В мутной воде

I
«Тридцать градусов влево! Резко!» – крикнул я в микрофон внутренней связи за несколько секунд до того, как наш подводный крейсер столкнулся с чем-то по настоящему огромным, тяжёлым, и превратился в безвольно тонущую жестяную банку, которая камнем устремилась ко дну. Я сильно ударился лицом об экран перископа и потерял сознание. В себя же я пришёл после второго удара, когда лодка врезалась в илистое дно. Многое помню урывками, но для тех, кто найдёт этот дневник, постараюсь воспроизвести хронологию событий. На случай, если моя смерть настанет раньше, чем рубка будет полностью затоплена, скажу: лодка уже полностью обездвижена и обесточена. Аварийная лампа скоро погаснет и оставит меня умирать в полной темноте, на глубине пятьсот двадцать пять метров. Деформированный ударом прочный корпус уже не способен держать давление в пятьдесят атмосфер. С шлюзового люка сочится вода, и каждая капля, падающая вниз, как песчинка в часах, которая отмеряет последние минуты моей жизни. Команда мертва. Судя по всему, я один, кто остался здесь, обречённый на верную и мучительную смерть. Выйти не возможно. Сверху – миллионы тонн воды, которые не позволят открыть люк. Субмарина полностью затоплена. Отсеки закрыты гермопереборками, так что, до капсул  не добраться. Я пишу эти строки карандашом, на подмокшем блокноте. Я обращаюсь к тем, кто увидит эти записи. Простите нас. Мы подвели всех тех, кто остался наверху.
10:03. Я крикнул по радиосвязи о приближении массивного объекта, который засекли локаторы. Это был не корабль и не подводная лодка. Это было огромное живое существо. Нет, не кит. Даже не самый огромный в мире, чёрт его дери, ни разу не кит! Это была хищная тварюга с настолько огромным ртом, что способна была проглотить субмарину, не разжёвывая! Таких тварей показывали по разным научным телеканалам и называли мегалодон. Затем последовал удар в правый борт подводной лодки, после которого я головой пробил защитный экран перископа и потерял сознание.
10:06. Субмарина ударилась о дно, обломав гребные  винты, причём сразу оба, левый и правый. При касании об дно, меня швырнуло об угол двери. Я ударился грудной клеткой, вероятно, сломал ребро. После удара я пришёл в себя и увидел на противно пиликающем экране состояния то, что заставило меня закричать, неистово, до хрипоты. Винты сломаны. Руль горизонта сломан. Утечка воздуха из пневмоарматуры. Разгерметизация корпуса. Повреждение топливного отсека. Повреждение машинного отсека. В тот миг я понял, что мы все, один за другим, подохнем здесь, на этой посудине, под толщей воды. Глубиномер скакал как сумасшедший. Лодку несло то вверх, то вниз, и она не могла остановиться. Такой невероятной силы был тот удар.
10:15. Крики с нижней палубы. Матросы звали на помощь. Чтобы предотвратить панику, я разбил дисплей информации оторвавшимся куском от лестницы в рубку. Бросившись вниз, я закричал: «Капитан! Где капитан?» Капитан Афанасов откликнулся сдавленным голосом: «Здесь я, не ори!». Обернувшись на звук, я увидел капитана. Он лежал под придавившей его пневмоарматурой, которую вывернуло из повреждённого прочного корпуса. Я крикнул матросов на палубу. Прибежало трое юнцов. Один обгоревший, двое – изрезанные осколками и в крови , с головы до ног. Вместе мы отбросили трубопровод и увидели ноги капитана Афанасова, которые теперь превратились в тряпки, наполненные измельченными костями. Капитан, едва сдерживая спокойствие, приказал всем уйти прочь и позвать медика
10:36. Нижняя палуба. Вода прибывает из пробоины. Восемь матросов и трое офицеров погибли на месте, когда лодка ударилась об дно. Их трупы омывались прибывающей водой. Я приказал эвакуироваться на верхнюю палубу и приготовиться к герметизации нижнего уровня. Взяв с собой лейтенанта Ковалёва и трёх матросов, я решил добраться до машинного отсека и включить аварийные генераторы. Это дало бы нам шанс передать сигнал бедствия и запустить помпы для откачки воды. Продвигаясь вглубь субмарины, я освещал фонарём самые укромные уголки тесных коридоров, надеясь обнаружить хоть кого то, кто ещё жив. Но лишь трупы сослуживцев устилали наш путь.
