О кошмарах вслух не говорят. Глава 9

— Ничего не хочешь объяснить? — откуда-то сверху спросил Косперски.

Только сейчас я осознала, что стою, согнувшись пополам. Меня вдруг пронзила мысль, что расслабляться рано: теперь я оказалась один на один с человеком, который с первых секунд может выявить мою ложь. Меня пробил холодный пот: если Никита начнёт расспрашивать, безобидная прогулка по Академии закончится весьма плачевно для меня — уж извините, но Косперски наградили званием «самого преданного пса» Линге явно не за просто так.

Я стою и по-прежнему молчу. Глаза привыкают к мраку, и я мельком оглядываю помещение. Это мало что даёт: понимаю только, что комната больше нашей с Пом. Взгляд невольно падает на оголённый торс Косперски, который грозно возвышается надо мной. Нас разделяет расстояние в меньше метра, и я почти чувствую жар тела Никиты.

— Мне нечего тебе сказать, — медленно выговариваю я.

— Как обычно, — отмечает Никита, и голос его становится жёстче. — Когда ты творишь глупости, о чём думаешь?

Я резко вскидываю голову и встречаюсь с горящим взглядом Косперски:

— А о чём думаешь ты, засыпая каждый вечер в Академии?

По лицу Никиты прошлась дрожь, и он подошёл ближе, отчего я смогла разглядеть уродливый шрам под его сердцем. От Косперски пахло летом: прогретой землёй и хвойным лесом.

— Мне жаль, — сказала я прежде, чем это сделал Никита. — Получилось так, что я использовала тебя, но я этого не хотела.

Косперски подошёл вплотную ко мне, и в толстовке неожиданно стало жарко. Кончиками тёплых пальцев мужчина поднял мой подбородок и заглянул в глаза:

— Правда в твоём исполнении очаровательна.

Никита моргнул, и его губы изогнулись в улыбке. Отстранившись от меня, он отошёл к окну и начал перебирать бумаги, разложенные на подоконнике. Следующие его слова не вязались с тёплой улыбкой и нежным прикосновением:

— Выйти можешь в любой момент.

Фраза мужчины почему-то задела меня, и я нахмурилась. Тяжесть последних дней, невысказанных слов и принятых решений навалилась разом на мои плечи, и я сама не заметила, как начала говорить:

— Я тебе не доверяю, — первые же слова привлекли внимание Косперски, и он вновь посмотрел на меня. — И в то же время доверяю. Ты хотел знать, почему я здесь — ради матери. Хочу попасть в число лучших, чтобы иметь возможность вывезти её из страны. Цель далеко не благородная, но мне плевать. На отборочном этапе я не могла в наглую сказать такую правду и была уверена, что ты меня сдашь. Но к моему большому удивлению, оказалось наоборот.

На этих словах Косперски хмыкнул и скрестил руки на груди.

— И ещё я думаю, что ты лис. Тебе не место в Академии, но ты здесь, и могу предположить, тоже преследуешь далеко не благородную цель. И естественно, тебе идёт роль властного самоуверенного павлина, которую ты разыгрываешь. И конечно же, ты вряд ли открыто признаешь, что ты не такой, хотя твою честную и добрую натуру с другого конца города видно.

— Честную и добрую? — переспросил Косперски, подняв брови.

— В противном случае я бы не стояла здесь, — я пожала плечами.

— Ну что ж, неплохо, — с каждым словом Никита был на шаг ближе ко мне, в то время как я не двигалась с места. — В тебе поразительно высокий процент правды. Ты мне доверяешь лишь потому, что я вижу ложь?

Косперски подошёл вплотную и выжидающе смотрел в глаза. Прищурившись, я аккуратно подобрала слова:

— Если честно, я не до конца уверена в том, что сказала пару секунд назад, — Никита склонил голову и терпеливо ждал. — Но вот в том, что ты сам прекрасный лжец, у меня сомнений нет.

— То есть ты понимаешь, что твоё доверие может стать ошибкой? — губы Косперски изогнулись в усмешке.

