Глава 46. Или пан, или пропал!

По случаю юбилея литобъединения Быстров организовал вечеринку. Несмотря на то, что в эти летние месяцы заседания не проводятся, пришли все литераторы, которые в то время были в городе. Виктор Анатольевич предложил участникам, кто, конечно, желает, читать свои произведения в процессе застолья. Это было встречено всеобщим одобрением.

Все, собравшиеся за столами, составленными буквой «Т» и накрытыми на деньги, выделенные Быстровым, благодаря стараниям молодежи, в том числе Валерия, Сергея и Елены, уже известных читателю, были хорошо знакомы Насте сво-ими характерами и повадками. Для стороннего же наблюда-теля, если бы таковой оказался здесь, картина была довольно занятной. Вот женщина с сухим неподвижным лицом перебирала многочисленные листы в папке, и молодые с опаской косились на нее, наверное, зная, что это всерьез и надолго. Ее улыбчивая подруга что-то быстро записывала в блокнот. Невысокого роста и полноватый известный в городе пожилой поэт и прозаик Кленовский, недавно издавший труд многих лет своей жизни — трехтомный роман-эпопею о производстве, держал его в руках и что-то с убеждением говорил сидевшему рядом с ним прозаику Рамочкину. Тот внимательно и с почтением глядел на собеседника, а сам обдумывал возможность вставить образ Кленовского в свой роман, который втайне от всех, даже от жены, писал по ночам. Кто-то спокойно и молча ждал начала мероприятия, а некоторые — женщины всегда остаются женщинами — болтали о том и о сем. Одна из них постреливала окрест горящими глазами, и легкая игривая улыбка не сходила с уже довольно дряблого ее лица. Поговаривали, что она в прошлом имела довольно длительный и большой успех у лиц противоположного пола. Еле удерживаясь на стуле, чтобы не вскочить, и размахивая руками, что-то горячо говорил молодой, нервического склада человек. А рядом с ним, разгоряченная собеседником, что-то все пыталась вставить уже далеко бальзаковского возраста, но живущая по принципу «не расстанусь с комсомолом, буду тоже молодой», дама. Чуть в отдалении совершенно седой мужчина с готовыми стать лукавыми глазами, видимо, тренируясь, читал стихи и забавно тряс при этом головой. Но что интересно, амплитуда этих мелких движений была не вертикальной, а неизменно горизонтальной, и создавалось впечатление, что он тут же зачеркивает все, что говорит. Рядом с ним застыл на стуле единственный слушатель, лысоватый и усатый, одобрительно кивающий головой. И наконец промеж поэтов и прозаиков сидела постоянная посетительница литературных заседаний, невысокого роста, худая женщина с насмешливыми чертами лица, слывшая большой любительницей поэзии, любившая тут же громко комментировать произведения выступавших в разговорах с приятелями.
…Но вот в зал вошел Быстров, без церемоний отодвинул Валерия с места рядом с Настей и, не садясь, взял рюмку.

— Дорогие друзья и коллеги, разрешите поздравить нас с вами с юбилеем! Да будем мы все всегда талантливы, здоро-вы и счастливы на радость и себе и нашему литобъедине-нию! Я решил сегодня поздравительную речь не говорить, а разделить ее с вами. Пусть выступление каждого станет ча-стью общего поздравления, согласны?
Все выразили дружное согласие и решили, не перебивая друг друга, выступать по кругу, как сидят.

Виктор Анатольевич каким-то седьмым или восьмым чувством понял, что с Анастасией творится что-то необыч-ное, и это что-то для него представляет несомненный инте-рес. Задав ей между делом несколько наводящих вопросов, как он это умел хорошо делать, Быстров почувствовал, что она находится на грани срыва. Оставалось только вскользь выяснить, что послужило причиной этого ее состояния? Бу-дучи тонким психологом, он, не переставая руководить ли-тературным процессом за столом и реагировать на выступ-ления участников, начал затрагивать различные жизненные темы, внимательно следя за реакцией своей соседки. Таким путем Виктор Анатольевич скоро убедился, что причиной нынешнего состояния Насти является мужчина, но не он, так как на его последнее предложение, она дала решительный и гордый отказ.
Оставалось только выяснить — кто? «Ну, здесь уже проще,— подумал он.— Это либо Иван, либо Бобров! — А для себя решил: — Или сейчас, или никогда! Или пан, или пропал!»

Выступления участников вечера продолжались. Однако, некоторые слушатели позевывали, а кто-то тихонько перего-варивался с соседями. Но вот выступления закончились, и все вновь зашумели и заспорили.

