de omnibus dubitandum 118. 687

ЧАСТЬ СТО ВОСЕМНАДЦАТАЯ (1917)

Глава 118.687. ИГРА В ВИНТ…

    У Шильдеров играли в винт по вторникам и четвергам. Играли парами. Владимир  Александрович с бывшим сенатором Добринским против своей супруги Евгении Леопольдовны. Партнеры же Евгении Леопольдовны время от времени менялись.

    Добринский с отменной точностью появлялся в прихожей ровно в восемь, оставлял высокие калоши, сбрасывал шинель на руки прислуге и проходил в зал.

    Владимир Александрович с женой встречали старика, представляли, если это требовалось, нового партнера Евгении Леопольдовны, усаживали в его любимое кресло, и игра начиналась. Играли, хоть и на небольшие, но деньги. Игра «вхолостую» не нравилась никому.
 
    От чуть потрескивающего камина шел ровный жар, постукивал мелок, Добринский аккуратно и дотошно вел записи на доске, похрустывали крахмальные юбки горничной, разносившей чай, и слова «шесть пик» или «восемь, пожалуй что» звучали ровно, покрываемые иногда мягким басом напольного «Биг Бена», как называл Владимир Александрович старинные часы, привезенные из Англии еще его дедом.

    После Февраля (бывший сенатор Добринский не называл февральский переворот революцией, выказывая презрение к переменам вообще, а особенно после большевистского бунта) собираться стали реже. Только по четвергам.

    Стало труднее старику Добринскому добираться из своего особняка на Надеждинскую: революционеры реквизовали все три его авто, и всякий раз старик мучился, стараясь не опоздать ровно к восьми. Он считал это неприличным. Равно как и пустые, отвлекающие от карт, разговоры.

    Допускалось лишь короткое и сдержанное упоминание о погоде: «Отвратительная, знаете ли, погода. И мороз крепчает!». В это время можно было чисто символически погреть руки возле камина, чтобы сподручнее было сдавать.

    Но как-то незаметно и сюда, в фамильный особнячок Шильдеров, проникли разговоры о Думе, думцах, Учредительном собрании, Чекистах, орудовавших в городе яростнее, чем распоясавшиеся за время революции бандиты, о голоде в Поволжье, о Корнилове и Юдениче, прячущемся где-то в квартире на Петроградской стороне…

    При упоминании генералов все смотрели на Владимира Александровича, и он давал пояснения: кто, когда и какой корпус или училище закончил, где и под чьим началом проходил службу, а также — каковы перспективы тех или иных армий войти в Петроград.

    Надо отметить, что старик Добринский, прежде не выносивший посторонних разговоров, потихоньку привык к ним, выказывал интерес и любопытные суждения — так, во всяком случае, казалось Евгении Леопольдовне. Вроде размещения пленных немецких полков под Петроградом.

    — Петр Алексеевич, предположите, пожалуйста, хоть вы и сугубо штатский человек, смогут ли захватить и удерживать город две тысячи вооруженных винтовками матросов, прибывших из Кронштадта? И еще какие-то необученные и Бог весть как вооруженные «рабочие дружины»?

    Уверяю вас, господа, власть эта не продержалась бы и суток! Тем более что уже на следующий день к Петрограду подошла бы конница генерала Краснова. Мне говорили, они вышибли этих «революционных красногвардейцев» из Павловска и Царского села двумя-тремя залпами шрапнели. А вот на Пулковских высотах их встретили, что называется, по всей форме! Генерал Краснов сам выезжал на позиции, чтобы убедиться: немцы!

    — Владимир Александрович, так откуда же все-таки немцы?

    — Это надобно, пожалуй, у Петра Алексеевича спросить, — неожиданно огрызнулся  Шильдер*.