— Я неплохо разбираюсь с последствиями своих ошибок, — вызывающе подняв бровь, я встречаюсь с Никитой глазами.

Не знаю, как это произошло. Обвив рукой мою талию, другой Косперски поднял мой подбородок. Мужчина аккуратно притянул меня к себе и коснулся губами щеки. А потом и моих губ. Не прерывая поцелуя, Никита увлекает меня за собой, и в следующую секунду я уже касаюсь его постели. Внутри всё странно замирает, и я смотрю в глаза Косперски, который склонился надо мной и пытался выровнять дыхание. Его серо-зелёные глаза так ярко горели, что могли осветить всю комнату, а тело было до того напряжено, что на нём проступил каждый мускул. Я опустила руки на оголённые плечи мужчины и провела ими до запястий и обратно. Обхватив ногами торс Никиты, я притянула его ближе к своему телу, а пальцы запустила во взлохмаченные русые волосы. Я уже сама целовала Косперски, а он отвечал ничуть с не меньшим напором. Жар от его тела был таким, что мне казалось, я вот-вот воспламенюсь. Одним рывком Никита переворачивает нас и сажает меня на свои бёдра. Перед глазами всё плывёт, и я задыхаюсь, но не перестаю тянуться к губам мужчины. Чтобы дать мне глоток воздуха, Косперски переключается на мою шею и ключицы. Его поцелуи парадоксально жарки и легки, как прикосновения пера.

— Косперски, — выдыхаю я. 

Никита с трудом отрывается от моей кожи и прижимает нас друг к другу лбами.

— Обещай мне, что я не пожалею об этом, — тихо, но твёрдо говорю я.

В глазах Косперски мелькает боль. Я вдруг понимаю, что сейчас передо мной тот Никита, которого мужчина старательно скрывает от окружения Академии: искренний, благородный, честный. Он печально улыбается и начинает водить раскалённым пальцем по моей нижней губе.

— Я сделаю всё, чтобы так оно и было, — также тихо говорит мужчина.

Зажмурив глаза, я притягиваю его лицо к своему и целую, не останавливаясь. Я чувствую, как под толстовкой руки Никиты исследуют изгибы моего тела, а его щетина царапает нежную кожу щёк. Я чувствую его напор и отвечаю взаимностью. Я чувствую его жар, который невольно передаётся и моему телу. Я чувствую всю себя и полностью его.

И вместе с этим я не могу отделаться от чувства, что совершаю ошибку.

***

Поразительно, насколько, оказывается, мне дорог Косперски. В Академии с ним явно происходит что-то не то, но без всяких масок он удивителен. Что случилось такого, что теперь Никита вынужден играть роль властного командира, обучающего убивать, и мириться с прозвищем «пса» профессора? И как так получилось, что всего за месяц я привязалась к нему? Хотя это Косперски всегда был рядом и избежать его общества было весьма тяжело, так что он на славу постарался для нашего сближения.

— И где была малышка-Этель?

Пом, прищурившись, наблюдает за тем, как я вхожу в комнату и бреду к постели. Старательно хмурюсь и гримасничаю, чтобы скрыть улыбку, но девушка, заметив это, бросается в меня одной из книг, разложенных перед ней. Это отрезвляет — я почти забыла об экзамене по истории.

— Да ладно, — протягивает Пом. — После ночи с Никитой ты выглядишь слишком… отдохнувшей? Неужели я ошибалась насчёт него?

— Если ты о сексе, то у нас его не было.

Ночью я остановила Косперски прежде, чем его пальцы пересекли границы моего нижнего белья. Я просто наслаждалась близостью с мужчиной, чьи губы не отрывались от моей шеи. Под мерные поглаживания его сильных рук я сама не заметила, как провалилась в сон. Чувствуя внутри обволакивающее спокойствие, я собираю вещи и конспекты, чтобы успеть повторить всю необходимую информацию перед аудиторией.

— Ты выглядишь по-другому.

Пом редко говорила серьёзно, и потому её тон заставил меня замереть и посмотреть на девушку. Выглядывая из-за баррикад книг, она задумчиво оглядывала меня с ног до головы.

