20 лет в медслужбе ТОФ. гл. 5, начало

Оглавление

Гл. 1. Судьба (предисловие).
Гл. 2. Начало пути. Владивосток. 613 ВСО.
Гл. 3. 23 ОСПО. Наука и практика.
Гл. 4. Боевая служба. Низкие широты.
Гл. 5. 19 МЛПП.
Гл. 6. Мед. отдел. На путевках.
Гл. 7. Военно-морская кафедра ВГМИ (заключение).



                Гл. 5. 19 МЛПП (начало).

       На фотографии: 19-я медицинская лаборатория подводного плавания ТОФ г. Владивосток. На переднем плане: профессор И.А. Сапов, Ю.Н. Егоров, В.В. Бердышев. Стоят слева направо: В.И. Куликов, В.П. Гончаров, А.П. Осипов, А.К Майсак. 1970 г. (Фото из архива Ю.Н. Егорова).



       В 1966 году вышел срок присвоения мне очередного воинского звания (майора). В санэпидотряде флота все майорские должности были заняты. Иных же должностей с работой профилактического плана (физиологического и санитарно-гигиенического) на флоте не было. Самой близкой для меня работой по программе моих исследований могла быть работа в МЛПП (медицинской лаборатории подводного плавания) ТОФ, занимавшейся изучением обитаемости ПЛ и влияния автономных походов на здоровье и работоспособность личного состава. Правда, должности там были клинического профиля (старший врач – специалист: терапевт, невропатолог, отоларинголог и др.).

      Разговор о моём переводе поднимал и начальник ОСПО, и П.И. Горбатых. Предлагали именно 19 МЛПП с целью развертывания на её базе аналогичной работы и по надводным кораблям. Я хорошо знал её сотрудников, застав ещё самого первого ее начальника – подполковника мед. службы Фокина Алексея Петровича. Знал по его блестящим докладам на сборах медицинской службы флота, а также периодически встречался с ним за теннисным столом. Он хорошо играл в настольный теннис. Порой приходил к нам в отряд, в «Зелёный угол», где оказывал серьезное сопротивление нашему чемпиону Гене Фролову, капитану мед. службы, одно время заведовавшему у нас аптекой.

       В 1963 (или в 1964) году Алексей Петрович даже был капитаном флотской (ТОФ) теннисной команды, где вместе с Геной Фроловым и еще одним игроком (из подводников) чуть было не заняли призовое место в первенстве Владивостока. Здесь, в игре (особенно командной) проявлялись его психологические качества лидера-руководителя: хладнокровие, выдержка, рассудительность, уверенность, что позволяло ему обыгрывать куда более тренированных и технически подготовленных соперников. Знал я и других специалистов лаборатории – в частности, подполковника медицинской службы Падкина Владимира Валентиновича и майора мед. службы Бабурина Евгения Фёдоровича (ЛОР-специалиста). Падкин непродолжительное время руководил лабораторией. Он быстро защитил кандидатскую диссертацию по витаминной обеспеченности подводников и перевелся на кафедру академии – ВМедА им. Кирова.

       Помню, что при защите у него возникли некоторые проблемы. Против методики сбора мочи на анализ (общепринятой – по Железняковой) рьяно выступал один из оппонентов – некий майор из лаборатории питания (Васюточкина). Он ввел понятие «оставшаяся моча», которая, естественно, не учитывалась при сборе, и на этом основании отвергал правильность результатов соискателя. Были к диссертации и другие вопросы. Говорят, что именно чрезмерное противодействие оппонента вызвало возмущение членов Ученого Совета и, скорее всего, способствовало положительному конечному результату. В 1965 году лабораторию возглавил майор мед. службы Солодков Алексей Сергеевич, кандидат наук, успешно работавший над докторской диссертацией.

       С сотрудниками МЛПП я часто встречался в Отделе медицинской службы – во время работы с секретными документами, на семинарах по марксизму-ленинизму, либо в клубе Госпиталя флота – на сборах мед. службы, на лекциях и конференциях. За эти годы они меня хорошо узнали, в частности, по моим отчетам и закрытым сообщениям.

