О кошмарах вслух не говорят. Глава 7

Что такое семейные узы? Чем старше я становилась, тем меньше я нуждалась в вечном пребывании рядом с моим единственным родственником. Но я всегда хранила то светлое чувство, которое появлялось во мне, стоило мне только вспомнить о маме. Когда приходилось туго в Академии, я видела своё отражение, которое старше меня на два десятка лет. Смотря на себя в зеркало, я напоминала себе, ради кого всё это задумала. И напоминаю сейчас, когда тонкие руки с чуть заметными морщинками обвиваются вокруг моей шеи. Нежный запах роз и свежезаваренного кофе окутывает с головы до ног и навевает воспоминания из детства. Чтобы сдержать слёзы, я не позволяю уйти своим мыслям в совершенно ненужное на данный момент русло и крепче обнимаю маму.

— Абсолютно, абсолютно абсурдная идея — твоё обучение в Академии, — женщина начинает бурчать с самого порога, попутно забирая мой рюкзак и семеня на кухню.

Раздеваясь, оглядываю нашу небольшую квартиру-студию. Гостиную освещают два маленьких светильника возле экрана, поэтому здесь царит полумрак; по огромному чёрному дивану разбросаны бордовые и ярко-красные подушки, а на небольшом сером столике лежит непрочитанный роман рядом с остывшей чашкой чая. На пушистом ковре разбросаны ещё несколько книг: рассматривая внимательнее названия произведений, понимаю, что мама взяла их с полок в моей комнате. Если в гостиной, чтобы что-то разглядеть, нужно хорошенько напрячь зрение, то на кухне света столько, что можно ослепнуть. Щурясь, подхожу ближе и залазаю на стул возле барной стойки. За ней маленькая фигурка женщины быстро открывает и закрывает кухонные шкафчики, доставая из них какие-то пакетики, посуду и сладости и выкладывая это передо мной.

Мы с мамой внешне очень похожи. Такие же большие карие глаза и каштановые волосы. Маме сорок лет, но благодаря своему невысокому росту и милому личику она не выглядит на свой возраст. Чёрное шерстяное платье немного свободно сидит на её фигуре, красивые тонкие руки украшают маленькое колечко и изящный золотой браслет, а короткие волосы чуть касаются хрупких плеч. Взгляд карих глаз всегда ясен и холоден, улыбка приветлива, но это лишь формальность. По-настоящему тепло мама улыбалась только мне и папе. Её возраст выдают чуть седеющие у корней волосы и иногда проскальзывающая тяжесть во взгляде.

— В деньгах мы никогда не нуждались, ты это прекрасно знаешь, — мама активно начала размахивать ножом, доставая что-то из духовки. — Нет же, тебе постоянно надо сунуться в самое пекло!

Вперив недовольный взгляд в меня, мама с силой воткнула нож в мясо по-французски. На лбу женщины пролегла глубокая морщина, а губы были сжаты настолько, что побелели. Несмотря на грозный вид, я понимала, что она очень сильно волнуется. После того как мама тяжело перенесла потерю отца, ей нелегко было смириться с моим решением поступить в Академию. Теперь же, когда дороги назад для меня точно нет, я уверена, она себе места не находит.

— Мне нравится, — пожав плечами, я помогаю маме разделать блюдо и разложить по порциям.

— С каких пор тебе нравится учиться убивать, не зная настоящей причины всего этого насилия? — женщина резко вздернула подбородок и плюхнулась на стул напротив меня.

Моя мать была из тех, кто к любому делу подходит с умом и холодным рассудком. Как правило, именно такие люди и не верили Линге. «Если дело касается власти, то в большинстве стоит верить не тем, кто за неё борется, а тем, кто ей противостоит». Мама очень часто повторяет эту фразу, особенно когда видит репортажи с профессором. Она никогда не верила в то, что он преследует какую-ту благую цель, создавая и применяя препарат. «Люди, творящее подобное, — указывала мама фотографии Косперски, Серовой и других, — всегда имеют огромное влияние. Такие как Джин, смотрят не на то, что они делают, а на то, какую выгоду это принесёт». Так мама говорила два года назад, когда локальные конфликты вспыхнули с новой силой, а разрушения, которые они за собой понесли, были вызваны явно нечеловеческими силами.

