Чейндж

 Лето 1985 года. Контейнеровоз ячеечного типа «Ростов- на- Дону» определён был работать на среднеземноморской линии с заходами в порты Греции, Турции, Мальты, Италии, Испании, Морокко. Рейсы были, как правило, не более месяца.  Любой  торговый моряк Азовского морского  пароходства мечтал попасть на такую работу. Ибо определяющая исключительность таких рейсов была в трёх приятных ипостасях. Во-первых, в краткосрочности рейсов. Во-вторых, в ежемесячном прибытии домой, в порт приписки Жданов. В-третьих, постоянные торговые операции, с законно заработанной валютой в портах захода, сулили постоянный высокий заработок.

Судно стоит в Испании, в порту Валенсия, под разгрузкой у стенки контейнерного терминала. Трюмная обработка контейнеров идёт быстро. Аппарель грузового крана опущена над судном. Грузовая тележка с оператором снуёт бесперебойно в горизонтальном положении в двух направлениях. В сторону судна, захватывая очередной контейнер из его трюмной утробы. А также в сторону причала, где остановился грузовик, ожидающий многотонной погрузки на свой длинномерный горб.

   Середина лета. Жара. Температура чуть больше тридцати. На судне, в районе грузового трюма, работает бригада испанских докеров. Одеты они в оранжевые комбинезоны. На руках рабочие перчатки из натуральной кожи. На головах белые пластмассовые каски, способные, надо полагать, выдержать удар башмачного фитинга, слетевшего случайно с крепежа верхнего контейнера.

И, конечно же, неизменный в портах Испании приятный атрибут, в руках одного из грузчиков, без которого они не подымаются на борт судна. Это глиняный кувшин с прохладным питьём для всей бригады. К этой посудине у испанских докеров пристальный интерес. Довольно часто, поочерёдно они прикладываются к этому кувшину. Причём культура потребления напрямую связана с культурой поведения. Пьют содержимое сосуда оригинально. Сосуд не сосут! Не присасываются к горловине даже тогда, когда жажда достаёт. Опрокидывают его на весу, над головой и пьют тонкую струю, выбегающую из узкой горловины. То ли боятся СПИД подхватить, который заявил себя недавно в мире. То ли у них культура такая - не прикасаться губами там, где общественная струя бьёт.

 Для наших морячков их заморская рабочая униформа предмет острой зависти. В таком одеянии пошиковать дома среди близких - мечта для многих. Ибо отечественная спецодежда далека от европейского совершенства. Довольно часто советские морячки, привыкшие к товарообменным отношениям с представителями арабского мира, пытаются сделать чейндж (обмен) и с европейцами. Но они, в силу своего прогрессивного европейского развития неохотно соглашаются на этот шаг. Их можно понять. У них всё есть в полном изобилии. Зарплата, которую они получают за свой труд, позволяет им прилично жить и не опускаться до примитивных товарообменных операций. Да и чем их удивишь или соблазнишь. Разве что русской икрой, да водкой, которую и ту берут у русских с превеликой опаской. Ибо предлагается она русскими тайно, из-под полы. Чтоб ненароком кто не увидел. Стукачей на контейнеровозах хоть отбавляй. Любые товарные операции с иностранцами запрещены  советскими морскими правилами. Их нарушение карается лишением морской визы в лучшем случае. А в худшем различными сроками, в зависимости от уголовной статьи. С отбыванием в санатории строгого режима, где ни-будь под Воркутой. С обязательной конфискацией нажитого имущества.
 
  Но у граждан СССР свои индивидуальные отношения с советским законом. Если нельзя, но очень хочется, то можно.
 