11:02. Очень долго пробирались. А ведь каждая секунда была на счету! Прочный корпус мог не выдержать давления и похоронить нас всех под толщей воды. Мне так и не удалось сосчитать погибших. О раненых я и не думал. Без рук, без ног, слепой, обгоревший, - главное, что живой. Наконец, генератор предстал моим глазам. Чёртова железяка была почти полностью под водой. Задержав дыхание, я нырнул в мутную солёную воду, вперемешку с маслом, дизелем и кровью, и вырвал аварийный трос. Двигатель загудел, выплёвывая воду из роторов, и о чудо! Генератор включился, зажигая аварийные лампы по отсекам!
11:08. Не успели мы обрадоваться, как пришлось на всех парах уносить ноги из отсека. Арматура в борту лопнула, и прочный корпус вдавился внутрь, будто от попадания боеголовки,  угрожая нам тоннами солёной воды! В панике мы бросились по коридору,  в надежде успеть добраться до переборки и задраить отсек. Я выбежал первым. За мной Ковалёв. Следом выбежали двое матросов, а вот третий споткнулся, за что-то зацепился и не мог освободиться. Я бросился помочь ему, но Ковалёв остановил меня, крепко схватив за шиворот, и оттянув назад. От такого неожиданного действия я повалился на пол и уставился вопросительным взглядом на лейтенанта. «Стой!  Не смей туда идти!» - Сквозь стиснутые зубы, едва слышно проговорил Ковалёв. А следом раздался ужасающий скрежет. Вибрация поползла по коридору, поднимая рябь в мутной воде. «Помогите!» - завопил матрос, «Закрывай переборку, старлей! А то все сдохнем!» - заорал лейтенант. Не думая более ни секунды, я вскочил на ноги, разбил стекло аварийного рычага и резко дёрнул его против часовой стрелки. Сработала пневматика, и аварийная переборка в две секунды заслонила пролёт коридора своим массивным корпусом, оставив лишь маленький глазок иллюминатора из толстого стекла. В нём я видел массу воды, которая с грохотом ворвалась в коридор, по ту сторону переборки, и навсегда погребла под собой юного матроса. «Не смотри туда!» - сказал мне Ковалёв. Мне нечего было ответить. У меня не было выбора. И я не оправдываю себя, это факт. Либо мы все, либо один матрос. Выбор очевиден. «Прости нас, сынок!» - громко крикнул Ковалёв, встав лицом к переборке. «Ну и козёл же ты, летёха!» - со злостью заорал я. Но тот ничего не ответил. Он и я понимали всю безысходность ситуации, в особенности, перед лицом двух оставшихся юных, до оцепенения напуганных матросов.
12:10. Вернувшись на верхнюю палубу, мы обнаружили остатки команды, врача, боцмана, мичмана над телом умершего от потери крови капитана. Гробовая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием мерцающих ламп, скрипом проваливающейся внутрь арматуры и капанием воды из расходящихся по швам усилителей. Скоро наша посудина сомнётся, как яичная скорлупа…
12:12. «Я так не могу больше! Мы тут все подохнем, как тараканы в раковине!» - заорал мичман, выхватил пистолет, и бросился на капитанский мостик. Я и Ковалёв побежали следом. Не успели. Как только вбежали в рулевую, мичман пустил себе пулю в лоб.