Виктор Анатольевич с огорчением вздохнул. Он только-только начал строить разговор с Анастасией, пока без-успешно пытаясь вызвать ее на откровенность. Шум за сто-лом отвлек его, но более всего, к его огорчению, Анастасию, которая сейчас почти не слушала Быстрова. Поэтому он решил переключиться на общий разговор, чтобы разрулить ситуацию. Прислушавшись, понял, что наиболее верно и аргументировано рассуждает ветеран литобъединения Кле-новский.

— Сергей Максимович, вы ближе всех к истине в этом вопросе. Друзья, пожалуйста, тише, слушаем Кленовского!

Тот, откашлявшись, начал размеренно, где-то по-менторски, как и привык, разбирать рассказ Рамочкина. Настя, уже до того как Кленовский открыл рот, поняла, о чем будет идти речь, и перестала слушать. Этим незамедли-тельно воспользовался Быстров и, чтобы снова установить контакт с Анастасией, склонившись к ней, что-то шутя стал говорить. Потом он достал из портфеля бутылку вина и, ука-зав на этикетку, сказал, наливая ей в бокал красную, терпко пахнущую жидкость:

— Это лучшее, Анастасия, французское вино для дам! Сам же я, уж простите, употребляю только коньяк.— И, не дожидаясь тоста, чокнулся со своей соседкой, они выпили, потом еще и еще.

Чуть погодя Анастасия заметила, что мысли стали тяже-леть, становясь более вязкими, тягучими, хотя и пила немно-го. При этом она, тем не менее, отмечала, как умно говорит Быстров, какие точные, ценные заключения он высказывает по тем или иным вопросам, которые затрагивают участники. Но голова ее становилась все туманнее и туманнее, как буд-то что-то наплывало на нее, и немного подташнивало. Вик-тор Анатольевич, наклоняясь к ней, все что-то говорил, ка-сался ее, заглядывал в глаза, его дыхание щекотало ее ухо. Он все понемногу подливал ей вино и улыбался приторной, сладкой улыбкой. Настя старалась теперь только пригубить вино, но состояние ее не улучшалось. А в голове неповорот-ливые, но настойчивые мысли: «А есть ли любовь? Кого я люблю? — спрашивала она себя.— А разве не обладаю я душой?.. А меня кто-нибудь любит? Бобров? Но он такой скучный — все дела, дела… И все о духовном, религиоз-ном… С ним не поговоришь о чувствах… И есть ли у него душа? — Мужлан!.. А Иван — совсем дитя. Да, у него есть душа, но чувства его — просто сентиментальность… Что мне его любовь — буря в стакане воды?.. Или вина?.. Ха-ха… А Бобров, тот, ха-ха,— совсем полный штиль!..»

— Я сейчас,— сказал Быстров, убирая со стола бутылку дорогого, как шепнул ей, вина в портфель, вышел и, огляды-ваясь, торопливо прошел в кабинет. Он открыл ящик пись-менного стола и, просунув руку вглубь, вытащил небольшой бумажный пакет. Развернув, Виктор Анатольевич достал полиэтиленовый пакетик с белым содержимым, высыпал его в стакан, налил туда немного воды из графина и размешал карандашом. После чего он взял из того же бумажного паке-та шприц, набрал в него раствор из стакана, достал из секретера нераспечатанную бутылку вина и, осторожно воткнув в пробку иглу, ввел немного жидкости внутрь бутылки. Затем, открыв форточку, он выбросил шприц, стакан, пакетик и карандаш подальше от дома. Наведя порядок на столе, Быстров с бутылкой вина вернулся в зал.

— Настя, это более легкое вино,— произнес он, наливая его в бокал Анастасии, а сам при этом подумал: «Так будет покрепче!» —.Я желаю, чтобы у тебя — можно я буду гово-рить тебе «ты»? — зачем-то спросил он,— все было хорошо! Ты талантлива, неповторима, и я все сделаю, чтобы напеча-тали твои книги и тебя приняли в Союз писателей!

Быстров чокнулся с ней. Настя сделала глоток, новое ви-но ей понравилось, и она отпила еще. Виктор Анатольевич полуобнял ее за талию. Анастасия попыталась отстраниться, но голова ее окончательно поплыла и сильная слабость, начавшаяся в руках и ногах, ватой окутала ее всю.

Быстров оглянулся вокруг. Все разбрелись по залу и раз-бились на группки — беседуя, смеясь, споря.  Молодежь  собралась вокруг Сергея, бренчащего на гитаре.

Быстров поднял Анастасию со стула и вывел из зала. Но-ги ее не слушались, голова была как в тумане. Все, что она чувствовала в эти минуты, это сильные руки Быстрова, ко-торый почти нес ее куда-то. Дверь его кабинета — послед-нее, что она увидела, и красно-фиолетовый сон одолел ее…

© Шафран Яков Наумович, 2020