Симплекс лингва. Часть 10. Арета и Раббэль

Мы грузились по машинам, как вдруг в небе показался рой беспилотников. Сопротивление было бессмысленным. Макс сразу же это понял. Он приказал своим людям сложить механическое огнестрельное оружие, отойти от техники подальше и встать, высоко подняв руки. И сам показал пример.

Мы, пленники, тоже отошли подальше от внедорожников, но встали в стороне от бандитов, чтобы нас не спутали с ними.

Разведовательные дроны облетели нас и зависли в воздухе. К ним присоединились наземные беспилотники, высотой по пояс человеку. Пыль от их широких колёс начала окутывать нас, возможно, поэтому их остановили. И только потом к нам приблизились полноразмерные вездеходные бронемашины. Ещё не зная, кто управляет ими, я уже был доволен. Это была современная техника из композитного материала, а не ржавый металлолом (если бы Вардан прочёл последние пару слов, он бы назвал это гиперболой).

С лёгким свистом открылись двери головной машины, и из неё выскочил на песок... не кто иной, как Абдулвали, главный слуга. Да-да, тот самый, в кого шейх всадил нож, ошибочно приняв за предателя.

– Так ты... – Макс не успел даже возмутиться, он уже всё понял, – так вот кто...

И мы поняли, что выпад с ножом был трюком, чтобы Абдулвали сбежал и сообщил о нашем захвате.

– Мы, кочевники пустыни, конечно, не такие продвинутые как британцы, нам приходится полагаться на примитивные фокусы, – наступила очередь шейха быть насмешливым. Роли сменились, теперь отряд разбойников попал в плен.

– Ты рано радуешься, через пару часов мои люди перебьют твоих...

– Ничего они уже не сделают. В первую очередь моя охрана спасла верблюдов, а потом уже пришла на выручку к нам, – шейх предвосхитил этот козырь главаря банды.

– Мне остаётся только поинтересоваться, что ждёт меня, – оскалился Макс.

– Я мог бы тебя уничтожить. Это не моя территория, но уверен, что местные правители были бы не против. Тем менее, я выбрал цивилизованный вариант. За тобой и твоими людьми прилетит самолёт интерпола, а дальше трибунал и приговор за разбойное нападение. Шаги отлажены, я уже не раз обращался, когда мои суда пытались грабить пираты, – обрисовал положение шейх, но потом задумался и после минутной заминки добавил, – пожалуй, я тебя задержу, ты останешься у меня.

– Ты отвезёшь меня на свой райский остров? – фыркнул главарь, оставшийся без банды.

– Нет, у меня возникла другая идея. Я покажу тебе Петру.

– Слышал и даже видел трёхмерные реконструкции. Но с удовольствием посещу вживую, тем более, что отсрочка от камеры и бензинчик за твой счёт. Думаю, что ты хочешь доказать, что твои предки построили Петру? Едва ли, твоя семейка кочевала на верблюдах тысячи лет, пока не выяснилось, что можно качать из-под земли нефть...

– И как ты, Макс, прожил столько лет в пустыне, если ты ненавидишь её жителей?! Ладно, отдыхай, завтра в путь. Если хочешь принять душ, дай знать, – и шейх направился к шатру, который его люди развернули сразу после того, как заковали ноги каждого члена банды чипованными кандалами.

А мы встали в очередь в банную палатку. Выходившие из неё светились, словно они не просто приняли душ и надели пропаренное экспресс-стиралкой одежду, а прошли полный курс реабилитации. Одной из первых счастливиц была Назуки. Она улыбалась так, как в тот день на острове Святого Лазаря, когда я впервые её увидел. Трудности похода и неприятности последних двух дней стёрли улыбку с её лица, и она становилась всё более похожей на свою сестру, Сурати. Это было не по душе мне. Зато сейчас я был счастлив, провожая взглядом прежнюю Назуки. А она шла, слегка покачивая бёдрами и широко размахивая руками. Ни одно устройство виртуальной реальности, ни один сенсорно-иммерсионный комбинезон, ни один обруч прямого воздействия на мозги не могли бы передать флюиды, исходящие от неё, волшебство её движений, которые вызывали такое волнение в моём теле, от макушки до пяток.