12:24. Состояние рулевой было плачевное. Экраны не работали. Радар разбит. Нижний перископ вырван с корнем, словно тянули, как репку. Я машинально бросился к радиостанции и стал пытаться передавать сигналы бедствия. «Брось, старлей! Кто услышат нас? Над нами полкилометра воды!» - язвительно прошипел Ковалёв, на что я, теряя самообладание, бросил наушники и схватил его за грудки, припёр к стенке, устремил взгляд прямо в его глаза и заорал: «Меня слушай, лейтенант! Я тут старший по званию! Я тут командую!» Лишь сдавленный смех был мне ответом, а потом лейтенант оттолкнул меня и сказал спокойно и озлобленно: «Мне команды твои, - как рыбе ил. Срал я на них! Мы сдохнем скоро, и всем уже друг на друга плевать!» После этого, Ковалёв вышел из рулевой и направился куда-то вниз по коридору. Я же просто вырубился в той позе, в какой находился, когда Ковалёв толкнул меня.
13:10. Проснулся от звуков выстрелов. Не думал, что вообще уснуть смогу. Но это и не сон был, а какая-то отключка обессилевшего. Перенапряжение. Вскочив на ноги, шатаясь и прижимая рукой ушибленные ранее рёбра, я подобрал пистолет застрелившегося мичмана, и вышел в коридор. Вода прибывала. В углу сидело несколько матросов, прикрывая головы руками, а Ковалёв, уже убив нескольких человек, включая доктора, целился в одного из последних живых матросов. «Ты что творишь, мразь?» - Закричал я, и взял Ковалёва на мушку. «Бросай оружие, тварь!». «Ты не понимаешь!» - спокойно ответил он, - «Нам всё равно уже всё! Конец! Не хочу, чтоб ребята мучились. Пусть лучше на мне грех будет, а им – быстрая смерть…» Далее почти минуту мы стояли так, молча, слушая лишь стоны перепуганных матросов, и прежние, знакомые звуки неминуемой смерти: скрежет арматуры в прочном корпусе, скрип ломающегося лёгкого корпуса, капание воды…
13:14. Лодка содрогнулась от мощного удара. Прочный корпус не выдержал, и внутрь хлынула вода, уже на нашей палубе. Ковалёв выронил пистолет и повалился с ног. Я, что есть сил кричал матросам, чтобы они бежали к рубке. Но вода с диким рёвом пребывала. Из-под потоков мутной воды показался Ковалёв. Он произвёл три метких выстрела, и матросы упали замертво. Затем Ковалёв поднёс пистолет к голове. «Ну что же ты, Старший лейтенант!? Беги в свою рубку! Тебе ещё жить да жить! Целых пятнадцать минут! А лейтенант Ковалёв уйдёт как офицер. Такая вот, справедливость…»
13:16. Прогремел выстрел. Лицо Ковалёва залилось кровью, которая впрочем, быстро смылась забортной холодной водой. Тело его обмякло, и тут же было накрыто волной. Всё что мне оставалось, так это с остервенением дёрнуть аварийный рычаг. Почти пустая пневмосистема зашипела остатками воздуха, и переборка неплотно закрылась, постепенно пропускала воду в рулевое помещение.
13:30. Поднялся туда, где всё началось. В верхнюю рубку. Здесь пространство узкое, и каждый скрип корпусов, каждый новый лязг арматуры, отдаётся прямо в мозге, словно огромная птица кричит прямо в ухо, и царапает когтями череп.
+ Стрелки моих часов замерли. Буду ставить крестики.
+ Вода сочиться с люка. Но выбраться не возможно. Давление не даст открыть люк. Спасательные капсулы в другом конце лодки. Туда не попасть, всё затоплено.
+ Попытался в отчаянии, дёрнуть рычаг люка. Естественно, безрезультатно. А если и открыл бы, то что? Пятьдесят атмосфер против меня. Сплющило бы как таракана, мгновенно!
+ Вот она, безысходность, и самый настоящий ад. Прав был, наверное, Ковалёв. Избавил матросов от страданий, и сам ушёл. Мне же, Старшему лейтенанту Васютину, остаётся лишь ждать, пока костлявая с косой явится.