— Не знаю, просто ты всегда какая-то мрачная, замкнутая и напряжённая. Конечно, живя в такой обстановке, — Пом обвела комнату выразительным взглядом, — ты волей-неволей превращаешься в каменное хмурое изваяние. Но тебя как будто напрягало не Академия и не жопа в стране, а что-то другое. И вот теперь ты словно посветлела.

Я не знала, с каким выражением смотрела на Пом, но её это явно возмутило.

— Ой, да тормозни. Ты сама читаешь людей на раз-два, а как я сказала пару слов, так ты меня взглядом решила испепелить.

Я вдруг вспомнила, что принесла кое-что для девушки из города. Пом подозрительно следила за мной, пока я копошилась в сумке, и придвинула баррикады поближе, чтобы вовремя защититься в случае чего.

— Вот, я видела, как ты их искала.

В доме, где я жила, на первом этаже мыла лавка сладостей. Я видела у Пом какие-то непонятные круглые разноцветные конфеты, которые она уплетала в начале месяца. Это как-то скрашивало её вечера в Академии, и когда сладость закончилась, девушка только чаще мрачнела. Иногда мне казалось, что она сожжёт здание к чёрту, особенно когда я застала её за пыткой повара и выяснением, если ли у него такие конфеты. Пом удивлённо уставилась на мою руку с мешочком. Как рыба, беззвучно открыла несколько раз рот и наконец сказала:

— Их мне всегда покупала бабушка. Она единственная слышала меня и была против поступления в Академию.

— Почему родители тебя сюда отправили?

Обычно старшие с трудом отпускают молодых в Академию. Родители просто в ужасе, что их дети будут в элитных отрядах, которых первыми кидают в самое пекло.

— Престиж, — Пом пожала плечами и забрала сладость. — Им плевать, буду ли я, как ошпаренная, носиться по полю с автомат в руках или засяду где-то на границах.

Фамилия Брюс достаточно значимая, но мой отец слишком честолюбив, так что лишние проценты престижа ему только на руку.

— Извини за возможно некорректный вопрос, но как ты вообще прошла отборочный этап? — осторожно спросила я.

Не замечать этого было невозможно. Пом и ещё пара человек не особо старались в учёбе: ленились, опаздывали, не выкладывались на сто процентов, но стабильно держались в середине по шкале успеваемости.

— Богатенькие родственники, которые любят ласкаться к верхам, — девушка неопределённо махнула рукой и принялась за конфеты.

Я передёрнула плечами и, попрощавшись, быстро вышла. Я знала о возможных «блатных» ребятах в Академии, но всё же надеялась на её честное имя и добросовестное выполнение работы. Ведь речь идёт о жизнях, которые наёмники должны охранять первыми — и как они будут это делать, если всё «проплачено»? Я нахмурилась и сбавила шаг: естественно, за них всё сделают те, кто действительно серьёзно учиться. Лучшие и создают престижное имя заведения, которым потом пользуются другие. Лучшие первые и уходят на два метра под землю. Блеск.

— Чьё убийство планируешь?

Косперски опустился за стол напротив меня. Его русые волосы потемнели от влаги, а от самого мужчины пахло улицей: снегом и ветром. В тепле его щёки немного порозовели, и на них проступили бледные веснушки.

— В Академии много ребят, которым не стоит трудиться, чтобы иметь привилегии?

Никита моргнул пару раз и окинул взглядом соседние столы. Старшие ученики спокойно ели и беседовали между собой, не обращая внимания на мой набор, который утопал в книгах и тарелках с едой.

— Несколько человек найдётся, — неопределённо сказал Никита и потёр переносицу.

— Вообще? Или за набор?

— В каждой группе, — Косперски наблюдал за моей реакцией, а я перестала жевать. Опережая мои вопросы, он продолжил. — Преобладающее большинство работает наравне со всеми, так что ленивых, но богатых — единицы. 

Я нахмурилась и размазывала еду по тарелке, не поднимая глаз.

