Первое апреля

Николай Павлович Зеленин, профессор физического факультета, закончил расчёты, отодвинулся от компьютера, удивлённо посмотрел на студента третьего курса Александра Сулейкина и сказал:
- Действительно, ошибки нет. С помощью этой штуки возможно перемещаться во времени.
Они вдвоём остались в лаборатории после занятий и засиделись до глубокой ночи.
- Так я же вам и говорю, Николай Павлович, - с жаром воскликнул Александр - вчера мышь №2 отправил в неолит, только обратно она ещё не вернулась. А позавчера отправлял мышь №1, она была на пять грамм тяжелее и в 1900 год слетала за четыре минуты. Я только успел кофе себе налить, как она снова оказалась на стапеле.
Стапелем Саша называл внутреннюю площадку в своей машине времени, похожей на флюорографический аппарат.
Зеленин задумчиво поправил волосы на начинающей лысеть голове, провёл ладонью по аккуратно подстриженным усам:
- А если, к примеру, человека весом в сто килограмм отправить в девятнадцатый век?
Сулейкин сдержал улыбку, лишь блеснул глазами – не ожидал такой прыти от серьёзного и солидного профессора.
- Тут одна мелочь – лететь придётся голым, как Терминатор. Одежду всё равно по дороге сорвёт.
- Я готов. – Николай Павлович решительно потянул узел галстука…
Саша захлопнул дверцу аппарата, но прежде чем нажать кнопку пуска, крикнул:
- Николай Павлович! Так вы поможете оформить заявку на изобретение?
- Когда вернусь, тогда и обсудим. – Глухо донеслось изнутри.
Аппарат заурчал, затрясся. Вдруг внутри вспыхнул ослепительный свет, раздался громкий щелчок, и тут же во всём институте отключилось электричество. Ночное зимнее небо, затянутое серыми облаками заглянуло в окно лаборатории.
Саша ахнул! В кромешной темноте нащупал дверцу машины времени и рванул на себя. Сквозь облака проглянула луна, и Саша увидел – внутри никого нет!
Студента затрясло. Обессиленный он упал на стул за компьютерным столом и вдруг вскочил!
- Вот глупый! Надо было самому лететь! Это же открытие мирового значения, а я сам, своими руками отдал его постороннему!
Саша выскочил из лаборатории и помчался вниз по лестнице – в подвале находилась электрическая подстанция физического факультета. А через полчаса он уже стянул с себя трусы и вскочил на стапель мирно гудящей машины.
***
Профессор Зеленин очнулся лёжа на полу. Голова болела неимоверно. Он приподнялся и огляделся – комната освещалась свечами в серебряных канделябрах. А он лежал на ковре, и справа стояла массивная мраморная ванна с позолоченными ручками. Большое окно было наполовину задёрнуто малиновыми бархатными портьерами, и в нём чернела ночь.
Николай Павлович с трудом поднялся и подошёл к туалетному столику. Глянул в зеркало в золочёной раме – лицо бледное, под глазами тёмные круги, как после хорошей попойки.
Зеленин налил в таз, стоящий на столике, воды из кувшина – поплескал в лицо. Стало легче. Утёрся простым льняным полотенцем. Пригладил волосы и усы щёткой. Снял с рогатой вешалки стёганный бархатный халат с атласным воротником и обшлагами, надел и подвязался поясом с кистями. Не ходить же голым!
Две двери вели из ванной неизвестно куда. Николай Павлович осторожно приоткрыл одну и в узкую щель увидел длинный коридор, освещённый керосиновыми лампами. Коридор  был  пуст, но сердце забилось как бешеное. На цыпочках подкрался ко второй двери – и тут увидел другую комнату, должно быть кабинет хозяина. Людей здесь тоже не наблюдалось.
По стенам стояли книжные шкафы, посередине массивный стол, покрытый зелёным сукном. На столе серебряные подсвечники с горящими свечами, письменные принадлежности и в золочёном стаканчике кипа гусиных перьев. Возле стола – стойка с картами, свёрнутыми в рулоны и пюпитр с планом то ли города, то ли крепости.
Николай Павлович осмелел и вошёл. Постоял, прислушиваясь к отдалённым звукам за дверями кабинета. Шагнул к окну, отодвинул зелёную бархатную портьеру с тяжёлыми кистями и выглянул. Луна ярко освещала белую дорогу Невы, чёрный силуэт Петропавловской крепости. На набережной очень тускло горели фонари, по льду реки тащилась запряжённая в сани лошадь. А самое главное – отсутствовали рекламные огни.
Ноги у профессора ослабли, он поспешил плюхнуться в кресло за столом.
- Так, понятно. – Сказал сам себе. – Я в Зимнем дворце и даже может быть в кабинете императора. Только вот которого из них? Я же не силён в истории…
Вдруг ужас схватил его за горло – сколько времени он здесь пробудет! А вдруг сейчас кто-нибудь войдёт в кабинет?
И, словно отвечая его мыслям, за дверью раздались шаги, приглушённые мягким ковром. Дверь медленно-медленно начала отворяться.
У профессора от страха выкатились глаза, отвисла челюсть.
Дверь распахнулась. Крадущейся, лёгкой походкой вошёл старик в мундире, усыпанном орденскими звёздами, должно быть генерал.
Зеленин захлопнул рот, но с выпученными глазами не смог совладать.
Старый генерал с поклоном положил перед ним красную сафьяновую папку:
- Государь, сегодняшней ночью совершено тяжкое преступление. В кабаке были взяты караулом пьяные солдаты. Один из них, негодяй и мерзавец, осмелился…
Николай Павлович воззрился на старика – неужели тот ничего не замечает! Генерал, скромно и стыдливо глядя в пол, развернул папку, вынул исписанный ровным почерком лист бумаги, взял одно из кипы перьев, обмакнул его в чернила и подал.
Требовалось наложить резолюцию. У профессора руки одеревенели, сразу вспомнилась пресловутая бабочка на тропе.
Хриплым, больным голосом спросил:
- В чём заключается преступление?
Генерал, по-прежнему пряча глаза, доложил вполголоса:
- Солдат, Александр Сулейкин, при задержании осмелился плюнуть на ваш портрет.
Взгляд профессора упал на дату документа. Первое апреля! Николая Павловича так и подбросило на месте! Вот так вляпался! Одурачили, как младенца. Да что этот студент себе позволяет! Я ему покажу, как шутки шутить!
И с трудом переводя дыхание от возмущения, Николай Павлович прошипел прямо в лицо старику – наверняка нанятому студентами актёру:
- Передайте этому хаму Сулейкину, что я сам на него плюю!
Голова у него закружилась, сознание отключилось, и кромешная тьма заполнила собой весь мир.
***
Профессор Зеленин проболел три месяца. Студента Сулейкина отчислили за недостойное поведение. Машину разобрали и сдали на металлолом.
***
Архивариус Агафонов, разбирая дела Третьего отделения, наткнулся на забавный указ от 1 апреля 1840 года. На гербовой бумаге, ровным писарским почерком было выведено: «…передать солдату Сулейкину, что государь Николай Павлович сам на него плюёт. Но впредь портретов августейших особ в кабаках не вешать!»