*) ШИЛЬДЕР Владимир Александрович (?)(24.05.1855-xx.07.1925)(см. фото) -
Лютеранин. Уроженец им. Симаново Витебской губ. Образование получил в Пажеском корпусе. В службе с 15.08.1871. Выпущен Прапорщиком (ст. 10.08.1873) в лейб-гвардии Семеновский полк. Подпоручик (ст. 30.08.1877). Участник русско-турецкой войны 1877-78. Поручик (ст. 16.04.1878). Командовал ротой (10.04.1884-12.08.1885). Состоял в распоряжении Вел. кн. Михаила Николаевича (12.08.1885-26.04.1887). Штабс-Капитан (ст. 05.04.1887). Воспитатель Вел. кн. Алексея Михайловича (26.04.1887-07.12.1889). Адъютант Вел. кн. Михаила Николаевича (07.12.1889-10.08.1896). Капитан (ст. 05.04.1892). Полковник (ст. 14.05.1896). Инспектор воспитанников Александровского лицея (10.08.1896-06.08.1900). Состоял в распоряжении Генерал-фельдцейхмейстера Вел. кн. Михаила Николаевича (05.08.1900-25.04.1902). Директор Псковского кадетского корпуса (25.04.1902-22.08.1906). Генерал-майор (пр. 1903; ст. 06.12.1904; за отличие). Командир лейб-гвардии Семеновского полка (22.08.1906-13.07.1907). Директор Пажеского корпуса (13.07.1907-14.09.1910). Директор Александровского лицея (с 14.09.1910). Генерал-лейтенант (пр. 1910; ст. 06.12.1910; за отличие). На 10.07.1916 в том же чине и должности. Произведен в чин Ген. от инфантерии с увольнением от службы (21.09.1917). Остался в России. Арестован 15 февраля 1925 г. по делу "лицеистов". Умер в тюрьме ГПУ в Ленинграде. Дело прекращено 22 июня 1925 г.
Награды:
Св. Анны 4-й ст. (1878)
Св. Станислава 3-й ст. с мечами и бантом (1878)
Св. Анны 3-й ст. (1881)
Св. Владимира 4-й ст. (1889)
Св. Станислава 2-й ст. (1894)
Св. Владимира 3-й ст. (1900)
Св. Станислава 1-й ст. (1905)
Св. Анны 1-й ст. (1910)
Св. Владимира 2-й ст. (1912)
Белого Орла (ВП 06.12.1914)

    — О чем они, либералы, думали, размещая под Колтушами, от Охты в двух шагах, 3-й Кирасирский императора Вильгельма полк? Казаки Ренненкампфа их в свое время на цугундер взяли. А либералы наши, — он снова покосился на Добринского, — чуть ли не с оружием ихним — в лагерь. На отдых. А рядом с ними — 142-й Бранденбургский полк. И тоже почти в полном составе. А уж всякой немецко-австрийско-венгерской шушеры помельче и, вовсе не счесть. Полагаю, по докладам Генштаба в свое время, никак не менее двухсот-трехсот тысяч кадровых солдат.

    — Вы, Владимир Александрович, напрасно меня в этом безобразии обвиняете, — остановил его Добринский, — здесь не в либерализме дело, как вы, военные люди, понимаете…

    Завязался спор, время от времени возникавший у Шильдеров. Хозяин, генерал и бывший директор Пажеского корпуса, любил обвинить «либералов», к которым относил и Добринского (Добринские дали вольную своим крестьянам раньше императорского указа!), в потворстве революционной смуте.

    Даже мелодичный звонок в двери и появление Владимира Владимировича Благовещенского, председателя Коллегии Петроградских адвокатов и частого партнера по картам Евгении Леопольдовны, остановило спор ненадолго.

    — Владимир Владимирович, — хозяин усадил гостя в кресло, — что вы скажете относительно немцев, которые хозяйничали в городе во время переворота?

    — О, это моя тема, — обрадовался Благовещенский. — Позвольте, я чуть развернусь в сторону камина? — Он развернул кресло и протянул руки навстречу огню. — Я ведь был в Зимнем во время так называемого штурма!