— То, чего хочешь ты, за деньги и связи не получить, — спокойно сказал Косперски. — Давай, пойдём.

Мужчина отодвинул от меня посуду и взял мой рюкзак. Я поспешила за Никитой, мельком оглянувшись: никого не интересовало то, что уходили мы вместе. Правда, рослые наёмники, встречавшиеся в коридоре, почтительно здоровались с Косперски и удивлённо смотрели на меня за его спиной, но в следующую секунду переключали своё внимание.

— У меня экзамен всего через полчаса, — напомнила я, когда Никита закрыл за нами дверь.

— Время перенесли. Всё начнется через час, — развалившись на кровати, Косперски наблюдал за тем, как я топталась возле двери.

— Почему? — чтобы Руна перенесла свой экзамен, да еще и на час, что такое могло случиться? Эту женщину, по-моему, и танк не остановит.

— По определённым причинам, — хмыкнул Никита и перевернулся на живот.

Нахал. Разбежавшись, я залезаю ему на спину и начинаю прыгать. Косперски пытается брыкаться, а потом, уткнувшись в подушку, громко смеётся. Он кое-как переворачивается подо мной и в один миг оказывается сверху, вжимая мои руки в матрас. Я непроизвольно вздрагиваю, и Никита хмурится, отчего его глаза теряют свою зелень и становятся полностью серыми.

— Ты часто дёргаешься от касаний, — Косперски наклоняется ниже и почти касается моих ресниц своими. — Тебя что, били?

Отрицательно качаю головой, и глаза Никиты гневно сверкают.

— Так я тоже вижу ложь.

— У меня просто чувствительная кожа, — лепечу я, когда Косперски целует меня в щёку.

— Договаривай.

— Уличные потасовки.

— Ты ввязывалась в подобные драки? — брови Косперски удивлённо взлетают вверх.

— Всё начиналось со споров, из которых узколобые оппоненты не могли выйти победителями. Мальчики не любят проигрывать, поэтому спор переходил в серьёзные разборки с разбитыми губами и поломанными конечностями.

— Ты не перестаёшь удивлять, — серьёзно сказал Никита, смотря сверху вниз. Потом хмурится. — А как же твой друг?

— Ему конкретно доставалось.

— А тебе?

— Ну я же девочка, — театрально закатываю глаза и нудно протягиваю, на что Косперски улыбается. — Тем более, по секрету, я бегаю чуточку быстрее него.

Я надавливаю на плечи мужчины и залезаю сверху. Когда наши губы встречаются, руки Никиты сжимают мои бёдра, немного приподнимая и опуская их. Забираюсь ему под футболку и стягиваю через голову. Отрываясь от губ мужчины, опускаюсь к шее и снова надавливаю ему на плечи, заставляя лечь. Кончики волос касаются щёк Никиты, и он улыбается так широко, что появляются маленькие ямочки. Его руки блуждают по моей спине, щекоча чувствительную кожу. Кладу ладонь на грудь Никиты и плавно веду к шраму под его сердцем.

— У меня был рак лёгкого, — мужчина перехватил мою ладонь и переплёл наши пальцы. — Я часто задыхался, а в груди жгло так, будто внутри полыхает адское пламя. Во время одного такого приступа я схватил кухонный нож и распорол себе половину грудной клетки. У матери случился сердечный приступ, когда она увидела пол, залитый моей кровью, а отец успел довезти до клиники, которая стала моим домом на ближайшие пять лет.

Я замерла на Никите, а он поглаживал мои костяшки горячими пальцами.

— Сегодня мы определяемся такими, какими нас сделало детство, — я прижалась щекой к плечу Никите.

— И каким же оно меня определило? — не сразу спросил он.

— Заботливым и ответственным. Ты винишь себя в смерти матери?

— Нет. Моя мать считала, что деньги восполнят провалы в детском воспитании. Я не скажу, что ей плевать на меня, но и любви тогда не нашлось. Отец был без ума от матери и прощал любые её похождения и измены. Эта женщина родилась очень ранимой и впечатлительной, поэтому мой диагноз сказался на её здоровье и стал поводом окончательно уйти из семьи. В тот день она зашла забрать остатки вещей, а отец на несколько минут выбежал в магазин. Ну, а дальше было, что было. Жалею лишь о том, что её кончина стала огромным потрясением для папы. Хотя будь мать жива, она бы долго мучила его своими возвращениями и скорыми уходами.

