Эпилог. Обо всех, и немного о себе

     ЭПИЛОГ
     ОБО ВСЕХ, И НЕМНОГО О СЕБЕ
    
     Погода стояла солнечная и на редкость тёплая для начала весны. Я без дела болтался по городу, давя ледяную корочку на лужах своими новенькими «гриндерсами» на шнуровке, с закруглёнными носами и толстенной рифлёной подошвой.
     Недавно батёк, который терпеть не мог работать по выходным, ушёл куда-то на всё воскресенье, а по возвращении приволок с собой приличную пачку денег. Оказалось, он шабашил на стороне, подключая оборудование в магазине одного бизнесмена, и, вместо того, чтобы, как водится, всё пропить, по какой-то непонятной прихоти отдал деньги матери. Она, в свою очередь, проявив здравомыслие, чем прежде никогда не грешила, не стала дожидаться, пока их проглотит инфляция, а сразу же пустила на обновки для нас с сестрой. В результате, я стал счастливым обладателем вожделенных «гриндерсов», чёрной вязаной шапочки а ля Джек Николсон, длинного полосатого шарфа и нового болоньевого пуховика (конечно, не замшевый плащ со стильным стоячим воротником, но тоже неплохо).
     Сегодня мы должны были встретиться с Луковкой, но она почему-то не пришла. Телефона у них не было, и я побежал к ней домой. Дома её тоже не оказалось: я звонил в дверь, раз пять или шесть, но мне так никто и не открыл. Наверное, вместе с родителями, она уехала за покупками в соседний Октябрьск. Луковка терпеть не могла ходить по магазинам, да разве предкам что-то докажешь. Это немного подпортило мне настроение, но не критично. В конце концов, вечером она вернётся, и завтра после школы мы обязательно увидимся.
     Мы с Луковкой познакомились благодаря Очкарю - Сашке Федоренко - моему самому лучшему другу. Однажды я повстречал их на улице рука об руку, и мы втроём провели вместе чудесный день. Они дурачились и подкалывали друг друга, как старые знакомые, хотя мне не доводилось прежде видеть Сашку с какой-нибудь девчонкой. Я даже почувствовал лёгкий укол ревности из-за того, что у него есть подруга, о которой мне ничего не известно.
     А между тем, мы с Сашкой были знакомы уже целую вечность - с пятого класса, - хотя по-настоящему сошлись только в конце шестого. Он тогда, вместе с родителями, попал в автомобильную аварию, и только чудом все трое остались живы. Провалявшись несколько месяцев в больнице, Сашка вернулся в класс, но стал, казалось, совсем другим человеком. Его зрение (и так совсем неважное) после аварии стало резко портиться, и родители, имевшие деньги и возможности, отправили Сашку на лазерную операцию в Екат. [6]
     После операции Сашка перестал носить очки и начал запоем читать книги, которые до этого были ему резко противопоказаны. Из-за книг мы с ним и подружились - сначала поверхностно: нам интересно было вместе обсуждать прочитанное, а потом глубже, когда поняли, что и помимо книг у нас полнО общих интересов.
     Вечером того дня, когда Сашка познакомил меня с Луковкой (на самом деле её звали Викой, но про себя я сразу окрестил её Луковкой за тугую луковицу волос на затылке), прощаясь, он признался мне, что намеренно устроил нам эту встречу. Вика сама попросила его об этом, потому что я ей давно нравился. Раньше она занималась в Доме Детского Творчества (бывшем Доме Пирнеров), в кружке «папье-маше» который вела моя мать, и уже тогда положила на меня глаз, когда я несколько раз забегал туда за ключами. Эта новость, помнится, привела меня в полное обалдение.
     Вскоре мы с Луковкой стали встречаться, и мне до сих пор не удалось понять, почему такая красивая, умная и весёлая девчонка как она выбрала такого отъявленного «лузера» как я. Может быть, не такой уж я и «лузер»? Или сомнительная магия, заложенная в имени, начала, наконец, действовать?
     Раз уж свидание с Луковкой сегодня сорвалось, то я решил заскочить к Очкарю: уж с ним-то мы всегда найдём, чем заняться. Окрылённый этой идеей, я напрямик, через дорогу, игнорируя пешеходный переход, ломанулся к сашкиному двору, и уже ставя ногу на проезжую часть, был грубо схвачен за рукав пуховика и с силой отдёрнут назад.
