её в баню на второй пар: - Катюш, как только увидишь, што мы с Колей в гору поднимаемся, бери девчонок и... в баню! Воды-ы полон бак! ежели холодной не хватит, с колодца принесёте!   - Спасибо, Панюшка, спасибо! - кудахчет, словно та курица попавшая в суп, расстроенная Катерина. Ей шибко жаль несушку, которая много лет чуть ли не каждый день приносила по яичку, да своё отжила. Поэтому и квохчет Катерина: - Дай бог здоровья Николаю Семёнычу! Щасливая ты, Панюшка. Ох, и напарюсь я завтра!

А завтра - в субботу Николай Семёныч прямо с работы завернёт в баню, где от одной спички весело в топке вспыхнет береста; потрескивая, жарко займутся сухие дрова и запоёт, заиграет огнём, облизывая дно котла, банная симфония. Баня будет топиться два-три часа. За это время Николай Семёныч пару раз поднимется в горку и попьёт дома чайку. И наказав Панюшке, чтобы она долго не мешкала, а через полчасика шла на помывку; сам уйдёт пораньше, чтобы проверить готовность бани - прогорели ли в топке поленья и нет ли угара? Но полешки уже без пламени, развалились на красные угли и вода в котле сродни кипятку! А вот и половинка его топает. Николай Семёныч скоренько скинет одежду и нырк - туда, в блаженство! Сначала от сухого жара зайдётся душа, а сев на лавку, дышит уже глубоко, размеренно, всеми клеточками ощущая пленительную истому! И пока раздевается Панюшка Николай Семёныч, привыкая к жару, легонько охаживает веником руки, ноги; и намыв голову, готовится к главной процедуре - забраться на полОк. Но для этого нужна Панюшка, чтобы отхлестала его веником по  самое "нехочу". Да ещё и не один раз. А уважив его просьбу - "Поддай жару!" от вылитого на каменку ковша горячей воды температура поднимется до предела, от чего Панюшка выскочит в предбанник как ошпаренная! Поэтому, зная пристрастие мужа к парилке, Панюшка не торопится открывать дверь в сухое варево; а раздевается долго, оглядывая себя частями, и довольная увиденным, рядом с чистым бельём Николая, как бы невзначай, кладёт свою новую комбинацию с кружевами. У неё от парилки истомы нет. Конечно, Николай и её веником пошлёпает, но ей другое развлечение в радость и не в жаре, а лучше в предбаннике!

Поднимаясь после бани в горку, Николай Семёныч напомнит: - Ты Катерину пригласила в баню?    - Да вон девчонки её бегут, и она следом!  Таким образом и Катерина, а если воды и пара ещё много, то и Настя с Танькой побывают в бане Соловьёвых. Да мало ли ещё кто? Вот так и жили. Ребятишки, если матери не было дома, кормились у соседей. Не разносолами, а картошка, солёная треска, которая поступала в магазин в больших деревянных бочках, подсолнечное масло и чашка чая с булкой, посыпанной сахарным песком, в каждой семье водились. И считалось, что живут в достатке! Случались в местечке и нечаянные радости. Это когда у железной дороги несколько лет подряд палаточный городок стоял. Солдатики строили грунтовые дороги. А так как в "Стройбат" в большинстве набирали ребят из Средней Азии, то с русским языком у них были проблемы. Но женщины-одиночки, ещё не старые лелеяли мечту найти себе спутника, чтобы утешил, приголубил и, может быть, женился. Солдатики у женщин редко ночевали, дисциплина не позволяла. Однако, не редко, где нибудь у насыпи, расстелив на полянке защитного цвета плащи, трое-четверо солдатиков, пригласив женщин, устраивали небольшой пикничок. Девчонки-школьницы, отправляясь за земляникой, услышав смех и мужской разговор, не раз попадали в неловкое положение и стремглав мчались к дому. Встречая же одиночек, кого узнали на полянке, старались не замечать этих... Потому что их матери, хранившие верность мужьям, к гулёнам относились плохо, пытаясь объяснить, что у солдатиков на родине есть свои узбечки и казашки и, отслужив, они забудут слова "лублу" и "жды". В итоге так всё и получалось. Если не считать,что парочка малышей с иным разрезом глаз всё-таки появилась, но красавцы-ы!