Пока я принимал душ, я думал о том, что не хотел бы апгрейдить свой организм. Лечение или замена повреждённых органов – это да. Но вот модификация или корректировка на генном или клеточном уровне – нет. Мне бы хотелось оставаться человеком. Полноценным человеком. Правда, всё сложнее становится разграничить наши естественные способности и искусственные расширения. Пусть даже они не внедрены нам под кожу и не вживлены в наши мышцы и не встроены в наши кости, они всё-таки многократно повышают наши возможности. Так какая разница, будут ли это очки с инфракрасной или какой-то ещё оптикой, экзоскелет или даже простой протез на руку, или скорректированный ген, или вмонтированный к нервным окончаниям датчик? Меняет ли это меня как человека? Смогу ли я так же радоваться естественному ощущению чистоты, как сейчас после парной, когда каждая пора на моей коже дышит? Возникнет ли возбуждение до дрожи ниже живота, когда невозможно оторвать взгляд от соблазнительных линий талии и бедёр Назуки?

Ладно, сравнение жизни с или без достижений цивилизации я оставил на потом. А сейчас я торопился в большой шатёр шейха, где нас ожидал ужин по-королевски в честь освобождения из неволи. Спешил я не сколько потому, что был голоден, хотя и это было стимулом, а потому что хотелось занять место рядом с Назуки.

За столом царило весёлое оживление. Конечно же, вокруг красивой девушки все стулья были заняты приближёнными шейха.

Набравшись храбрости и наглости, я подошёл к Назуки и спросил её:

– Ты не заняла мне местечко рядом?

Она вскинула свои тонкие брови и округлила свои бездонные глаза. Кавалеры выжидали, казалось, ответь она мне иным тоном, и меня бы выгнали из шатра взашей.

– Мне предложили здесь... – не очень увернно, оправдывающим голосом начала Назуки, затем смелее продолжила: – но мы можем с тобой пойти на тот край стола, я ещё не успела прикоснуться к приборам, только бокал захвачу с собой, – и одарила всех окружающих извиняющейся улыбкой. Ну кто ей мог отказать?!

– О-о! Ты неплохо спикировал, Гитара! – одобрительно похлопал меня по плечу Ударник, когда мы с Назуки проходили мимо к свободным местам.

Это был самый замечательный ужин в моей жизни. Ради такого вечера я готов был бы пересечь ещё одну пустыню на верблюдах и драндулетах!

Не зная, с чего начать, я расспрашивал её об университете. Мне, конечно, было интересно, как выглядят эти учреждения в наше время. Но в тот момент важнее было, что эта благодатная тема могла стать затравкой для долгого разговора. Я много уже прочёл об античных школах, о том, как передавали знания в монастырях, о возникновении средневековых университетов и так далее. Не представляло труда выискать множество текста и видео о зданиях и залах, полных студентов за компьютерами с уродливыми ящиками мониторов или уже более привычными плоскими ноутбуками. Но практически не находил информацию о том, что из себя представляют «оксфорды» и «сорбонны» при нынешнем уровне развития технологий, когда Интернет полон различных онлайн-курсов, вплоть до виртуального погружения в учебный материал.

– А так и выглядят, – выслушав мой вопрос, ответила Назуки, – в основном всё переведено на самообучение. Но периодически проходят живые лекции в настоящих аудиториях. И какие-то активности по проектным заданям требуют командной работы, часто с требованием, чтобы все собрались в одной коворкинге. Каждый из таких визитов в альма-матер оставлял у меня непередаваемые впечатления. Ты бывал в театре?

– Нет.

– Вообще?

– Вообще, один раз, когда мы ещё учились в младшей школе, учительница запускала трёхмерную запись постановки в театре Глобус Шекспира. Это был пятиминутный отрывок, но он крепко засел у меня в памяти.