     В этот момент обтёрханная легковушка, несущаяся по дороге с недозволенной скоростью, резко вильнула, объезжая выбоину в асфальте, и пронеслась по встречке, едва не задев бордюрный камень в том месте, где я стоял. Мне удалось заметить расширенные глаза водителя и его рот, раззявленный в беззвучном матюке. Он и не подумал остановиться или, хотя бы, сбавить скорость.
     - Тебе чё, Мамонтяра, жить надоело?! - услышал я за спиной знакомый, писклявый с надрывом, голос. - Еле успел тебя догнать. Ещё чуть-чуть и по асфальту бы раскатало! Забыл чё ли, какие в Пионерске водители?
     Обернувшись, я увидел перед собой Очкаря - расхристанного, запыхавшегося, в съехавшей на глаза вязаной шапочке, а за его спиной Луковку, бегущую следом с испуганным выражением лица. Она тоже была растрёпанная и раскрасневшаяся, но от этого только ещё более красивая. Я понял, что она испугалась за меня, и был благодарен ей за этот испуг.
     Подбежав, она выдохнула мне в лицо: «С-скотина!», сходу влепила звонкую пощёчину и, тут же, не давая возможности возразить или оправдаться, повисла на шее, впившись в мои губы жадным поцелуем. Такой она была во всём - моя Луковка - обидчивой, импульсивной, решительной и отходчивой. Сашка деликатно кашлянул, потянувшись за очками, чтобы протереть стёкла тряпочкой, но вовремя сообразил, что больше их не носит. Тогда он сделал вид, будто у него просто зачесалась переносица.
     - Что ты здесь делаешь? - спросил я, немного ошалевший от пощёчины и поцелуя.
     - Тебя ищу - что же ещё? Договорились же, встретиться сегодня, - сразу ощетинилась Луковка. – Я задержалась немного (надо было в одно место сходить), а ты уже куда-то смылся. Побежала к Сашке: думала, что ты у него, а он уже сам навстречу идёт. Потом и тебя заметили. Хорошо, что у Сашки такая реакция сохранилась после… ну, неважно. Если б ты под машину попал, не знаю, что бы я с тобой сделала! Ни о ком кроме себя не думаешь!
     Луковка была сейчас несправедлива ко мне и сама это понимала, но я знал, что пока она не остынет, спорить с ней бессмысленно. Просто однажды она и сама едва не угодила под колёса грузовика, и теперь любую халатность, допущенную кем-то в отношении правил дорожного движения, воспринимала очень близко к сердцу. Поэтому я безропотно выслушал все её обвинения, стараясь всем своим видом показать крайнюю степень раскаяния.
     - Ладно, - сказала она, остывая. - Я вижу, что ты всё осознал и больше так делать не станешь. Замнём для ясности. Представим, что я пришла к тебе, а ты оказался дома, и теперь мы вместе идём ко мне. Предки уехали в Октябрьск - будут только вечером. Ты, Сашка, только не обижайся, но тебя сегодня я с нами не приглашаю.
     - Да чё обижаться-то? Понятно же всё…
     Мне, в отличие от него, ничего не было понятно, и ещё показалось, что он всё-таки немножко обиделся.
     - Бывай, Витёк, - сказал Сашка, протягивая мне руку. - Увидимся в школе.
     - Пока-пока, - Луковка помахала ему ладошкой в перчатке с обрезанными пальцами.
     Она взяла меня за руку и уверенно повела за собой. Кажется, постепенно и до меня стало, наконец, кое-что доходить. Кровь прилила к лицу (и не только), и предвкушение чего-то чудесного, долгожданного и радостного наполнило всё моё естество.
     Спасибо тебе за имя, далёкий и незнакомый прадед. Это лучшее наследство, которое ты мог мне оставить. Наконец-то мне стало окончательно ясно, что никакой я не «лузер», а самый настоящий победитель. Ну, разве может быть «лузером» счастливейший человек на Земле?
     Луковка посмотрела на меня снизу вверх и засмеялась, и я засмеялся вместе с ней.

   ________________________________________
      6. Екат (Ёбург) – Екатеринбург (сленг.)
    
     Лангепас
     январь, 2016 – июнь, 2020

     Иллюстрация к тексту взята из интернета.