+ Плакал. Потом вырубился. Снился огромный морской гад, тот, что ударил нашу лодку. В зубах он держал матроса из машинного отсека. Чёрт, даже имя его не помню. Сказал он мне во сне: «Что ж ты, Павел Николаевич, меня так постыдно под водой похоронил? За что?»
+Лампа замерцала. Скоро генератор остановится, и аварийное освещение погаснет. Я уже по колено в этой мутной ледяной воде. Осталось немного… Осталось немного…
+Долго не писал. Может час, а может больше. Не знаю. Счёт времени потерял уже. Воды по пояс. Лампа ещё не погасла, но мерцание давит на глаза. Писать трудно.
+Слышу стуки! Слышу стуки снаружи! Морзянка! Спасите! Спасите!
+Долго выстукивал «SOS». Пока что тишина
+Чёрт! Где же вы!? Где же вы!? Спасите!
+Снова слышу! Слышу!
+Наверное, мерещится мне стук морзянки. То появляется, то пропадает. Да и зачем кому-то снаружи стучать «SOS»? Глупо всё это. У меня ещё осталось несколько патронов. Наверное, пора прощаться. Да и воды уже по пояс. Ноги онемели от холода.
+Много времени прошло. Воды по грудь и продолжает медленно прибывать. Выстрелить не смог. Испугался. Вы, те кто жив, простите нам нашу трусость. Писать больше не могу. Лампа всё тусклее, а воды всё больше. Заверну блокнот в несколько слоёв плёнки из уплотнения перископа и спрячу в гермокарман кителя. Если найдут – то узнают правду. Не от того врага мы погибли, к войне с которым были готовы, а от того, который считался давно умершим. Да и не враг он вовсе. Это мы на его территории. Это мы были его врагами. Прощайте!
II
Глубоководный аппарат в очередной раз поднялся на борт корабля. Группа спасателей медленно выбралась на свежий воздух.
-Докладывайте! – приказал капитан Давыдов руководителю спасательной группы, лейтенанту Марьину
Не снимая снаряжения, встав по стойке смирно, произведя воинское приветствие, Марьин доложил:
-Товарищ капитан! Не смотря на многочисленные деформации корпуса лодки, нам удалось вскрыть заклинивший люк рубки. В отсеке было обнаружено тело старшего лейтенанта Васютина. Видимо, он был последним, покинувшим мир живых…
-Это догадка? – Осторожно спросил Давыдов
-На теле был найден замотанный плёнкой блокнот. Вода всё же намочила его, но читать возможно. В нём описана хронология последних часов жизни экипажа, - ответил Марьин
-Почему не доложили по факту находки?
-Нашли уже после погрузки тела в спасательный аппарат, товарищ капитан.
Капитан Давыдов вытянул согнутую в локте руку, жестом приказав отдать блокнот. Марьин послушно протянул намокшую книжецу. Пробежавшись взглядом по записям на мокрых страницах, капитан Давыдов полушёпотом сказал куда-то в воздух: «Хорошо, что карандаш водой не смывается. Была бы ручка – ужё все чернила поплыли бы …» . Закрыв записи и убрав их в карман кителя, капитан Давыдов сказал:
-Лейтенант, пройдём-ка от лишних ушей.
Они двинулись неторопливым шагом вдоль бортового ограждения.
-Как думаешь,  это может быть правдой? – всё так же осторожно спросил капитан
-Не могу сказать, товарищ капитан. Меня там не было в тот миг.
-Ты был там сейчас, видел последствия. Это по-твоему, похоже на зубы невиданной твари, или всё же, на атаку вражеского судна?
-Товарищ капитан… Нет же никаких свидетельств атаки: ни следов попаданий боеголовок, ни корпусов торпед, ни даже гильз. Да и записи в бортовом журнале могут отличаться…
-Ты понимаешь, к чему я клоню? – повысив голос, перебил его Давыдов, - нам с тобой век по допросам ходить, лейтенант! Мы с тобой в такое болото сядем, из которого в жизни не вылезем! Какие мегалодоны? Какие, к чёрту чудовища? Ты попробуй объясни матерям вот этих погибших матросов, что они погибли не сражаясь за родину, а от какой-то там ископаемой акулы! Мы с тобой сядем, лейтенант! Сядем накрепко!