– Да уж, – она растеряно выдохнула, – Если ты не видел актёров на сцене, ты не поймёшь, каково влияние хорошего лектора на аудиторию. Это аура, это энергетика человека.

– Это как изучать материал по книге и слушать из уст Вардана? – рассмеялся я, – иногда он увлекается и уходит в сторону, но его всегда интересно слушать. Нередко читаю статью в Википедии и ловлю себя на том, что воспроизвожу текст голосом и интонациями Вардана.

– В каком-то смысле да. Но тут не только ораторские или иные способности предподавателя. Это ещё и атмосфера старинных зданий английских или французских университетских городков, корпусов оригинальной архитектуры двадцатого века московского или токийского университетских комлексов! Как же тебе объяснить, что каждая мелочь влияет на создающийся образ, взять хотя бы перестук откидных частей столешниц парт и скрип скамейек, когда вся группа или даже потом усаживаются после приветствия предподавателя!

– Я понял, это как разница между чаем, который согрет в аппарате, и чаем, который вскипел на костре и пахнет дымком.

– А ты – романтик! – я удостоился невероятно милой улыбки.

Как мне хотелось после такого разговора продолжить вечер наедине. Но всё хорошее быстро кончается. Как бы ни пытались отвлечь внимание Назуки от бееды со мной, мы провели чудесный вечер. К сожалению, завершить ужин романтической прогулкой под луной не получилось. В пустыне не особо погуляешь, особенно вокруг походного лагеря. Назуки ушла в свою палатку, а меня ждал спальник в общей.

На следующее утро после неразберихи с размещением по машинам, мы двинулись в сторону Петры. На современном транспорте такие расстояния не казались длинными.

Мы неслись по пескам практически бесшумно в сравнении с тем, как ехали старые металлические автомобили Безумного Макса. И ехавших позади не душили выхлопные газы и клубы пыли.

Кстати, теперь-то стало понятно, почему Макс так себя называл. Вардан поделился с нами старым двухмерным одноимённым фильмом. Правда, герой кинокартины был положительным, и как раз он боролся с такими бродячими шайками. Эдакий одинокий волк против стай шакалов. Железяки на экране внешне походили на те, в которых мы вынуждены были ехать, будучи в плену у этих мерзавцев.

Сейчас же я сидел в удобном ковшеобразном кресле и читал книгу на планшете. Все остальные были в очках и в наушниках. Уверен, что они смотрели продолжение фильма про приключения Безумного Макса в апокалиптических пустынях. Поэтому первым необычный шум заметил я. Кто-то громко и неровно дышал, даже хрипел. Я оглянулся. Это был Бархудан, мой молчаливый товарищ по работе с камнем на острове Святого Лазаря. Во время всех этих перипетий с захватом в плен я потерял его из виду. Последнее, что я помнил, это как в момент атаки на нас Бархудан был рядом с Варданом и Назуки, а потом отошёл к вооружившимся людям шейха. Возможно, когда мы сдавались людям Макса, они приняли его за одного из слуг. Потому и не приглашали за наш стол, а в пути его место было в машинах в хвосте колонны. Мне стало совестно, что я ни разу не подумал о нём и не попросил Макса считать его одним из гостей шейха.

Я отложил планшет, свернув его в трубочку, прикоснулся к двойной кнопке, чтобы отстегнулись боковые поддержки безопасности кресла, и выбрался из него. По узкому проходу между другими сидениями пробрался к Бархудану. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что он болен: пылающие щёки, крупинки пота на лбу, полузакрытые глаза с заплывшими зрачками. Самым ужасным был даже не вид, а его дыхание: прерывистое свистящее.

– Что с тобой, дружище? – было глупо задавать человеку в таком состоянии этот вопрос, всё и так было ясно. Но мне нужно было что-то сказать, прежде чем предпринимать что-либо. Он совсем не среагировал на мой вопрос.