С судового экипажа пытались неоднократно поменять нашу новёхонькую спецовку (брюки и куртку) на их ношенный комбинезон. Смеются европейские докеры над нашей униформой, объясняя, что у них так одевали рабочих лет, эдак, тридцать назад. Их безудержный смех в наш огород ох, как обиден! Жаль, что нельзя было дать им по глумливой башке кулаком или кирзовым башмаком под зад, как это делалось в отношении воровитых арабов в Александрии, тянувших с советских судов всё подряд. А вытряхнув их бесчувственное тело из последнего дезайнерского писка, взять да сплюнуть на бесчувственную мумию неудачливого насмешника.

Но если комбинезон не подлежал обмену, то другие атрибуты рабочего одеяния докеров вполне успешно могли перекочевать в рундуки советских моряков. Это, прежде всего, каски и рабочие перчатки, впопыхах оставленные иностранцами на комингсе трюма. Искать впоследствии свою пропажу на советском судне вещь бесполезная. В отдельных случаях изощрённый прикол  или безудержный юмор, исходящий от наших морячков, добивал иностранцев  до крайней меры психоза, либо безудержного веселья. Их желание в неодолимой попытке вернуть пропавшие бесследно вещи, разбивалось о глухую стену языкового безмолвия. «Моя твоя не понимает!» И всё тут! Возмущённое красноречие прибереги для других!

Зависть у Сергея возникала не только по поводу иноземной рабочей экипировки. В большей степени это касалось глиняного кувшина. Увидев в первый раз эту удобную посудину, ему непременно захотелось ею обладать. Впоследствии, в каждом испанском порту он обозревал такие же глиняные сосуды различной модификации, но с непременным назначением для питья. Так и хотелось ему их присобачить дома на ивовый плетень возле пруда. Конечно, пруд и плетень пока были в голове у Сергея в виде ностальгических фантазий о прошедшей службе в Германии. На немецких дачах  прудовые ансамбли и побочная инфраструктура ландшафтного дизайна-вещь повсеместная!  Но лиха беда в начале! Пусть будут кувшины, как память об Испании. А плетень с водоёмом во дворе вещь не такая уж и фантастическая. Главное захотеть. А Сергей очень хотел.

Правда отец, услышав впервые его потуги в осуществлении на своей земле прогрессивного европейского образа жизни, а  так же желание младшего сына приобщится к культурному досугу недавних оккупантов на берегу своего пруда с удочкой или с бокалом вина, покачиваясь в кресле-качалке, изящно скрутил комбинацию из трёх своих заскорузлых пальцев. Сунул сыну под нос со словами:

- Ишь ты! Я тут хозяин! И я буду решать, где мне свой перец сажать и помидоры.

И добавил в качестве ближайшей ориентировки:

 - Хочешь пруд? Иди, вон, за изгородь, в нашу балку. Возле криницы, в камышах и копай.

Правда, не уточнил какой такой  перец он намерен засаживать в чернозём и макать туда свои разнообразные помидоры. Сергей и не настаивал. Но всё же, решил для себя собирать все возможные атрибуты экзотики для будущего своего культурного досуга, а не семена для посадки овощей.

 Ещё более он уверовал в правильность своего выбора после того, как попросил у одного из испанских докеров в знойный день испить водицы. И был неожиданно приятно удивлён. Кувшин был сделан из сорта глины, которая хорошо держала прохладное питьё в течении продолжительного времени. Более того, содержимое кувшина в превосходной степени будоражила сознание. Там было сухое вино! Пересохшая гортань советского страдальца так присосалась к сосуду с чувством не поддельного удовольствия, что бедный испанец, буквально, пожелтел от приступа своей, неожиданно возникшей, жажды. Бесцеремонно он выхватил из рук Сергея драгоценный сосуд, бессвязно лопоча на своём диалекте и хаотично размахивая руками. Такого безобразного поведения от наследников Долорес Ибаррури, которым советская власть помогала мочить сподвижников генерала Франко, мстительная натура советского интернационалиста вынести не могла.