Никита обвил руками мою талию и переместился так, чтобы мы лежали лицом к лицу. Его глаза были полны осторожности и воспоминаний, и это странно гармонировало с распухшими от поцелуев губами.

— Неразделённая любовь вспарывает грудную клетку ничуть не хуже кухонного ножа, — мужчина слабо улыбается, намекая на историю своих родителей.

— Перед тобой был дурной пример, — я потянулась и взлохматила волосы Косперски.

— Поделишься своим? — Никита изогнул бровь, и в его глазах читался вызов.

— Я не любила, а потому пока не страдала.

Косперски замер с открытым ртом и шире распахнул глаза.

— Ты сейчас солгала, но какая именно часть твоего предложения — неправда, я не знаю. Да и заметно, что ты тоже.

Никита не продолжал расспросы, а вместо этого потянулся ко мне и обхватил голову руками. Его мягкие губы не отрывались от моих, а язык, подразнивая, проникал в рот.

— А ты? — неразборчиво промычала я в рот мужчине. С ним было так тепло и спокойно, что не хотелось вспоминать о пугающей реальности.

— Любил ли я?

При такой близости я рассмотрела, как расширились зрачки Косперски, и от этого по моему телу пробежались мурашки. Он учащённо дышал мне в шею, и я улавливала пульсирующие волны жара, исходящие от мужчины. Никита облизнул губы и наклонился к моему уху, прикусив мочку:

— У меня много тайн, Этель, так что пусть ответ на этот вопрос станет одной из них.

***

Я долго готовилась к экзамену, но всё же не рассчитывала увидеть поражённый блеск в глазах Руны. Даже не по себе стало. Пажинская сама не ожидала от меня таких результатов, поэтому к концу допроса её голос был не уверенным, а сварливым. Это была моя маленькая победа, поэтому весь оставшийся день я улыбалась.

Понедельник всецело посвящён экзамену по истории. Зачёт не регламентирован: Руна держит учеников у себя столько времени, сколько считает нужным. Хоть все сутки потратит на одного человека и затребует следующие для продолжения — всё это в её власти. Парни были заметно озабоченны и напряжены — я разглядывала их лица перед входом в аудиторию. Пажинская опрашивала в соответствии с собственным списком, составленным согласно успеваемости учеников, поэтому я и Джей освободились одни из первых.

Академия обеспечивает учеников всем необходимым, в том числе и одеждой. Зимняя коллекция, так сказать, у них необычная — на вид я бы и летом это не всегда надела. Короткая куртка невесома и плотно прилегает к телу, однако тепло даёт такое, будто я в оленьей шубе. Облегающие джинсы и высокие грубые ботинки дополняют образ и совсем не сковывают движения, как это было бы в громоздкой зимней одежде. Я шагаю впереди Джея вдоль спортивных площадок, на одной из которых собралась кучка парней.

— Эй, постой.

Ко мне подбегает высокий наёмник, облачённый в стандартную форму. Она подчёркивает широкие плечи и в меру узкую талию парня. На бронзовом лице красиво выделяются графитовые глаза — такого же цвета, как и небо над головой наёмника.

— Твоя фамилия Цид? Пажинская постоянно тычет нам её в лицо.

— Вам что, до сих пор преподают историю? — подаёт голос Джей из-за моей спины.

Он прав. Я смотрю на парня: старше меня лет на 5-6, а значит, он точно закончил основной курс. После завершения обучения наёмники занимаются исключительно теми дисциплинами, что развивают силу и выносливость, так что вряд ли история туда входит.

— Курсы, — отмахнулся парень. — Чтобы мы не забывали, почему и зачем носим эту форму. В общем-то, я не за этим подошёл, — графитовые глаза буравили меня взглядом. — Ты, должно быть, так хороша не только в истории?