Я знал, что есть заразные болезни, и в таких случаях прикосновение и даже приближение может привести к тому, что подхватишь вирус или микроб. Как только я подумал об этом, инстинктивно отшатнулся и беспомощно огляделся. На меня вопросительно смотрел Отомо; он, видимо, заметил моё передвижение по салону.

– Бархудану требуется срочная помощь, – громко, почти крича, сообщил всем я.

Через час с небольшим мы снова тронулись в путь. Для больного пассажира люди шейха организовали карантин, изолировав в медицинские капсульные носилки. Бархудан лежал в ней с дыхательной маской на лице и с подключённым к запястью шлейфом датчиков и трубки от капельницы.

Личный врач королевской семьи по дистанционной связи распоряжался, что и как делать, чтобы с помощью бортовой аптечки сделать анализ крови и пота. Затем по результатам он определил, что пациент подхватил разновидность кори. На встроенный в аптечку биопринтер скачали программу синтеза лекарства для заражённого. Всё это заняло около четверти часа. Остальное время ушло на проверку всех экипажей и пассажиров на инфекцию и наличие антител в организме. Связались также с полицейским отрядом, который вывез арестованных бандитов, чтобы они и себя, и их протестировали. Удивительно, но никто больше не был болен и не являлся носителем вируса.

– Если бы нас не освободили вовремя, он бы не выжил, – выдохнул Вардан, – хорошо, что у шейха в наличии всё оборудование.

– Мы бы тоже умерли? – спросила Назуки.

– Нет, все остальные были привиты, а вот Бархудана в детстве не вакцинировали.

Мы ехали дальше. После разговоров о происшествии все снова уткнулись в свои устройства. А я погрузился в свои мысли. Я думал о смерти. Она всегда находилась где-то рядом, но раньше я был уверен, что она не скоро придёт ко мне. Более того, в Интернете всё чаще и чаще публиковали материалы о том, что вот-вот найдут способ отключить механизмы старения клеток. Удалось же победить рак, когда обнаружили триггеры мутации клеток в раковые. Практически все фатальные болезни были побеждены, как только открылись возможности модифицировать организм на клеточном уровне и воспроизводить ткани и частично органы путём репликации и проращивания собственного биоматериала. Чрезмерная скученность населения в мегаполисах приводила к вспышкам эпимедий и даже пандемий, но и тут прогресс технологиий позволил обеззараживать всё и вся, не причиняя неудобств жителям городов, правда, в ущерб экологии (того, что от неё осталось в бетонных джунглиях). Следующей задачей человечество поставило себе борьбу со старением, этим процессом, встроенным самой природой в программу жизни. Конечно, при нынешнем уровне развития медицины и биотехнологий, а также при наличии достаточных средств на счету, можно было оттягивать износ организма чередой корректировок органов и даже их полной замены.

Так что только случайные травмы или несчастные случаи с повреждениями критически важных для жизнедеятельности частей тела могли привести к летальному исходу. Вероятность такого события в современных населённых пунктах была сведена к минимуму. Безопасность среды стояла превыше всего. Вся инфраструктура была нацелена на то, чтобы оберегать человека с младенчества и до условной старости. Никаких ушибов и ран, не только физических, но и душевных. Никаких нервных потрясений. Только сейчас, после стольких приключений, я осознал, какие стерильные условия создала цивилизация. Выход в реальный мир показал уязвимость человека перед природой, перед творениями рук человека и... перед другими людьми.

Мама всегда волновалась, когда папа забирал меня к дедушке и бабушке, потому что у них ни дома, ни во дворе не было установлено ни одно средство активной и пассивной безопасности. Особенно её пугало отсутствие вмонтированной в плиту и утюг противопожарной системы. Хорошо, что она не видела, сколько всего валялось у дедушки в гараже, от разного рода инструментов до канистр с бензином. Кстати, запах бензина мне тогда не казался таким вонючим, как здесь в пустыне, когда люди Макса впервые подвели нас к своим внедорожникам.