       В 1965 году мы совместно работали над докладами своих начальников на общефлотские сборы медицинской службы ВМФ по вопросам обитаемости и мед. обеспечения экипажей в автономных походах. Вместе были на этих сборах в Ленинграде, выступали, обменивались мнениями, принимали поздравления.
Блестяще выступил Солодков А.С. с докладом по мед. обеспечению походов ПЛ. По-видимому, он же готовил доклад и для Павла Ивановича Горбатых. Но тот сделал сообщение «без бумажки», выдвинув в тезисном варианте целый ряд идей, сославшись на доклады специалистов с нашего флота.

       С интересом было выслушано сообщение Е.Ф. Бабурина о влиянии экстракта элеутерококка на функции слухового анализатора подводников. Это была тема Жениной диссертации, над которой он работал уже несколько лет под руководством профессора Израиля Ицковича Брехмана, руководившего лаборатории в системе АН ДВНЦ.
       Неожиданно возникли возражения со стороны подводников Северного флота, исследования которых не дали положительных результатов.
       – Ну, хорошо! – резюмировал П.И. Горбатых. – Не хотите элеутерококка, мы сами его будем использовать!
       Так оно и было. Этот препарат официально использовался нами в автономных походах. И в его положительном действии я убедился буквально через год – в походе уже на надводных кораблях (ЭМ-56).
 
       Мой доклад по обитаемости НК и работоспособности личного состава, вероятно, и стал отправным моментом для нашего (с МЛПП) более тесного последующего сближения на научно-исследовательском фронте. И когда, в 1967 году, встал вопрос о моём переводе, возражений у этого коллектива против меня никаких не было.

       Игнатович не хотел меня отпускать, хотя и понимал такую необходимость. Не хотел расставаться со мной и Виктор Николаевич Баенхаев, отлично понимавший, что другого, подобного нашему, рабочего тандема в ОСПО больше не будет. Не расстраивался лишь Витя (Виктор Иванович) Савватеев, прекрасный врач-лаборант, с которым мы договорились о продолжении совместной работы. Так оно и было. И Витя никогда не отказывал мне, беря на себя всю программу изучения неспецифического иммунитета у корабельных специалистов. Всегда готова была прийти на помощь и Людмила Ивановна Селиванова с методиками оценки витаминной обеспеченности.
 
       В общем, я начинал работать далеко не на пустом месте, а уже достаточно подготовленный в методическом и методологическом плане и со значительным запасом собранного научного материала. Фактически я только поменял место работы. И теперь, по решению П.И. Горбатых, задача научного изучения НК и всех вопросов медицинского обеспечения их экипажей полностью переходила к МЛПП.
И вот я уже в лаборатории. Работаю в кабинете вместе с начальником А.С. Солодковым и капитаном мед. службы Юрием Николаевичем Егоровым, выпускником академии 1961 года, не так давно перешедшим в лабораторию с дизель-электрической подводной лодки. Он назначен сюда был по решению Горбатых, отправившего на лодку (на смену Юре) бывшего сотрудника лаборатории капитана мед. службы Сергея Черепанова, не особенно стремившегося к научной деятельности.

       Последующая судьба Серёжа была трагичной. Из очередного похода ПЛ на боевую службу лодка не вернулась. Авария произошла где-то на просторах Тихого океана. В последующем лодку нашли американцы – на глубине 6 км. Организовали её подъём. Во время подъема ПЛ развалилась на две части. Подняли только носовые отсеки с шестью погибшими моряками. Правительство США обратилось к руководству СССР с желанием передать нам тела погибших. Но высшее руководство страны отказалось принять их, объявив лодку не нашей. К чести американцев, они провели захоронение погибших со всеми воинскими почестями. Уже потом, через годы, этой лодке и её экипажу у нас в стране был поставлен памятник.