Я напряглась и почувствовала, как напрягся позади Джей. Бросив взгляд за спину подошедшего парня, я заметила, что его друзья заинтересованно и ожидающе поглядывают в нашу сторону. Над головой небо загудело, будто конец ноября самое подходящее время для грозы.

— Говори прямо, чего ты хочешь? — я скрестила руки на груди и холодно посмотрела на наёмника.

— В недели экзаменов новичков у нас не такой плотный график, — парень махнул за спину на своих друзей, — поэтому мы нашли себе одно занятие по душе. Оно стало чем-то вроде традиции, да и позволяет держать форму. Я хочу, чтобы сегодня к нам присоединилась ты.

Джей фыркнул за моей спиной и что-то невнятно забормотал.

— Сначала объясни, что надо делать, — я прищурилась.

— Сначала согласись, — парировал наёмник. — Ты здесь обучаешься для того, чтобы беспрекословно выполнять приказы, какими они бы не были.

— Ты пытаешься сыграть на моих амбициях? Или задавить своим альтер-эго?

— Нет, я действительно хочу, чтобы ты просто к нам присоединилась, — графитовые глаза зажглись весельем, но ничего угрожающего я там не прочла. — Покажи свои умения, и получишь неплохие знакомства. Поверь, в Академии тебе это в скором времени пригодится. 
 
Леон — так представился приставший ко мне наёмник — втиснулся в кучку и выбирал подходящих людей. Я стояла немного поодаль, обдумывая правила, в которые парень меня посвятил. За полигонами, в нескольких метрах от стены стоят порядка сотни столбов с гербами крупных городов Пандоры. Подняты только те, что принадлежат Югу — яркими цветами они выделяются на фоне железобетона: даже с моего места, если приглядеться, можно увидеть пёстрые точки. Полотна держатся на специальном магните, встроенном в верхушки столбов. На этих мыслях руки непроизвольно крепче сжимают мяч, который чуть больше теннисного. В него встроен такой же управляемый магнит, так что, если закинуть его как следует, он закрепится на том же столбе поверх герба. Сложность в том, что высота слишком велика, чтобы просто бросить мяч. Надо изловчиться и взобраться по тонкому, но крепкому столбу, если желаешь одержать победу. Ах, да, мяч тоже надо отобрать и попытаться сохранить в своих руках, что, судя по крепким телам бывалых наёмников, не самая лёгкая задача.

— Это хотя бы не нарушает правил Академии? — а существуют вообще такие пункты, регулирующие сохранность столбов для гербов?

Джей был просто в восторге от игры и с завистью посматривал на меня: Леон сказал, что очередь моего друга придёт в следующий раз. Наёмник в это время придирчиво оглядывал отобранных четырёх парней.

— Не знаю, — бросил Леон через плечо, — вряд ли. Тем более, Ворон, как-то став свидетелем очередной игры, пообещал внести её в учебную программу.

Не успела я задать ещё один вопрос, как парень выхватил мяч у меня из рук и запустил его в чернеющее полотно полигонов. Кровь прилила к лицу, а руки вспотели, когда Леон обернулся и с искрящимися детской радостью глазами выпалил:

— Атас!

Остальные наёмники отошли подальше, и я услышала их весёлые окрики позади. Я только бросилась к полигонам, как передо мной возникли двое долговязых парней, словно две капли воды похожих друг на друга. Леон махнул мне рукой и сорвался с места, стремительно догоняя приземистого крепкого мужчину, который был уже почти на середине поля.

— Ну привет, малышка, — в унисон сказали близнецы, и каждый схватил меня за плечо.

— Боже, Этель, только начало, а ты уже облажалась! — заорал Джей.