Да уж, наши жизни находились в руках у этих разбойников. Это довольно-таки жутковато, когда ты понимаешь, что кто-то решает твою судьбу. В такие минуты я вспоминал, как сам вылетал на боевые задания и ликвидировал мятежников. Я ведь не задумывался, что лишаю их жизни, нарушая самое главное право каждого человека на планете – право на жизнь.

После того, как сам оказался мишенью для армейских бомбардировщиков на Чукотке, дичью для беспилотного охотника над водами Китайского моря, объектом захвата спецназовцев в центре Цюриха и пленником бродячих разбойников, я стал понимать весь ужас моего прежнего образа жизни. Дистанционный боевой пилот – мне казалось удачным совмещение оплачиваемой работы, общественно полезного дела и... компьютерной игры. Только вот жертвами были не виртуальные противники, а живые люди. К тому же, как оказалось, далеко не все из них представляли угрозу обществу. Их сопротивление системе нового миропорядка не было основано на патологической злости и ненависти, как нам внушали. Теперь я был уверен, что большинство из них отстаивали свои ценности, не согласившись с условиями, навязанными гигантскими корпорациями и государство-образующими агломерациями.

Когда мы сделали привал перед тем, как въехать в Петру, шейх пригласил нас на обед по уже заведённому порядку, прерванному на время пребывания в плену у бандитов. Кстати, к столу приводили и Макса в электронных браслетах арестанта. Каждую такую совместную трапезу он пытался превратить в спор с Варданом и шейхом, пару раз атаковал и нас с Отомо. Темой диспутов могло стать что угодно, например, фундаментальный постулат о всеобщем равенстве или забавный на первый взгляд вопрос о степени фантастичности «Звёздных войн» в контексте того, что многое из описанного там до сих человечеством не реализовано. Но чаще всего они возвращались к противостоянию так называемых Запада и Востока.

Зачинщиком сегодняшнего обсуждения стал сам шейх:

– Знаешь, Макс, колонизация – это неизбежный процесс, я в этом не виню ни британцев, ни европейцев в целом. Так делали все народы во все времена, стоило им приобрести силу и мощь. И мои предки могли построить свою империю, если бы история предоставила им такой шанс, – не ожидая комментариев или возражений, он продолжил свой монолог: – меня больше злит то двуличие, которым ты и твои соотечественники прикрывали и продолжаете прикрывать свою экспансию. Тот же Лоуренс Аравийский, с которым я тебя сравнил, был лживым и фальшивым до мозга костей. То вы правильную религию несёте язычникам, то культуру – варварам, то научный прогресс – отсталым регионам, то демократию – развивающимся странам, то дух инноваций...

– Стоп, – поднял руку Макс, – не ваши ли мусульманские халифы, эмиры и султаны прикрывали свои завоевания борьбой за истинную веру? Не ваш ли символ, полумесяц, простирающийся от одного края земли до другого, приснился Осману вроде как предзнаменование, что он станет властителем огромной державы.

– Да нет, они не таили свои истинные намерения, – вступившись за правителей-мусульман, шейх взглянул на Вардана, словно ища у него поддержки, подтверждающей его слова. Учитель промолчал.

– Ну ладно, – не то, чтобы примирительно, но с настроем не быть таким категоричным сказал шейх, – я о другом. Вот был такой европеец, кстати, тот ещё авантюрист на свой лад, который не пытался играть в политические и военные игры, а был преданным науке человеком, посвятившим свою жизнь изучению Арабского мира. Он настолько хотел погрузиться в языковую, культурную, религиозную и даже бытовую среду, что путешествовал по Ближнему и Среднему Востоку, по Северной Африке под именем Ибрагима ибн Абдаппи.

– А сам был англичанином? – спросил Отомо.

– Нет, швейцарцем, Иоганн Людвиг Буркхард, хотя арабский начал изучать у вас в Англии.

– И что же такого хорошего он сделал? – не без язвительности задал вопрос Макс.

– Он изучал законы шариата в Алеппо, кстати, выдавая себя за приезжего «шейха». Потом под видом сирийского купца он искал следы древних цивилизаций и открыл для европейцев Пальмиру и Петру, едва ли не первым из христиан посетил Мекку и Медину, путешествовал по Нилу, пересёк воды Красного моря и посетил гору Синай.