       В лаборатории я быстро сблизился со всеми сотрудниками. Все офицеры были доброжелательные, знающие и уверенные в себе ребята, ненамного старше меня по возрасту, кроме Юрия Николаевича. Все активно работали по своим научно-исследовательским темам.
       Евгений Фёдорович только-только защитил кандидатскую. радовался сам, что защита прошла достаточно гладко, несмотря на определенные возражения со стороны оппонентов Северного флота. – Элеутерококк им явно не запал в душу. Не менее радовался и его руководитель профессор Брехман И.И., ученикам которого последнее время нелегко приходилось с защитой (О.И. Кириллов – из ДВО АН СССР, полковник мед. службы Гинзбург –начальник отделения Госпиталя флота, ещё кто-то из Госпиталя…). Евгений Фёдорович был ветеран лаборатории, представитель первого поколения её специалистов (А.П. Фокин, В.В. Падкин, Э.Н. Елизаров и др.).
       Эдуард Николаевич Елизаров был на несколько лет старше меня. В плане науки занимался осциллографией нижних конечностей. Занимал со своей аппаратурой целый кабинет и почти ежедневно проводил там научные изыскания. Чаще всего к нему на приём приходили женщины-сотрудницы 4-ой бригады ПЛ, на территории которой располагалась лаборатория. Чтобы не было помех научному эксперименту, окна комнаты в момент обследования были зашторены, а сам экспериментатор не откликался ни на какие звонки извне... Эдик не зря старался, и уже скоро успешно защитил кандидатскую диссертацию.
       Майсак Александр Константинович – в быту просто «Константиныч» – тоже из лабораторных ветеранов. Фельдшер. Очень спокойный, всегда уравновешенный, казалось, даже флегматичный, с довольно грузной фигурой, которая не мешала ему быть совершенно здоровым и ничем никогда не болеть. Он заведовал имуществом лаборатории, аптекой и отвечал за качество и сохранность особо почитаемого на флоте зелья, без которого не обходилось ни одно серьёзное внутрилабораторное застолье. Любил анекдоты. Не был лишен чувства юмора. Мог долго рассказывать о своих жизненных похождениях.
       Рассказывал, например, как однажды они с другом забрели к своим ресторанным подружкам. Их почему-то закрыли в холодном подсобном помещении. Пришлось отогреваться достаточно крепким и приятным на вкус бутылочным напитком, размещенным по всем полкам в кладовке. Опорожнив две бутылки, веселая парочка додумалась наполнить последние иным содержимым, плотно закупорить и поставить на прежнее место (в благодарность за «теплый» прием). Чем завершилась эта эпопея, Майсак не уточнял, ресторанные подружки, возможно, из скромности, не поведали им детали последующего развития событий. Можно только представить реакцию ресторанных посетителей, кому достался этот двойной букет! Тем более, с немалой ресторанной наценкой. – Была ли это правда, или выдумка Константиныча, – остаётся на его чистой совести. Конечно, всё его творчество абсолютно не касалось лабораторной жизни. И при всех дружеских между нами отношениях служба в МЛПП шла строго по уставу.

       Пётр Петрович Шленкин – фельдшер, капитан мед. службы. Честно говоря, я не знаю, за что он отвечал в лаборатории – кажется, за аппаратуру. Никакой лабораторной работы в мою бытность он не выполнял. Как и все мы, дежурил по Отделу. Особого дискомфорта при этом не испытывал. Был полностью уверен в себе и целеустремлен. Поступил в ВГМИ (Владивостокский государственный медицинский институт) на заочное отделение. По вечерам посещал лекции, ходил на практические занятия. Ко мне обращался за помощью в переводах с французского – пришлось вспоминать давно забытое. Благополучно окончил институт. Работал хирургом на судах гражданского пароходства. Был очень доволен и работой, и должностью...

       Алексей Сергеевич Солодков был удивительно мягкий, добрый руководитель. Он никогда, ни при каких ситуациях не повышал голос, не раздавал приказы. Да этого ему и не требовалось делать. Сотрудники спокойно выполняли его указания, в том числе и более старшие по возрасту. В отношении характера и манеры разговаривать с подчиненными, наш начальник напоминал мне Николая Терентьевича Потемкина, будущего (после Горбатых) начмеда флота. То же спокойствие, та же рассудительность, то же стремление помочь подчинённым, не обидеть, не задеть лишним словом. Служить с ним (по крайней мере, мне) было легко и спокойно. Значительную часть рабочего времени Алексей Сергеевич проводил в Отделе мед. службы, работая с секретными бумагами. Находясь же в лаборатории, за рабочим столом, чаще всего занимался анализом заболеваемости подводников. Заболеваемость личного состава флота была основным разделом его докторской диссертации.