Они были выше и сильнее, а я, вместо того чтобы сопротивляться, расслабилась и подалась им навстречу. Парни хотели засмеяться, но я, резко схватив их за запястья, потянула вниз так, что они глухо стукнулись лбами друг об друга. Воспользовавшись секундной заминкой, я со всех ног понеслась по следам Леона. Сопение и маты близнецов были всё ближе, и я начала петлять по измученной земле. В то время как я лихорадочно вспоминала, где здесь опасные места и специально вырытые ямы для усложнения тренировок, парни легко ориентировались — годы, проведённые в ряду наёмников, не прошли даром — и сокращали расстояние между нами. Тогда я, сгруппировавшись, бросилась под ноги тому, кто был ко мне ближе. Бок обожгло от удара, но звук, с которым парень плюхнулся в затвердевшую грязь, вызвал у меня улыбку.

— Ну и сучка! — закричал его братец, оглядываясь на меня.

Я лихорадочно соображала, как мне отделаться от него, пока его родственник, шатаясь, пытался встать, но спасение пришло само собой. Буквально из-под земли на парня накинулся мелкий худой, но с невообразимо дикой гримасой пятый игрок. Он повалил соперника и лупил его — не во всю силу, конечно же. Так, спасибо, с этим я точно иметь дела не хочу. На дрожащих ногах я рванула к клубку тел, одним из которых был Леон. Я так быстро бежала, что мир вокруг сливался в один непонятный серый лист. Упавший близнец, видимо, ещё не мог прийти в себя, и быстро отстал от меня. Борющиеся наёмники были так заняты друг другом, что даже не заметили моего приближения. В крови бушевал адреналин, ноги дрожали от быстрого бега, а голову пьянило такое везение. Я уже тянулась за мячом, как бежавший за мной близнец остервенело заорал:

— Леон, обернись!

Парню хватило секунды, чтобы переключиться со своего выдохнувшегося противника на меня. Удар о промёрзшую землю оглушил и выбил из лёгких воздух. Леон упёрся коленями в мою грудь, а руки прижал своими ладонями.

— Кроме как убегать, ты что-нибудь ещё умеешь? — в пылу борьбы прорычал он надо мной.

Я выпустила весь воздух из лёгких, напрягшись, подняла ноги из-за спины парня и обхватила ими его шею. Грязь с собственных ботинок посыпалась мне в глаза, и, зажмурившись, я начала сдавливать голову Леона. Он забрыкался на мне и невольно отпустил мои руки. Собрав остатки сил, я скинула парня с себя и, схватив мяч, побежала, не разбирая дороги. Перед глазами всё кружилось, а грудь невыносимо жгло от напряжения. Я смотрела то вперёд, то под ноги, боясь споткнуться обо что-то и упасть. Я бежала вдоль стены, и у меня уже не было сил оглядываться. Я видела перед собой только мерцающие стальные столбы с гербами, которые становились всё ближе и ближе. Я чудом заметила промелькнувшую сбоку тень и притормозила прежде, чем близнец впечатал бы меня своим тело в железобетон. Парень не рассчитал силы, и теперь болезненно стонал, держась за плечо, которым влетел в стену. От его макушки до верха постройки был жалкий метр, и мне в голову пришла безумная мысль.

— Прости, родной, ничего личного, — промычала я, зажав в зубах мяч.
 
Пока парень морщился от боли, я, вцепившись в его форму, залезла сначала на спину, а потом встала коленями на плечи близнеца. Поняв мою задумку, он взвизгнул подо мной и начал оседать на землю, но я уже зацепилась руками за верх стены. Доли секунды, и парень смог бы схватить мои ноги и стащить обратно, но я, полная адреналина и кипящей крови, подтянулась и чуть не перевалилась за стену, вместо того чтобы остаться на ней. Вытянувшись наверху, я смотрела на гневное лицо близнеца, который тщетно прыгал внизу и размахивал руками. Я облегчённо выдохнула и упала грязной щекой на шершавую поверхность стены. Бешено бьющиеся сердце заглушало все звуки, и я не сразу услышала заговорщические голоса.

Чуть поодаль, за моей спиной, Леона подсаживал на стену другой близнец, пока его брат сверлил меня злобным взглядом. Зачем я на это согласилась? Я рванула с места в тот момент, когда Леон встал на стене в полный рост. Высота была не смертельной, но, когда несёшься с бешеной скоростью, кажется, что ты паришь в небесах. Я уже бежала по той стороне стены, которая была параллельна столбам. Я задохнулась от досады и чуть не споткнулась: расстояние между постройкой и ними было около трёх метров, а рычание Леона позади извещало, что вряд ли он даст мне возможность остановиться и прицелиться для броска.