– Давай сразу к концовке.

– Умер он рано, в 33 года, подхватив болезнь, будучи истощённым после перехода через пустыню. Умер правоверным мусульманином.

– Ради этого ты всю эту историю мне рассказывал?! Я – атеист, я не то, что твоего Аллаха, а и Христа, и Будду, я никого из богов не признаю.

– Даже омелу не почитаешь? – я решил блеснусть знанием древних британских верований.

– Это ещё что за хрень?

– Друиды... – начал было я, но он не дал мне закончить.

– Бред, – зло сквозь зубы процедил пленённый разбойник.

– Это я пошутил, – не знаю зачем, но пояснил я.

– Возвращаясь к Буркхарду, – продолжил шейх, – я хотел сказать, что таких энтузиастов мы ценим и мы им благодарны. Именно благодаря таким людям мы узнаём и сохраняем свою историю, прошлое всего человечества.

Макс фыркнул, как недовольный мальчишка, и больше ничего не говорил.

Скоро мы проходили по узкой расщелине между высоким утёсами. Природная красота завораживала, но не обещала чего-то большего. И вдруг за выступом скалы открылось рукотворное великолепие. В первую очередь взгляд выхватил колонны под монументальным портиком, а потом только окинул строение целиком. Это был храм Эль-Хазне, он же вход или ворота в город Петру.

Вардан уже рассказывал нам о том, как его строили, сверху вниз, выдалбливая в красном песчаннике помещения, а снаружи скалы те самые портик, колонны, башенки и другие элементы фасада. Хазне-Эль-Фарон – «Сокровищница фараонов», одно из семи античных чудес света, по легенде, связанная с египетскими фараонами. Все эти слова, которые произносил Учитель, вызывали определённые представления. Но я даже вообразить не мог такого грандиозного сооружения! И это посреди пустыни!

«Дом Набатеев», стоявший на пересечении торговых путей между Римом, Грецией, Аравией, Персией и Египтом. Вот бы перенестись в эпоху расцвета эллинизма, когда в этом красивом месте кипела жизнь, и смешивались голоса разноязычных караванщиков со всех концов тогдашней ойкумены, как древние греки именовали все известные им части света.

– Шейх, знаешь, не так важно, кто построил это чудо, – с нескрываемым восторгом воскликнул Макс, – а это точно не твои предки, а явно греки или римляне, но важно то, чьей идеей было воздвигнуть это дело именно тут. Готов признать, что чутьё по выбору места твой народ сохранил, это у вас наследственное от набатеев.

– Почему ты так решил?

– Твои деды и отцы, как только им в руки попали нефтедоллары, построили города-небоскрёбы в пустыне и на насыпных островах. А ты прославился флотилией плавучих городов.

– Искуственные высокотехнологические оазисы, – определил Вардан, – да, согласен, что и сейчас, и две тысячи лет тому назад вы делали удивительные рывки от кочующего по пустыне племени до государства, которое может себе позволить строительство самых современных оросительных сооружений...

– ...которые наверняка построили тогдашние «европейцы», – задиристо прибавил Макс.

Шейх явно был раздосадован таким заключением Макса. Он же привёл нас всех сюда, в первую очередь, его, чтобы развенчать миф о прогрессивном Западе и отсталом Востоке.

И тут на помощь пришёл Вардан:

– В Набатейском царстве не было рабов. Несмотря на постоянные притязания тогдашних великих держав, – Рима, птолемеевского Египта и государства Селевкидов (я уже понимал, почему он дополнял «птолемеевский» или «селевкидский», потому что то говорили о том самом эллиническом мире), – и соперничество с соседней хасмонейской Иудеей (тут я не знал, что означает «хасмонейская»), набатейские цари, а их была дюжина на протяжении двух с небольшим столетий, начиная от первого Арета I и до Раббэля II, после смерти которого император Троян присоединил эти земли к Риму как провинцию Аравия Петрейская (Arabia Petraea)... ох, я потерял мысль, – растерянно произнёс Вардан, и мы засмеялись. Это разрядило обстановку.

