Вася-садист

    

       Возвращаясь с работы,  Вася по привычке взбежал по ступенькам  и привычно не заметил сидящего на них человека.

       Привычно не заметил человека, а не тот привычно расположился на ступеньках.  Только в последний момент, когда он готовился уже скрыться за дверью, взгляд его золотисто -карих  глаз скользнул куда- то вбок   и он увидел   Петра, соседа по лестничной площадке,  живущего в квартире напротив. Он часто заходил к нему в гости поговорить о том о сем, посидеть, попить чаю, иногда вместе посмотреть телевизор.

     В принципе это всё, что хотелось знать Васе    о его  соседе, живущем  напротив, что с ним можно непринужденно поболтать на разные темы,  попить чаю и посмотреть телевизор,  а потом снова поболтать на темы увиденного и услышанного с голубого экрана. 

        Эти позитивные вещи полностью устраивали Васю, он знал, что жизнь должна состоять из одного позитива и потому с готовностью смеялся в минуты чужого негатива, что означало,  что еще с детства Васька был садистом.  Нет,  сам он никого не убивал, не мучил, получая от этого удовольствие, но всегда готов был открыть рот и радостно,  а когда и истерично уже не  посмеяться, а погоготать  над тем, что кто-то упал  и  ему от этого больно,  вид крови,   текущей из разбитой  чьей- то коленки и вовсе приводил в немереный экстаз Васька.

       Короче,  был  он  морально -нравственным садистом, о которых принято говорить морально - нравственный урод, и эти его негативные или отрицательные качества не смягчала    та причина,  из -за которой он их проявлял,  выпячивая её  бесстыдно на люди, то, что  он до чёртиков боялся чужого и своего  негатива, сам живя почти сросшимся с этим негативом, которого так опасался, но даже не замечая за собой такого.

     Он-то сам, по своему собственному  мнению,  был только позитивным человеком и даже  со всех сторон,  таким рыжим веснушчатым клоуном с кудлатой пуделиной    шевелюрой на своей клоунской голове, которая с возрастом   стала сначала серая, а потом и вовсе белая.

      Но сам Вася был неизменен,  не смотря на произошедшие в его внешности возрастные изменения   —   не изменял своим принципам быть во всем позитивным, все так же неизменно боялся негатива и по- прежнему смеялся,  когда у людей, что- то случалось неприятное,  даже смерть чья-то выводила его из состояния  обычного  равновесия и он начинал просто немерено ржать,  глядя на то, как его знакомый или коллега по работе переживает и мучается от горя.

    Других принципов кроме как обходить стороной таким странным путём  негатив,  у него не было   и потому,  заметив сейчас соседа, сидящего   с понурым видом  на ступеньках их общего дома, он понял одно, что у того,  что-то не так, что-то  плохо и это повод для очередного веселья вплоть до истерики в зависимости  от  степени негатива,  в котором пребывал сейчас его сосед, с которым он часто беседовал,  сидя у того в квартире за чашкой чая.
 
    Но,  то, что он узнал сейчас от  Петра, превзошло все его ожидания, оказывается он вообще ничего не знал о жизни соседа и это было так интересно, тот,   у кого было столько негатива в жизни, тех самых разбитых коленок из которых даже не сочилась, а лилась рекой кровь, это же всё  были поводы для позитивной реакции Васи, с детства привыкшего смеяться над чужой бедой и получать от этого удовольствие, таким образом обходя любой  негатив в жизни.                А попросту он не хотел знать, что у кого-то может быть,  что- то плохое, ведь по его разумению,  всё  и  у всех должно быть только хорошо, это жизнь, наполненная до отказа позитивом,  а если всё  же так случалось   и он узнавал о тех разбитых кровоточащих коленках, то тут он сразу из хорошего соседа и просто человека становился махровым садистом.

   
         Что, собственно,   произошло и сейчас.

      Узнав, что с Петром случилась беда и что это отголоски его не лучшего  прошлого, Васёк не стал вдаваться в подробности, выражать лицемерно какое-то понимание с сочувствием, он просто прямо в лицо соседу, у которого оно от этих слов исказилось,  будто от болезненного удара,  нанесенного по нему, сказал что ему это как-то не очень интересно, если только в плане поржать над чужим несчастьем.


            Спустя  примерно полчаса Вася сидел  в надетых на босу ногу  мягких  домашних тапочках у себя в квартире и предавался сладостным воспоминаниям,   думая о том, а всё  ли рассказал   ему сосед,  который,  вот же  гад,  всё  это время молчал, а  ведь он Васька,   как заядлый садист,  должен был  получить удовольствие от того, что кому-то плохо,  и чем больше плохих новостей и историй он узнает,  тем больше удовольствий он получит.

     Это жизнь, состоящая из одного позитива, означающего   чей-то негатив, горе и трагедии, боли  и печали,   что для кого-то и в частности для Васи и ему подобных, такое  было чем-то из разряда всего лучшего, случившегося с ними в этой замечательной жизни.