Мама не сомневалась, что во всём этом деле есть весьма значимые детали, о которых знают только непосредственные участники событий. Естественно, остальных граждан никто не собирался посвящать в подробности, поэтому следовало верить тому, что диктовал профессор. В первые годы Затишья люди, лишенные домов и семей, находили какое-то утешение в пламенных речах Линге.

По слухам, в противовес ему создавались тайные общества. Информация была неподтверждённой, но однажды Джей рассказал мне, как рано утром к их дому подъехал чёрный внедорожник, а пара наёмников выволокла из подъезда упирающегося мужчину. Солдат Делона вызывают только в особых случаях, поэтому…

— Отец не гордился бы тем, что на твоём ухе вскоре засверкает поганая змея, — бросила через плечо мама, заваривая нам обеим чай.

Я прикусила язык, чтобы сдержаться от замечаний. Клипса чёрной змеи с опасно сверкающими зелёными глазами выдавалась наёмникам сразу по окончании обучения. Это отличительный знак — признак принадлежности к элите, в том числе военной. Те преимущества, которые давались лучшим ученикам Академии, мне и были необходимы. Лучшее жильё, стабильная оплата, потрясающие навыки, полученные во время обучения — эти льготы предоставлялись всем выпускникам. Но лучшим из лучших власти Юга обеспечивали безопасный вывоз семьи из страны и гарантировали политическое убежище за границей. Это некая благодарность первоклассным наёмникам: по типу вы защищаете нас, мы защитим вашу семью. Я знаю, что такие случаи действительно были: пять и три года назад, об этом тихо шептался весь Горд.

Наблюдая за мамой сейчас, когда каждое её движение неспешно и вымерено до секунды, я воскрешаю в памяти обрывки воспоминаний пятнадцатилетней давности. Живая, вечно смеющаяся женщина витает по квартире, дурачась с папой, или играет с маленькой неугомонной мной, читает вслух книги и поёт. На кухне всегда слышен запах чего-то вкусного, свет в квартире горит до полуночи, а её жители утопают в семейном тепле.

После смерти отца мама начала увядать. Сначала незаметно, но чем старше я становилась, тем отчётливее понимала, что жизнь в мёртвом, полном военных городе её убивает. Ни друзья, ни любовь, ни работа — ничто, кроме меня, её не держит. Я знала, что главной страстью мамы до моего рождения были путешествия. «Зачем мне глаза, ноги и руки? Чтобы смотреть то, что я уже видела; ходить там, где уже была; и делать одно и то же всю свою жизнь?» Я видела запись с какого-то приёма, где мама гордо проговорила эту фразу в качестве тоста. Трагедия лишила её и любви, и страсти.

Я никогда не знала ответа на вопрос: а кем ты хочешь стать в будущем? Когда я вошла в сознательный возраст, я нашла неплохую альтернативу. Я готовила себя как физически, так и морально к поступлению в Академию. Все мои усилия направлены на достижение единственной цели — вывезти маму из этой сгнившей страны, где граждане ополчились друг против друга, а люди за их спинами уничтожали города по щелчку пальцев. Счастье матери стало неплохим якорем, который удержит меня от безумств и необдуманных поступков. Я единственная, кто вытянет её из этой трясины. Моя мать — первая, последняя, единственная причина всех моих действий.

***

Тихий смех был слышен всю ночь. Я рассказывала маме об Академии, ребятах и особенно красочно о занятиях у Ворона. Губы болели от широкой улыбки, а глаза я часто зажмуривала, смеясь, чтобы мама не видела в них усталости и страха.