-Что ж нам делать то, товарищ капитан?  - дрожащим голосом спросил Марьин
-Что делать? Я тебе скажу, - переходя на полушёпот заговорил в ответ Давыдов, - ты ж умный моряк, лейтенант. Ты ж знал, что по радиосвязи нельзя докладывать о блокноте. Радист бы застенографировал, и всё! След! Где блокнот? Вот блокнот! А что в блокноте? Рыба! А рыба нам не нужна, понимаешь?
-Кажется да , почти заикаясь ответил Марьин
-Ну так вот: Блокнот – теперь только между мной и тобой, понял? А остальное – просто: лодка потеряла курс и ударилась об дно. Кто виноват? Капитан, мать его, Афанасов! Ты наверное, скажешь, что это не правильно. Но я тебе возражу. В этом случае – экипаж погиб на боевом дежурстве по вполне себе объяснимым причинам: капитан устал, не справился с управлением. Ну а если же рыба, то… сам понимаешь, лейтенант…
Капитан незаметно достал блокнот из кителя и сунул его в карман Марьина. Молча они подошли к корме. Молча стояли у ограждения, наблюдая, как солнце катится к горизонту. Наконец, Давыдов нарушил молчание:
-Ну что, лейтенант? Мы можем рассчитывать друг на друга, как морские офицеры?
-Так точно… - подавленным голосом ответил лейтенант Марьин
Капитан протянул руку руководителю спасательной команды, и в этот момент из рулевой по громкой связи донеслось:
-Справа по борту! Приготовиться к удару!
Сто сорока метровый крейсер, словно консервная банка подпрыгнул на волнах, опрокидываясь на левый борт. Скрежет металла, разлетающиеся во все стороны куски ограждения, оторванные двери, выбитые стёкла иллюминаторов, фейерверком летели прочь от корабля вдоль поверхности воды. Немыслимых размеров хищная рыба раскрыла пасть, напичканную острыми кольями зубов. Мегалодон схватил корабль от борта до борта и сжал челюсти, перекусывая стальной корпус судна. Страшный металлический грохот и разлетающиеся осколки парализовали буквально каждого на этом злосчастном судне. В несколько секунд корабль распался на две части. В воду полетели моряки. Кто-то был оглушён грохотом, кто-то в панике пытался спастись от огромной хищной твари. С носа корабля в морскую пучину упал спасательный аппарат. Устремившись ко дну, остатки корабля создали огромную воронку, затягивающую моряков. Солнце закатилось за горизонт, когда колоссальных размеров акула закончила наводить порядок в своих владениях. Ни единого выжившего не осталось на поверхности. Лишь лейтенанту Марьину каким-то чудом удалось «унести ноги». Видимо, его спасло то, что он не успел снять снаряжение, и ему хватило воздуха и умений, чтобы не утонуть. Лейтенант Марьин почти сутки дрейфовал в холодных водах, прежде чем ему посчастливилось встретить наш корабль научной экспедиции. Спасённый был под воздействием сильнейшего шока, обезвожанный, замёрзшмй. Больших усилий стоило команде привести его в чувства. Наконец, спустя почти сутки, удалось с ним поговорить. Выслушав лейтенанта Марьина, я долгое время не понимал, как реагировать на рассказ о зловещем огромном хищнике. Но увидев истрёпанный мокрый блокнот с карандашными записями, я, капитан Сердюков, принял решение о скорейшей эвакуации из вод Охотского моря в сторону Японских островов. Незамедлительно мы легли на курс, и теперь, не экономя топлива, идём на юг. До ближайшего японского порта ещё двое суток пути. Надеюсь, нам удастся выжить в этих мутных холодных водах, не встретив мифической твари, описанной Марьиным.