      Короче этот день  оказался,  и в этом тоже была ещё одна  неожиданность   для Васи,  просто  вечером  юмора и сатиры,   когда он заливисто и от души   смеялся,  визжал как поросенок, всё  вспоминая детали из рассказа Петра.

       До утра он не мог заснуть, так ему  было весело.
   ”  Надо же,  —    всё  повторял он  про себя, будто гладил себя обеими руками и даже ногами,  и млея при этом от счастья и удовольствия,  —   умерла мать,  детдом, и злые тётки-воспитательницы  в том интернате для  детей-сирот, тёща, тесть  и  жена  умерли при каких-то жутких обстоятельствах, то ли убили их  при попытке ограбления, то ли что-то ещё,  погибли дети, а была ещё старшая сестра, её тоже не стало,   и сам теперь  он  при смерти,  потому что рак у него  уже в 4-й стадии" —  Это же как здорово, всё то, что было с его соседом.

     "Ай, да Петька, ай да сукин сын,  и молчал   же! “  —   Всё  истерично захлебываясь от хохота,  повторял садист Вася,   кувыркаясь в изнеможении  на  кровати,  весь наполненный позитивом.


          На утро он,  как ни в чем не бывало, было воскресенье и был выходной, будто и не было вчера,   позвонил в дверь   напротив с желанием  по обычаю  поболтать за чашкой чая, даже не вспомнив исказившееся лицо Петра,   когда он ему в лоб заявил о том,  что ему это не интересно и следом громко хлопнул входной дверью.


        К его удивлению дверь знакомой    квартиры  открыл не Пётр,   а какая- то незнакомая женщина,   сильно своей внешностью   напоминающая   гренадера,  а Вася,  надо сказать   не смотря на свои замашки садиста,  был щупл и мелок,  хоть и пузат.

      Эта баба,   завидев Васька,  тут же    сурово нахмурила густые брови,  сведя их  воедино,  и ещё   больше напомнила уже даже не гренадера,   а здорового такого  мужика, почти амбала,   и начала всей своей мощью  и статью надвигаться на непрошеного гостя.

     Васька страшно испугался,  это был тот самый негатив  и   его надо было сейчас срочно  обойти,   чтобы      начать смеяться,  но у него почему-то не получалось, это было не смешно,  потому что по всему было видно, что его участь садиста предрешена и сейчас ему припомнят  всех жертв его садистских замашек-прихватов, даже тех, которых ещё не было.

      И тут он не ошибался ни на йоту.

    Потому что через секунду он,  лежа у   предусмотрительно кем-то плотно закрытых дверей подъезда, в которые  он с треском впилился своей пуделиной кудлатой головой,  с грустным видом рассматривал свои  коленки,  светящиеся,   как красный свет светофора,    сквозь разорванные штанины,  и впервые это  не вызвало у него желания посмеяться  —   разбитые в кровь  колени   и сочившаяся  из них кровь.  Это были его колени,  а не соседа Пети с раком в  четвертой стадии,  и это было не смешно,  это было больно, хоть и не смертельно,  но смеяться над собственной болью,  над негативом,  чтобы сделать  из  него позитив,  у Васи желания не возникало, ему не хотелось быть садистом по отношению   к самому себе. 

       Что же давало ему  повод быть садистом по отношению к другим? Он этим вопросом никогда не задавался, ведь и так всё у него было хорошо, всё позитивненько- ладненько и  весело.

    И всё же. От чего?   От того,  что он не чувствовал чужой  боли,  это были не его коленки и не его кровь сочилась  из них?

    В общем,   тут  его  принципы не работали и он сам бы наверное,  спустил бы с лестницы того, кто посмел бы обидев его,  прийти к нему следом,  как ни в чем не бывало.

      Тем не менее,  понимания,  что  так не поступают с другими,  всё  же у Васи не наступило,  и через какое- то  время,  когда на его коленках даже шрамов не осталось,   которые могли бы   служить ему  напоминанием о случившемся,   он снова вёл себя как садист,  правда измываться над соседом больше уже не мог.  Пётр через полгода таки умер, а на его похороны Василия никто не позвал,   и потому хоть здесь удовольствие получить он не смог,  а в дом  на чай и для разговоров   его  тоже давно не приглашали,  приехавшая сестра Петра Арнольдовича, у него было их две и одна не умерла,  ревностно  охраняла брата, его   последние  дни от посягательств со стороны позитивных людей,  чтобы они не доставили  брату ещё  больше негатива,  которого сами  так  опасались,  не понимая, что лишний негатив никому не нужен,  а  тем более,  когда его и  так в достатке в лице таких более,  чем позитивных людей,  каким был садист Вася и не только он.

  12.06.2020 г
Марина Леванте