       Забегая вперёд, хочется сказать о научном и служебном пути Алексея Сергеевича. После ухода из МЛПП, он в течение 19 лет был профессором кафедры физиологии подводного плавания и аварийно-спасательного дела в ВМА им. С.М. Кирова, затем заведовал кафедрой физиологии Университета физической культуры и спорта им. Лесгафта. Полковник медицинской службы в отставке. Доктор медицинских наук. Заслуженный деятель науки России. Почетный работник высшего профессионального образования РФ. Академик Петровской Академии Наук. Имеет более 500 научных работ, в том числе монографий и учебных пособий.
       Бывая проездом в Ленинграде в 80-ые годы, я каждый раз заходил на любимую кафедру, встречался с Иваном Акимовичем, Алексеем Сергеевичем, Юрой Бобровым –моим однокашником по академии.  Всегда был рад этим встречам. Алексей Сергеевич, Юра, а также Виталий Щёголев мне здорово помогли с защитой диссертации. Алексей Сергеевич возил на своей машине по разным точкам города, помогая доставать очень дефицитную в то время бумагу, знакомил с машинистками, внушал мне уверенность в благоприятном исходе.
       Судьба дала мне возможность связаться с Алексеем Сергеевичем по телефону (из г. Иваново) и несколько раз беседовать с ним в последние месяцы его жизни. Он еще работал в Институте Лесгафта, хотя чувствовал себя неважно. Много о себе не рассказывал, всё больше расспрашивал о моей жизни и творчестве. На моё сожаление, что не сумел сделать задуманное, сразу возразил:
– Ты очень много успел сделать… и в области адаптации, и валеологии. А твои закрытые материалы по обитаемости и по тропикам до сих пор открывают дорогу в научное творчество молодым специалистам...
       И это было наше прощание друг с другом и со всем светлым, что связывало нас в далекие шестидесятые годы. Но он успел выслать мне памятное, историческое фото начальников МЛПП, которое и публикуется в этом разделе...

  Говоря о сотрудниках МЛПП того времени, нельзя не сказать еще об одном ветеране лаборатории – секретаре-машинистке Вовняк Валентине Сергеевне. На её послужном счету не только масса бумаг, выходящих из лаборатории, но и все выполненные в ней диссертации: Фокина, Падкина, Бабурина, Солодкова, очевидно, Егорова и Елизарова. Её заслуги ценили все, уважали и баловали небольшими подарками. Все мои последующие лабораторные отчеты были напечатаны ею. До диссертации дело не дошло. А жаль, что я явился первым исключением из лабораторных правил. Я как бы открыл своим присутствием здесь некую негативную сторону «не завершённых до конца» исследований. После меня Валера Гончаров, Саша Осипов, Володя Куликов тоже не решились на диссертационный подвиг. У меня-то на то были серьезные основания – в связи с болезнью...

       Вот в таком творческом коллективе я открывал очередной виток своей служебной деятельности, которая обещала быть многогранной и плодотворной. Практическая работа состояла в продолжении изучения обитаемости уже новых проектов НК, начавших поступать на вооружение Флота. Участились выходы НК на боевую службу, соответственно и проверки готовности экипажей к походу. Не снималась задача оценки боеспособности экипажа и здоровья личного состава в условиях океанических тропиков. По-прежнему сохранялось мое участие в государственных приемках строящихся и модернизирующихся НК (во Владивостоке). Ближайшей же и основной задачей после перехода была полная обработка научного материала за свой поход и представление его разделов (Обитаемость и Санитарно-гигиеническое обеспечение) начальнику мед. службы Флота для реализации всего комплекса наших рекомендаций в Тыл и Штаб Флота, а также во все вышестоящие инстанции.

       В этом плане я активно работал вместе с Солодковым А.С., а также с другими специалистами флота: майором мед. службы Виноградовым Владимиром Яковлевичем, писавшим раздел эпидемиологического обеспечения, и сотрудником Медотдела флота – офицером по снабжению, капитаном мед. службы Черноусовым, а также Алексеем Сергеевичем, который полностью отвечал за раздел заболеваемости и конечную компоновку материалов.
 