Прошли годы. Бараки - по одному сносить стали. Началось переселение. Николай Семёныч с женой и Катерина изрядно состарились. Вместе с ними постарела и баня. Родник в колодце куда-то свернул, а может - иссяк и ключевой водой жителей не шибко баловал. Поэтому славная троица, облюбовавшая когда-то барак с отдельными крылечками, уже не имела возможности париться в бане, как раньше. Да и топить её на два-три пара Николаю Семёнычу оказалось не под силу. Поэтому Панюшкой было предложено мыться одновременно втроём! Николай Семёныч, хихикнув, жену поддержал: - А чё? Дельное предложение!  Катерина сначала заругалась: - Да вы што, охренели? Што люди-то скажут?   - Да какие люди? Много ли народу-то осталось? Большинство уже в ванны залезли, а у нас ни воды, ни нужника! И ты, Катерина, не спорь, втроём старые кости греть будем! - Ну, што ж, я тут не хозяйка!- смирилась та.

Кто как раздевался в предбаннике - не уточнили! Николай Семёныч, сняв очки, в мыльную пробирался на ощупь. Катерина с катарактой на оба глаза, без очков, обнимая двумя руками встречные углы и ухватившись за ручку на двери, расстояние в три метра осилила. Николай Семёныч белел телесами в дальнем углу и ждал - когда Панюшка в его таз нальёт воды. Сам к баку не приближался, боялся ковшом промахнуться да себя не ошпарить! Ведущей в этом трио была Панюшка. Всем троим наливала в тазы воды, мужу намыла голову, похлестала его веником и оставила полежать на полкЕ. После чего сама стала мыться. Катерина процедурила за спиной у Панюшки, а Николай Семёныч, оставшись не у дел, с полкА принялся разглядывать своих соратниц, но кроме белых расплывчатых пятен, ничего не увидел. Однако, прикинувшись зрячим, игриво заметил: - Дефьки, а вы ещё што надо!!! Я фсё, фсё у вас разглядел!   Катерина на левое ухо глуховата, поэтому не сообразила - что же под "фсё, фсё" имел ввиду Николай Семёныч? Но руки к груди прижала. Тогда как Панюшка смешливо и громко взвизгнула: - Глядун! Ты там за доски крепче держись! А то ещё свалишься с полкА от красоты не земной! Поднимай потом тебя. А ты в мыле - склизкий. Я ж тебя ещё не ополоснула!

После бани, не торопливо поднимаясь в горку, вспоминали - какими резвыми были, когда с двумя вёдрами на коромысле играючи могли наносить воды и в бочки для полива, на стирку и др.нужды.  Одолев горку, непременно отдыхали у ближайшего крылечка. - Зайдёте? - спросит Катерина. - А почему бы и нет? - соседи знают, что Катерина непременно нальёт им по стаканчику бражки, какую умеет готовить, как и суп, только она. Напоит их чаем и довольные Николай Семёныч с Панюшкой, смывшие в бане все грехи; и снова согрешив, оскоромившись бражкой, держась друг за друга, отправятся восвояси. Так они и жили, пока не переехали в жильё с удобствами. А по субботам как Николай Семёныч с женой, так и Катерина, расселённые поодаль, часто грустили о баньке и местечку, где оставили значительную часть своей жизни!

Эх, баня, баня, баня! Берёзовый ты дух!
И веничек-старатель уж точно не лопух!
Водица из колодца, в котором бьют ключи!
То время улетело. Растаяло в ночи!

Николай Семёныч и Панюшка как-то быстро ушли. Сначала он, она следом. В лесочке теперь почивают. Нет больше и огородов, на их месте - разросшийся погост. Катерина там, и не одна. Да и остальные, те - первые жители перебрались за переезд. И лишь поезда, как и прежде, снуют взад-вперёд по железке, приветствуя переезд оглушительными гудками. Тревожат ли эти гудки тех, кто лежит неподалёку? Или только эхо, пролетая над мостом, откликнется печалью? И унесётся вдаль, где и затихнет над лесом!


июнь 2020 год