 Когда он пил, то убедился, что кувшин более на половину был наполнен. А объём глиняного сосуда, на его выпуклый взгляд, составлял примерно 6-7 литров. Так что там было ещё пить и пить! А эта гнида скупая зажала целебное питьё, которое так приятно веселило душу. Мысль умыкнуть посудину с её драгоценным содержимым обуяла возбуждённую головушку моряка. Но банальное тырево так примитивно окрашивало поступок Сергея до уровня позорного минимума. Его творческие позывы, замешанные на ярких недавних впечатлениях германо-советского интернационализма в его понимании, основанного на принципе честного бартера или, в крайнем случае, вынужденной экспроприации нужных советскому человеку вещей, привело его к мысли, что испанский сосуд с его содержимым нужно непременно обменять на советский. Ну,конечно,не совсем подобный! И не совсем с таким же содержимым. А как бы по-проще. Но непременно с такими же функциональными возможностями.

Для приличия извинившись перед испанцем за чрезмерный свой аппетит к национальному их питью, наш парень демонстративно направился к корме, на ходу поочерёдно заглядывая в трюма, где производилась разгрузка. Не забывая при этом поглядывать в сторону вожделенного сосуда и его обладателя. Спустя некоторое время он убедился в том, что отъявленный скупердяй опрометчиво оставил кувшин на крышке трюма для всеобщего слюнявого обозрения русских морячков. Мало того, к неописуемому восторгу Сергея, испанец оставил также свои кожанные рабочие перчатки рядом с кувшином. А сам спустился вниз, по парадному трапу на причал. Наверное, захотел справить малую нужду в одиночестве, зажав свой фитинг мозолистой рукой. А может по другой причине ушёл с судна? Сергей, от острого предчувствия удачи, прытко рванул в сторону главной надстройки. Надо было спешить. Испанец мог в любую минуту вернуться.

  На корме, под иллюминатором камбуза стояла собачья конура, любовно сработанная судовым плотником Васей, для всеобщей судовой любимицы дворняжки Пульки. Пулька питалась вкусно из рук всего экипажа. Поэтому и укладывала всю отработку собачьего организма, под кормовым швартовным брашпилем. Хотя и аккуратно, но много. Возле  будки на постоянной основе пристроилась съестная мыска с недоеденной требухой.  И тут же рядом примостился обыкновенный детский горшок, впопыхах оставленный семьёй второго механика от собственного малолетнего сына, при замене его в родном порту, но удачно пристроенный  сердобольными кормильцами Пульки для питья ей водицы. Вот и вся наличествующая посуда, пригодная для честного обмена.

   Но именно к горшку устремил свои, намазанные лыжи неутомимый советский приколист. В таком деле, которое задумал он, не быть воде. Она без сожаления выплеснута за борт. Первоначальная мысль наполнить горшок тем, что надлежало там быть по роду его прямого назначения, а именно фекалиями  Пульки, уступило более продуктивному решению, не лишённому изначального смысла…

 Взгляд Сергея случайно упал на войлочную пару зимних рукавиц. Кто не знает их предназначения? На судне, кроме защиты рук в зимнее время, их  использовали для смазывания тросов грузовых лебёдок и палубных брашпилей. Густо измазанные  жирным тавотом и пропитанные солидолом они лежали под брашпилем, чуть в стороне от Пулькиной клозетной кучки. Сергей, не раздумывая, прихватил их до пары к горшку. Припустил рысцой по  главной палубе надстройки в обратный путь. Убедившись в том, что грузовая палуба пуста, скатился по трапу вниз. Бережно пряча свой «подарочный приз» за спину, подбежал к трюму, где на крышке красовался вожделенный кувшин и перчатки. Осмотрелся вокруг. Никого. Только в районе бака, у малярной кладовой, суетился матрос Игорёк  Папацёнок.