– Ты говорил про правителей Набатеи, – я попытался помочь, – что они, несмотря...

– Да-да, спасибо, так вот им удавалось сохранять независимость своего царства и некоторую степень демократии, при этом процветать за счёт умело...

– Попал на урок истории, причём в старой сельской школе, – пробурчал Макс, он вёл себя как обиженный школьник.

– Меня как исследователя алфавитов всегда интересовала история набатейского письма, – Вардан уже не обращал внимания на него, он говорил мне, Отомо, Назуки и, конечно же, шейху, – я не знаю, при каком из царей, Аретов, Ободатов, или Раббэлей, был создан алфавит, но он оказал прямое влияние на весь арабский мир, вытеснив более древние протоарабские знаки.

– Мне больше нравятся имя Арета, – пошутил Отомо, –  давайте считать, что он придумал алфавит.

–  А мне больше Раббэль, – засмеялась Назуки.

Но шейх оставался серьёзным.

– Набатеи придумали свой алфавит, не так ли? – задавая вопрос, он уже торжествующе смотрел на своего оппонента. Я ожидал насмешливой фразы от Макса, что они скопировали буквы у кого-то, но тот ожидающе молчал.

– Да, заимствовав арамейскую квадратную систему письма, но адаптировав её под особенности арабской речи, – ответил Учитель.

– Хе-хе, – не мог не ухмыльнуться Макс, – всё-таки скатали у других...

– Так были созданы почти все алфавиты, – не дал ему разойтись Вардан, – почти все языки, и уж тем более письменности, являются потомками других, более древних. И многие из них канули в лету. Набатейская, кстати, надолго пережила само царство, ещё сотни и сотни лет вновь ставшие кочевниками племена пользовались ею для составления эпитафий. Говорят, что даже в шестом веке первый арабский поэт, Имру аль-Кайса, написал свою поэму Му’аллака при помощи набатейской графики.

Шейх благодарно посмотрел на нашего Учителя, а потом достал свой свиток и, не раскрывая его в планшетный формат, что-то на арабском продиктовал. Из динамиков устройства раздался голос, нараспев с придыханием читавший стихи. Шейх их переводил, не задумываясь о рифме:

        И, вставши надо мною, сказали мне,
        Сидящему у верблюдов их, друзья мои:
         «Не разрушай себя горем,
        Но украшай себя терпением.
        И оставь всё то, что ушло путём своим,
        Но постигающее тебя от нового дня прими»

Мы провели целый день, бродя по древней Петре. Вардан рассказывал о системе сбора, хранения и снабжения города водой (о технологичности которой он упоминал ранее), о загадочном решении жителей организованно покинуть этот некогда благополучный и зажиточный оазис, и о многом другом.

Какие примитивные у меня были представления о людях древности, да и вообще о развитии человечества. Несомненно, они не обладали всеми теми достижениями, которые мы сегодня принимаем как данность, но они были куда умнее, мудрее, сообразительнее и находчивее нас. Им приходилось решать столько задач и проблем! И они изобретали! Прогресс не останавливался, хотя в наши дни всё пришло в застой. Совсем недавно все мечтали о полётах в космос и освоении других планет, а сегодня просто плодят новые виртуальные миры, большей частью для праздного развлечения. Мы стали куда невежественнее своих предков.

Что такое работать с камнем – я теперь прекрасно знаю. Прежде было бы невозможно поверить, как рабочие своими руками вырубали каменные блоки из скалы, пусть даже песчанника, вытёсывали колонны, узоры в цельной породе! Наши навыки не идут ни в какое сравнение с мастерством наших предков.

