Свобода слова

— ...Грубо наплевал он в тонкую девичью душу трансгендера-лесбияна, христопродавец.
— Кукла Лена, ну перестань.
— Не перестану! Да, пока мне на карточку поступают от тебя деньги — я продолжаю держать перед тобой объятия открытыми, а ноги раздвинутыми.
Но, при этом, свободы слова меня никто не лишал. А то рот он мне затыкает. И лапает, без этого у нас никуда. Хочу говорить трогательные и теплые слова — и буду!
А специфическая прослойки населения в лице лиц еврейской национальности могла бы относится к моим душевным порывам терпимее, между прочим. Я на тебя обиделась.
— Натурально тебя сегодня разобрала благодать, кукла Лена. Ну не дуйся. И пусть этот любящий шлепок по попе ознаменует собой заживление твоих эмоциональных ран. Быстро улыбнулась, кому сказал! А то бунт негрожопых она мне тут на закате полярной ночи устроила.
— Эти расисты, космополиты и другие белые с маленькими членами...
— Та-ак, вечер, я смотрю, перестает быть томным. Хорошо в Америке: купил винтовку и выдавливай из себя расизм по капле. А вот здесь, в Новом Уренгое...
— А что таково я сказала то? Ишь, как он взбеленился. У нас в деревне под Рузой был аналогичный случай — корова пёрнула и, после этого, у нее рога и отвалились. Ты что, тоже добиваешься, чтобы у тебя от волнения сахар поднялся? А со мной что тогда будет, если ты помрешь? Ты об этом подумал?
Ну сказал я на планерке: «Нашу главную бухгалтершу от всего этого даже всю закидало прыщами как в славные «Где мои семнадцать лет». Ну и что тут неправда?
Воспитывает он меня на еврейских ценностях, блин. Этого не скажи, сразу: «Стол хороший, но декольте слишком глубокое, в нем утонуть можно с непривычки», «Этот купальник слишком открытый, кукла Лена, это пляж для религиозных евреев»... Я тебе что, ребенок (см. картинку над текстом)?
Израиль — как луч света в темном царстве, блин. Так еще и покусился на исконную скрепу. Не лезь, кому сказала, сломаешь ведь. Я сама расстегну. Ты меня совсем не любишь, мировая закулиса. Ну вот за что ты мне деньги платишь, вот скажи...
...Бани, взорвать бы офис нашей компании — и сказать, что чеченцы. Или, хотя бы, электричество отключить. И сказать, что хохлы.
— Будь моя воля, кукла Лена, я бы тебя поселил в Эрмитаж и кормил бы одними устрицами.
— Да ну их, они противные, я фрукты люблю. Или отключить им воду в женском туалете.
А когда эти клуши спросят: «Где вода?», ответить так, про между прочим: «Выпили. Сами знаете, кто».
— Я, в общем-то, добрый человек, кукла Лена, и даже обрезанный. Но, при этом никому не позволю...
— Бля! Какие тут у нас кто-то пальцы гнет! Ты позволишь себе всё, что я тебе позволю. А то я тебя не знаю.
Наш гендир с утра пораньше, на планерке, произнес пламенную речь. Очень моральные, и важные для понимания ценностей вещей и незыблемости устоев слова: «Отпускные цены на фоне самоизоляции болтаются как мотня на уровне промысловых и транспортных издержек...», — ну достал, блин, просто сил нет никаких.
А тут еще в нашей бухгалтерии, эти вагины перелетные, все шире обсуждают женские жалобы на полное отсутствие домогательств собственно полового характера.
Вот я и не сдержалась. А эти дуры вместо того, чтобы принять к сведению советы специалиста и начать, наконец, соблюдать диету, даже тебе вот пожаловались. Все толкаются, обнимаются, ручкаются, некоторые даже целуются — а сами...  побитые молью секс-бомбы шариковые.
А ты и-за этого на меня наехал. И не стыдно тебе, нехристь? Они же мне просто завидуют. Им то за это никто не заплатит даже в страшном сне. Даже пьяненький лысенький и низкодушный представитель Малых народов Севера с оленями.
— Я больше не буду, кукла Лена, извини. Ты права, конечно.
— Я всегда права. Спи давай, обормот, получил же чего хотел. И не обижай меня. Пошутить уже нельзя на ночь глядя. А если я свободы слова хочу? Хотя бы в своей спальне...