   Сергей заглянул в разгрузочный трюм. Испанцы добросовестно трудились, зарабатывая себе жажду в невыносимый зной. «Щас, я попою вас, родимые!» - подумал он, доставая из своих широких спецовочных штанин достояние рабочего класса… Надеясь на то, что пустая посудина не всякого впечатлит, подельчивый Сух налил в него от себя то, что там и должно быть по роду его изначального предназначения. Качество жидкости, конечно, по сравнению с вином не ахти какое. Зато цвет, ну просто выдержанное годами сухое вино!.. Правда, запах, отнюдь, не винный. Но, когда жажда не в терпёж, кто же из пересохших страдальцев  нюхает? От нетерпения все глотают!
 
С чувством глубокого исполненного долга и тонкой мыслью, что своим поступком доставит истинное удовольствие для тех, кто любит поржать, Сергей быстро водрузил горшок на место кувшина. Засалидоленные, грязные рукавицы положил, в аккурат, вместо пары чистых кожаных перчаток. Бережно прижав глиняную посудину к животу, а перчатки сунув в карман спецовочных брюк, быстро отвалил в сторону надстройки.

   Забежал он внутрь судовых жилых помещений. Открыл дверь своей каюты, выходящей двумя лобовыми иллюминаторами в сторону грузовой палубы. Отсюда было удобно обозревать происходящее у грузовых трюмов. Поставил кувшин на стол.  Примерил новенькие перчатки. Класс! Смотрятся, как перчатки на руках новобрачной. В Союзе его кореша обзавидуются от этой заморской обновки!

  За его спиной вдруг открылась дверь  каюты. В дверях стоял боцман Макаров. По прозвищу Макар.

- Ну что? Умыкнул?

Сергей указал на кувшин:

- Пей!

Макар с видимым удовольствием приложился. В каюту зашёл Папацёнок. Тоже не обделил свою утробу дармовым угощением. Стали они в ряд у лобовых иллюминаторов. Приготовились наблюдать активную суету возле Пулькиного горшка.
 
  Как и следовало ожидать первым заметил подмену, вернувшийся с причала скупердяй. При виде случившейся метаморфозы истошный крик огласил акваторию судна. На звуки его истошного визга стали подыматься из трюма его трудовые подельники. При виде новых своих сказочных вещей кое- кто из бригады испанских докеров стал солидарно с крикуном сокрушаться подменой. Но большая часть бригады оценила шутку по достоинству. Стали смачно гоготать над содеянным поступком. Понюхав содержимое горшка ещё пуще залились в истеричном хохоте, пытаясь его вылить на голову несчастного. Но тавотные рукавицы более всего их привели в изумление.

 Нашим морячкам, укрывшимся в каюте Сергея и попивавшим прохладное винцо у иллюминатора, было исключительно приятно наблюдать за происходящим у испанцев. А те на все лады обсуждали назначение рукавиц. Их техническое назначение никак не доходило до их высококультурного сознания. А вот пустой горшок всё намеревались одеть на голову обсмеянного неудачника.

Ещё один кувшин Сергей умыкнул, чуть погодя, в порту Таррагона. Правда, вино для пущего утоления жажды, оказалось в нём разбавлено водой. Да и кувшин был несколько другой формы.

 Через двадцать лет мечта Сергея иметь на своём подворье водоём и плетень осуществилась полностью. Правда, отца, контролирующего этот процесс, к тому времени уже не было в живых.

  Он собственноручно выкопал два водоёма и забетонировал их. Меньший по размерам разместился внизу, а больший вверху, создавая своим рельефным расположением максимально приближённую к природе каскадность потока воды, переливающегося по каменным порогам из верхней искусственной чаши  в нижнюю.
 
 Один из испанских кувшинов удачно лёг среди дикого камня, создавая иллюзию заброшенности античного экспоната. Из его горлышка тонкой струйкой вытекала прудовая вода. А во второй, более изящный, Сергей приспособил наливать вино и виноградную чачу, которую производил сам из арочного винограда. Угощать друзей в часы вечернего заката, любовно наблюдая за тем, как плещутся среди жёстких стеблей прудового рогоза  рябые карпы-кои, было для него непередаваемым удовольствием.


                Виктор Велью
                18 марта 2015г.