На следующее утро за нами должны были прилететь вертолёты. Один из них от Интерпола забрать задержанного Макса для доставки в тюрму предварительного содержания до трибунала. Однако планы изменились. Ночью нам стало плохо. Это я потом узнал, что заболели все те участники нашей экспедиции, кто побывали в плену. Поначалу мы не придали этому факту значения, да и не до этого было. Когда острая боль разрывает тебе нутро, забываешь обо всём. Меня скрутило где-то после полуночи, я уже спал глубоким сном, и вдруг проснулся, словно меня пронзили длинной иглой в живот. Я пытался сдерживаться, чтобы не орать благим матом. Но подавить в себе стон было невозможно. Я виновато оглянулся, что мешаю соседям по палатке, и увидел, что не я один корчусь от боли.

Остаток ночи и ранее утро по лагерю, разбитому в пустыне рядом с Петрой, метались те, кто был здоров, в основном из числа обслуги шейха, бессильно пытаясь помочь захворавшим. Были вызваны врачи из ближайших городов, а также из крупных агломераций Тель-Авива, Дубая и Абу-Даби. Дистанционные средства коммуникаций ничем не могли помочь. Теледиагностика и анализы вводили докторов в заблуждение, потому как у одних обнаруживалась та же корь, которую перенёс Бахудан, у других – чёрная оспа, забытая всеми средневековая зараза, у третьих – сибирская язва или что-то типа того.

Шейх тоже маялся, но, будучи сильным духом, скрывал слабость и, сидя в кресле напротив своего шатра, отдавал распоряжения. У меня едва хватило сил доплести до центра палаточного городка, где я потерял сознание от обострившихся коликов. Очнулся в шатре шейха, меня уложили в спальном мешке у входа. Я мог видеть силуэт сидяшего шейха. И до меня долетали обрывки разговоров. Но когда Безумный Макс подошёл к нему, я весь превратился в слух.

– Господин аль Нахайян, – церемониально обратился к арабу англичанин, – печально наблюдать за муками, что одолевают Вас и Ваших людей, а более всего меня охватывает отчаяние, что никто из врачей не способен облегчить вашу участь...

Я уже достаточно изучил поведение бывшего главаря разбойников, чтобы не понимать, что его беспокойство ложное, но даже я не ожидал, к чему он ведёт.

– Короче, Макс, – остановил его излияния шейх, – ты что-то знаешь? Твои проделки?

– Да, я знаю, что мне всё-таки суждено провести следующие годы, пока мне не надоест наслаждаться роскошью и комфортом, в одном из твоих райских оазисов.

– Безумец, если это эпидемия – твоих рук дело, ты даже до трибунала не доживёшь, я тебя прикончу без суда и следствия тут на месте.

– Не горячись, мой повелитель, – к Максу вернулась его наглая самоуверенность, приправленная саркастичной насмешкой, – мы договоримся, и всё завершится благополучно. Чем быстрее ты согласишься с моими условиями, тем меньше будут страдать эти несчастные люди, и ты сам.

– Говори.

– Тебе достаточно дать мне слово, желательно публично, хотя я верю в твоё благородство, ты и без свидетелей не нарушишь данного обещания.

– У тебя есть противоядие?

– Я никого не отравлял. Я вас заразил в первый же день после захвата твоего каравана, я подсыпал в еду искусственные микробы. Мне оставалось в нужный момент активировать этот инфекционный троянский конь.

– И Бархудан?

– Да, мне надо было проверить, что всё работает. Если бы не сработало, я бы искал возможности побега.

– Однако мой врач его излечил.

– Да, но только после того, как я отключил действие микроскопического переносчика. Иначе лекарство не подействовало бы, ни вакцина, ни иммунитет не выдержали бы такую атаку микроорганизмов.

Так шейху пришлось прилюдно дать слово, что Макс избежит наказания и получит вид на жительство в одном из райских плавучих городов с гарантией того, что его не будут преследовать. Было видно, каких усилий стоило аль Нахайяну это обещание, что доказывало, что он собирался сдержать его.

Вертолёты приземлились через два дня. К тому времени не осталось и следов от повальной инфекции.

декабрь 2018 - август 2019, июнь 2020