    — Это поразительно интересно! — вставила Евгения Леопольдовна. И повернулась к горничной. — Можете идти, Катрин. Я позвоню! Катрин — немка, — пояснила она Добринскому, — и все, что связано с немцами, ее чрезвычайно занимает.

    — Да, это было поразительно интересно! — подхватил ее реплику Благовещенский. — И знаете, две вещи поразили меня…

    — То, что матросня налакалась в царских подвалах? Я слышал, что они бродили по колено в лучших французских винах?

    — Признаться, в государевых погребах самых лучших французских вин никогда не было, — вставил Добринский.

    — Боже, разве может поразить русского человека вид пьянчуги, даже если он набрался в царских подвалах? И пусть их — сотни! — захохотал Благовещенский.

    Крупный, толстый, он был похож на развеселившегося бульдога. — Вид пьянчуги? Никогда! Меня поразили молчаливые солдаты в армейских шинелях и шлемах с шишаками, которые абсолютно молча захватывали одно помещение за другим. Молча!

    Чего, Владимир Александрович подтвердит, не бывает в природе! Штурм есть штурм! И мне как ударило в голову: молча могут атаковать только немцы!

    Я догоняю одного и говорю по-немецки: «Где ваш командир?». И слышу в ответ прекрасную немецкую речь: «Наш командир уже прошел вперед, мне поручено прикрывать тыл!». Это что касается немцев.

    А второе потрясение — наутро. Мне необходимо было забрать некоторые правительственные документы. Министры одни бежали, другие арестованы. Сумасшедший дом! И документы — на полу, на креслах… Так вот что меня поразило утром — это полное исчезновение немцев, огромные толпы наших солдат и матросов, прибежавших грабить дворец, и, — Благовещенский оглянулся, — пока Евгения Леопольдовна вышла!

    - Невероятное количество дерьма кругом! Я такого количества дерьма не видел никогда в жизни. На полу, на царском троне, на креслах, столах, на зеркалах — пальцем, на окнах — пятерней. Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Как будто их всех хватил какой-то небывалый понос!

    — Владимир Владимирович, — Евгения Леопольдовна вернулась в зал. — Вы говорили о немцах во дворце. Я на следующий день после переворота звоню своей приятельнице, ты знаешь ее, Вольдемар, это Голубинская, и вместо барышни мне отвечает какой-то немец: Hallo, sprechen sie bitte, ich bin bereit, mit dieser Sie Telefonnummer zu verbinden! («Алло, говорите, я готов вас соединить с абонентом!») Я называю номер Голубинской, и он меня соединяет с ней!

    — Да-да, — словно обрадовался Добринский, — именно так и было дня два, а то и три!

    — Что мы всё о немцах, — спохватился Благовещенский. — У меня ведь приятная новость. На днях получил ответ, жаль не захватил с собою, что председатель Совнаркома Владимир Ульянов-Ленин помнит о своем пребывании в вашем доме (Шильдеров – Л.С.) и не возражает, чтобы председатель Совета Северных коммун Зиновьев выдал специальный документ — свидетельство о причастности к революционному делу.

    — Охранную грамоту? — ухмыльнулся ядовитый Добринский. Он напоминал громадную полярную сову, держащую в коричневой лапе стопку: снежно-белый, в больших круглых очках, с горбатым кривым носом.

    — Браво, браво, Владимир Александрович, браво! Это войдет в анналы: генерал Шильдер — революционер! — Он повернулся к Благовещенскому.

    — Еще роббер? Я устаю от разговоров о марксизме.

    Вечером, зайдя в спальню к Владимиру Александровичу, чтобы перекрестить его на ночь, Евгения Леопольдовна задумалась на мгновение и спросила: «Вольдемар, прости мою необразованность, но ты не мог бы сказать мне, что такое Сов-нар-ком»?