— У тебя нет шансов!

Парень был так близко, что вытянутой рукой смог бы меня скинуть. Собрав в себе на сей раз действительно последние силы, я ускоряюсь, и мои ноги отрываются от стены. Прыжок по диагонали к столбам был до жути скверным, и я уже автоматически, ничего не видя перед собой, вытягиваю руку, немного подкинув мячик. С глухим ударом я приземляюсь, максимально смягчив посадку. Растягиваясь в грязи и не заботясь абсолютно ни о чём, я смотрю в штормовое небо, откуда на мой раскалённый лоб опускаются шарики снега. Потоки крови в ушах заглушают внешние звуки, и я не сразу различаю сквозь разбушевавшийся ветер крик Леона, так и оставшегося на стене:

— Тебя хоть как зовут? — парень энергично машет руками и спрыгивает ко мне.

— Этель.

Наёмнику пришлось склониться надо мной, чтобы расслышать ответ.

— А что, разве Пажинская не называла моё имя? — прохрипела я.

— Ты не представляешь, что я заставил тебя делать, если бы Руна представила ещё и твоё имя, — рассмеялся надо мной Леон и протянул руку. — Вставай, Этель. Я уверен, сегодня ты не в последний раз доказала, что лучше многих.

Но я не спешила подниматься. Переведя взгляд с неба на столб, я растянулась в усталой улыбке. Мяч, словно набалдашник на трости, прочно закрепился на верхушке стального бруса.

***

Я не замечала ни тяжести, ни ломоты в теле, когда гордо шла по пустующим коридорам Академии в свою комнату. Редкие наёмники и ученики провожали меня брезгливым взглядом, если я проходила мимо, но я не удивлялась: я вся была в грязи, и с меня иногда сыпалась земля. Впрочем, Леон, который свернул чуть раньше, выглядел ничем не лучше. Несмотря на ужасный внешний вид, чувствовала я себя так, будто вновь парила в воздухе, совершив прыжок.

Из-за угла вывернул один из работников персонала Академии. Его форма чем-то напоминала одежду наёмников: тот же чёрный комбинезон, только карманов меньше. И нет, конечно же, отделений для оружия. Погружённая в свои мысли и с улыбкой на губах, я поздно заметила мужчину и задела его руку плечом. Работник на секунду остановился и приподнял чёрную фуражку, видимо, являющуюся частью формы. Его тёмная бронзовая кожа лица казалась ещё темнее в приглушённом свете коридора, а глаза, насыщенного карего оттенка, словно мужчина носил линзы, странно сверкнули. Только бархатный проникновенный голос никак не вязался с весьма отталкивающей внешностью работника:

— Классный прыжок.

— Спасибо, — машинально ответила я, снова глупо улыбаясь.

Только сделав два шага вперёд, я вдруг обернулась. Мужчина что-то поправлял на форме и по-прежнему стоял на том месте, где я его задела. Почувствовав на себе мой взгляд, он обернулся, и его губы сложились в острую улыбку, которая совершенно не подходила к его смуглому лицу.

— Будьте осторожнее в следующий раз — всё-таки крыльев у вас нет, — посоветовал мужчина и скрылся за поворотом, напоследок снова странно сверкнув глазами.

Не успев ничего ответить, я осталась одна посреди коридора. Меня охватил какой-то ступор, и я так и пялилась в то место, где пару секунд назад стоял мужчина. Тряхнув головой, я вновь улыбнулась и продолжила путь.

— Матерь божья, какой бульдозер по тебе проехался? — Пом была в шоке.

— Бульдозер победы.

Я прижала безымянный и средний пальцы рук, зафиксировав их большим, а мизинец и указательный выставила вперёд. Возможно, чтобы летать, крылья не всегда так уж необходимы.