       С этой работой мы успешно справились в течение нескольких месяцев. Сложностью для меня было отсутствие литературы по моим разделам. То, что я собрал в академической секретной библиотеке в 1963 и 1965 годах, касалось только вопросов обитаемости. Да и ссылки-то я, несведующий в то время, делал не по всем правилам науки. Во всём, сколько мог, помог мне Алексей Сергеевич. Но куда проще было получить недели две командировки в академии и завершить там работу с литературой. Я не попросил этого, и в этом была моя первая серьезная ошибка.

       И вообще я был «не просящий» и далеко не настойчивый в своих служебных целях. Так и не получил служебную квартиру за весь период 20-летней службы на Тихоокеанском флоте. Лишь через 7 лет после ухода в отставку помог восстановить справедливость Геннадий Фёдорович Григоренко – начальник Главного госпиталя флота. Он хорошо знал моё семейное положение и мои заслуги перед флотом и гражданским здравоохранением.

       Очень важной особенностью работы специалистов лаборатории было то, что здесь не было свойственной ОСПО так называемой «текучки» – постоянных проверок частей гарнизона – их санитарного состояния и организации мед. обеспечения. На это в санэпидотряде уходила большая часть рабочего времени. Здесь, в МЛПП, были проверки ПЛ, теперь и НК перед выходом на боевую службу (готовности экипажа) и по возвращении из походов в базу. Естественно, подобное случалось не каждый день. Остальное время каждый из нас работал по своей научной тематике, самостоятельно планируя работу и проводя необходимые исследования. При необходимости к работе подключался и Майсак «Константиныч» с методиками лабораторной диагностики. Периодически врачам ПЛ давались задания на поход с целью оценки функционального состояния организма корабельных специалистов. В особо важные и ответственные походы отправлялись и наши специалисты.
Каждый специалист отвечал за свой раздел общей лабораторной тематики и периодически (раз в год или реже) отчитывается за его выполнение в виде итоговых или промежуточных научных отчетов. Организационная работа МЛПП осуществлялась, в основном, начальником лаборатории с привлечением к ней и других специалистов, – чаще всего Бабурина, Елизарова, Егорова. Мне была предоставлена полная свобода в выборе моей научной деятельности...

       Очень неприятной для меня служебной нагрузкой являлись периодические дежурства в Отделе медицинской службы флота. Это были фактически оперативные дежурства, порой достаточно напряженные. Если же в этот период по Флоту случались боевые тревоги, то дежурному мед. службы приходилось решать целый ряд срочных вопросов. Необходимо было оповестить всех специалистов Отдела и, в первую очередь, командование мед. службы о боевом сигнале, разбудить (чаще всего тревоги бывали ночью) и поднять по тревоге дежурных всех подведомственных медицинских учреждений. Постоянно докладывать оперативному дежурному Тыла Флота о своих действиях, о прибытии в Отдел специалистов и выполнении всех положенных по сигналу мероприятий (строго по времени). Постоянно звенели несколько телефонов – тебе докладывали о готовности дежурных подведомственных частей. Постоянно звонил сам – требуя сведения от подчинённых. При ночных тревогах нужно было ещё и самому молниеносно проснуться и войти в рабочий режим (одеться, убрать постель и т.п.). Бывали и осложнения, когда не работали телефоны, или выключался свет. Это была уже по-настоящему боевая обстановка, с одним всего оперативным телефоном в кабинете начальника медицинской службы… И до прибытия медицинского начальства дежурный был ответственен за всю медицинскую службу флота.

       Все перечисленное, естественно, психологически крайне напрягало меня (конечно, и других дежурных тоже), требовало мобилизации всех твоих психологических резервов. Подобная оперативная работа требовала от дежурного особых психоэмоциональных качеств: решительности, твердости характера, быстроты принятия решений, моральной устойчивости, а также знания оперативной обстановки. Не каждый из нас, дежурящих в Отделе, обладал подобными качествами. Были еще менее решительные и расторопные, чем я первые свои дежурства, особенно среди ветеранов.
 