— Дорогая, два дня — это так мало для меня, — уже на рассвете почти прошептала женщина. Я ничего не сказала, да и нечего было отвечать.

С кухни мы перебрались в гостиную, расположились возле кона на двух маленьких креслах, обитых чёрным бархатом, и теперь наблюдали за медленно просыпавшимся городом: грузовики военных вновь зарычали, над Гордом пролетел вертолёт, а крики солдат были отчасти слышны и здесь, на высоте.

— Это действительно то, чем ты хочешь заниматься?

Я отвела взгляд от окна и развернулась. В предрассветных сумерках мама казалась уставшей. Лицо осунулось, под глазами пролегли мешки, а на губах стали заметны маленькие ранки. Карие глаза были наполнены тревогой и страхом, а грудь быстро вздымалась и опускалась.

«Конечно, нет, мама. Но я могу получить возможность вывезти тебя из страны. Да, естественно, ты ещё не знаешь, что мне-то всё равно придется остаться, да и вряд ли ты согласишься на такое, но это неважно. Я обязательно что-нибудь придумаю, потому что не хочу смотреть, как ты превращаешься в такое же серое пятно, как и всё вокруг».

— Да, — внутри мысли вращаются в бешеной карусели, но я сдерживаю себя от ненужных волеизъявлений.

Однако мою мать не так легко провести. Она меня очень хорошо знает, так что скрыть от неё какую-то информацию почти невозможно. Но мама всегда уважала мои личные границы и никогда не допытывала, как это любят делать большинство родителей. Все «проблемы», будь то долги по школе, склоки в компании, недопонимание среди сверстников, она учила меня решать самостоятельно. «Я, Джей или твой спутник не всегда будут рядом. Однажды ты окажешься в ситуации, когда тебе не к кому будет обратиться за помощью, поэтому учись отвечать за свои поступки и их последствия уже сейчас», — сказала мама после очередных школьных разборок, когда я, обидевшись, обвинила её в том, что ей всё равно на меня. Так и сейчас, видя по глазам внутреннюю борьбу, женщина потянулась ко мне и взяла за руку. Она наклонила своё лицо к моему и сделала глубокий вдох.

— Этель, твоё отношение к миру меня пугало с самого начала. Но ты становилась старше, и я чётко видела, что таких людей, как ты, очень мало. «Есть ведущие, а есть ведомые», — такой поговоркой можно разделить весь мир, и уж поверь мне, ты никогда не будешь относиться ко второй категории.

Мама на секунду замолчала, а потом продолжила дальше. С каждым словом её голос становился твёрже и уверенней.

— Я вижу, что ты многое не договариваешь, но я не буду тебя заставлять. Я лишь хочу сказать следующее. Я не хочу, чтобы ты посвящала свою жизнь на погоню за чем-то пустым. Делай выбор в свою пользу. Ни в мою и ни в чью другую. Найди то, ради чего ты действительно захочешь идти до конца: и в дождь, и в град, и под пули. Я верю в тебя и поддержу любое твоё решение, но всё же сейчас, Этель, ты делаешь совершенно неправильный выбор.

— Может быть, я уже нашла, — я дёрнула плечом и закусила губу. Видя мою реакцию, мама печально улыбнулась.

— Нет, ты найдёшь, — женщина откинулась на спинку кресла и натянула на ноги клетчатый плед. — Цид, в выборе между мной и собой выбирай себя.

***

Завернувшись в пуховое одеяло, мама уснула на диване, а я отправилась к себе в комнату. Двуспальная кровать, застеленная тёмно-синим постельным бельём, занимала почти всё пространство. Плотные шторы такого же цвета, как и бельё, не пропускали природный свет, поэтому я подошла к небольшому письменному столу и включила лампу. Бежевых стен было почти не видно из-за полок, упирающихся в потолок и доверху заставленными книгами.