       Однажды ветеран из ВВК (военно-врачебной комиссии) полностью провалил сбор личного состава по тревоге, не разобравшись с телефонами. Отвечая на звонки сразу по двум (то ли по трём) телефонам, он перепутал трубки, положив их на другие аппараты. А потом полчаса непрерывно слушал только звонки со всех телефонов и не мог ничего понять, поскольку звонок при взятии трубки сразу срывался. В итоге он не смог оповестить ни наши части, ни специалистов Отдела. Приехавший начмед, вызванный по другим каналам, сразу обнаружил ошибку своего подчинённого и тут же снял его с дежурства за нерасторопность, заменив на кого-то из числа более рассудительных.

        С текущей работой по надводным кораблям я справлялся без особого напряжения. Здесь, в лаборатории, организация ее улучшилась. Я получил возможность напрямую выходить на начмеда флота для утверждения разрабатываемых программ обследований экипажей для корабельных врачей, уходящих на боевую службу. С ними я знакомился заранее, проводил совместное предпоходовое обследование экипажа, а по возвращении – послепоходовые наблюдения. Старался не уменьшать свой широкий объем программы, подключая к работе и лаборантов МЛПП, а также В.И. Савватеева и Л.И. Селиванову – из санэпидотряда флота.
Большинство корабельных врачей с пониманием относились к этой дополнительной для них работе. А некоторые даже заинтересовывались и продолжали её уже самостоятельно, в своих научных интересах. Таким я давал на поход и часть своей «физиологической» аппаратуры (тремометр, рефлексометр, водный динамометр, шагомер, термометры, аппарат Нестерова, укладки для сбора биожидкостей) и подробную инструкцию по проведению исследований.

       Подобные, достаточно глубокие исследования в последующие годы, уже на новых проектах кораблей и судов, позволили выявить различия в динамике адаптационных процессов у корабельных специалистов, выходящих в океанические тропики на кораблях старых и новых проектов.

       Когда приходилось заниматься обследованиями в одиночку, я работал по сокращенной программе, проводя только анкетирование, определяя сосудистую резистентность, а также отдельные показатели умственной и физической работоспособности. Фактически это было начало методологии «экспресс-диагностики», которая войдет в практику работы гражданского здравоохранения только через два десятилетия (в восьмидесятые-девяностые годы). И на её основе, при обследовании больших групп личного состава, можно было говорить в целом об уровне здоровья обследуемого коллектива. Подобную работу всемерно поощрял Н.Т. Потемкин, ценя её практическое значение для кораблей и частей флота. В своих докладах на сборах руководящего состава мед. службы флота и выше он всегда обращал на неё внимание.
 
       Алексей Сергеевич не торопил меня с выбором моей научной темы, зная об объеме собранных мною материалов и о широте направлений моих научных исследований. Честно говоря, я и сам не знал, в каком направлении двигаться. Было интересно всё – и анализ СВЧ-воздействий на организм, и все материалы по тропикам, и адаптация переселенцев в условиях Приморье, и витаминный баланс у специалистов флота, и данные по элеутерококку... По СВЧ у меня была собрана уже почти вся открытая литература, однако было неясно, как подойти к оценке электромагнитных воздействий на фоне всего остального комплекса факторов на организм. Чтобы разобраться в физиологии и патологии личного состава в тропиках, мне предстояла математическая обработка всего собранного за поход материала, что приходилось делать вручную и на что уходила масса времени. Аналогичная проблема была и с адаптацией моих военных строителей. Кроме того, профессор Брехман настаивал на скорейшей обработке моих исследований по элеутерококку, надеясь включить эти материалы в свою очередную монографию.
 
       Важнее всего было заняться тропиками. Материалы были совершенно новыми, чрезвычайно актуальными и абсолютно диссертационными. Надо было выбрать узкую тему и постепенно разрабатывать её – по мере обработки материалов. Я же пошёл по иному пути, решив разобраться с СВЧ-излучением, проанализировав всю собранную литературу. На это ушло несколько месяцев, и всё завершилось написанием развёрнутого литературного обзора, который с тоской напечатала Валентина Сергеевна. Потом начались мои послепоходовые пневмонии, и работа затормозилась.

      

Продолжение следует.