Окинув их быстрым взглядом, я подтолкнула стул к одному из стеллажей. Я стала осматривать верхние полки, ища глазами любимую книгу. Чехов, Толстой, Дюма, Диккенс, Остин. Мои руки замерли над книгой с инициалами Лермонтова. Аккуратно достав «Героя нашего времени», я слезла со стула и плюхнулась на кровать. Когда я подняла книгу и на весу перелистала страницы, на постель, медленно кружась, опустился небольшой клочок бумаги.

Мой отец был в тех первых отрядах, ставших прародителями Академии. Пятнадцать лет назад он ушёл, понимая, что не вернётся. Отец никогда не был многословным: наверное, от него я и унаследовала привычку постоянно молчать. Когда папа уходил в отряд, он оставил маме записку. Маленький клочок бумаги, полностью исписанный каллиграфическим почерком, хранил частичку души моего отца:

«Посвящается Елене и Этель.

Моей семье, моей душе, моей жизни.

Елена, не существует таких слов, чтобы выразить благодарность за то счастье, что ты мне подарила. Я бесконечно тебя люблю. Я есть нежное прикосновение лучей заходящего солнца; ветер, касающийся кончиков твоих волос, и бездонное небо над тобой. Где бы я ни был, ты всегда будешь чувствовать мою любовь.

Этель, моё маленькое сокровище. Смотри на мир своими янтарными глазами так же широко, как делаешь это сейчас. Доверяй себе, ведь ты видишь многое, что укрывается от глаз большинства. Разрушай, строй, создавай, выдумывай, твори. Что бы ты ни делала, я бесконечно горд за тебя. Сияй ярче, солнце.

За ваши улыбки отдам жизнь.
За ваши слёзы сожгу весь мир.
Навсегда мною любимы.
Навсегда вами любим.
 
Сэм Цид»
 
Никогда не читаю прощальные слова отца больше одного раза: в глазах всё начинает плыть из-за нахлынувших слёз. Мне так и не выпало возможности узнать папу лично — только по рассказам матери. В детстве я особенно остро чувствовала себя одинокой, хотя и не была таковой. А может, и была, ведь это ощущение, спустя годы, так никуда и не делось. Боль от потери отца притупилась быстро, и тогда я сфокусировала своё внимание на пока ещё живом родителе.

Мама, несомненно, права, я знаю. Я никогда не могла найти занятие по душе, для меня всё чуждо и неправильно. Узнав о привилегиях наёмников, я цеплялась за это как могла. Но, возможно, я действительно делаю что-то не так? Я никогда не была ярым патриотом, да и патриотом в общем, но может, стоит посмотреть на положение с другой стороны? Пандора была одной из сверхдержав мира до трагедии, неужели у неё всё-таки не хватит сил выбраться из Гражданской войны и встать на «истинный»  путь? Что если, позаботившись о безопасности матери, я обращу внимание на то, что происходит прямо передо мной? Юг воюет против Севера, а что предлагает Север? За что мы вообще сражаемся: действительно ли за свою безопасность? Тот мальчишка, Кай, за что борется он? А Косперски?

«Книги жестоки. Я читаю о жизни, которой у меня никогда не будет», — говорила я Джею, показывая свою библиотеку. Хмыкаю и отмечаю, что моя реальность похожа на реальность каких-нибудь «Голодных игр» или «Сумерек». Неплохо, конечно, об этом читать, но, когда непосредственно тебе в этом мире могут прострелить голову, становится не по себе. Тем не менее, по-прежнему интересно.

Всё это дело с Линге и Тодом, Косперски и Катара, Югом и Севером жутко тёмное и хранит в себе немало подводных камней. Однако пока никому не удалось докопаться до сути всего происходящего. Может, с моим талантом вляпываться во всё, что только душе угодно, и встречаться с теми, о ком лучше и не думать, и я найду своё настоящее место в этом мире?